осмелев, готова была  зацеловать,
заласкать его, и тут он вспомнил, что сейчас придет другая и что если он
не даст отпора, то лишь потеряет время и растратит  в  объятиях  старухи
тот пыл, который следовало приберечь для молодой.
   Он тихонько оттолкнул ее.
   - Послушай, успокойся!
   Она бросила на него отчаянный взгляд.
   - Ах, Жорж! Мне уж и поцеловать тебя нельзя.
   - Только не сегодня, - сказал он. - У меня болит голова, а  от  этого
мне становится хуже.
   Тогда она опять послушно села у его ног.
   - Приходи к нам завтра обедать, - сказала она. - Как бы я была рада!
   Он некоторое время колебался, но в конце концов у него не хватило ду-
ху отказать ей.
   - Хорошо, приду.
   - Спасибо, дорогой.
   Ласкаясь к нему, она медленно водила щекой по его груди до  тех  пор,
пока ее длинный черный волос не зацепился за пуговку жилета. Она это за-
метила, и тут ей пришла нелепая фантазия, одна из тех  суеверных  фанта-
зий, которые так часто заменяют женщинам разум. Она  принялась  тихонько
обматывать этот волос вокруг пуговицы. Потом другой, третий. И так  вок-
руг каждой пуговицы она обмотала по волосу.
   Сейчас он встанет и вырвет их. Он причинит ей боль, - какое  счастье!
Сам того не зная, он унесет с собой частицу ее существа, унесет с  собой
прядь ее волос, которой он, кстати сказать, никогда  у  нее  не  просил.
Этой таинственной невидимой нитью она привяжет его к себе.  Она  оставит
на нем талисман, и он невольно будет думать о ней, увидит ее  во  сне  и
завтра будет с ней ласковее.
   - Мне надо идти, - неожиданно заявил он, - меня ждут в палате к концу
заседания. Сегодня я никак не могу пропустить.
   - Ах, так скоро! - со вздохом сказала она и, покорно добавив: -  Иди,
дорогой, но только завтра непременно приходи обедать, - резким движением
подалась назад.
   На одно мгновение она почувствовала острую боль в голове, точно в ко-
жу ей вонзились иголки. Сердце у нее забилось. Она была  счастлива,  что
вытерпела эту боль ради него.
   - Прощай! - сказала она.
   Снисходительно улыбаясь, он обнял ее и холодно поцеловал в глаза.
   Но от этого прикосновения г-жа Вальтер совсем обезумела.
   - Так скоро! - снова прошептала она.
   А ее умоляющий взгляд показывал на отворенную дверь в спальню.
   Жорж отстранил ее рукой.
   - Мне надо бежать, а то я опоздаю, - с озабоченным видом  пробормотал
он.
   Тогда она протянула ему губы, но он едва коснулся их и, подав ей зон-
тик, который она чуть не забыла, сказал:
   - Идем, идем, пора, уже четвертый час.
   Она шла впереди и все повторяла:
   - Завтра в семь.
   - Завтра в семь, - подтвердил он.
   Они расстались. Она повернула направо, а он налево.
   Дю Руа дошел до внешнего бульвара. Затем неспешным шагом двинулся  по
бульвару Мальзерба. Проходя мимо кондитерской,  он  увидел  засахаренные
каштаны в хрустальной вазе. "Возьму-ка ливр для Клотильды", - подумал он
и купил этих сладостей, которые она любила до безумия. В четыре часа  он
был уже дома и поджидал свою молодую любовницу.
   Она немного опоздала, - оказалось, что к ней на неделю приехал муж.
   - Приходи к нам завтра обедать, - предложила она. -  Он  будет  очень
рад тебя видеть.
   - Нет, я обедаю у патрона. Мы заняты по горло, - у нас бездна полити-
ческих и финансовых вопросов.
   Она сняла шляпу. Затем начала расстегивать  корсаж,  который  был  ей
немного тесен.
   Он показал глазами на пакет, лежавший на камине.
   - Я принес тебе каштанов в сахаре.
   Она захлопала в ладоши:
   - Какая прелесть! Ах ты, мой милый!
   Она взяла пакет, попробовала и сказала:
   - Объедение! Боюсь, что скоро от них ничего не останется.
   Затем, бросив на Жоржа задорный и чувственный взгляд, добавила:
   - Значит, ты снисходишь ко всем моим слабостям?
   Она медленно ела каштаны и все время заглядывала в пакет, как бы  же-
лая удостовериться, что там еще чтото осталось.
   - Послушай, сядь в кресло, - сказала она, - а я примощусь у твоих ног
и буду сосать конфетки. Так мне будет очень уютно.
