ло и наливалось  кровью,  но
он листал документы дальше.
   Спортивный фонд освободить от уплаты налогов  на  импорт  и  продажу  в
России спиртных напитков... Девяносто семь процентов всей добычи  якутских
алмазов - южноафриканской фирме "Бирс"... Российскую православную  церковь
освободить от уплаты налогов на  импорт  и  продажу  в  России  сигарет...
Корпорацию "Североникель" освободить от уплаты налогов на экспорт  цветных
металлов... Фирму "Юган" - от  уплаты  налогов  на  экспорт  газа...  Банк
"Престольный" назначить  правительственным  агентом  по  сбору  налогов  в
Сибири... Банк "Коммерческий" назначить правительственным агентом по сбору
налогов в южных регионах... "Бере-банк" назначить агентом по...
   - И это я подпи...
   Сорок  миллиардов  долларов,  четверть  национального  бюджета  страны,
составляют только его, личные налоговые освобождения. Шестьдесят процентов
налоговых средств в руках частных банков...
   Президент посмотрел на стоявшего в стороне маршала Сос Кор Цннья.
   - Иди сюда, - позвал президент.
   Маршал не двигался.
   - Лучше иди сюда, сука, - не повышая голоса, повторил президент.
   Маршал, побледнев, сделал несколько шагов к его столу.
   - Ближе, - приказал Ель Тзын.
   Маршал сделал еще шаг.
   - Ближе, я сказал.
   Маршал подошел к нему совсем вплотную.
   Президент своей крупной беспалой рукой взял его за галстук  и  с  силой
навернул этот галстук себе на кулак - так, что разом покрасневшее лицо Сос
Кор Цннья оказалось на уровне его коленей.
   - Сколько ты берешь за мою подпись, сука?.. Молчи, бля, пока я тебя  не
убил!.. Значит, так... - Президент чуть  ослабил  удавку  и  повернулся  к
министрам: - Сколько мы должны шахтерам?
   - Три с половиной триллиона рублей, - поспешно сказал  Я  Син,  министр
экономики.
   - В долларах! - потребовал президент. - В триллионах не понимаю.
   - Семьсот миллионов долларов, - объяснил  Ли  Ф  Шин,  финансовый  гуру
президента.
   - Так  вот,  -  президент  снова  затянул  галстук-удавку  на  шее  уже
хрипящего Сос Кор Цннья. - Через три дня принесешь эти деньги. Или я  тебя
удавлю вот этой рукой. Все! Пшел вон!
   И - ногой отбросил от  себя  почти  бездыханного  маршала,  тот  мешком
рухнул на ковер президентского кабинета.
   - Все свободны! - объявил президент министрам.
   И в тот же вечер в телевизионном обращении к стране сказал:
   - Дорогие россияне! Сограждане! Я изучил  бюджет  и  нашел,  где  взять
деньги на погашение государственных задолженностей по зарплатам. Я даю вам
свое крепкое президентское слово, что  через  пять  дней  шахтеры  получат
зарплаты, учителя начнут  получать  зарплаты  и  даже  пенсионеры  получат
пенсии...
   Но шахтеры Сибири не верили ни одному его слову и плевали в экраны.
   И учителя Поволжья не верили ему и крыли его пятиэтажным матом.
   И пенсионеры не верили ему и на полуслове выключали телевизоры.
   И даже дети рисовали на его  портретах  непотребные  рисунки  и  писали
матерные частушки.
   Но он собирался удивить их и впервые за пять лет  своего  президентства
выполнить свое крепкое слово.



   34

   - У вас багаж - больше тридцати кило! За каждое кило перевеса - процент
от стоимости билета! - сказала дежурная хабаровского аэропорта.
   Александра захлопала глазами, соображая: билет от Хабаровска до  Москвы
-  миллион  шестьсот  тысяч  рублей  и,  следовательно,  за  каждое  "кило
перевеса" - сколько? Шестнадцать тысяч? Или сто шестьдесят?
