. Они остановились  где-то  совсем  рядом, затем тонко
скрипнула дверь "темнушки", и тот же самый голос, что звучал раньше вместе с
женскими, произнес слова, заставившие Силина замереть и затаить дыхание:
     -- Вот здесь нашли эту крысу.
     Нумизмат не  видел,  как  коренастый человек лет пятидесяти  с  густыми
усами  и  глазами, носившими  явные  следы  больной  щитовидки, снял с пояса
мощный  фонарь  и, с  кряхтением согнувшись,  начал  шарить лучом  света под
нижней полкой стеллажа. После этого он  так же внимательно  осмотрел стены и
потолок ниши. Силин с ужасом наблюдал, как острые осколки  света пробиваются
сквозь тонкие щели его импровизированного люка.
     --  Нет,  норы  здесь   нет,   --  хрипловатым  голосом  заявил  крысиный
"ликвидатор",  вешая на  пояс фонарь.  --  Просто осень, сейчас мыши  и крысы
бегут  из леса в тепло, к  людям. У меня зять в прошлом году едва от  них не
загнулся. Поехал на охоту и подцепил мышиную лихорадку.
     Ерхов во  весь голос ахнул.  Его собеседник  воспринял  это по-своему и
продолжил с еще большим подъемом:
     -- Еще бы! Страшная вещь, почки отказывают совсем, температура жуткая...
     Так,  беседуя,  они  спустились  вниз, а  Нумизмат в  своем  убежище  с
облегчением  перевел дух и вытер пот с  лица. Он бы так сильно не радовался,
если бы слышал продолжение разговора во дворе.
     --  Дом  большой,  но  часа  за два  мы управимся,  --  заверил пышноусый
управляющего, подходя к  микроавтобусу. -- Чем это средство хорошо -- крысы не
дохнут, а просто уходят из дома. Это ведь лучше, если бы они сдохли и воняли
где-нибудь между перекрытиями?
     -- Ну конечно! -- согласился Ерхов, кивая своей колобкообразной головой.
     --  И  следов  не  оставляет  ни  на мебели,  ни на стенах. Потом  часок
проветрите, и все. Немецкое средство.
     -- Да-да, вы уже говорили.
     -- Тогда начнем, как обычно, с подвала. Одевайся, Федя.
     Через  пятнадцать минут из микроавтобуса вылезли две неуклюжие фигуры в
серых костюмах химзащиты, с противогазами на головах, вооруженные переносным
баллоном и распылителем в руках.  Один из дезинфекторов  спустился в подвал,
второй прошел в дом.
     Силин почувствовал газовую атаку сразу, лишь только пучеглазый пустил в
ход  свой распылитель в подвале. Резкий,  неприятный запах, поднявшись вверх
по  вентиляционной  трубе, заставил  Михаила  дернуться  так  резко, что  он
ударился  головой о  верхнюю стенку кожуха. А запах с дурным привкусом хлора
все  усиливался. Нумизмат  начал задыхаться,  горло  его  сжала  мучительная
спазма, к тому же нещадно щипало глаза.
     Вспомнив все, что знал  об отравляющих  газах,  Силин нашарил  горлышко
пластиковой  бутылки и, поспешно открыв  пробку,  обильно  полил  водой свою
импровизированную  подушку --  свернутые валиком  штаны. Уткнувшись  лицом  в
мокрую  ткань,  Михаил  почувствовал  некоторое  облегчение,  но  нестерпимо
захотелось  чихнуть  или  покашлять.  И горло его,  и  нос словно  раздирали
невидимые когти  свирепого зверя. Чудовищным усилием воли Нумизмат сдерживал
свою  плоть, бьющуюся  в мучительных  попытках выхаркнуть  обратно проклятую
отраву. Он знал, что, кашлянув хотя бы один раз, уже не сможет удержать свое
тело в узде.
