изии  вместо
ушедшего на повышение и получившего звание генерала Яманова,  - обеспечьте к
утру явку  всех  командиров батальонов и рот.  А потом  вместе составим план
боя.
     Утром  Владимирский и Кустов вместе со всеми комбатами  и ротными,  кто
должен был участвовать в операции, вышли на рекогносцировку.
     - Прежде чем Мценск штурмовать, надо сначала эту высоту взять, - сказал
подполковник Владимирский, посмотрев в бинокль.
     Было тихо, немцы  не стреляли,  хотя  на  рекогносцировку вышла большая
группа командиров, и был риск попасть под артобстрел.
     - Три  ряда  проволоки, две  линии  траншей,  -  сказал  майор  Кустов,
посмотрев в бинокль. - Данные разведки видны и отсюда. Наверняка есть минные
поля. Да и сама высота - до нее еще километра два, если не больше. Там у них
не  менее двух  батальонов,  если  не полк.  Подступы,  конечно, пристреляны
артиллерией из-за Зуши.
     Майор  Шапошников,  который только  вышел из  госпиталя и получил новое
назначение,  по  просьбе  командира дивизии оставленный в  полку  на  период
операции, тоже  был  на  рекогносцировке. "Даже примерно  не  знаем, сколько
здесь у немцев пулеметов, система огня не изучена, да они ее и не проявляют,
- с  огорчением  думал Шапошников.  -  Атаковать Мценск одним  полком... Тут
нужна  полнокровная  дивизия,  да  артподготовка  часа на  четыре  из  сотни
стволов,  да авиации, лучше  штурмовиков,  надо  бы заходов  десять.  А  для
развития успеха нужен хотя бы один  свежий полк".  О танках Шапошников  и не
думал: грязь вокруг была  непролазная, а берега  Зуши столь высокие, что  до
противника они вряд ли бы и дошли. Да и где их взять, танки...
     Шапошников видел,  что подготовка  к операции  ведется энергично, новый
командир дивизии показался ему  умелым организатором,  с сильным характером,
волей и  явно с безупречной личной храбростью. Но все-таки ему казалось, что
вся операция страдает, прежде всего, переоценкой своих сил.  Главная надежда
у  нас  была на стремительность  атаки и пулеметы.  Наконец,  если физически
после госпиталя Шапошников вполне отдохнул и набрался сил, то психологически
он  был не готов к новому кровопролитию. После всего  пережитого, особенно в
январских и февральских боях,  когда  дивизия  теряла в  бессмысленных  боях
тысячи  людей  убитыми  и  искалеченными,  любое наступление  сейчас,  после
серьезного отдыха и тщательной подготовки казалось Шапошникову авантюрой.
     Когда  рекогносцировка  была  закончена  и  все  собрались  уходить  из
траншеи,  гитлеровцы  внезапно открыли  беглый  минометный огонь.  Убит  был
только один командир минометной роты, молодой красивый парень. Ему  оторвало
ногу, и он быстро умер от болевого шока на глазах у всех. Смерть эта, хотя и
была не  в диковинку,  потрясла своей  обнаженностью  и  нелепостью.  Каждый
подумал:  "А ведь на его месте мог бы быть  и я", -  и каждый подумал: "Не к
добру эта смерть".
     Когда в штабе дивизии работали над планом боя, Шапошников почувствовал,
что  до  сих  пор у всех не выходит  из головы  этот случай.  В  штабе  все,
подавленные  случившимся, говорили между собой скованно и мало. Потом  стало
известно, что к немцам от штаба армии улетел на самолете  наш летчик, он мог
знать  о плане операции. Наконец, выяснилось,  что Владимирский потерял план
операции,  когда  ездил  на  рекогносцировку, а  с передовой к  немцам  ушел
перебежчик, который тоже  мог  знать о  готовящемся наступлении. Но отменять
операцию было нельзя.
     Командир батальона старший лейтенант Максим  Настеко вывел свои роты на
исходный  рубеж  в  ночь  на  29 апреля.  Люди  были  хорошо  накормлены  и,
разговаривая с бойцами,  Настеко  убедился,  что  настроение у всех  боевое.
Особые  надежды  он возлагал  на  первую роту лейтенанта Степового, где один
взвод из добровольцев был вооружен автоматами ППД.
     Солнце  в  день  наступления  встало  какое-то  особенное  -  огромное,
красное, и теперь  Настеко с сомнением  думал, как  пойдет  бой,  если будет
тепло. Зима была затяжная,  но  в ложбинках, оврагах уже стояла вода, хотя и
подмерзшая за ночь.
