одили  они на меня  такого,  как в  его чтении.
Читал он однажды у меня, в большом собрании, свою "Женитьбу" в 1834 или 1835
году. Когда  дошло дело до любовного объяснения  у  жениха с  невестою  -- в
которой церкви вы были в прошлое воскресенье? Какой цветок больше любите? --
прерываемого  троекратным молчанием, он  так выражал  это молчание,  так оно
показывалось  на  его лице и  в глазах,  что все  слушатели a  la  lettre  *
покатывались со смеху и долго не могли притти в себя, а он,  как ни в чем не
бывало, молчал и поводил только  глазами..." ("Русский архив", 1865,  No  7,
стр. 891--892).
     * Буквально.

     62 (Стр. 93) Здесь, в доме С. Т. Аксакова, состоялась первая
встреча Белинского  с  Гоголем.  Познакомились ли  они лично в это  время --
неизвестно. Хотя трудно предположить, чтобы Белинский пренебрег возможностью
познакомиться  с молодым писателем, творчество которого он  успел уже высоко
оценить.
     63  (Стр.  94)  Первое  представление  "Ревизора"  в  Москве
состоялось 25 мая 1836 г. на сцене Малого театра.
     Чрезвычайно  взволнованный  общественными  толками  вокруг  "Ревизора",
Гоголь отказался  от ранее им  же самим  предложенного  участия в постановке
комедии  в  Москве. 21  февраля  1836  г. он  сообщал  Погодину,  что  текст
"Ревизора" пересылать не  будет, "ибо  актеры ежели прочтут без меня, то уже
трудно будет переучить их на мой лад. Думаю быть, если не в апреле, то в мае
в Москве"  (Письма,  т.  I,  стр. 365). Однако  обстоятельства, связанные  с
постановкой комедии в Петербурге,  побудили  Гоголя решительно отказаться от
своего первоначального  плана. Мотивируя свой отказ от  поездки в Москву, он
писал  М.  С. Щепкину  29 апреля 1836  г.: "...я такое получил отвращение  к
театру, что одна  мысль о тех приятностях, которые  готовятся для меня еще и
на московском театре, в силе удержать поездку в Москву и попытку хлопотать о
чем-либо... Мочи нет! Делайте что  хотите  с  моею  пьесою,  но  я  не стану
хлопотать о  ней" (Письма,  т. I, стр.  368). Никакие  просьбы и  уговоры со
стороны С. Т. Аксакова и Щепкина не могли поколебать решения Гоголя. В  дело
пробовал  даже  вмешаться Пушкин.  5  мая 1836 г.  он писал жене из  Москвы:
"Пошли ты за Гоголем и прочти ему следующее: видел я актера Щепкина, который
ради  Христа просит  его  приехать в  Москву, прочесть "Ревизора". Без  него
актерам не спеться... С  моей стороны я тоже ему  советую: не надобно, чтобы
"Ревизор" упал  в Москве, где Гоголя более любят, нежели в П. Б." (Сочинения
Пушкина.  Переписка,  под  ред. и с прим. В.  И. Саитова, т. III, Спб. 1911,
стр.  309).  Гоголь,  однако, был неумолим. Он  поручил  постановку  комедии
Щепкину.  Но в  результате закулисных интриг Щепкину  пришлось отказаться от
предложения   Гоголя,   и  организация  постановки  была  передана  дирекции
московских театров, которая  отнеслась  к пьесе Гоголя с полным равнодушием.
Спектакль, впрочем, имел огромный успех. В нем принимали  участие  виднейшие
актеры  Малого  театра:  Щепкин  (городничий),  Ленский  (Хлестаков),  Орлов
(Осип),  Потанчиков  (почтмейстер) и др.  С  отчетом о московской постановке
"Ревизора"  выступил  Белинский  на  страницах  "Молвы"  (см.  "Белинский  о
Гоголе", Гослитиздат, 1949, стр. 93).