     А газ продолжал наползать,  все  более  и более сгущаясь.  Просачиваясь
сквозь многочисленные отдушины, он  поневоле встречался с досадной преградой
в виде лежащего в вытяжной трубе человека. Сколько длился этот кошмар, Силин
не знал: год,  век? Цеплясь за остатки  разума, он расслышал снизу увесистые
шаги дезинфектора, шипение распылителя в нише. Затем все смолкло, и Нумизмат
разрешил себе потерять сознание...
     В себя он  пришел не скоро, и  первое, что  ощутил иссушенным  горлом и
больными легкими, -- сильную тягу свежего воздуха.  Силин приподнял голову от
мокрой тряпки и жадно глотнул столь бесценный кислород. Из глаз  его нещадно
катились слезы,  веки опухли, и он еле разлепил их. Перевалившись на  спину,
Михаил несколько минут массировал горло, затем нащупал  поваленную бутылку с
водой  и  жадно  допил  остатки  жидкости. Отдышавшись,  он  прислушался,  с
беспокойством  рассуждая  о  том, не раскашлялся  ли  он, потеряв  сознание?
Где-то  вдалеке  словно гудел гигантский  шмель, и Силин понял причину столь
сильного тока воздуха: включили принудительную вентиляцию.
     "Козлы, чем  они  травили, чуть не сдох!" --  вяло подумал  он. Даже  на
злость у него не осталось сил.
     Прошло несколько  минут,  и  Силин различил  вдалеке  какие-то  голоса.
Сначала  он  уловил явные нотки  раздражения,  потом расслышал  и  отдельные
слова. Это бушевал управляющий нового дома Балашовых.
     -- Нет, это невозможно! -- почти визжал он своим пронзительным голосом. --
Этот запах не только за час, за месяц не выветрится!
     -- Да ладно вам, уже почти не чувствуется, -- добродушно хрипел "крысиный
киллер".  Он и сам сомневался  в эффективности  своего зелья,  но надо  было
держать марку фирмы.
     -- Если погибнут растения, вы с нами не расплатитесь! -- бушевал Ерхов. --
Вентиляция  работает уже  целых  полчаса, и никакого  эффекта!  Хорошо  еще,
хозяев нет!
     -- А когда они вернутся?
     -- Через пять дней.
     -- Ну, за пять дней не только запах выветрится,  новые  крысы набегут, --
позволил себе пошутить дезинфектор. Мажордом чуть не лопнул от злости. А над
его головой  чуть не  застонал  у  себя в коробе Силин.  Пять дней, еще пять
дней!
     "Невозможно!" -- подумал он.
     Тем временем  оба его палача, поругиваясь,  ушли куда-то в  глубь дома,
все стихло.  Михаилу нестерпимо  хотелось покинуть  свое убежище, спуститься
вниз и  подставить  лицо под струю  теплой воды.  Увы,  это было невозможно.
Нумизмат уже понял, что по дому ходит человек, шаги которого он не слышит.
     А человек  этот, выпроводив чертовых дезинфекторов,  вернулся  в дом  и
снова втянул воздух всей грудью. Увы, его аристократический нос  по-прежнему
неумолимо отмечал  присутствие в атмосфере  некой вонючей гадости.  Нырнув в
свою небольшую кладовку  в подвале, Ерхов вернулся с  большим ароматизатором
воздуха и щедро распылил по всему дому слащавый аромат  болгарских роз. Он и
представить себе не мог, какую этим оказывает услугу большой двуногой крысе,
притаившейся в его доме.
17. В ДВУХ ШАГАХ.
     Приторно-сладковатый запах со змеиным шипением  еще струился из баллона
в руках дворецкого, когда со  стороны улицы послышался  автомобильный гудок.