   Он улыбнулся, сел  и  обхватил  ее  коленями,  как  только  что  г-жу
Вальтер.
   Обращаясь к нему, Клотильда всякий раз поднимала голову.
   - Ты знаешь, мой дорогой, - с полным ртом говорила она,  -  я  видела
тебя во сне: мне снилось, будто мы с тобой едем куда-то далеко на  верб-
люде. У него два горба, и мы оба сидим верхом на горбах: ты на одном,  я
на другом, и проезжаем через пустыню... Мы взяли с собой сандвичей в бу-
маге и бутылку вина, и вот мы закусываем на горбах. Но мне скучно, пото-
му что ничем Другим заняться нельзя. Мы слишком далеко друг от Друга,  и
мне хочется сойти.
   - Мне тоже хочется сойти, - признался он.
   Се рассказ забавлял Жоржа, и он настраивал Клотильду на шутливый лад,
заставлял ее дурачиться, болтать чепуху, городить весь этот милый вздор,
который приходит на ум только влюбленным.  Детский  лепет,  который  так
раздражал его в устах г-жи Вальтер, казался ему очаровательным  в  устах
г-жи де Марель.
   Клотильда тоже называла его: "Мой дорогой, мой мальчик, мой котик". И
слова эти казались ему нежными и ласковыми. Когда же их незадолго  перед
тем произносила другая, они злили его и вызывали в нем отвращение. Слова
любви всегда одинаковы, - все зависит от того, из чьих уст они исходят.
   Но, смеясь над ее забавными выходками, Дю Руа не переставал думать  о
семидесяти тысячах франков, которые ему предстояло выиграть. И,  прикос-
нувшись пальцем к голове своей подружки, он неожиданно прервал  ее  бол-
товню:
   - Послушай, кошечка. Я хочу тебе дать поручение к твоему мужу.  Скажи
ему от моего имени, чтобы он завтра же приобрел на десять тысяч  франков
марокканского займа, - каждая его облигация стоит семьдесят два  франка.
Ручаюсь, что меньше чем через три месяца он заработает на этом  деле  от
шестидесяти до восьмидесяти тысяч франков. Внуши ему,  чтобы  он  никому
про это не говорил. Передай ему от моего имени, что экспедиция в  Танжер
решена и что французское правительство обеспечит марокканский  заем.  Но
больше никому ни полслова. Я доверяю тебе государственную тайну.
   Клотильда выслушала его внимательно.
   - Спасибо, - прошептала она, - Сегодня же вечером поговорю  с  мужем.
Ты вполне можешь на него положиться, - он не  проболтается.  Он  человек
надежный. Ему доверять не опасно.
   С каштанами Клотильда покончила. Она скомкала пакет и бросила  его  в
камин.
   - А теперь в постельку, - сказала она и, не вставая со скамейки, при-
нялась расстегивать ему жилет.
   Потом вдруг наклонилась и двумя пальцами вытащила  из  петли  длинный
волос.
   - Смотри! - сказала она со смехом. - На тебе волос  Мадлены.  Вот  уж
верный супруг!
   Внезапно она нахмурилась и начала пристально разглядывать  на  ладони
чуть заметную нить.
   - Нет, это не Мадлены, он черный, - прошептала она.
   Жорж усмехнулся:
   - Наверно, горничной.
   Но Клотильда, точно сыщик, продолжала изучать жилет: нашла другой во-
лос, обмотанный вокруг пуговицы, потом третий. Она побледнела  и  слегка
вздрогнула.
   - А-а! - воскликнула она. - Ты спал с женщиной, и она  обмотала  свои
волосы вокруг твоих пуговиц!
   Жорж был поражен.
   - Да нет же. Ты с ума сошла, - а бормотал он.
   Но тут он вспомнил про г-жу Вальтер, понял все, сначала  смутился,  а
затем начал отрицать со смехом, ибо в глубине души не был в претензии на
Клотильду за то, что она подозревает его в волокитстве.
   Она продолжала искать и все находила волосы, быстро разматывала их  и
швыряла на ковер.
   Инстинкт опытной женщины подсказал ей, в чем тут дело, и она пришла в
ярость.
   - Она тебя любит... - чуть не  плача  от  бешенства,  повторяла  Кло-
тильда. - И ей хотелось, чтобы ты унес какую-то частицу ее самой...  Из-
менник!
   Неожиданно у нее вырвался пронзительный злорадный крик:
   - А! А! Да это старуха... Вот седой волос... А-а, так ты  перешел  на
старух... Они тебе платят?.. Скажи, они тебе платят?.. А-а, так ты пута-
ешься со старухами! Значит, я тебе больше не нужна?.. Ну  и  милуйся  со
старухой...