   - Но мы уже платили за багаж на Камчатке! - напомнила  ей  по-английски
двухсоткилограммовая Лэсли Голдман. За две  недели  поездок  по  стране  и
ежедневных  восьмичасовых  интервью   русских   "фокус-групп"   американцы
поразительно быстро научились улавливать смысл почти любой русской фразы.
   - Здесь другая авиакомпания, -  объяснила  дежурная,  когда  Александра
сказала, что они уже  платили  за  багаж  в  Петропавловске,  а  здесь,  в
Хабаровске, у них просто пересадка. - У вас двадцать кило перевеса, триста
двадцать тысяч рублей. Будете платить или я вас снимаю с рейса?
   - We'll  pay!  Плат-ить!  -  сказал  Патрик  Браун,  спиной  и  локтями
сдерживая напор толпы пассажиров, скопившихся в хабаровском  аэропорту  за
пять дней нелетной погоды. В своих светлых  надутых  куртках  и  таких  же
сапогах он и Лэсли Голдман  выглядели  заморскими  пингвинами  среди  этой
толпы сибирских лесорубов, нефтяников, толкачей,  челноков  и  старателей,
одетых в кожухи, меховые полушубки и китайские ватные куртки.
   Александра нехотя отсчитала триста  двадцать  тысяч  рублей,  это  были
последние командировочные деньги, и ей жаль было тратить их  на  перевозку
дурацких  сувениров,  которые  американцы  тащили  с  собой  с  Курильских
островов и Камчатки - огромные, как слоновьи уши, ракушки, сушеная морская
капуста и в бутылках из-под кока-колы - "живая вода" из Долины гейзеров.
   - Может, хоть ракушки оставим? - спросила она у Лэсли.
   - Ни за что! - сказал Браун.
   И только после проверки паспортов, когда обнаружилось,  что  весь  этот
багаж им придется самим тащить в самолет, американцы приуныли:
   - Oh, God! Неужели тут нет грузчиков?
   - В нашей  стране  еще  нет  слуг,  мы  только  что  из  коммунизма!  -
усмехнулась Александра и следом за остальными пассажирами волоком потащила
свою сумку по заледенелому летному полю к стоявшему вдали "Ту-154".
   - Shit! - сказал Браун и последовал ее примеру.
   -  Fucking  Siberia!  -  И  Лэсли  Голдман  вытащила  из  своей   сумки
килограммов десять ракушек и оставила их в снежном сугробе.
   Пряча носы и уши от морозной сибирской  метели,  пассажиры  наперегонки
спешили к самолету, тащили, отталкивая друг друга, по высокому трапу  свои
чемоданы и сумки и спешно занимали места в самолете.  Американцы,  которые
за две недели усвоили уже и эту систему посадки в русские автобусы, поезда
и самолеты, запыхавшись и с выпученными глазами, плюхнулись  на  последние
свободные кресла - Лэсли Голдман и Браун в двенадцатом ряду, а  Александра
напротив них и через ряд - в четырнадцатом. Только теперь, в самолете, они
почувствовали, как устали от этой  поездки!  Но  слава  Богу  -  все,  они
провели сорок шесть  интервью  "фокус-групп"  по  всему  Дальнему  Востоку
России и побывали даже у пограничников на военных кораблях, которые до сих
пор носят имена коммунистических идолов - "Феликс Дзержинский"  и  "Сергей
Киров". Как объяснили им офицеры, всего два года назад пограничные  войска
были элитой КГБ, и ни у кого из них  нет  охоты  расставаться  ни  с  этим
статусом, ни с этими "славными" названиями, ни с портретами  Дзержинского,
которые висят во всех казармах, где они побывали.
   После двухнедельного постоя в суровых сибирских гостиницах и  бессонных
сражений с их клопами, злее которых только старые коммунистки без  пенсии,
Александра, Лэсли и Патрик мечтали об одном - долететь до Москвы и  влезть
под горячий душ в "Президент-отеле"...