     "Лучше  бы  все-таки  в  шинелях  идти, -  думал  Настеко,  -  Жарко  в
полушубках, и неудобно". Он вглядывался в бинокль в оборону немцев, там было
тихо. Хотелось верить, что они не  ждут  наступления и хотя бы в начале  боя
можно будет использовать внезапность.
     Задача,  поставленная  батальону,  была  отработана,  взаимодействие  с
артиллерией тоже, все, не только  взводные, но  и каждый боец, знали, кому и
что  делать. Батальон  хорошо был  укомплектован  пулеметами  -  шестнадцать
станковых и тридцать два ручных, боеприпасов достаточно, люди несколько дней
тренировались  до седьмого пота, так  что  стремительность  атаки  должна бы
получиться.
     В 5.  30 начала  работать наша  артиллерия. Старший лейтенант Настеко с
удовлетворением всматривался в  высоту, на которой то и дело вставали черные
разрывы. Ровно в 6 часов утра он дал сигнал к атаке - зеленую ракету.
     С  НП батальона ему хорошо  было  видно,  как дружно  поднялись  роты в
атаку.  Метров пятьсот  люди  шли в  рост, и  когда противник открыл плотный
пулеметный  огонь,  то все равно бойцы, хотя  и медленней,  перебежками,  но
продвигались вперед.
     Приданные батальону два легких танка  загорелись в первые же минуты, не
дойдя  даже до проволочных  заграждений,  но  Настеко  видел, как  его бойцы
обходят танки и упрямо идут вперед, падая, но все же идут.
     Позвонил командир дивизии подполковник Владимирский:
     - Как там у вас?
     -  Нормально.  Сейчас была заминка  перед колючей  проволокой, проходов
сделано мало,  но  перешли.  Полушубки  бросали  на проволоку.  Батальон  на
высоте, вижу хорошо! - доложил старший лейтенант Настеко.
     - Идем к тебе на НП! - услышал в трубке Настеко.
     Он хотел начать  передвижение к  высоте, но если  идет  начальство,  то
придется остаться. Связные  от  ротных, прибежавшие на НП,  хрипло дышавшие,
бледные, докладывали, что роты на высоте, но потери очень большие.
     Подполковник Владимирский со своего НП  видел, что  все  три  батальона
сразу пошли хорошо, зацепились за высоту. Генерал  Жмаченко, командующий 3-й
армией, наблюдавший за ходом боя сзади, со своего НП, тоже все видел и  даже
похвалил.  Но  скоро из-за  дыма от разрывов ход  боя почти  не стало видно,
прервалась  и связь, и  Владимирский начал беспокоиться: в самое критическое
время он упускал управление.
     -  Ну,  что  там  у тебя?  -  снова позвонил  Владимирскому командующий
армией.
     Владимирский доложил, и, приняв решение, сказал:
     - Иду с Гордиенко в батальоны.
     Старший лейтенант Настеко увидел группу конных, подъезжавших  с  тыла и
подумал: "Эх, не вовремя начальство". Немцы только что начали артналет на НП
батальона.
     С  визгом  рвались  снаряды, разбрызгивая  грязь, а конные уже  были  в
нескольких шагах. Настеко сам побежал навстречу, махая им руками:
     - Давайте в овраг, товарищ командир! Накроют!
     Подполковники  Владимирский   и   Гордиенко,  только  что   назначенный
командиром 771-го полка вместо Наумова, а с ними и  несколько человек бойцов
едва успели  укрыться в овраге, как на месте, где они спешились, разорвалось
несколько снарядов.
     Они  благополучно преодолели несколько  сот метров до  подножия высоты.
Там  было относительно  тихо. Замкомбата  лейтенант Андрей Серган, увидевший
начальство,  доложил о  обстановке. От немцев  то  и  дело  летели мины,  но
чувствовалось, что это беспокоящий огонь, а не артналет.
     - Докладывайте обстановку! - приказал Владимирский Настеко.
     - Батальон на высоте, под сильным обстрелом, занимает круговую оборону.
     -  Потеряли  управление, старший лейтенант?  - зло спросил подполковник
Владимирский.
     - Никак нет, товарищ подполковник, хотя связь и только через посыльных,
управление есть.
     - Тогда почему не наступаете?