   Она вскочила и, схватив со стула корсаж, быстро начала одеваться.
   Жорж пытался удержать ее.
   - Да нет же, Кло... - сконфуженно бормотал он. -  Не  говори  глупос-
тей... Я сам не могу понять... Послушай,  останься...  да  ну,  останься
же!..
   - Милуйся со своей старухой... милуйся со своей старухой... -  повто-
ряла она. - Закажи себе кольцо из ее волос... из ее седых волос... У те-
бя их достаточно...
   Она быстро, проворно оделась, надела шляпу, опустила вуаль.  Он  было
потянулся к ней, но она со всего размаху влепила ему пощечину и, не  дав
опомниться, отворила дверь и вылетела из комнаты.
   Как только он остался один, в нем поднялась бешеная злоба на эту ста-
рую хрычовку, мамашу Вальтер. Теперь уж он  пошлет  ее  куда-нибудь  по-
дальше, без всяких церемоний.
   Щека у него горела, и он смочил ее водой. Затем, обдумывая план  мес-
ти, вышел на улицу. Этого он ей не простит. Ни за что не простит!
   Гуляя по бульвару, он остановился перед витриной ювелирного магазина,
в которой был выставлен хронометр, - Дю Руа давно хотелось  купить  его,
но он стоил тысячу восемьсот франков.
   Вдруг у него радостно забилось сердце: "Выиграю семьдесят тысяч, тог-
да и куплю". И он стал мечтать о том, что он сделает  на  эти  семьдесят
тысяч франков.
   Прежде всего станет депутатом. Потом купит  хронометр,  потом  начнет
играть на бирже, потом... потом...
   Идти в редакцию ему не хотелось; решив сперва переговорить  с  Мадле-
ной, а потом уже повидать Вальтера и приняться за статью, он зашагал  по
направлению к дому.
   Дойдя до улицы Друо, он вдруг остановился: он забыл справиться о здо-
ровье графа де Водрека, а тот жил на Шоссе-дентен. Гуляющей походкой по-
шел он обратно, погруженный в сладкие мечты о многих приятных,  чудесных
вещах, о будущем богатстве, и в то же время у него не выходили из головы
эта сволочь Ларош и эта старая мерзавка Вальтер. Что касается Клотильды,
то ее гнев не внушал ему ни малейшего беспокойства: он знал, что она от-
ходчива.
   Войдя в дом, где жил граф де Водрек, он обратился к швейцару:
   - Как здоровье господина де Водрека? Я слышал, что он хворает.
   - Граф очень плох, сударь, - ответил швейцар. - Говорят, что он и  до
завтра не доживет, - подагра перешла на сердце.
   Дю Руа остолбенел, он не знал, как быть. Водрек умирает! В  голове  у
него кружился рой неясных, волнующих мыслей, в которых он не  посмел  бы
признаться даже самому себе.
   - Благодарю вас... я еще зайду... - пробормотал он, сам  не  понимая,
что говорит.
   Затем вскочил в экипаж и поехал домой.
   Мадлена была уже дома. Он вбежал, запыхавшись, к ней в комнату и  вы-
палил:
   - Ты ничего не знаешь? Водрек умирает.
   Мадлена сидя читала письмо. При этих словах она вскинула на мужа гла-
за и три раза подряд переспросила:
   - А? Что ты сказал?.. Что ты сказал?.. Что ты сказал?..
   - Я говорю, что Водрек умирает, подагра перешла на сердце. Что ты ду-
маешь делать? - прибавил он.
   Мадлена побледнела, щеки у нее судорожно подергивались; она встала и,
закрыв лицо руками, горько заплакала. Убитая горем, некоторое время  она
стояла неподвижно, и только плечи вздрагивали у нее от беззвучных  рыда-
ний.
   Но вдруг она пересилила себя и вытерла слезы.
   - Я поеду... я поеду к нему... Ты не беспокойся... я не  знаю,  когда
вернусь... не жди меня...
   - Хорошо. Поезжай, - сказал он.
   Они пожали друг другу руку, и она, забыв второпях перчатки, вышла  из
комнаты.
   Жорж пообедал один и принялся за статью Писал он ее, строго придержи-
ваясь указаний министра и предоставляя читателям самим догадаться о том,
что экспедиция в Марокко не состоится. Затем отнес  статью  в  редакцию,
поговорил несколько минут с патроном и, сам не понимая, отчего  ему  так
весело, с папиросой в зубах зашагал домой.