     64  (Стр.  96) В  Александрийском  театре  Хлестакова  играл
известный   водевильный   актер   Н.   О.    Дюр.   Он   исполнял   роль   в
легковесно-водевильной манере,  усердно комиковал,  стараясь  чисто внешними
приемами  вызывать смех  в  зрительном  зале, и оказался,  в  конце  концов,
неспособным раскрыть социально-обличительный смысл образа. Гоголь был крайне
недоволен  игрой  Дюра.  В  "Отрывке из  письма, написанного  автором  после
представления "Ревизора" к  одному  литератору" Гоголь отмечал: "Дюр  ни  на
волос  не  понял, что такое Хлестаков"  (Сочинения, изд. 10-е,  т. II,  стр.
285). Гоголь считал  роль  Хлестакова "главной" и  "труднейшей".  В  связи с
готовящейся  постановкой  "Ревизора"  в  Москве  писатель  обращал  внимание
Щепкина  на необходимость особенно тщательного выбора исполнителя этой роли:
"Я  не знаю, выберете ли  вы для  нее артистов. Боже сохрани <если> ее
будут  играть  с  обыкновенными  фарсами,  как   играют  хвастунов  и  повес
театральных!.. Я  сильно боюсь за  эту роль"  (Письма, т. I,  стр.  372). На
московской сцене  Хлестакова играл первоначально Ленский, а с  1838  г. -- и
Самарин.  Критические  отзывы  Белинского  об  игре  этих  исполнителей (см.
"Белинский о Гоголе", стр. 99--104) подтвердили, что опасения Гоголя не были
напрасными.
     65   (Стр.   96)   Об   этом   спектакле  см.   в
воспоминаниях Л. И. Арнольди и Н. В. Берга (наст. изд., стр. 495 и 507).
     66 (Стр. 97) Известие  о  трагической гибели Пушкина застало
Гоголя в Париже.  Он встретил А. С. Данилевского  и сказал ему: "Ты  знаешь,
как я  люблю свою мать; но если бы я  потерял даже ее, я  не мог бы быть так
огорчен, как теперь: Пушкин в этом мире не существует больше" (В, И. Шенрок,
"Материалы  для  биографии Гоголя",  т. III, стр.  166).  Потрясенный  горем
Гоголь писал  П.  А.  Плетневу 16  марта 1837  г.  из Рима:  "Что месяц, что
неделя, то  новая утрата; но  никакой  вести хуже  нельзя  было  получить из
России.  Все  наслаждение  моей жизни, все мое  высшее  наслаждение  исчезло
вместе  с ним. Ничего не предпринимал я  без его совета. Ни одна  строка  не
писалась без того,  чтобы я  не воображал его пред собою. Что скажет он, что
заметит он, чему  посмеется,  чему  изречет неразрушимое  и вечное одобрение
свое -- вот  что меня только  занимало и одушевляло мои силы..." (Письма, т.
I,  стр. 432.  См. там  же  письма -- к Погодину от  30  марта  1837  г.,  к
Прокоповичу от 30 марта 1837 г., к Жуковскому от 18 апреля и 30 октября 1837
г.).
     67 (Стр. 98) О своих встречах с Гоголем за  границей Погодин
рассказывает в своих воспоминаниях "О жизни в Риме  с  Гоголем и Шевыревым в
1839  г."  ("Русский архив",  1865, No  7,  стр. 887--895).  См.  также:  М.
Погодин, "Год в чужих краях. Дорожный дневник" (М. 1844).
     68 (Стр.  98) Машенька -- М. Г. Карташевская, племянница  С.
Т. Аксакова и близкая приятельница его старшей дочери.
     69 (Стр. 100) Миша -- младший сын С. Т. Аксакова.
     70 (Стр. 103) В рукописи явная описка: "30-го ноября".