Выглянувший  в  окно  Ерхов  увидел,  как в открывшиеся ворота  въехали  две
машины: "вольво" и микроавтобус "фольксваген" с эмблемой охранного агентства
"Сатурн"  на боку.  Пока мажордом  добирался  до  выхода,  Киреев  уже вовсю
бушевал во дворе, отчитывая дежурных охранников. Заигравшись в шахматы,  они
умудрились прозевать приезд высокого начальства. Впервые подчиненные слышали
из уст Киреева столь откровенный русский мат.  И  Валерия  Николаевича можно
было понять.
     Прошло двое суток  с того момента, как Киреев  впервые  услышал фамилию
Силина,  но  теперь  ситуация еще больше ухудшилась, и  бывший дипломат всей
душой  возненавидел  проклятого  Нумизмата, эту чертову  страну и весь мир в
целом. Еще прошлым вечером казалось, что он  в двух шагах от  удачи. И он, и
Скорик,    поверив    "оперативным   данным"   от    Марьи    Николаевны   и
дурака-участкового, надеялись застать Нумизмата  у Нади.  Увы, все, что  они
получили там, оказалось мизером: подробные, но ничего не значащие  показания
женщины, стопка  изрезанных газет в тумбочке и весьма своеобразная резиновая
шайба-штамп,  реабилитирующая былую халатность Степина.  Два сонных  киргиза
без московской прописки в счет не шли.
     Странно, но когда  невыспавшийся  Киреев ехал на  работу,  он постоянно
вспоминал   эти  самые  газеты.  Почему-то  именно  они  заставили   Валерия
Николаевича почувствовать всю меру угрозы, исходящей  от Нумизмата. До этого
он  воспринимал ситуацию как одну  из многочисленных  хлопотных обязанностей
своей  нынешней  работы.  Но за пустыми  глазницами  газетных  полос  Киреев
почувствовал реальную угрозу и обильную кровь.
     А тут еще верный "оруженосец" Валерия Николаевича Шура умудрился трижды
ухудшить настроение  шефа.  Сначала  он  подтвердил,  что действительно  все
вырезанные  из  газет  статьи  касались их  главного  работодателя.  А потом
добавил:
     -- Звонил Скорик, сказал, что его отзывают с дела, там какого-то важного
иностранца убили в "Редисон-Славянской".
     После этого сообщения Киреев впервые при подчиненных всуе помянул Божью
мать. Он понял, что  дело Нумизмата безнадежно зависает в воздухе. Еще через
полчаса  Шура почему-то  не воспользовался  селектором,  а  сам  появился на
пороге и громким шепотом сообщил:
     -- Валерий Николаевич, возьмите трубку, Швейцария!
     Уже по его интонации Киреев понял, чей голос сейчас услышит в трубке.
     -- Да, Киреев слушает.
     -- Баграев говорит. Почему не доложили о деле этого Нумизмата?
     -- Пока не вижу в этом острой необходимости.
     -- Доложите, какие приняли меры?
     --  Хорошо,  --  согласился  Киреев,  одновременно  вытаскивая  из  пачки
очередную сигарету. Нервничая, он всегда много курил.
     Выслушав его доклад, Баграев недовольным тоном высказал свое мнение:
     --  Не там ищешь, Киреев.  Цель  его -- подобраться к дому, там и жди. Ты
проверил само помещение?
     -- Конечно, по полной форме.
     -- Проверь еще раз! Возьми собаку, вместе с ней обнюхай каждый закоулок,
проверь  канализацию, все  подсобки, лесопосадки рядом.  Он  должен прийти к
дому! Поставь дополнительные  телекамеры, укрепи двери дома так, чтобы никто
не мог ворваться в него снаружи. Понял?
     -- Да,  -- коротко, с тщательно скрываемой  злостью  в  голосе  отозвался
Киреев.
     -- Почаще вздрючивай охрану. И  еще! На случай отключения электроэнергии
снабди  их приборами ночного видения. Усеки,  Киреев,  этот ваш  Нумизмат не
придурок с "пугачом" в кармане, он делов может натворить ого-го! За  него ты
отвечаешь головой, понял?