   Жены еще не было. Он лег и заснул.
   Вернулась Мадлена около полуночи. Жорж сейчас же проснулся и  сел  на
постели.
   - Ну что? - спросил он.
   Никогда еще не видел он ее такой бледной и такой расстроенной.
   - Умер, - прошептала она.
   - А! Что же... он ничего тебе не сказал?
   - Ничего. Когда я приехала, он был уже без сознания.
   Жорж задумался. На языке у него вертелись вопросы, но он  не  решался
задать их.
   - Ложись спать, - сказал он.
   Она быстро разделась и юркнула к нему под одеяло.
   - Кто-нибудь из родственников присутствовал при его кончине?  -  про-
должал он допытываться.
   - Только один племянник.
   - А! И часто бывал у него этот племянник?
   - Никогда не бывал. Они не встречались лет десять.
   - А еще кто-нибудь из родственников у него есть?
   - Нет... Не думаю.
   - Значит... все достанется племяннику?
   - Не знаю.
   - Водрек был очень богат?
   - Да, очень богат.
   - Ты не знаешь примерно, сколько у него может быть?
   - Точно не знаю. Один или два миллиона, что-то в этом роде.
   Больше он ни о чем ее не расспрашивал. Мадлена  потушила  свечу.  Они
молча лежали рядом, в полной темноте, задумчивые и возбужденные.
   Сон у Дю Руа уже прошел. Семьдесят тысяч франков, о которых толковала
г-жа Вальтер, потеряли для него теперь всякое значение. Вдруг ему  пока-
залось, что Мадлена плачет. Чтобы убедиться в этом, он окликнул ее:
   - Ты спишь?
   - Нет.
   Голос у нее дрожал от слез.
   - Я забыл тебе сказать, что твой министр провел нас за нос.
   - Как так?
   Он обстоятельно, со всеми подробностями начал рассказывать ей  о  за-
мыслах Вальтера и Лароша.
   - Откуда ты это знаешь? - когда он кончил, спросила Мадлена.
   - Об этом позволь мне умолчать, - ответил Жорж. - У тебя свои  источ-
ники информации, и я тебя о них не расспрашиваю. У меня - а свои, и я бы
хотел держать их в тайне. Но за достоверность этих  сведений  я  ручаюсь
головой.
   - Да, это возможно, - прошептала она. - Я подозревала, что они что-то
затевают помимо нас.
   Жоржу не спалось; он придвинулся к жене и  тихонько  поцеловал  ее  в
ухо. Она резко оттолкнула его:
   - Прошу тебя, оставь меня в покое! Мне не до баловства.
   Он покорно повернулся к стене, закрыл глаза Ид наконец, заснул.
 
 
   VI
 
   Церковь была обтянута черным, огромный, увенчанный  короной  щит  над
дверями возвещал прохожим, что хоронят дворянина.
   Похоронный обряд только что кончился, и  присутствующие  расходились,
дефилируя перед гробом и перед племянником графа де Водрека; тот раскла-
нивался и пожимал всем руки.
   Жорж и Мадлена вместе пошли домой. Они были озабочены чем-то и храни-
ли молчание.
   - Однако это очень странно! - как бы рассуждая сам с  собой,  заметил
Жорж.
   - Что именно, друг мой? - отозвалась Мадлена.
   - То, что Водрек ничего нам не оставил.
   Мадлена внезапно покраснела, - казалось, будто розовая вуаль,  подни-
маясь от шеи к лицу, закрывала белую ее кожу.
   - А почему, собственно, он должен был нам что-нибудь оставить? - ска-
зала она. - У него не было для этого никаких оснований.
   И, помолчав, прибавила:
   - Очень может - быть, что завещание хранится у какого-нибудь нотариу-
са. Мы еще ничего не знаем.
   - Да, вероятно, - подумав, согласился Жорж, - в конце концов, он  был
нашим лучшим другом, твоим и моим. Обедал у нас два раза в неделю,  при-
ходил в любой час. Чувствовал себя у нас как дома, совсем как дома. Тебя
он любил, как родной отец, семьи у него не было: ни детей,  ни  братьев,
ни сестер - никого, кроме племянника, да и племянник-то не  родной.  Да,
наверно, есть завещание: На что-нибудь  крупное  я  не  рассчитываю,  но
что-то должен же он был подарить нам на память  в  доказательство  того,
что он подумал о нас, что он нас любил и понимал, как мы к нему привяза-
ны. Какого-нибудь знака дружбы мы, во  всяком  случае,  вправе  от  него
ждать.