   Взревели двигатели за  иллюминатором.  Стюардесса  понесла  по  проходу
блюдо с карамельками - этот милый обычай ясельного  возраста  авиации  еще
тоже сохранился в России.
   - Просьба пристегнуть привязные ремни и воздержаться от курения!
   Только  теперь  пассажиры  самолета  решились  оторваться  от   кресел,
вскочили и принялись снимать  свои  куртки,  пальто,  дубленки  и  меховые
полушубки, заталкивая их в верхние ящики  и  под  сиденья.  А  раздевшись,
немедленно зашуршали сумками, вынимая из них пакеты и  свертки  с  едой  и
выпивкой. Словно только взлетев над землей, они могли без опаски поесть  и
выпить. Молодой татарин на соседнем с Александрой сиденье постелил себе на
колени  газету  "Рыбак  Камчатки"  и  стальными  зубами  впился  в   палку
твердокопченой колбасы. Соседи позади -  дебелая  златозубая  блондинка  в
укороченном платье и супружеская пара пожилых  толстяков  -  разложили  на
откидных столиках огурцы, свиное сало, сваренные вкрутую  яйца,  чесночную
колбасу и бутылку "Игристого". Компания геологов за ними  тут  же  достала
пиво и карты. Лишь супружеская  пара  снобов  в  тринадцатом  ряду,  перед
Александрой, интеллигентно уткнулась в  журнал  "Иностранная  литература".
Еще дальше, в двенадцатом, сосед Патрика - высокий лысый мужик, похожий на
русского комика Евстигнеева и американского артиста Кинсли, но с  венчиком
редких волос за ушами - повернулся к Патрику и, хмельно улыбаясь, протянул
ему початую бутылку "Российской":
   - За дружбу народов!
   - Sorry, I'm not drinking, - отказался Патрик.
   - Дринкин, дринкин! - настаивал лысый. - Пол  Робсон!  Дружба!  Негр  -
русский! Дружба! Дринкин!
   При слове "негр" Патрик побледнел  даже  черной  кожей  своих  пальцев,
вцепившихся в подлокотники кресла, а белки  его  глаз  налились  кровавыми
прожилками.  Александра  вскочила  с  места,  шагнула  к  лысому,  сказала
негромко, но с чувством: - Дядя, отдзынь от него!  Враз!  Понял?  Лысый  с
пару секунд смотрел ей в глаза, но потом сломался  и  в  обход  Александры
пошел со своей бутылкой к златозубой бабенке в пятнадцатом ряду, сразу  за
рядом Александры. Но  златозубая  замахала  на  него  руками  с  публичной
непосредственностью русской актрисы Гундаревой или американской телезвезды
Розанн:
   - Садись! Садись! После!
   Лысый "Евстигнеев" послушно вернулся на свое место.
   Самолет, дрожа корпусом, порулил на взлетную полосу.
   - Relax  (Расслабься),  -  Лэсли  Голдман  дала  Патрику  две  таблетки
швейцарского невросана и приказала: - Под язык.
   Патрик  послушно  сунул  таблетки  под  язык,  достал  из  своей  сумки
компьютер-"лаптоп" и, включив его, застучал по клавишам. Его самым сильным
впечатлением в  этой  поездке  были  сибирские  туалеты,  и  теперь  он  с
увлечением писал трактат  о  соотношении  уровня  развития  канализации  с
уровнем цивилизации нации.
   Самолет взлетел.