     -  Потери  большие. Взводами  некому  командовать.  Политруки  Жуков  и
Артельников убиты в начале атаки, Сыроваткин, комиссар батальона, тоже убит.
И соседей я не чувствую! А немцы уже второй раз контратакуют.
     Он хотел еще  сказать, что наступать дальше  сейчас вообще бесполезно и
губительно, но по глазам комдива понял, что говорить это ему сейчас не  надо
ни в коем случае.
     - Минут пятнадцать, как отбили вторую контратаку, силой до роты. Соседа
тоже атаковали.
     Владимирский, оглядевшись по сторонам, нахмурился: тут и там группами и
поодиночке лежали тела убитых, несколько десятков. В глубокой воронке сидели
несколько раненых,  еще человек десять вокруг  них перевязывали  друг друга.
Уцелевшие бойцы батальона Настеко, видно было человек около ста, окапывались
лежа.  Захваченные немецкие окопы для обороны фронтом на  запад не годились.
Убитых гитлеровцев  тоже было порядочно, Владимирский, когда шел по траншее,
то и дело переступал через трупы.
     С высоты Мценск был виден хорошо.
     "Один рывок остался!" - с досадой подумал Владимирский.
     - Товарищ подполковник, -  Настеко  подошел к командиру дивизии, - двое
командиров рот убиты, семеро взводных.
     -  Так  назначайте  сержантов  командирами  взводов!  -  повысил  голос
Владимирский.
     Все,    что   происходило   сейчас   в    батальоне,    казалось    ему
неорганизованностью, безалаберностью, в эти минуты он  словно чувствовал  на
себе укоряющий взгляд командующего.
     - Наведите  в  батальоне  наконец-то  порядок!  - едва  сдерживая гнев,
приказал Владимирский комбату Настеко.
     Старший лейтенант Настеко,  молодой, очень худой, с  маленькими мягкими
глазами, козырнул и побежал в цепь.
     Владимирский,  подумав  немного,  пошел  на   другой  фланг  батальона.
Спрашивая у окапывавшихся бойцов,  кто  у  них  командир взвода, он  слышал:
"Убит...", "Ранен...", и  если  боец был  сержантом,  тут  же  назначал  его
командиром  взвода  и  шел  к следующей группе.  Одного  младшего лейтенанта
подполковник  Владимирский  назначил командиром роты,  приказал обойти  всех
своих людей и готовиться к атаке.
     Когда он вернулся  на то  место, откуда пошел  в цепи,  туда только что
подошли Настеко и подполковник Гордиенко. Тут же  был и начальник артиллерии
дивизии подполковник Трушников.
     -  Более-менее  стал  порядок, -  сказал Гордиенко,  -  Пульрота вполне
боеспособна, поставил ее прикрывать атаку первой роты на мост.
     - Так, хорошо.. Кто командир первой роты?, - спросил Владимирский.
     -  Назначил  лейтенанта   Степового,  у  него  же  взвод  автоматчиков.
Лейтенант  Земсков  командует автоматчиками,  -  ответил  старший  лейтенант
Настеко.
     - У вас есть связь с артполком? - спросил Владимирский Трушникова.
     - Есть, - кивнул он на сидевшего на корточках телефониста с аппаратом.
     Владимирский посмотрел на часы.
     - Вызывайте огонь через тридцать минут,  а вы, - Владимирский посмотрел
на  Настеко,  -  готовьтесь к атаке.  Первая рота  атакует мост, пулеметчики
прикрывают. И сразу поднимайтесь  к городу. Связь с соседом  есть? - спросил
он у Гордиенко.
     - Сейчас только с батальоном Двойнина.
     - Дайте его.
     Старший лейтенант Двойнин, батальон  которого захватил  северные склоны
высоты на первом фланге наступления, сам был ранен, но батальон не оставил.
     -  Сколько у вас сейчас людей  в батальоне? - спросил  его подполковник
Владимирский.
     -  Человек двести  пятьдесят, не считая минометной батареи и пулеметной
роты, - ответил Двойнин.
     - Через  пятнадцать минут по  зеленой  ракете поднимайте батальон. Зушу
перейдете вброд, тут она неглубокая, и стремительно поднимайтесь в гору.
     В  третий  батальон подполковник  Владимирский  отправил  посыльного  с
запиской.
     - Дай майора Кустова, - спросил он телефониста.
     - Кустов? - слышно было плохо, в трубке что-то трещало, - Слышишь меня?
Попроси  у командующего  залп "катюшами"  по окраине Мценска, в район моста.