     -- Слишком много слов, коллега. Можешь спокойно отдыхать в  своей сырной
стране, все  давно под контролем, -- более резко, чем надо бы, ответил своему
начальнику  Киреев. В трубке  на несколько секунд воцарилась  тишина,  затем
голос Баграева с неожиданно шипящими интонациями разразился целой тирадой:
     -- Я здесь  не  отдыхаю,  а  работаю!  Это вы,  сэр, из работы  устроили
курорт! Вот приеду, я с тобой по-мужски поговорю, не по  этикету дипломатии,
а с  глазу на глаз! Вот тогда ты у меня за юбки Анны Марковны не спрячешься!
Понял?!
     -- Ладно пугать-то! -- ухмыльнулся в трубку внезапно повеселевший Киреев.
--  "Приеду! Поговорю!"- передразнил он босса. -- По делу у тебя все?
     -- Да!
     -- Ну бывай, айм сори!
     Киреев  положил  трубку, пару минут  задумчиво сидел  за  столом, затем
развернулся   к  компьютеру  и  несколько  минут  сосредоточенно  стучал  по
клавиатуре.  Результатом  всех  этих действий  явилась еще  одна язвительная
усмешка  и вызов Шурика.  Когда парень  с фигурой пацана  и  дипломом  МГУ в
кармане появился на пороге,  Киреев с ласковой  ухмылкой поманил его к  себе
пальцем.  Тот подошел ближе,  но начальник продолжал манить  его,  при  этом
показывая  пальцем  на свое ухо.  Шура  послушно перегнулся  через  стол, но
прежде  чем начать разговор,  его  начальник и благодетель  крепко  крутанул
диспетчера за ухо и,  не выпуская слуховой орган из  пальцев, ласковым тоном
начал поучать неразумного пацана:
     --  Шура, ты знаешь,  как у нас в  разведке  называют  продажных двойных
агентов? Кротами  или крысами. Так вот запомни, крысенок,  -- он сильнее сжал
пальцы, и диспетчер-аналитик тоненьким голосом взвыл от боли,  -- сидеть надо
на  одном  стуле, а  то  два  могут  разъехаться, и шлепнешься жопой на пол,
понял?
     --  Ва... Валерий  Николаевич,  я  ничего... -- пискнул  в руках  Киреева
щуплый Шурик.
     -- Да не вешай ты мне лапшу на уши! Из памяти нашего  компьютера ты стер
запись о телефонном  звонке и посылке факса в Швейцарию. Но в коммутаторе-то
информация  осталась. Звонили в восемь пятнадцать утра, как раз  твоя смена.
Понял?  А  я-то думаю, откуда  это Бигбаг  так  хорошо знает ситуацию? Такие
подробности про Нумизмата... -- И, отшвырнув парня  в сторону,  Киреев кивнул
на дверь: -- Пошел вон!
     Глядя,  как Шура неуверенной  походкой пробирается к выходу,  прикрывая
рукой  распухшее  и покрасневшее, похожее  на пельмень  ухо, Киреев подумал:
"Как только подвернется случай -- уволю засранца!"
     Эта  мысль сразу испортила настроение.  Все-таки Шуру  он  считал своим
питомцем. Обидно, когда предают самые верные и ближние.
     С  трудом  оторвавшись от самокопания, Валерий  Николаевич нажал кнопку
селектора  и,  услышав испуганный  голос Шурика,  продиктовал  ему некоторые
указания.
     --   Позвони  в  "Сатурн",  пусть  подготовят  "фольксваген"  с  обычным
составом, только  собака нужна не  на  взрывчатку, а  на человека. Я подъеду
примерно через час.
     Вот  поэтому сейчас во дворе балашовского дома  Киреев,  отбросив  свою
"англизированность",  безбожно  материл своих  подчиненных. Закончив с  этим
святым делом, он подошел к стоящему на крыльце Ерхову.