   Лэсли Голдман тоже сунула себе под язык таблетку невросана, вставила  в
уши поролоновые пробки и надела на глаза изящную темную  повязку,  которую
выдают на западных авиалиниях пассажирам  бизнес-класса.  Конечно,  здесь,
среди хабаровских челноков, запахов пота, чесночной колбасы, вяленой  рыбы
и свиного сала, Патрик со своим "лаптопом" и Лэсли с ее ушными пробками  и
импортной повязкой на глазах выглядели персонажами из комедий  Гайдая.  Но
Александре было не до внешнего вида своих подопечных. Устало  проваливаясь
в сон без всякого невросана, она  слышала  позади  себя  голос  златозубой
блондинки:
   - Приезжаю в аэропорт - Боже мой! - у меня ни паспорта,  ни  билета!  А
это я с вокзала сюда звонила, ага! Шофер такси видит - на  мне  лица  нет,
говорит: "Что случилось?" Я прошу: гони, милый, назад, на  железнодорожный
вокзал - паспорт и билет в телефонной будке остались! А голоса  нет,  ага.
Ну, он погнал,  но  это  ж  через  весь  город!  Короче,  приезжаем,  я  в
телефонную будку - какой там! Пусто! Ну - все! У меня слезы. Думаю, ладно,
хрен с ним, с билетом, но без  паспорта  в  самолет  не  пустят,  а  новый
выправить - это ж с ума сойти! Шофер говорит: иди в милицию, а то с  твоим
паспортом или убьют  кого,  или  за  ЕльТзына  проголосуют!  Пусть  они  в
аэропорт звонят, чтобы никто по твоему билету в Москву не улетел. Я думаю:
да какая милиция? Чо они сделают? Знаю я нашу милицию!  Только  облают  да
деньги сдерут. Но иду. Иду и плачу. А они говорят: "Это не ваши паспорт  и
билет, гражданка? Тут только что какой-то  мужик  принес,  сказал,  что  в
телефонной будке нашел". "Какой мужик? Где он?" "Не знаем, - говорят. - Мы
у таких фамилию не спрашиваем". Нет, вы представляете?!  Раз  в  тыщу  лет
порядочный человек в милицию зашел, а они у него даже фамилию не спросили!
Если б я его нашла, я б его в шампанском искупала, ей-богу! А так...  Нет,
я в Москве в церкву пойду, свечку поставлю! Да иди ты с этой  водкой  куда
подальше, у нас тут свой разговор...
   Александра открыла глаза.  "Евстигнеев"  с  водкой  в  руках  обиженной
походкой уходил вглубь самолета и там присел  на  свободное  кресло  возле
двух молодок. Александра закрыла глаза  и  попробовала  донырнуть  в  свою
дрему, где всплывали воспоминания о Москве,  убитом  муже,  этом  странном
немом Робине и вспыльчивом Винсенте. Господи, как недавно это было  и  как
давно! И как она благодарна этому нестерпимо заносчивому Винсенту, который
так деликатно, словно совершенно случайно, вырвал ее из Москвы и  отправил
в поездку с американцами! Все, все заслонила и отодвинула эта поездка, эти
десятки малых и больших приключений  и  сложностей,  интервью  с  рыбаками
Камчатки, с лесорубами и геологами Сахалина, с моряками, учителями и  даже
детьми на Курилах, где люди уже семь месяцев не получают зарплату, а школа
разрушена землетрясением, а в магазинах ни лука, ни овощей, ни  витаминов.
Итак-по всей стране, Москва - просто рай по сравнению с...
   - Да не блядь я, не блядь! Я честная давалка! - вдруг прорвалось к  ней
сквозь дрему. - Я всю жизнь мужика ищу настоящего! А они счас чего? Они  ж
такую бабу хотят, за которой они как мыши в солдатской кухне - и тепло,  и
сытно, и ничо не страшно! Понимаете? Ну нету настоящих мужиков  в  России,
нету! Я ж в магазине работаю, я их всех, паразитов, насквозь вижу! Им  что
Ель Тзын, что Зю Ган - один хрен, лишь бы выпить дали...
   Александра встретила умоляющий взгляд Лэсли Голдман,  которая  тоже  не
могла уснуть из-за этой громкоголосой "Гундаревой", и повернулась к  своей
златозубой соседке:
   - Женщина, нельзя ли потише?