     71 (Стр. 105) Вл. Ив. Панаев  -- дядя  писателя и мемуариста
И.  И.  Панаева.  В   1830--1831  гг.  В.  И.  Панаев  был  непосредственным
начальником Гоголя по службе в департаменте уделов  и,  судя по дошедшим  до
нас документам, оказывал ему покровительство (см. "Н. В. Гоголь. Материалы и
исследования", I, 1936, стр. 295--300). В. И. Панаев впоследствии дослужился
до  крупных  административных   чинов.  Одновременно   он  пробовал  сделать
литературную карьеру,  сочиняя  старомодные  сентиментальные идиллии. В.  И.
Панаев был человеком реакционных убеждений и крайне неодобрительно относился
к  сатирическим произведениям своего бывшего подчиненного  -- Н.  В. Гоголя.
Выразительный  портрет Панаева и характеристику  его отношения к  творчеству
Гоголя оставила в своих  воспоминаниях  Авдотья Панаева (см. "Воспоминания",
Гослитиздат, 1948, стр. 173).
     72 (Стр. 106) Марихен -- дочь С. Т. Аксакова.
     73   (Стр.  108)   "...трагедия  из  истории  Запорожья"  --
незаконченная и  сожженная историческая трагедия Гоголя из украинской  жизни
-- "Выбритый ус", которую он  начал  писать в 1839  г., во время  работы над
второй редакцией  "Тараса  Бульбы". Именно  об этой  пьесе Гоголь сообщал 10
августа  1839 г. Шевыреву из Вены: "Труд  мой, который я  начал,  не идет; а
чувствую,  вещь  может быть славная" (Письма, т. I,  стр. 620).  Гоголь  был
необычайно  увлечен сюжетом  новой пьесы.  Он с радостью погружался в  столь
любимую им героическую историю Запорожской Сечи (см. письмо к Погодину от 17
октября 1840 г. -- Письма, т. II, стр. 80). Литератор В.  А. Панов, которому
Гоголь читал в ноябре 1840 г.  в Риме начало трагедии, поделился в  письме к
С.  Т.  Аксакову  своими  впечатлениями о  ней:  "Действие в  Малороссии.  В
нескольких  сценах,  которые  он уже написал и прочел  мне, есть  одно  лицо
комическое, которое,  выражаясь  не столько  в  действии,  сколько в словах,
теперь уже  совершенство" (Барсуков, "Жизнь и труды Погодина",  т.  V,  стр.
369).  Об обстоятельствах сожжения трагедии см. в воспоминаниях Ф. В. Чижова
(наст. изд.,  стр.  229). Сохранившиеся небольшие отрывки  из  этой трагедии
были  впервые опубликованы  П. А. Кулишом ("Заметки и  наброски Н. В. Гоголя
для драмы из Украинской истории", "Основа", 1861, No 1, "тр.  116--120). См.
также  Сочинения Н. В. Гоголя,  изд. 10-е, т.  V, стр.  533--536.  Материал,
собранный  Гоголем  для  исторической  драмы,  был  им  использован  в новой
редакции "Тараса Бульбы".
     74  (Стр.  109)  Д.  Е.  Бенардаки  --  известный  откупщик,
воротила, наживший  спекулятивными  сделками  миллионное  состояние.  Гоголь
познакомился  с  ним  летом  1839  г.   в  Мариенбаде.   Аксаков  несомненно
идеализирует  характер отношений Бенардаки  к Гоголю.  Гоголь питал к  этому
человеку  интерес несколько специфический,  видя в нем источник полезной для
себя  информации.  Об  этом,  например,  свидетельствовал  Погодин:  "Гоголь
выспрашивал его  <Бенардаки> о  разных исках, и, верно,  дополнил свою
галерею  оригинальными  портретами,  которые  когда-нибудь увидим  на сцене"
("Год  в чужих  краях",  М. 1844, т.  IV,  стр.  75). Есть указание  того же
Погодина, что  Бенардаки явился  одним из  прототипов  Костанжогло: "Мы  все
гуляли вместе <в Мариенбаде>. Бенардаки, знающий Россию самым лучшим и
коротким образом, бывший на всех концах ее, рассказывал нам множество разных
вещей, которые и поступили в материалы "Мертвых душ", а характер Костанжогло
во  второй части писан в некоторых  частях прямо с  него" ("Русский  архив",
1865, No 7, стр. 895).
