.
     Вытащив  из  кармана  передника  носовой  платок,  я  завязала  в  него
черешни.
     - Насчет  платка  не  беспокойтесь. Он совсем чистый... Я еще не успела
вытереть  им  нос...  А  теперь ловите, смотрите не уроните на землю. Раз...
Два... Три...
     Старичок сосед с проворством поймал узелок.
     - Большое  спасибо,  дочь моя! - сказал он. - Только как теперь вернуть
вам платок?
     - Ничего... Пусть это будет моим подарком.
     - Ну зачем же?
     - А  почему?..  Это  даже очень хорошо... И знаете, в чем дело?.. Через
несколько  дней  я  возвращусь в пансион. А у нас там принято, чтобы девушки
на  каникулах  заводили  романы  с  молодыми  людьми и потом, когда начнутся
занятия,  рассказывали  об  этом  друг другу. У меня еще ничего подобного не
было,  и  подружки  ни во что меня не ставят. Подтрунивать надо мной открыто
они  боятся,  но за спиной, я знаю, посмеиваются. На этот раз я тоже кое-что
придумала...  Вернусь  в  пансион,  буду  ходить задумчивая, опустив голову,
точно  у  меня  заветная  тайна,  буду  грустно  улыбаться.  Девушки скажут:
"Чалыкушу,  с  тобой  что-то  стряслось!" А я им небрежно: "Да нет... Что со
мной  может случиться?.." Они, конечно, не поверят, станут допытываться. Вот
тогда   я   и   скажу:  "Ну  ладно...  Только  поклянитесь,  что  никому  не
расскажете". И сочиню какую-нибудь небылицу.
     - Ну, например...
     - Знакомство   с  вами  поможет  мне...  Я  скажу  подружкам  так:  "Мы
флиртовали  с  высоким  светловолосым  мужчиной, переглядывались с ним через
решетку  забора". Разумеется, я не скажу, что у вас седые волосы. Впрочем, в
детстве,  наверно, вы были блондином... О, я хорошо знаю своих подружек. Они
спросят:  "О  чем  же вы разговаривали?" Я отвечу, подтвердив слова клятвой:
"Он  сказал,  что  считает  меня  красивой".  Что  я  подарила  вам в платке
черешню,  рассказывать  не стоит. Скажу лучше - розу... Впрочем, нет. Розы в
платках  не  преподносятся.  Скажу  просто,  что подарила вам на память свой
платок, вот и все...
     Пять  минут  назад  мы чуть было не поссорились со старичком соседом, а
сейчас весело смеялись и на прощанье помахали даже друг другу рукой.


     Тем  же  летом  моя  страсть  лазать  по  деревьям  привела еще к одной
истории.
     Сияла  лунная  августовская  ночь. В особняке было полным-полно гостей,
среди   которых   выделялась   молодая   вдова  по  имени  Нериман,  изредка
оказывавшая  нам  честь  своим посещением. Ее визиты всегда являлись большим
событием  для  нашего  дома.  Все восхищались этой женщиной, начиная от моих
тетушек,  которым  никто  на  свете  не  нравился, кроме них самих, и кончая
глуповатыми горничными.
     Муж  Нериман  (говорили,  что  она  его  очень  любила) умер год назад.
Поэтому  вдова была всегда в черном. Но мне почему-то казалось, что, если бы
черный  цвет  не  шел  так к ее белокурой головке, траур давно бы кончился и
все эти черные одеяния были бы выброшены на свалку.
     Нериман  заигрывала  со  мной,  точно  с  собакой или кошкой. Но у меня
как-то  не  лежала  к ней душа, и отношения между нами были очень натянутые.
Все ее знаки внимания я принимала весьма холодно.