   - Золотая моя! Извини! - прижала та руки к своей  пудовой  груди.  -  Я
тебе спать мешаю? Ты спи! Я ни звука больше, ни звука!
   Александра повернулась к Лэсли и успокоила ее глазами. Та положила  под
язык новую таблетку нев-росана, вставила в уши поролоновые пробки и  опять
надвинула на глаза темную повязку.
   - Наш самолет летит на высоте семь тысяч метров, - объявили по радио. -
Температура за бортом - минус сорок семь градусов. Через  несколько  минут
вам будет предложен завтрак...
   Александра закрыла глаза.
   - Не слышны в саду даже шорохи! Все здесь замерло до утра-а-а-а!  -  на
три  голоса  запели  у  нее  за  спиной.  -  Если  б  знали  вы,  как  мне
дороги-и-и...
   Лэсли вновь сняла повязку,  Патрик  отвлекся  от  своего  "лаптопа",  а
Александра опять повернулась назад.  "Гундарева"  с  хмельной  вежливостью
поспешно наклонилась к ней:
   - У меня блядский голос, да?
   Александра промолчала, но ее серые глаза были красноречивей слов.
   - Все! Поняла! Молчу, как Зоя Космодемьян-ская!  -  заявила  златозубая
"Гундарева". - Слышь, подруга, а ты выпей  с  нами!  А?  -  и  взялась  за
стакан. - Водки или винца? Чего будешь?
   - Спасибо, я не пью, - Александра отвернулась, прислонилась  головой  к
холодному иллюминатору и - разом заснула. Как выключилась. Но минут  через
сорок новый всплеск скандальных голосов буквально вытолкнул ее из  сонного
омута.
   - Я взяла твои деньги? Ах ты паразит, тля! Я взяла твои деньги?
   Александра разлепила глаза.
   Через два ряда от нее Лэсли тоже  срывала  с  глаз  повязку  и  очумело
вертела головой.
   А посреди  прохода,  над  головами  проснувшихся  пассажиров  высилась,
подбоченясь, дебелая "Гундарева" в своем укороченном до  ягодиц  платье  и
кричала  лысому  "Евстигнееву",  стоявшему  напротив  нее  в  гордой  позе
Наполеона.
   - Я взяла твои деньги, сука?
   - Взяла! - выпятив грудь, говорил он.
   - Ах ты курва ничтожная! Люди, я украла его деньги? Да я ж тебя к  себе
и близко не подпустила! Я взяла твои деньги, коммуняга хренов?
   - Взяла! - упрямо настаивал лысый.
   - Да я  тебя  счас  размажу!  По  самолету!  -  грудью  пошла  на  него
златозубая "Гундарева". И левой рукой вдруг схватила его  за  рубаху  так,
что пуговицы прыснули в разные  стороны,  обнажив  его  синюю  застиранную
майку. - Я взяла у тебя деньги? Говори, шестерка партийная! Людям скажи! Я
взяла у тебя деньги?!
   - Взяла! - гордо сказал "Евстигнеев".
   Лэсли в ужасе  моргала  близорукими  глазами,  а  Патрик,  открыв  рот,
смотрел на эту сцену, как на бродвейский спектакль.
   - Скотина! Вот те!
   Правой рукой наотмашь златозубая вдруг так вмазала лысому по лицу,  что
хлесткое эхо  пошло  по  самолету,  пассажиры  ахнули,  а  татарин,  сосед
Александры, вскочил и с силой вдавил кнопку вызова бортпроводницы.
   - Я взяла твои деньги? - хрипела блондинка, держа лысого одной рукой за
рубаху, а второй, кулаком, била его, как боксерскую грушу, требуя  ответа:
- Я взяла твои деньги, сволочь?
