лала вид, что не слышит, и, как  всегда,
улыбалась своей равнодушной улыбкой.
   На другой день, вспомнив,  что  Мадлена  собирается  пригласить  г-жу
Вальтер, он решил опередить ее, чтобы застать жену патрона одну и прове-
рить, действительно ли она увлечена им. Это его забавляло и льстило ему.
А затем... почему бы и нет... если это только возможно?
   В два часа он был на бульваре Мальзерба. Его провели в гостиную.  Там
ему пришлось подождать.
   Наконец вошла г-жа Вальтер и, явно обрадовавшись, протянула ему руку:
   - Какими судьбами?
   - Меня привело сюда одно только желание  видеть  вас.  Какая-то  сила
влекла меня к вам, сам не знаю зачем, ибо мне нечего вам сказать. Я при-
шел - вот и все! Надеюсь, вы простите мне этот ранний визит и мою откро-
венность?
   Все это он проговорил с улыбкой, игривым и любезным тоном, в  котором
слышалось, однако, что-то серьезное.
   Господа Вальтер была поражена, легкая краска выступила у нее на лице.
   - Но я... право... не понимаю... вы меня удивляете... -  сказала  она
запинаясь.
   - Это объяснение в любви, но на веселый лад, чтобы вы не  испугались,
- добавил он.
   Они сели рядом. Она было приняла это в шутку.
   - Так, значит, это... признание всерьез?
   - Разумеется! Я уже давно хотел признаться,  очень  давно.  Но  я  не
смел. Я столько слышал о вашей суровости, о вашей непреклонности...
   Госпожа Вальтер овладела собой.
   - Почему вы выбрали именно этот день? - спросила она.
   - Не знаю, - ответил он и, понизив голос, добавил: - Вернее,  потому,
что со вчерашнего дня я только о вас и думаю.
   Она внезапно побледнела.
   - Довольно, все это ребячество, поговорим о чемнибудь другом.
   Тогда он упал к ее ногам, и так неожиданно, что она  испугалась.  Она
хотела встать, но он обвил" руками ее талию и удержал силой.
   - Да, это правда, - заговорил он страстным голосом, -  я  вас  люблю,
люблю безумно, люблю давно. Не отвечайте мне. Что же делать, если я  те-
ряю рассудок! Я люблю вас... Если бы вы знали, как я вас люблю!
   Она задыхалась, ловила ртом воздух, хотела что-то сказать, но не мог-
ла выговорить ни слова. Она отталкивала его обеими руками, потом схвати-
ла за волосы, чтобы отвести от себя эти губы, приближавшиеся к ее губам.
При этом, закрыв глаза, чтобы не видеть его, она резким движением  пово-
рачивала голову то вправо, то влево.
   Он касался ее тела сквозь платье, тискал, щупал ее, а она  изнемогала
от этой грубой, расслабляющей ласки. Внезапно он поднялся с колен и  хо-
тел обнять ее, но она, воспользовавшись тем, что он отпустил ее  на  се-
кунду, рванулась, выскользнула у него из рук и, перебегая  от  кресла  к
креслу, заметалась по комнате.
   Решив, что гоняться за нею нелепо, он тяжело опустился на стул и, де-
лая вид, что его душат рыдания, закрыл руками лицо.
   Затем вскочил, крикнул: "Прощайте, прощайте!" и выбежал из комнаты.
   В передней он как ни в чем не бывало взял свою тросточку и  вышел  на
улицу.
   "Кажется, дело в шляпе, черт побери!" - а подумал он и проследовал на
телеграф, чтобы послать Клотильде "голубой листочек", в котором он наме-
ревался назначить ей свидание на завтра.
   Домой он вернулся в обычное время.
   - Ну что, придут твои гости обедать? - спросил он жену.
   - Да, - ответила она, - только госпожа Вальтер не знает еще, будет ли
она свободна. Она что-то  колеблется,  заговорила  со  мной  о  каком-то
нравственном долге, о совести. Вообще у  нее  был  очень  странный  вид.
Впрочем, думаю, что она все-таки приедет.
   Он пожал плечами.
   - Можешь не сомневаться.
   Однако в глубине души он не был в этом уверен и все это время, до са-
мого дня обеда, провел в волнении.
   Утром Мадлена получила от г-жи Вальтер записку:
   "Мне с, большим трудом удалось освободиться, и я буду у вас.  Но  муж
приехать не может".
   "Хорошо, что я больше не был у нее! - подумал Дю Руа. - Вот она уже и
успокоилась. Посмотрим, что будет дальше".