     Хотя  отношение  к  ней не изменилось и по сей день, однако я вынуждена
признать,  что  Нериман  была дьявольски красива. Больше всего меня бесило в
ней   чрезмерное   кокетство.   Только   в   обществе   женщин  она  немного
успокаивалась.  Но  стоило  появиться  какому-нибудь  мужчине,  как лицо ее,
голос,  смех,  взгляд,  -  в  общем,  все  менялось.  Словом,  моим школьным
подругам, привыкшим действовать исподтишка, было далеко до этой особы.
     Боже,  какую  безутешную  вдову  начинала  разыгрывать  Нериман,  когда
разговор  заходил  об  ее  муже,  как лицемерно причитала она: "Ах, для меня
жизнь  уже  кончилась!.."  Все  во мне переворачивалось от злости, когда она
ломала  эту  комедию,  и  я  говорила  себе:  "Погоди,  вот приглянется тебе
кто-нибудь, посмотрим, как ты будешь себя вести..."
     В  доме  у  нас  не  было сверстников Нериман. Неженка Неджмие не могла
идти  в  счет.  Тетушки  были  в летах, головы их давно поседели, они только
сплетничали о знакомых, других тем для разговоров не было.
     В таком случае, в таком случае!..
     Кажется,  я  начала  догадываться,  почему этой Нериман вдруг полюбился
наш  особняк. Очевидно, она наметила своей жертвой моего глуповатого кузена.
Чтобы  выйти  замуж?..  Не  думаю. Смеет ли вдова, которой уже под тридцать,
мечтать  о  замужестве с двадцатилетним юнцом? Какой позор! Впрочем, если бы
она  даже  и  решилась  на  подобный  поступок,  неужто  мои  хитрые тетушки
допустили б, чтобы ребенок попал в когти этого коршуна в юбке?
     В таком случае, в таком случае!..
     Да  что  там  - в таком случае. Счастливая вдовушка решила развлечься с
моим  кузеном,  пока  судьба  не  улыбнется ей и не пошлет солидного жениха,
который будет исполнять все ее прихоти.
     Я  назвала  Кямрана глуповатым, но это от злости. В действительности же
это  был  коварный  желтый скорпион, да еще из той породы, которые незаметно
подкрадываются  и  больно  жалят.  Разговаривая  с Немиран, он всегда словно
что-то недосказывал, и это не могло ускользнуть от моего внимания.
     Играла  ли я с детьми, прыгала ли через веревочку, гадала ли на картах,
лежа на полу, я всегда следила за ними.
     Мой  кузен уже был накануне того, чтобы очутиться у нее в когтях. Когда
порой  я  делала  вид,  будто  ничего  не  замечаю,  и  проходила  мимо, они
замолкали или же меняли тему разговора.
     "Пусть  делают  что  хотят,  тебе-то  что?"  -  скажете  вы. Что мне?..
Допустим,  Кямран  мой  враг,  но  все-таки  он  -  мой  кузен... Могла ли я
безразлично  относиться  к  тому, как какая-то неизвестно откуда появившаяся
особа хочет совратить его?
     О  чем я рассказывала?.. Да, итак, была лунная августовская ночь. Гости
сидели  на  веранде,  залитой  светом  большой  керосиновой лампы, - кстати,
совсем ненужным, - и весело болтали.
     Звонкий,  музыкальный  смех  Нериман раздражал меня, и поэтому я ушла в
глубь сада, под тень деревьев.
     В  самом  конце  сада,  у  забора,  отделяющего  нас от соседей, стояла
старая  развесистая  чинара.  Дерево  давно уже перестало давать плоды, но я
любила  его  за  величественный  вид,  часто  взбиралась  на него, лазила по
могучим  веткам,  где  можно было сидеть, как на диване, или даже ходить без
опаски.
     В  этот  вечер я вскарабкалась довольно высоко и примостилась на ветке.
Вдруг  до  меня  донесся  легкий  звук  шагов,  а затем приглушенный смех. Я
напрягла  зрение... И как вы думаете, что я увидела?.. Прямо к старой чинаре
шел мой кузен, а впереди него шагала счастливая вдовушка.