     --  Здорово, Михалыч,  --  буркнул шеф  службы безопасности, подавая руку
дворецкому.
     --  Приветствую, Валерий Николаевич.  Что это у вас  за десант? -- кивнул
управляющий на вылезших из микроавтобуса "секьюрити".
     -- Да проверить тут у вас кое-что надо, пошляемся немного по дому.
     -- Недавно же проверяли! -- удивился Колобок.
     --  А-а, наш Баграев в Швейцарии  кислороду  перебрал,  житья никому  не
дает.
     Валерий   Николаевич  окинул  критическим   взглядом  поднимающихся  по
ступенькам охранников и окликнул кинолога:
     -- А у вас вроде бы раньше доберман был?
     -- Фауст? Подох, бедняга.
     -- Что это он?
     -- Ветеринар сказал,  инфаркт. Служебные  собаки  долго не живут. А  ему
как-никак девять лет было.
     Нагнувшись, кинолог потрепал лобастую голову широкогрудого ротвейлера и
одобрительно сказал:
     -- Но Марс у нас тоже молодец, так ведь, дружище?
     "Дружище"  исподлобья  глянул   на  хозяина,  затем  ткнулся   носом  в
полиэтиленовый пакет с газетами, в свое время нещадно изрезанными Силиным, и
неторопливо  затрусил к дому. Но не успел Киреев, стоя на крыльце,  закурить
сигарету, как явно обескураженный кинолог показался в дверях.
     --  Валерий  Николаевич,  вы  извините,  но  там  совершенно  невозможно
работать. Я собаке нюх угроблю на этом дерьме.
     -- Что  такое? -- удивился Киреев, но, войдя  в дом, сразу понял проблемы
собачатника.
     -- Где  Ерхов-то?  --  спросил  он,  но мажордом  уже спускался  вниз  по
лестнице со второго этажа. -- Чем это у вас так  непотребно воняет, уважаемый
вы наш Евгений Михайлович? Канализация забилась букетами роз?
     -- При чем тут канализация? -- недовольным тоном отозвался управляющий. --
Просто плановая  дезинфекция,  чтобы  не  заводились крысы, мыши,  тараканы.
Сейчас  осень, эти  твари лезут в дом.  Уже  включили вентиляцию, скоро  все
выветрится.
     Ерхов  побоялся  рассказывать  начальнику охраны  об  истинной  причине
вызова борцов за чистоту.
     "Опять  начнет  издеваться,  скажет,  что   мне   почудилось,  на  смех
поднимет".
     -- Но в доме дышать невозможно, не то что собаке работать!
     Словно подтверждая  его  слова,  широколобый Марс совсем по-человечески
три раза чихнул.
     -- Вот видите, -- кивнул на него Киреев. -- Хоть противогаз надевай.
     -- Ничем  не могу помочь,  -- развел  руками Ерхов. -- Вытяжка работает на
полную мощность, ждите.
     -- Ладно,  проверьте пока автономку, подвал. Может, со временем эта жуть
рассеится, -- велел Киреев.
     Тем временем два умельца в форменных комбинезонах начали пристраивать к
входной двери массивную  продолговатую коробку, крашенную  серой  молотковой
эмалью.
     -- Что они собираются делать? -- заволновался Ерхов, с ужасом наблюдая за
этой сценой.
     --   Устанавливают   дистанционную   задвижку.   С  ее   помощью   можно
заблокировать двери, находясь в любом конце дома.
     -- Но она уродует весь дизайн!
     Киреев, тонко улыбаясь, развел руками:
     -- Ничего не могу поделать. Указание начальника товарища Баграева. Пойду
посмотрю, на улице должны установить дополнительные телекамеры.
     Когда минут через сорок изрядно продрогший на  ноябрьском  ветру Киреев
вернулся  в дом, первая задвижка  уже стояла на входной двери.  Осмотрев  не
очень изящное изделие, Валерий Николаевич довольно хмыкнул.