   Тем не менее мысль о том, как они встретятся, внушала ему легкую тре-
вогу. И вот наконец она появилась - с очень спокойным, несколько  холод-
ным и надменным выражением лица. Он сразу принял весьма  скромный,  сми-
ренный и покорный вид.
   Госпожи Ларош-Матье и Рисолен пожаловали со своими мужьями. Виконтес-
са де Персмюр начала рассказывать великосветские новости. Г-жа де Марель
была обворожительна; экстравагантный испанский костюм, черный с  желтым,
чудесно обрисовывал ее тонкую талию, высокую грудь и полные руки и  при-
давал задорное выражение ее птичьей головке.
   Дю Руа сидел справа от г-жи Вальтер и во все  время  обеда  с  особой
почтительностью говорил с ней только о серьезных вещах. Время от времени
он поглядывал на Клотильду. "Конечно, она красивее и  свежее",  -  думал
он. Затем взгляд его останавливался на жене: она тоже казалась ему хоро-
шенькой, хотя он по-прежнему испытывал к ней затаенное,  глубоко  укоре-
нившееся враждебное и злое чувство.
   Но к г-же Вальтер его влекла трудность победы над ней  и  та  новизна
ощущений, которая представляет вечный соблазн для мужчин.
   Она рано собралась домой.
   - Я провожу вас, - предложил он.
   Она отказалась.
   - Но почему же? - настаивал он. - Вы меня  этим  горько  обидите.  Не
заставляйте меня думать, что вы все еще сердитесь. Вы видите, как я спо-
коен.
   - Вам нельзя уходить от гостей, - возразила она.
   Он усмехнулся: - Ничего, я отлучусь всего на  двадцать  минут.  Никто
этого и не заметит. А вот если вы мне откажете, я буду оскорблен в своих
лучших чувствах.
   - Хорошо, я согласна, - тихо сказала она.
   Но как только они очутились в карете, он схватил ее руку и,  покрывая
ее страстными поцелуями, заговорил:
   - Я люблю вас, я люблю вас. Позвольте мне это сказать. Я  до  вас  не
дотронусь. Я хочу лишь говорить с вами о своей любви.
   - Ах... вы же мне обещали... -  нехорошо...  нехорошо,  -  прошептала
она.
   Дю Руа сделал вид, что с огромным трудом пересилил себя.
   - Послушайте, вы видите, как я владею собой, -  приглушенным  голосом
снова заговорил он. - И все же... Позвольте сказать вам только  одно:  я
люблю вас... Позвольте мне повторять это каждый  день...  Да,  позвольте
мне проводить у ваших ног хотя бы пять минут и, впиваясь глазами в  ваше
чудное лицо, произносить эти три слова.
   Госпожа Вальтер все еще не отнимала у него руки.
   - Нет, я не могу, я не хочу, - проговорила она, задыхаясь. - Что ста-
нут говорить обо мне, что подумает прислуга, мои дочери... Нет, нет, это
невозможно...
   - Я не могу без вас жить, - продолжал он. - В вашем доме или  где-ни-
будь еще, но я должен видеть вас каждый день, хотя бы одну минуту;  дол-
жен прикасаться к вашей руке, чувствовать на себе дуновение ветра, кото-
рый вы поднимаете своим платьем,  любоваться  очертаниями  вашего  тела,
глядеть в ваши большие дивные глаза, от которых я без ума.
   Она слушала эту пошлую музыку любви и, вся дрожа, повторяла:
   - Нет... нет... это невозможно. Замолчите!
   Дю Руа понимал, что эту простушку надо прибирать к рукам исподволь; -
ведь все дело в том, чтобы они стали встречаться - сперва там, где захо-
чет она, а потом уж он сам будет назначать ей свидания.
   - Послушайте... это необходимо... - зашептал он ей на ухо,  -  я  вас
увижу... я буду стоять у дверей вашего дома... как нищий... Если  вы  ко
мне не выйдете, я поднимусь к вам... Но я вас увижу...  я  вас  увижу...
завтра.
   - Нет, нет, не приходите. Я вас не приму. Подумайте о моих дочерях.
   - В таком случае скажите, где я мог  бы  вас  встретить...  на  улице
или... где вы хотите... час мне безразличен... только бы видеть вас... Я
вам поклонюсь... скажу "люблю"? - и уйду.
   Окончательно растерявшись, она медлила с ответом. Но вдруг,  заметив,
что карета подъезжает к ее дому, быстрым шепотом проговорила:
   - Хорошо, завтра в половине четвертого я буду в церкви Трините.
   И, выйдя из экипажа, крикнула кучеру:
   - Отвезите господина Дю Руа домой.