     Я   сразу   насторожилась,   точно  рыбак,  заметивший,  что  к  крючку
приближается  рыба.  Как  я боялась, что ветка, на которой я сижу, затрещит!
Напрасный   страх!..  Молодые  люди  были  так  заняты  самими  собой,  что,
казалось,  застучи  я на вершине дерева в барабан, они, наверно, не обратили
бы внимания.
     Нериман  шла впереди. Кямран, как невольник-араб, следовал за ней шагах
в  четырех.  Перелезть  через  забор,  чтобы  продолжать путь, они не могли,
поэтому остановились под чинарой, на которой я сидела.
     Идите,  мои милые, идите, дорогие!.. Вас ко мне послал аллах. Мы с вами
скоро  увидимся.  Я сделаю все, чтобы эта прекрасная лунная ночь запомнилась
вам навеки!
     Вдруг  совсем  рядом  застрекотал  кузнечик,  заглушая  слова,  которые
говорил  мой кузен счастливой вдовушке. Я чуть с ума не сошла от досады. Мне
хотелось  крикнуть:  "Негодяй,  чего  боишься?..  Здесь никого нет!.. Говори
громче!.."
     Мне   удалось  услышать  только  несколько  слов  Кямрана:  "Нериман...
Милая...  Ангел  мой..." Меня охватила дрожь. Ах, как я боялась выдать себя,
как я боялась, что они услышат шорох листвы!..
     Изредка   до   меня  доносились  и  слова  Нериман-ханым:  "Прошу  вас,
Кямран-бей..."
     Наконец  голоса  смолкли. Нериман осторожно подошла к забору, встала на
цыпочки,  заглянула  в  соседский  сад, словно хотела убедиться, что за ними
никто  не  наблюдает, затем обернулась к Кямрану, который, кажется, не знал,
как ему вести себя дальше.
     Вдруг  вижу:  мой  кузен  раскинул  руки и шагнул к Нериман. Сердце мое
забилось  еще  сильнее...  "Наконец-то  Кямран  образумился! - подумала я. -
Сейчас  он  залепит  пощечину  этой скверной женщине". Ах, сделай он это, я,
наверно,  заплакала бы, спрыгнула с дерева и помирилась с ним навеки. Но это
чудовище  и  не  думало  бить  Нериман.  С  неожиданной  для его тощих белых
девичьих  рук силой он схватил молодую женщину за плечи, затем за кисти рук.
Затем  короткая борьба, объятие... В лунном свете, который пробивался сквозь
густую листву чинары, мне было видно, как смешались их волосы.
     Господи,  какой  ужас!..  Какой  кошмар!..  Минуту  назад  я собиралась
сыграть  с  ними злую шутку, а сейчас меня всю трясло, я обливалась холодным
потом,  боясь,  что  они меня заметят... Как бы я хотела стать в этот момент
птицей,  взлететь в небо, раствориться в лучах луны и не видеть больше людей
этого мира!
     Хотя  я  зажимала  рот  руками, из горла у меня вырвался какой-то звук.
Очевидно,  это  был  вопль. Однако он тут же превратился в хохот, стоило мне
увидеть,  какое  действие  произвел мой крик на молодых людей. Ах, видели бы
вы испуг и растерянность этих бессовестных!..
     Несколько  минут  назад  счастливая  вдовушка  шла  сюда,  едва касаясь
ногами  земли,  скользя,  словно прозрачный лунный луч, а сейчас она мчалась
от чинары сломя голову, не разбирая дороги, натыкаясь на стволы деревьев.
     Мой  кузен  последовал  было  ее примеру, но, пробежав несколько шагов,
вдруг остановился и конфузливо поплелся назад.
     Я  продолжала  хохотать,  так  как просто не знала, что мне еще делать.
Кямран,  подобно  коварному  персонажу  из знаменитой басни "Ворона и лиса",
принялся обхаживать дерево.