Скажи, чтобы как можно быстрее.
     - Он говорит, что снарядов осталось всего  на  один залп.  Оставили  на
случай контратаки немцев. Не даст он "катюш", - скоро ответил Кустов.
     - Как соседи? Начали продвижение? - спросил его Владимирский.
     - Только наобещали. Ни с места. Раз сунулись было, получили  по носу  и
теперь сидят. Ни черта они не помогут!
     -  Пошли  к  нам сюда  трофейную  команду, пусть  соберет все оружие. И
немедленно раздавай оружие пополнению и хотя бы повзводно направляй к нам, -
приказал Владимирский.
     - Так я  уже направил  лейтенанта Тельнова, вся его команда работает по
сбору оружия, - ответил Кустов.
     Владимирский  горько  усмехнулся:  "Прежде  чем  прислать   пополнение,
сначала приходится собирать для него оружие убитых...".
     В оставшееся до начала атаки время он успел побывать в пулеметной роте,
у минометчиков, которые на себе притащили и минометы, и ящики с боеприпасами
за три километра.  Минометы были установлены и возле них сидели  бледные  от
напряжения бойцы, ожидая приказа на открытие огня.
     Подполковник  Владимирский  еще  несколько  минут тщательно  осматривал
Мценск. Траншеи,  блиндажи,  дзоты в бинокль  видны были хорошо, казалось  -
рукой подать. Он  разглядел даже лица  немецких солдат, многие из них нервно
курили, вглядываясь в позиции противника.
     "Ждут нашей атаки", - понял Владимирский.  Он прогонял  от себя тяжелые
мысли  и плохие предчувствия, - "Все будет нормально, немцев здесь  не так и
много".
     Увидев,  как  на  взятую  высоту  перед   Мценском  закатывают   четыре
сорокапятки, Владимирский посмотрел на часы: "Не успеют, пять минут осталось
до начала артналета".
     Он понимал, что  все, что он делал в последние час-два, это в  принципе
не его  работа.  И назначать взводных,  и готовить  людей к  атаке - все это
должен  делать  командир батальона,  а  не дивизии.  По складу  характера  и
мышления штабист, подполковник  кого-нибудь другого на его месте обругал бы,
но война есть война, бывало в его жизни и не такое.
     В боях летом 41-го, когда он работал помощником начальника оперативного
отдела  5-й армии,  а  потом  в окружении под  Киевом  в  сентябре, пришлось
столько повидать и побывать в таких ситуациях, что личное  участие командира
дивизии в бою батальона или роты считалось, чуть ли не нормой. С осени 41-го
порядка  в армии прибавилось, воевать стали грамотнее, но сейчас, успокаивал
себя Владимирский,  такая  ситуация,  что  его  нахождение в полку и  даже в
батальоне необходимо.  Да и что сейчас делать на КП дивизии, откуда мало что
видно... А руководить  боем по  телефону, когда  связь то и дело выходит  из
строя, он не мог. Лучше действовать за комбата, но действовать, а не сидеть,
хотя и командиром дивизии.
     Он посмотрел  на часы, зарядил ракетницу, а когда стрелка часов  встала
на  цифре  10, выстрелил в воздух.  Зеленая  ракета  медленно  опускалась  с
голубого солнечного неба, в которое из воронок и горевших на окраине Мценска
домов тянулись дымы.
     Над  головой  сухо  зашелестели  снаряды. За  мостом  встало  несколько
разрывов, потом еще и еще, но уже дальше, где были немецкие окопы и дзоты.
     -  Минут  на  пять  наш артналет, не  больше,  -  сказал  Владимирскому
подполковник  Трушников, и  развел  руками,  -  а  то вечером стрелять будет
нечем.
     Владимирский  видел, как  рота,  атаковавшая мост  несколькими группами
человек по  десять-пятнадцать, быстро приближалась к  Зуше. Даже слышны были
отдаленные крики "Ура!". Поднялись цепи и в центре наступления батальона, но
не так дружно.
     Лейтенант Беззубенко, командир батареи сорокапяток, успел выкатить свои
орудия на высоту. Они даже сделали по несколько выстрелов, но до дзотов было
далеко и Беззубенко приказал катить орудия следом за пехотой.
     Политрук  батареи  Евгений  Иванов, находившийся  при одном  из орудий,
хорошо видел всю картину боя. Пехота дошла до обрыва над Зушей. Их орудие то
и  дело катилось мимо тел убитых  в  атаке наших бойцов, впереди были слышны
крики команд,  пехотинцы перебежками продвигались вперед,  но их становилось
все меньше и меньше. Раненые отползали назад, прикрываясь трупами. То и дело
в грязь вокруг со свистом шлепались мины.