   Когда он вернулся, жена спросила его:
   - Где ты пропадал?
   - Мне надо было отправить срочную телеграмму, - сказал он вполголоса.
   К нему подошла г-жа де Марель.
   - Вы меня проводите, Милый друг? Ведь я только с этим условием и езжу
так далеко в гости, - заявила она и обратилась к хозяйке дома: -  Ты  не
ревнуешь?
   - Нет, не очень, - умышленно растягивая слова, ответила г-жа Дю Руа.
   Гости расходились. Г-жа Ларош-Матье имела вид провинциальной  горнич-
ной. Дочь нотариуса, она вышла за Лароша, когда тот был  еще  никому  не
известным адвокатом. Жеманная старуха г-жа Рисолен  напоминала  староза-
ветную акушерку, получившую образование в читальных залах. Виконтесса де
Персмюр смотрела на них свысока. "Белая лапка" виконтессы с  отвращением
притрагивалась к их мещанским рукам.
   Клотильда завернулась в кружева и, прощаясь с Мадленой у двери,  ска-
зала:
   - Твой обед удался как нельзя лучше. Скоро у тебя будет первый  поли-
тический салон в Париже.
   Оставшись вдвоем с Жоржем, она обвила его руками.
   - О мой дорогой Милый друг, я люблю тебя день ото дня  все  больше  и
больше!
   Их экипаж качало, словно корабль.
   - То ли дело у нас в комнате! - сказала она.
   - О да! - согласился Жорж.
   Но думал он в эту минуту о г-же Вальтер.
 
 
   IV
 
   Площадь Трините была почти безлюдна  в  этот  ослепительный  июльский
день. Палящая жара угнетала Париж: стеснявший дыхание, знойный, тяжелый,
густой, раскаленный воздух словно давил его своей тяжестью.
   Возле церкви лениво бил фонтан, - казалось, у  воды  нет  больше  сил
струиться, казалось, она тоже изнемогает от усталости. В  мутной  густой
зеленоватой жидкости,  наполнявшей  бассейн,  плавали  клочки  бумаги  и
листья.
   Через каменную ограду перемахнула собака и погрузилась в  эти  сомни-
тельной чистоты волны. Из круглого садика, огибавшего портал, с завистью
поглядывали на нее сидевшие на скамейках люди.
   Дю Руа вынул часы. Маленькая стрелка стояла на  трех.  Он  пришел  на
полчаса раньше.
   Свидание с г-жой Вальтер забавляло его. "Она пользуется церковью  для
любых целей, - думал он. - Церковь снимает с ее души грех,  который  она
совершила, выйдя замуж за еврея, в политических  кругах  создает  о  ней
представление как о женщине, идущей против течения, возвышает ее во мне-
нии света, и она же служит ей местом свиданий.  Обращаться  с  религией,
как с зонтиком, вошло у нее в привычку. В хорошую погоду  зонт  заменяет
тросточку, в жару защищает от солнца, в ненастье укрывает  от  дождя,  а
когда сидишь дома - он пылится в передней. И ведь таких, как она, сотни;
сами не ставят господа бога ни в грош, а другим затыкают рот и вместе  с
тем в случае нужды прибегают к нему как к своднику. Пригласи их в номера
- они примут это за личное оскорбление, а заводить шашни перед алтарем -
это у них в порядке вещей".
   Медленным шагом обошел он бассейн и взглянул на церковные часы.  Про-
тив его часов они спешили на две минуты: на них было пять минут  четвер-
того.
   Он решил, что в церкви ждать удобнее, и вошел туда.
   На него пахнуло погребом, - он с наслаждением втянул в себя эту прох-
ладу, а затем, чтобы изучить расположение храма, начал обходить  главный
придел.
   В глубине обширного храма чьи-то мерные шаги, которые то затихали, то
снова явственно доносились, вторили его собственным шагам, гулко  разда-
вавшимся под высокими сводами. Человек, расхаживавший по церкви,  возбу-
дил его любопытство. Он пошел к нему навстречу. Держа шляпу за спиной, с
важным видом разгуливал тучный лысый господин.
   На некотором расстоянии одна от другой, преклонив колена и закрыв ру-
ками лицо, молились старухи.
   Душой овладевало ощущение покоя, одиночества, безлюдья. Цветные стек-
ла скрадывали солнечный свет, и он не раздражал глаз.
   Дю Руа нашел, что здесь "чертовски хорошо".
   Он подошел к двери и еще раз посмотрел на часы. Было только  четверть
четвертого. Досадуя на то, что здесь нельзя курить, он  сел  у  главного
входа. В противоположном конце храма, около  амвона,  все  еще  медленно
расхаживал тучный господин.