     75  (Стр.  109)  Калибан  --  персонаж из трагедии  Шекспира
"Буря", уродливый дикарь.
     76   (Стр.  109)  "...вторые  "Три   повести"  Павлова".  --
"Маскарад", "Демон" и "Миллион" (Спб.,  1839). Первый сборник  Н. Ф. Павлова
под  тем  же  названием  вышел  в  1835  г.  и  содержал  в  себе  следующие
произведения:  "Именины", "Аукцион"  и "Ятаган".  Эта книга  вызвала  ярость
Николая I и специальное цензурно-полицейское дознание. О ней тепло отозвался
Белинский  в  статье  "О русской  повести  и  повестях г.  Гоголя".  Критика
особенно  заинтересовала  социально-острая  повесть  "Именины",  посвященная
изображению трагической судьбы крепостного музыканта.  В дальнейшем, однако,
антикрепостнические  мотивы  в  творчестве  Павлова  почти  не  проявлялись.
Идейная позиция писателя становилась все более умеренной. В  начале 60-х гг.
он перешел в лагерь реакции.
     77  (Стр. 112) Утверждение С.  Т. Аксакова о том, что Пушкин
якобы  "не  вполне  ценил  талант  Гоголя"  --  совершенно  безосновательно.
Общеизвестные  ныне факты (например, письма и дневник Пушкина, свидетельства
многих   современников)   категорически    опровергают    это   мнение.   (О
взаимоотношениях Гоголя  и  Пушкина см.  библиографическую справку  на  стр.
596.)
     78  (Стр.  113)  Это  письмо  давно найдено.  И. С.  Аксаков
подарил  его в 1839 г.  Ф.  А. Бюллеру, одному из своих приятелей по училищу
правоведения,  который, много  лет  спустя, отдал его  в  редакцию  "Русской
старины"  для  опубликования  (1871, No 12,  стр. 681).  Текст этого  письма
воспроизведен в издании Шенрока (Письма, т. II, стр. 21).
     79 (Стр. 114) Гоголь выехал с С. Т. Аксаковым  из Петербурга
17 декабря 1839 г.
     80 (Стр. 117) В  письме к  Погодину от  23  февраля  1833 г.
Гоголь совершенно ясно объяснил причину, которая препятствует  ему завершить
работу  над  комедией  "Владимир  3-й  степени":  "...Но  вдруг остановился,
увидевши, что перо так и толкается об такие места, которые цензура ни за что
не  пропустит...  Мне  больше  ничего не остается, как выдумать  сюжет самый
невинный,  которым даже квартальный не мог бы  обидеться. Но что комедия без
правды  и злости!" (Полн.  собр.  соч.,  т. X,  стр. 262--263).  К  этому же
неосуществленному  замыслу  Гоголя  относятся  слова  Плетнева  в  письме  к
Жуковскому  от  17  февраля  1833 г.: "Его комедия  не пошла  из  головы. Он
слишком  много  хотел обнять  в ней,  встречал  беспрестанно  затруднения  в
представлении  и потому  с досады  ничего не написал" (Сочинения и переписка
Плетнева, т. III, стр. 528).
     81   (Стр.  118)  Подробное  описание  этого  чтения  см.  в
воспоминаниях И. И. Панаева (наст/ изд., стр. 214).
     82  (Стр.   119)  Находясь  в  затруднительном  материальном
положении,  Гоголь искал товарища, с которым можно было бы поделить дорожные
издержки.  С  этой  целью  он  даже  опубликовал специальное  "Объявление  о
выезде":  "Некто,  не имеющий собственного экипажа, ищет попутчика до  Вены,
имеющего  собственный экипаж, на  половинных  издержках: на Девичьем поле, в
доме  проф.  Погодина;  спросить  Николая  Васильевича Гоголя"  ("Московские
ведомости", 1840, No  28; "Прибавления", No 90, стр. 426). Ср. сохранившийся
черновой вариант этого объявления: Сочинения Н. В. Гоголя, изд. 10-е, т. VI,
стр. 454.