   Дело происходило на высоте семь  тысяч  метров,  ровно  гудели  турбины
"ТУ", за иллюминатором было минус сорок семь градусов, а внизу, в разрывах
бело-пенной   облачности   необъятная   Россия   готовилась    к    первым
демократическим выборам президента.
   - Взяла, - не сдавался лысый, пытаясь локтями  прикрыться  от  хлестких
ударов сибирской продавщицы.
   - Нет, я не могу! Я не могу так! - закричала та. -  Люди,  я  его  счас
выкину из самолета! Ах ты, тварь партийная, иди сюда! - и рывком  потащила
лысого за рубаху вперед, к выходу из самолета,  и  проволокла  так  метров
восемь, но потом лысый затормозил - он  был  крупней  "Гундаревой"  и  еще
упирался, хватаясь руками  за  спинки  кресел.  И  тогда  она,  подскочив,
достала правой рукой до редких волос вокруг его  лысины  и  дернула  их  с
такой силой, что клок остался у нее в  кулаке.  -  Я  брала  твои  деньги,
тварь?
   Тут, наконец,  прибежали  юный  стюард  и  стюардессы.  Стюард  храбрым
петушком ринулся разнимать драку.
   - Да пошел ты! Пацан! - бабенка  отбросила  его,  как  щенка,  и  снова
засадила лысому кулаком в лицо: - Я брала твои  деньги?  Да  я  счас  убью
тебя, сука ты тлетворная!
   Стюард психанул от обиды и бросился на бабенку всем телом, как  вратарь
на мяч. Силой этого броска и весом своего тела он сбил ее с ног в кресло и
стал пристегивать ремнем.
   Лэсли достала из своей сумки горсть невросана и передала стюардессам.
   - It will cool her down...
   - Это успокоительное, - перевела Александра.
   Но златозубая в истерике оттолкнула и невросан, и стюардесс, и  стюарда
и стала вдруг стаскивать с себя платье, открыв синие шелковые  рейтузы,  а
на животе - гармошку самодельного, из бязи, пояса-патронташа.  Раньше,  во
время второй мировой войны, в таких корсетах с брикетами вшитого  динамита
герои бросались под вражеские танки. Но у  златозубой  вместо  динамита  в
каждом брикете было, наверное, по лимону, то есть по  миллиону  рублей,  а
всего на ее животе было лимонов двенадцать,  и  Александра  подумала,  как
тяжело теперь иметь деньги - ну как их перевозить?  в  чемодане?  Ведь  ни
чеков, ни кредитных карточек, как у американцев, у людей  нет,  и  вообще,
кто при такой инфляции держит деньги в банке?
   Стюард и стюардессы натянули на "Гундареву"  ее  платье,  и  стюардессы
увели ее по проходу к себе, в свой служебный отсек между первым  и  вторым
салоном. Лысый  "Евстигнеев"  ушел  в  хвост  самолета  под  руку  с  юным
стюардом.  Пассажиры  самолета  обменялись  красноречивыми   взглядами   и
вернулись  к  своим  делам:  кто  читать  "Иностранную  литературу",   кто
дожевывать свои деликатесы. Патрик  снова  застучал  на  своем  "лаптопе",
Лэсли с американским упрямством снова сунула в уши  поролоновые  пробки  и
натянула на глаза повязку-"невидимку", и Александра тоже  нырнула  в  свой
сон.
   Тихо было в небесах над Россией, и Александра уснула мгновенно.
   Но где-то через час - опять грохот, крики, землетрясение.
   Открыв  глаза,  Александра  увидела  отступающего  по  проходу  умытого
"Евстигнеева" с гладко зачесанным нимбом оставшихся волос вокруг блестящей
лысины и наступающую на него дебелую зла-тозубую блондинку.
   - Люди! Слушайте его, люди! - кричала она,  сияя.  -  А  ты,  мерзавец,
громче скажи! Громче! Я брала твои деньги, коммунист ты поганый?
   - Нет, не брала, - лыбился "Евстигнеев".
   - Громче, падла! Чтоб все с