   Кто-то вошел. Дю Руа обернулся. Это была простая, бедно одетая женщи-
на в шерстяной юбке; она упала на колени возле первого стула, сложила на
груди руки и, устремив глаза к небу, вся ушла в молитву.
   Дю Руа с любопытством присматривался к ней,  стараясь  понять,  какая
печаль, какая скорбь, какое неутешное горе терзает это жалкое  существо.
Она живет в ужасающей нищете, - это ясно. К довершению всего муж, навер-
но, колотит ее, а ребенок, может быть, при смерти. лица рук,  заговорила
она, - Безумие - то, что я сюда пришла, безумие - все, что я делаю,  бе-
зумием с моей стороны было подавать вам  надежду  на  продолжение  того,
что... того, что произошло между нами. Забудьте обо всем,  так  надо,  и
никогда больше не заговаривайте со мной об этом.
   Она выжидающе смолкла. А он думал о том,  как  ей  ответить,  пытался
найти решительные, страстные слова, но ему нельзя было подкреплять  свою
речь жестами, и это его сковывало.
   - Я ни на что не надеюсь... ничего не жду, - снова заговорил он, -  я
вас люблю. Что бы вы ни делали, я буду повторять это так часто, с  такой
силой и с таким пылом страсти, что в конце концов вы меня поймете. Я хо-
чу, чтобы любовь, которой дышит каждое мое слово, нашла доступ к  вашему
сердцу, чтобы она наполняла его день за днем, час за  часом,  чтобы  она
пропитывала его, как влага, просачиваясь капля за каплей, и чтобы, раст-
роганная и смягченная, вы однажды сказали мне: "Я тоже люблю вас".
   Он чувствовал, как дрожит ее плечо, как вздымается ее грудь. И  вдруг
он услыхал быстрый шепот:
   - Я тоже люблю вас.
   Он вздрогнул так, словно его изо всех сил ударили по голове.
   - О боже!.. - вырвалось у него вместе со вздохом.
   - Зачем я вам это сказала? - тяжело дыша, продолжала г-жа Вальтер.  -
Я преступница, грешница... а ведь я... мать двух дочерей... но я не  мо-
гу... не могу... Я бы никогда не поверила... никогда не  подумала...  но
это сильнее... сильнее меня. Слушайте... слушайте... я никогда никого не
любила... кроме вас... клянусь вам... И я люблю вас уже целый год,  тай-
ной любовью, любовью, которую я хранила в тайниках души. О,  если  б  вы
знали, как я страдала, как я боролась, но я больше не могу - я вас  люб-
лю...
   Она плакала, закрыв лицо руками, и все тело ее вздрагивало, сотрясае-
мое глубоким волнением.
   - Дайте мне вашу руку, - прошептал Жорж, - я хочу прикоснуться к ней,
пожать ее...
   Она медленно отняла от лица руку. Щека у нее была вся мокрая, на рес-
ницах повисли слезинки.
   Он сжал ее руку:
   - О, как бы я хотел выпить ваши слезы!
   - Не совращайте меня... - сказала она придушенным, похожим  на  тихий
стон голосом. - Я погибла!
   Он чуть было не улыбнулся. Как же это он мог бы совратить  ее  здесь?
Так как запас нежных слов у него истощился, то он ограничился  тем,  что
прижал ее руку к своему сердцу и спросил:
   - Слышите, как оно бьется?
   Но еще за несколько секунд до этого послышались приближающиеся мерные
шаги тучного господина. Он осмотрел все алтари и теперь, по меньшей мере
вторично, обходил тесный правый придел. Поняв, что он подходит  вплотную
к скрывавшей ее колонне, г-жа Вальтер вырвала у Жоржа свою руку и  снова
закрыла лицо.
   Мгновение спустя оба неподвижно стояли на коленях и, казалось, вместе
возносили к небу жаркую мольбу. Тучный господин равнодушно  взглянул  на
них мимоходом и, по-прежнему держа шляпу за спиной, прошествовал в левый
придел.
   Дю Руа в это время думал о том, как бы добиться свидания где-нибудь в
другом месте.
   - Где я увижу вас завтра? - прошептал он.
   Госпожа Вальтер не ответила. Она словно окаменела, - сейчас это  была
статуя, которую скульптор мог бы назвать "Молитва".
   - Хотите, встретимся завтра в парке Монсо? - настаивал он.
   Опустив руки, она повернула к нему мертвенно-бледное лицо, искаженное
нестерпимой мукой.