     83  (Стр. 120) Во  всех изданиях воспоминаний С. Т. Аксакова
здесь называется И. С. Тургенев. В. Вересаев первым высказал сомнение в том,
присутствовал ли  на этих именинах И. С. Тургенев. Свое сомнение В. Вересаев
обосновывал  ссылкой на  то,  что  Тургенев  ничего об  этой  знаменательной
встрече  не  рассказывает  в  своих  воспоминаниях  о Гоголе  и  Лермонтове:
"Невероятно предположить, чтоб Тургенев забыл о празднике,  проведенном им с
Гоголем в среде интимных его друзей, и о чтении Лермонтовым "Мцыри" ("Гоголь
в жизни", "Academia", M.--Л. 1933, стр. 239).
     И. С.  Тургенев,  действительно, не мог присутствовать 9 мая 1840 г. на
именинах Гоголя  в Москве, потому что с  января  1840 по сентябрь 1841 г. он
был  за  границей.  Присутствовал  же  на  именинах  А.  И.  Тургенев.   Это
подтверждается  недавно  опубликованной  записью из  его  дневника:  "9  мая
<1840>.  К  Свербеевой.  С ней  у крыльца.  Там  и  Павлов.  Оттуда  к
Лермонтову, не застал, домой и к Гоголю на Девичьем поле у Погодина: там уже
la  jeune Russie <молодая Россия> съехалась: это  напомнило мне и  наш
поддевиченский Арзамас при  Павле I. Мы пошли в  сад обедать. Стол  накрыт в
саду:      Лермонт<ов>,     к,     Вязем<ский>,     Баратынский,
Сверб<еевы>, Хомяков, Самарин,  актер Щепкин,  Орлов, Попов, Хотяева и
пр. Глинки; веселый обед... В 9 час. разъехались. Приехал и Чаадаев. Я домой
и опять к Павлов<у>,  кот<орый> ошибкой приглашен не был..." (Э.
Герштейн,  "Дуэль  Лермонтова  с  Барантом", "Литературное  наследство",  No
45--46. М. Ю. Лермонтов, II, 1948, стр. 419-420).
     Повод  для  недоразумения  дала  сама рукопись  С. Т.  Аксакова.  В ней
первоначально назывался А. И. Тургенев. Но затем первый инициал был ошибочно
зачеркнут,  а сверху,  после "И", карандашом вписано  "С". Так вместо А.  И.
Тургенева появился И. С. Тургенев.
     84 (Стр. 120) До недавнего времени считалось, что 9 мая 1840
г.  состоялась  единственная  встреча  двух  великих  русских  писателей  --
Лермонтова  и Гоголя. Между тем в дневнике А.  И. Тургенева упоминается  еще
одна встреча, происходившая  на другой день  у Е.  А. Свербеевой. "10 мая...
Вечер  у Сверб<еевой> с гр.  Зубовой. Павлова: подарил  ей лиру. Очень
довольна. Лермонтов и Гоголь. До  2 часов..." ("Литературное наследство", No
45--46,  II,  1948, стр. 420). Это  --  единственное  скупое свидетельство о
неизвестном до сих пор эпизоде в биографии Гоголя и Лермонтова.