     Лейтенант  Серган,  заместитель  командира   батальона,  шел  с  ротой,
атаковавшей  мост.  Он   не  помнил  тех  минут,  когда  пробежали  открытое
пространство перед мостом, не помнил, как они перемахнули мост, даже когда с
группой бойцов в сорок-пятьдесят человек взобрался по  склону и впереди была
видна метрах в трехстах окраина Мценска с высоким зданием тюрьмы, он все еще
не верил, что жив: через такой огонь и так быстро они прошли.
     Несколько  наших  автоматчиков броском вышли  к крайним домам  Мценска,
сзади подавал команды своим пулеметчикам лейтенант Земсков, и немцев впереди
было   видно  немного   -  одиночки,  группы   по   два-три  человека,   они
отстреливались  лежа  или  на  бегу.  Серган понял,  что еще немного,  нужна
какая-то  свежая сила,  хотя бы  взвод из-за Зуши или передохнуть всем минут
пять, тогда потом после броска они выйдут на улицы  Мценска, а там, главное,
зацепиться за дома, там они удержатся.
     Подполковник Владимирский видел, как фигурки наших пехотинцев поднялись
на гору, но их было немного и скоро они скрылись  из виду, зато хорошо стало
видно, как с юго-запада  к Мценску подходит колонна гитлеровских автомашин и
танков.
     -  Двадцать  машин  пехоты  и  шесть  танков,  - доложил  Владимирскому
подполковник Трушников,  - а у  меня  батареи Белякова и Бондарева  только к
высоте подходят.
     - Ставь их справа и слева от высоты, а то и ее не удержим.
     "Опять  сорвалось",  -  ругался  мысленно  Владимирский.  Ему  хотелось
верить,  что если  бы  не эта  так не  вовремя  подошедшая  колонна, то  они
все-таки зацепились  бы за окраину  Мценска.  Но  он  не  знал  еще,  что те
несколько  групп бойцов из  батальона  Настеко все равно ничего не смогли бы
сделать, даже если к немцам и не подошло бы подкрепление.
     Наступление  батальона  окончательно  захлебнулось  на  самой  окраине.
Владимирский был с Гордиенко и Трушниковым на берегу Зуши, высота, с которой
атаковал батальон Настеко, осталась сзади метрах  в пятистах, им хорошо было
видно,   как  группы  наших  пехотинцев,  отходят   от  окраины  Мценска,  а
гитлеровцы, спешившиеся с автомашин, заходят на высоту, быстро перейдя Зушу,
с обоих флангов. Впереди их цепи с одной стороны шло шесть танков.
     - Окружают, надо отходить на высоту, - сказал Трушников.
     - Вижу, - зло ответил Владимирский. - Давай ракету на отход.
     Из Мценска  по  бегущим к  Зуше  нашим  пехотинцам  гитлеровцы  открыли
минометный  огонь. Погибали те, кто  уцелел  в первой атаке на  высоту,  кто
дошел до первых улиц города, кто не погиб в контратаках. Отход под обстрелом
-  порядка всегда  мало,  и Владимирский с горечью думал, что  вот,  с таким
трудом подготовил эту атаку, с такими жертвами, но вышли на окраину Мценска,
почти  выполнили задачу, и теперь все идет насмарку и нужно хотя бы удержать
высоту...
     "Если  артиллеристы  не успеют  встать  на  позиции  - все пропало",  -
подумал  Владимирский,  скатываясь в  старую  воронку.  Она  была наполовину
заполнена талой водой, тонкий ледок по краям сразу сломался.
     - Я не могу больше бежать, оставьте меня, - с трудом переводя дыхание и
держась за сердце, сказал подполковник Трушников.
     -  Переждем  здесь,   под  заградительный   огонь   попали,  -   сказал
Владимирский.
     В  этой воронке  кроме  них оказался еще ординарец комдива,  остальные,
бежавшие с ними, залегли в соседних.
     Минут  десять  они просидели,  вжавшись в  густую грязь, прикрыв головы
руками, и все это  время вокруг то и  дело рвались тяжелые снаряды, сотрясая
землю и забрызгивая их комьями земли.
     Командиры батарей  17-го  артполка  Беляков  и  Бондарев  только-только
успели развернуть свои