     Наконец, поборов смущение и отбросив стыдливость, он обратился ко мне:
     - Феридэ, дорогая, спустись-ка пониже...
     Я перестала смеяться и серьезно спросила:
     - С какой стати?
     - Так... Хочу с тобой поговорить...
     - Нам не о чем с вами разговаривать. Не мешайте мне...
     - Феридэ, брось шутить!
     - Шутить?! Какие могут быть шутки?..
     - Ну,  это уже слишком! Если ты не хочешь спуститься вниз, тогда я могу
подняться к тебе.
     Уж  не  ослышалась  ли я? Если на дороге попадалась крохотная лужа, мой
кузен  хватался  за  голову;  а  прежде  чем решиться перепрыгнуть через эту
лужу,  он  раз  десять  примерялся, переводя взгляд с ботинок на воду. Перед
тем  как  сесть,  он пальчиками подтягивал вверх штанины. Как же тут было не
развеселиться,  услышав, что мой нежный, избалованный кузен собирается лезть
на дерево?!
     Но  в  этот  вечер  Кямран действительно озверел. Ухватившись руками за
нижний сук, он вскарабкался на него и собрался лезть еще выше.
     На  миг  я  представила, как вот сейчас, ночью, встречусь с ним лицом к
лицу  на  этом  дереве,  и  чуть не сошла с ума. Это было бы ужасно! Увидеть
вблизи  его  зеленые глаза... Да я вцепилась бы в него, и мы превратились бы
в  хищных  птиц,  бьющихся  между ветвей не на жизнь, а на смерть. Выцарапав
ему  глаза,  я непременно швырнула бы его на землю и бросилась бы сама. Но в
следующую  минуту  я  подумала, что так поступать не следует. Перегнувшись с
ветки, я приказала:
     - Стойте!.. Ни с места!..
     Кямран  не  обратил  внимания  на  мои  слова,  даже  не  удостоил меня
ответом.  Встав  ногами  на  ветку, он высматривал наверху следующее удобное
местечко.
     - Стойте!  -  решительно  повторила  я.  -  Не то будет хуже!.. Вы ведь
знаете,  что  я  -  Чалыкушу...  Деревья - это мое царство, и я не переношу,
когда кто-нибудь вторгается в него.
     - Какой странный разговор, Феридэ...
     Действительно, разговор был очень странным.
     Мне  пришлось  невольно  взять  шутливый  тон. Приготовившись лезть еще
выше, если Кямран не остановится, я сказала:
     - Вам   известно,   что  я  вас  просто  обожаю!  Поэтому  будет  очень
неприятно,  если  мне вас придется спустить с дерева. Весьма печально, когда
молодой  человек,  читавший пять минут назад любовные стишки, начинает вдруг
кричать не своим голосом: "Помогите, помогите!.."
     Слово   "помогите"  я  произнесла,  громко  смеясь  и  подражая  голосу
Кямрана.
     - Сейчас  мы  встретимся!  -  воскликнул Кямран, не обращая внимания на
мои  угрозы,  и  продолжал  карабкаться  вверх  по  веткам. Страх сделал его
смелым и проворным.
     Казалось,  мы играли на дереве в горелки. Кямран приближался, а я лезла
все  выше  и  выше,  ветви  становились  все  тоньше  и тоньше... Внезапно я
подумала,  что  можно  спрыгнуть  на  забор  и убежать. Но тогда я рисковала
сломать  себе  руку  или  ногу.  Тогда  не  мой кузен, а я сама плакала бы и
стонала.
     Однако  ни  за  что  на свете мне не хотелось встречаться с Кямраном на
дереве. Пришлось пойти на хитрость.
     - А  нельзя  ли  узнать,  -  спросила  я,  - почему это вам так хочется
поговорить со мной?
     Маневр удался. Кямран сразу же остановился и серьезно сказал:
     - Мы с тобой шутим, Феридэ, а вопрос очень серьезный. Я боюсь тебя.