     85  (Стр.   121)   Это  предположение  Аксакова   совершенно
неправильно.  Длительное пребывание Гоголя за  границей объяснялось вовсе не
тем, что он "не довольно любит Россию".  Гоголь горячо любил свою родину. Но
Россия  чиновничья,  крепостническая приносила ему невыразимые страдания. Он
почувствовал это  особенно остро после выхода  в  свет  "Ревизора". Яростные
нападки на Гоголя той части русского общества,  против которой была обращена
комедия,  вызвала  в  нем болезненную  реакцию.  Почувствовав себя одиноким,
всеми, как ему  казалось, покинутым ("Все против меня", -- писал он), Гоголь
уехал  за границу.  Но уже первые его  письма  из-за  границы полны глубокой
тоски по родине. 22 сентября 1836 г. Гоголь пишет Погодину из Женевы; "...на
Руси  есть  такая изрядная коллекция гадких  рож, что невтерпеж мне пришлось
глядеть на них. Даже теперь  плевать  хочется, когда об них  вспомню. Теперь
передо мною чужбина, вокруг меня чужбина; но  в  сердце  моем  Русь, -- одна
только  прекрасная Русь..." (Письма,  т.  I, стр. 396).  Гоголя звали домой,
упрашивали вернуться,  но  чувство  любви  к  родине  было отравлено  у него
сознанием властвующей  там несправедливости, сознанием  невозможности писать
там "с правдой и злостью". И он принимает решение: не возвращаться. Он пишет
в следующем письме Погодину: "Ехать, выносить надменную гордость безмозглого
класса людей, которые будут передо мною дуться и даже мне пакостить, -- нет,
слуга покорный! (там же,  стр. 435). С подобными настроениями мы встречаемся
во  многих  письмах  Гоголя:  гневные воспоминания  о  "гадких  рожах",  или
"презренной черни", или "благородном нашем аристократстве", при  одной мысли
о    котором    "сердце...    содрогается",   неизменно    переплетаются   с
трогательно-нежными чувствами к родной русской земле. Нельзя  не вспомнить в
этой связи одно характерное замечание Анненкова, близко наблюдавшего  Гоголя
за  границей летом  1841 г.:  "Вообще  мысль  о России  была в  то  время...
живейшей частью его существования" (наст. изд., стр. 288).
     Гоголь  писал,  что  ничто  на  чужбине  не  может  вдохновить его  как
художника: "Ни одной  строки не мог посвятить я чуждому. Непреодолимою цепью
прикован я  к своему...  И я  ли  после этого могу не любить своей  отчизны"
(Письма,  т. I, стр.  435).  Искренность  этих  взволнованных  строк  Гоголя
подтверждается  всеми  его  художественными   произведениями,   проникнутыми
могучим  патриотическим  чувством.  Все это  наглядно  опровергает ошибочное
утверждение С. Т. Аксакова.
     86 (Стр. 122) К этому месту в рукописи воспоминаний Аксакова
дана  сноска:  "Все  письма Гоголя  не  только списаны с  точностью, но даже
скопированы".  Это,  однако, не соответствует действительности. Тексты писем
Гоголя воспроизведены переписчиком Аксакова неисправно. В настоящем  издании
письма сверены и исправлены в большинстве своем по автографам Гоголя.
     87 (Стр.  123) "Песни русского  народа" И. П.  Сахарова  (ч.
1--5, 1838--1839).
     88 (Стр.  126) Речь  идет  о сборниках  народных  украинских
песен,  собранных и изданных М. А.  Максимовичем: "Малороссийские песни" (М.
1827), "Украинские народные  песни",  ч. 1  (М.  1834),  "Голоса  украинских
песен" (1834).
     Гоголь был знатоком и собирателем народной  песни. "Моя радость,  жизнь
моя! песни! Как я вас  люблю! -- писал  он в  1833  г.  своему  другу М.  А.
Максимовичу,  --  ...я не могу жить  без  песен. Вы не понимаете, какая  это
мука" (Полное собр. соч., т. X,  стр. 287). Еще в юношеские годы пробудилась
у  Гоголя  страсть  к  собиранию  памятников  народного  творчества.  Будучи
учеником Нежинской  гимназии,  он  завел  у  себя  специальную  тетрадь  под
названием  "Книга  всякой  всячины, или Подручная энциклопедия",  в  которую
записывал услышанные где-либо народные песни. К середине 30-х годов у Гоголя
образовалось  большое  собрание произведений народного творчества, в котором
было немало песен, совершенно неизвестных специалистам-этнографам. Намерение
Гоголя  издать  это  собрание  совместно  с  М.  А.  Максимовичем  не   было
осуществлено (см. "Песни, собранные Н. В. Г