   - В самом деле, очень возможно, что он оставил завещание, - с  задум-
чивым и безучастным видом заметила она.
   Дома слуга подал Мадлене письмо. Она прочитала его и передала мужу.
   "Контора нотариуса
   Ламанера,
   улица Вогезов, 17
   Милостивая государыня,
   Имею честь просить Вас пожаловать ко мне в контору между двумя и  че-
тырьмя часами во вторник, в среду или в четверг по касающемуся Вас делу.
   Примите и пр.
   Ламанер".
   Теперь уж покраснел Жорж.
   - Это, наверно, то самое. Странно, однако ж, что он приглашает  тебя,
а не меня, законного главу семьи.
   Сперва она ничего не ответила, но, подумав немного, сказала:
   - Хочешь, пойдем туда сейчас же?
   - Да, очень хочу.
   После завтрака они отправились к нотариусу.
   Как только они вошли в контору Ламанера, старший клерк  вскочил  и  с
чрезвычайной предупредительностью провел их к своему патрону.
   Нотариус был маленький человечек, маленький и  весь  круглый.  Голова
его напоминала шар, привинченный к другому  шару,  который  держался  на
двух ножках - до того маленьких и коротких, что в них  тоже  было  нечто
шарообразное.
   Он поклонился, указал на кресла и, обращаясь к Мадлене, заговорил:
   - Сударыня, я пригласил вас для того, чтобы вы ознакомились с  касаю-
щимся вас завещанием графа де Водрека.
   - Так я и знал, - не удержавшись, прошептал Жорж.
   - Сейчас я оглашу этот документ, впрочем, весьма краткий.
   Нотариус достал из папки завещание и прочитал следующее:
   "Я, нижеподписавшийся, Поль-Эмиль-Сиприен-Гонтран граф де Водрек, на-
ходясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим выражаю свою  последнюю
волю.
   Так как смерть всегда может застигнуть нас врасплох, то, в  предвиде-
нии ее, я рассудил за благо составить завещание, каковое будет храниться
у нотариуса Ламанера.
   Не имея прямых наследников, я все  свое  состояние,  заключающееся  в
процентных бумагах на сумму шестьсот тысяч франков и в  недвижимом  иму-
ществе стоимостью приблизительно в пятьсот тысяч франков оставляю госпо-
же Клер-Мадлене Дю Руа, не ставя ей при этом никаких условий и не  нала-
гая на нее никаких обязательств. Прошу ее  принять  этот  дар  покойного
друга в знак преданности и почтительной глубокой привязанности".
   - Вот и все, - присовокупил нотариус. - Завещание это помечено авгус-
том прошлого года, и оно заменяет собой другой подобный же документ, ка-
ковой был составлен два года тому назад на имя госпожи  КлерМадлены  Фо-
рестье. Первое завещание также хранится у меня и в  случае  протеста  со
стороны родственников может служить доказательством, что воля  графа  де
Водрека осталась неизменной.
   Мадяена, бледная как полотно, сидела потупившись. Жорж нервно  покру-
чивал усы.
   - Само собой разумеется, - после некоторого молчания заметил  нотари-
ус, - что без вашего согласия супруга ваша не может принять наследство.
   Дю Руа встал.
   - Я должен подумать, - сухо сказал он.
   Нотариус, приятно осклабившись, наклонил голову.
   - Понимаю, сударь: вас заставляет колебаться известная щепетильность.
Считаю нужным прибавить, что племянник графа де  Водрека,  ознакомившись
сегодня утром с последней волей своего дяди, выразил  готовность  подчи-
ниться ей в том случае, если ему будет выдана сумма в сто тысяч франков.
На мой взгляд, завещание неоспоримо, но процесс наделал бы много шуму, а
вы, вероятно, пожелаете его избежать. В обществе всегда могут возникнуть
недоброжелательные толки. Во всяком случае, не могли ли бы вы  дать  мне
ответ по всем пунктам до субботы?
   Дю Руа утвердительно кивнул головой:
   - Хорошо, сударь.
   Он церемонно раскланялся, пропустил вперед жену, которая за все время
не проронила ни слова, и вышел с видом  оскорбленного  достоинства,  так
что нотариус перестал улыбаться.
   Придя домой, Дю Руа с силой захлопнул за собой дверь и бросил на кро-
вать шляпу.
   - Ты была любовницей Водрека?
   Мадлена, снимая вуаль, тотчас обернулась.
   - Я? О!..
   - Да, ты. Кто это станет завещать все свое  состояние  женщине,  если
она не...
   Мадлена вся дрожала и никак не могла отцепить булавки, которыми  была
приколота прозрачная ткань.
   -