     - Вот как? Чего же тебе бояться?..
     - Боюсь, будешь болтать.
     - Разве это не то, что я делаю каждый день?
     - Боюсь, что на этот раз твоя болтовня будет не совсем обычной...
     - А что чрезвычайного произошло сегодня вечером?
     Кямран  устал,  выбился  из  сил.  Не заботясь уже больше о наглаженных
брюках,  он  сел на ветку. Вид у него был подавленный, унылый, но он все еще
пытался шутить.
     Мне  не  было  жалко  Кямрана,  просто  я  не могла его больше видеть и
хотела как можно скорей остаться одна.
     - Успокойся.  Поверь  мне,  бояться  нечего. Ступай сейчас же к гостям.
Неудобно.
     - Ты даешь слово, Феридэ?.. Даешь клятву?
     - Да, и слово и клятву... Что хочешь.
     - Могу ли я верить?
     - Мне кажется, надо поверить. Я уже не ребенок.
     - Феридэ...
     - Да  и  откуда  мне  знать,  чего ты боишься? Что я могу разболтать? Я
сижу одна на дереве...
     - Не знаю, но я почему-то не верю...
     - Говорят  тебе!  Я  уже  выросла и стала совсем взрослой. Значит, надо
верить.  Ступайте,  мой  дорогой  кузен,  не  волнуйтесь, есть вещи, которые
видит   ребенок,   но   молоденькая  девушка  ничего  не  заметит.  Идите  и
успокойтесь.
     Испуг  Кямрана,  кажется, сменился удивлением, он непременно хотел меня
увидеть и упрямо тянул голову вверх.
     - Ты как-то совсем по-новому говоришь, Феридэ... - сказал он.
     Боясь,  что  мы  так  и  не  кончим  разговора,  я закричала, притворно
гневаясь:
     - Ну довольно... Будешь тянуть - возьму слово назад. Решай сам.
     Угроза  подействовала  на  Кямрана.  Медленно  и  неуверенно  ища ветки
ногами,  он  спустился с дерева и, стесняясь идти в ту сторону, куда убежала
Нериман, зашагал вниз по саду.


x x x

     После  этого  происшествия  счастливая  вдовушка перестала появляться у
нас  в  доме.  Что касается Кямрана, то, я чувствовала, он побаивается меня.
Всякий   раз,   возвращаясь   из  Стамбула,  он  привозил  мне  подарки:  то
разрисованный  японский  зонтик,  то  шелковый платок или шелковые чулки, то
туалетное  зеркало  сердечком  или  изящную  сумочку...  Все  эти безделушки
больше предназначались взрослой девушке, чем проказливой девчонке.
     В  чем  же  был  смысл  этих  подношений?  Не иначе, он хотел задобрить
Чалыкушу, зажать ей рот, чтобы она никому ничего не разболтала!
     Я  была  уже в том возрасте, когда мысль, что тебя помнят, не забывают,
доставляет  удовольствие.  Да  и  красивые  вещи мне очень нравились. Но мне
почему-то  не  хотелось,  чтобы  Кямран  или  кто-нибудь  другой знал, что я
придаю  значение  этим подаркам. Если в пыль падал мой зонтик, разукрашенный
бамбуковыми  домиками  и косоглазыми японками, я не спешила его поднимать, и
тогда одна из моих тетушек выговаривала мне:
     - Ах, Феридэ, вот как ты ценишь подарки!
     Среди  подношений  Кямрана  была  сумочка  из  мягкой  блестящей  кожи.
Невозможно  передать,  какое наслаждение мне доставляло гладить ее рукой, но
однажды  я  сделала  вид,  будто  хочу  набить ее сочными ягодами. Ну и крик
подняли мои тетушки!..
     Была  бы  я  похитрее,  то,  наверно, еще долго пользовалась бы испугом
Кямрана и выманивала у него всякие безделушки.