   - Оставьте меня... - прерывающимся голосом заговорила  она.  -  Уйди-
те... уйдите... оставьте меня на некоторое время одну... только на  пять
минут... мне слишком тяжело сейчас с вами... я хочу молиться... я не мо-
гу - уйдите... дайте мне помолиться... одной... пять минут... я  не  мо-
гу... дайте мне помолиться о том, чтобы господь простил,  меня...  чтобы
он меня спас... оставьте меня одну... на пять минут.
   У нее было такое растерянное, такое  страдальческое  выражение  лица,
что Дю Руа молча поднялся с колен и лишь после некоторого колебания  об-
ратился к ней:
   - Я скоро вернусь. Хорошо?
   Она кивнула головой в знак согласия, и он отошел к амвону.
   Она попыталась заставить себя молиться. Она сделала над собой нечело-
веческое усилие, чтобы воззвать к небу, и, изнывая от тоски, дрожа  всем
телом, воскликнула:
   - Боже, помилуй меня!
   Она судорожно мигала, чтобы не смотреть  этому  человеку  вслед.  Она
гнала от себя всякую мысль о нем, она отмахивалась от нее, но вместо не-
бесного видения, которого так жаждало ее израненное  сердце,  перед  ней
все время мелькали закрученные усы Жоржа.
   Целый год, днем и ночью, боролась она с этим все усиливавшимся наваж-
дением, с этим образом, который поглощал все  ее  помыслы,  распалял  ее
плоть и преследовал ее даже во сне. У нее было такое чувство, точно  она
попалась в сети, точно ее связали и бросили в объятия этого самца, кото-
рый прельстил и покорил ее цветом глаз, пушистыми усами и ничем больше.
   И сейчас, в этом храме, столь близко от бога,  она  чувствовала  себя
такой слабой, одинокой и беззащитной, какой никогда не чувствовала  себя
и дома. Молиться она не могла - она могла думать только о нем.  Она  уже
страдала оттого, что он ушел. И, несмотря на это,  отчаянно  сопротивля-
лась, - она защищалась и всей душой молила о  помощи.  Она  всегда  была
чиста перед мужем, и оттого падение было для нее хуже смерти. Она шепта-
ла бессвязные слова мольбы, а сама в это время  прислушивалась  к  шагам
Жоржа, замиравшим в отдаленье под сводами.
   Она сознавала, что все кончено, что борьба безнадежна. И все же упор-
но не желала сдаваться... В конце концов с ней случился  припадок,  один
из тех нервных припадков, которые наземь швыряют  дрожащих,  корчащихся,
воющих женщин. Она тряслась как в лихорадке и  чувствовала,  что  сейчас
упадет и с пронзительным воплем забьется в судорогах.
   Кто-то быстрыми шагами шел сюда. Она обернулась. Это  был  священник.
Увидев его, она встала с колен и, простирая руки, бросилась к нему.
   - Спасите меня! Спасите! - прошептала она.
   Священник остановился в изумлении.
   - Что вам угодно, сударыня?
   - Я хочу, чтобы вы меня спасли. Сжальтесь надо мной. Если вы  мне  не
поможете, я погибла.
   Он посмотрел на нее, как на безумную.
   - Чем же я могу вам помочь?
   Это был молодой священник, высокий, упитанный, с отвислыми,  пухлыми,
выбритыми до синевы щеками - красивый городской викарий из богатого при-
хода, привыкший к щедрым даяниям своих духовных дочерей.
   - Исповедуйте меня, - сказала она, - дайте мне совет, поддержите  ме-
ня, скажите, что мне делать!
   - Я исповедую по субботам, с трех до шести, - возразил он.
   - Нет? Нет! Нет! - сжимая его руку, повторяла она. - Сейчас!  Сейчас!
Мне это необходимо! Он здесь! В церкви! Он ждет меня.
   - Кто ждет вас? - спросил священник.
   - Тот, кто погубит меня... тот, кто овладеет мной, если  вы  меня  не
спасете... Мне от него не уйти... Я слишком слаба...  так  слаба...  так
слаба!
   Рыдая, она упала перед ним на колени.
   - Сжальтесь надо мной, отец мой! Спасите меня, ради бога, спасите!
   Боясь, что священник уйдет от нее, она вцепилась в его черную сутану,
а он с беспокойством оглядывался по сторонам: не видит ли чей-нибудь не-
доброжелательный или слишком набожный взор эту женщину, припавшую к  его
ногам?
   - Встаньте, - поняв, что отделаться от нее ему не удастся, сказал на-
конец священник, - ключ от исповедальни