     "Вряд ли "мадам" понравится это чудовище",  -- с некоторым удовольствием
подумал  он. Их вражда с Баграевым зашла настолько далеко, что  даже дельные
предложения шефа он воспринимал в штыки.  К удивлению Киреева, на лестничной
площадке показался кинолог  со  своим Марсом.  Не торопясь,  они  спустились
вниз, и проводник мрачно отрапортовал:
     -- Обошли весь дом,  вроде чисто,  но хорошо бы повторить дня через три,
не раньше.
     -- По-моему, эта зараза и через неделю вонять будет.
     Спровадив во двор  неразлучную пару, Киреев  поднялся наверх и не спеша
начал  обходить  одну комнату  за другой.  В  розовой спальне  он задержался
дольше всего. Разглядывая  безупречно застеленную кровать, он  испытал то же
самое чувство, что в свое время пришло к Нумизмату: Киреева потянуло рухнуть
на эту  постель как есть, в  мокром  от  дождя плаще, и непременно водрузить
грязные  ботинки  на  пуховую нежность подушек. Еле  сдержавшись и сплюнув с
досады, он вышел в коридор и, пройдя его до конца, уперся в нишу.  Приоткрыв
дверцы,   Киреев    несколько   секунд   рассматривал   полутемное,   пустое
пространство, потом закрыл дверь и продолжил свою экскурсию по дому.
     Лишь спустя  три  часа, закончив работу,  и  "секьюрити", и управляющий
покинули "розовую сказку" Балашовых.
18. ГОРЯЧКА.
     К  этому  времени  Нумизмат  промерз  до  самых  костей.   Находясь   в
бессознательном  состоянии,  он опрокинул бутылку  с  водой на  подстеленную
вместо  матраца  куртку,  и  теперь  и  свитер,  и  рубашка  его  безнадежно
пропитались влагой. Внизу постоянно ходили люди, доносились голоса. Силин не
мог  переодеться,  он  опасался  даже отползти подальше,  в глубь кожуха.  А
беспощадный поток воздуха пробирал до дрожи.
     Когда  внизу  все успокоилось,  Михаил все же сполз с мокрой куртки, но
холодные листы жести еще  больше заморозили  его.  Боясь,  что разлитая вода
просочится  вниз  и проявится  пятнами на подвесном потолке, Силин аккуратно
свернул  куртку,  предварительно  сунув в середину  остальные  мокрые  вещи:
свитер,  рубаху  и  штаны-подушку.  Для  того  чтобы  стянуть  их с  себя  и
переодеться  в  сухое, Нумизмату пришлось  долго и мучительно  ворочаться  в
узком пространстве.  Он извивался как червяк и  стукался о  жесть локтями  и
головой. Иногда это у него  получалось чересчур громко,  но Силину  было уже
все равно, терпеть больше холод он не мог.
     В  десять  часов  вечера Нумизмат  решил, что настала пора  решительных
действий. Несмотря на то что вентиляцию давно отключили, Михаил никак не мог
согреться.  Осторожно открыв  люк,  он прислушался, затем  своим "червячным"
методом  спустился вниз, постоял  немножко  в нише,  снова  прислушиваясь  к
молчанию  огромного  дома, а  затем беззвучно  проскользнул в  ванную. Желая
умыться, Силин  включил  свет,  взглянул на  себя в зеркало  и тихо, с душой
выматерился.  На него смотрело какое-то чудовище с заплывшими, покрасневшими
глазами, распухшим носом и вывернутыми, негритянскими губами.
     --  Чудесно  они  меня  приукрасили,  --  пробормотал  Силин  и,  вдоволь
насмотревшись на свое прелестное личико, протянул руку, чтобы включить воду.
Слава Богу, что он не успел этого сделать, иначе за шумом  воды не расслышал
бы, как внизу, на перв