     Я  очень любила подаренные им вещички, но иногда мне хотелось разорвать
их,  растерзать,  швырнуть  под  ноги  и топтать, топтать в исступлении. Мое
отвращение, моя неприязнь к кузену не ослабевали.
     Если  в  прежние  годы  приближающийся  отъезд в пансион вызывал во мне
грусть,  то  на  этот  раз  я,  наоборот, с нетерпением ждала момента, когда
расстанусь со своими родственниками.
     В  первый  же воскресный день после возобновления занятий нас повели на
прогулку  к Кяатхане*. Сестры не любили долгие прогулки по улицам, но в этот
вечер мы почему-то задержались до темноты.
     ______________
     * Кяатхане - речка в название района в окрестностях Стамбула.

     Я  плелась в самом хвосте. Вдруг смотрю, вокруг никого нет. Не понимаю,
как  я  умудрилась  так  отстать  и меня никто не хватился. Сестры, наверно,
думали,  что  я,  как  обычно, иду впереди всех. Неожиданно возле меня вырос
чей-то силуэт. Присмотрелась: это Мишель.
     - Чалыкушу!  Ты?!  -  удивилась  она.  - Почему так медленно плетешься?
Почему одна?
     Я показала на свою правую ногу, перевязанную у щиколотки платком.
     - Разве ты не знаешь? Когда мы играли, я упала и разбила ногу.
     Мишель была славная девушка. Ей стало жаль меня, и она предложила:
     - Хочешь, помогу тебе?
     - Уж не собираешься ли ты предоставить в мое распоряжение свою спину?
     - Конечно,  нет.  Это  невозможно... Но я могу взять тебя под руку. Что
ты  скажешь?..  Нет,  нет,  по-другому...  Положи  мне  свою  руку на плечо.
Держись  крепче,  я  обниму  тебя  за  талию.  Так тебе будет легче. Ну как?
Меньше болит?
     Я послушалась Мишель, - действительно, идти стало легче.
     - Спасибо, Мишель, - улыбнулась я. - Ты замечательный товарищ!
     Немного погодя Мишель сказала:
     - А знаешь, Феридэ тоже влюбилась и делится с Мишель своими секретами.
     Я остановилась.
     - Ты это серьезно говоришь?
     - Ну да...
     - В таком случае отпусти меня. Немедленно!
     Я сказала это повелительным тоном командира, отдающего приказ.
     - Ах,  большая глупышка! - засмеялась Мишель, не отпуская моей талии. -
Неужели ты не понимаешь шуток?
     - Глупышка? Это почему же?
     - Неужто девочки не знают тебя?
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Да  ведь  все  знают,  что  у тебя не может быть романов. Виданное ли
дело - любовная интрижка у Чалыкушу!
     - Это почему же? Вы считаете меня некрасивой?
     - Нет.  Почему  некрасивой?  Ты  очень  даже хорошенькая. Но ты ведь...
глуповата... и неисправимо наивна.
     - Ты действительно так думаешь обо мне?
     - Не  я  одна,  все  так  думают.  Девочки  говорят:  "В любовных делах
Чалыкушу настоящая gourde..."
     В  турецком  языке  я не блистала. Но французское слово gourde мне было
знакомо:  "фляга",  "кувшин",  "баклажка",  - словом, во всех значениях вещь
мало  поэтическая.  К тому же нельзя сказать, чтобы моя плотная, приземистая
фигура  чем-то  не  напоминала  один  из  подобных сосудов. Какой ужас, если
вдобавок  к  "Чалыкушу" мне прилепят еще и прозвище "gourde"! Надо во что бы
то ни стало спасать свою честь.
     И  тут  я  положила  голову на плечо Мишель - манера, заимствованная от
моих  подруг,  -  потом,  бросив  на  нее многозначительный взгляд, печально
улыбнулась.
     - Ну что ж, можете так думать...
     Мишель остановилась и изумленно глянула на