окручивал всю операцию  от  начала и до конца:
приезд в Зубовку, устранение Димки-Одуванчика.  Затем болтливый Шпон  с  его
"несчастным случаем", Сергунчик, чуть не расставшийся с жизнью за три дырки,
прожженные Силиным раскаленным электродом. И вот теперь  Михаил лежит здесь,
отдыхает и спокойно ожидает своего  часа. Он  все смог, и это ощущение своей
сверхчеловеческой силы и изворотливости поднимало его на верх блаженства.
     "Сейчас  меня,  поди,  по всей стране ищут, плакаты  развесили:  "Особо
опасный преступник Михаил Силин!" А я тут  лежу себе, как там дядька говорил
--   "разлагаюсь!", прямо как  на курорте.  Хоть высплюсь  толком, а то за эту
неделю  мадам Балашова и ее гребаный мужик с лицом клерка высосали  из  меня
все соки.  Господи, сколько их развелось по всей стране! Гараня, Чалый, этот
вот кровопийца!.."
     Проснулся  Нумизмат  уже  ночью,  часы  высвечивали  половину  первого.
Несколько  минут  он лежал,  прислушиваясь.  Труба воздуховода работала  как
звукоуловитель по  всему дому, от подвала  до  чердака, это  Силин усвоил, в
первые же часы пребывания в ней. Дом  молчал, и сначала Михаил  перевернулся
лицом  вниз, разминая затекшую спину,  потом открыл  люк  и потихоньку сполз
вниз  своим "червячным"  методом.  Впрочем,  ему тут же  пришлось  подняться
назад, достать сумку с продуктами и Фроськой.
     Осторожно  выглянув из  ниши и убедившись, что  в  резиденции Балашовых
действительно тихо, Нумизмат  первым делом скользнул в  туалет, приперло его
весьма здорово. Свет  он зажигать не стал, пользовался своим фонариком.  Так
же  не  зажигая огня,  Силин  обошел  весь  дом, уже  изрядно  заполнившийся
мебелью, зеленью и даже электроникой:  телевизорами и здоровущим музыкальным
центром. Выяснив, что ничего похожего на его  коллекцию в доме нет, Нумизмат
устроился на диване в детской  комнате на втором этаже и  не спеша поужинал.
Недостатка  в  освещении  он  не  испытывал,  из  окон  лился свет  фонарей,
казавшийся после мрака воздуховода  даже ярким. Съев приличный кусок колбасы
и  треть  булки  хлеба,  Силин  не забыл  покормить и  свою серую  хвостатую
подружку.  Одно время он опасался, что крыса не перенесет заточения и помрет
от тоски и стресса, но похоже было,  что Фроська адаптировалась к  необычным
условиям своей тюрьмы, тем более что кормили и поили ее от души.
     "Прямо  как человек,  --  думал  Силин, наблюдая,  как  крыса  торопливо
поедает кусочек  колбасы, -- ко всему  привыкает. Революция, коллективизация,
лагеря, субботники.  Семьдесят  лет  прошло, хряп,  все  по новой:  господа,
холопы,  нищета и  безработица.  А им  все  равно,  лишь  бы было  выпить  и
закусить".
     После приема пищи Нумизмат  прилег на  мягком диване и  проспал до пяти
часов  утра. Теперь  он уже выспался окончательно,  снова слегка  перекусил,
поговорил на философские темы с Фроськой и лишь в половине восьмого не спеша
отправился в свою нишу.
     Из первой ночевки Силин вынес кое-какие впечатления о комфортабельности
своего  нового жилья. Первым  делом он  разулся и засунул сапоги  подальше в
трубу. Кожаную куртку  постелил вместо матраса, а снятые джинсы  использовал
как подушку. В трико и свитере ему было  гораздо легче исполнять вынужденные
акробатические этюды.
     Первые полчаса  Силин,  еще  по  инерции,  подремал,  но  шум  голосов,
оповестивших о  начале нового  трудового дня, согнал хрупкую пелену забытья.
Михаил  долго  лежал,  прислушиваясь  к доносящимся  со всех  сторон звукам.
Противный  рев  работающей дрели  или  стук молотка говорили ему  о том, что
творится по  другую сторону  тонкой жестяной стенки. Иногда он довольно ясно
различал  голоса,  особенно  если  разговор  шел  на  повышенных тонах.  Это
забавляло  Силина,  но недолго.  Свет немного проникал сквозь решетки вывода
вентиляции в комнатах, кроме того, глаза Михаила адаптировались к сумраку, и
он уже не воспринимал полутьму  как  неудобство. Гораздо быстрее уставало от
статичной позы тело. Через каждые пятнадцать минут Нумизмат ворочался с боку
на  бок,  машинально  поглядывая  на  часы.  Вскоре  он  понял,  что  именно
светящийся циферблат  и  есть  его  основной враг.  Время  шло  беспредельно
медленно, и это до невозможности раздражало Силина.  В конце  концов он снял
свои верные "Командирские" и сунул их в боковой карман сумки.
     После этого Нумизмат попробовал  уснуть, но вскоре понял, что так легко
убить время ему уже не дано. Чтобы как-то занять тоскующий мозг, Силин начал
вспоминать свою коллекцию, планшет за планшетом, монету за монетой. Поначалу
увлекся, но  потом вспомнил, что  коллекция  принадлежит не  ему, и  приступ
удушающей тоски перерос в слепящую вспышку ярости.
     С трудом справившись со взрывом гнева, Силин попробовал думать о чем-то
другом,  но опять невольно начал вспоминать о своих  монетах, самых любимых,
не купленных,  а  попавших  к нему случайно,  чудом. Так, один  сердобольный
старичок  подарил  ему  ведерный  самовар  в довольно  приличном  состоянии.
Единственным  недостатком  медного  чудовища  оказался  подтекающий  краник.
Разобрав его, Силин с удивлением обнаружил  вместо шайбы  китайскую монету с
квадратной  дырой  в центре, идеально  подходившую  под поворотный сердечник
краника. Как монета попала из Китая в Свечин, ему не смог объяснить никто.
     А  одна монета досталась ему буквально  по лбу. В тот летний день Силин
мирно шел по окраинной улице города, не обращая внимания на играющих рядом в
"войнушку" пацанов.  Ну, кидаются  щебенкой, в чем дело? Из обычной для него
задумчивости Михаила  вывел  тяжелый и  болезненный удар  в лоб.  Вскрикнув,
Силин схватился за него рукой, потом машинально опустил глаза и в серой пыли
сразу увидел знакомую потемневшую медь. Пацанов как ветром сдуло, Михаил так
и не  узнал, где они взяли  трехкопеечную монету  тысяча  девятьсот двадцать
седьмого года выпуска. Ну а синяк у него прошел через пару недель.
     Под эти приятные мысли Силин немного задремал  и проснулся от  тяжелого
грохота, донесшегося со стороны  лестничной  площадки. Дружный, многоголосый
мат не мог  заглушить многострунный стон  упавшего рояля. Как ни странно, но
конструкция  жестяного  воздуховода чутко отреагировала на  столь  необычную
"музыку" и завибрировала наподобие камертона, избрав низкий, давящий  на уши
гул. Силин обхватил руками голову, но всем телом продолжал чувствовать мелко
пульсирующую дрожь  жести. Лишь  когда  снаружи отпели  свою басовитую песню
самые толстые струны австрийского инструмента, нехотя замолк и воздуховод.
     За эти короткие секунды Нумизмат мгновенно вспотел.
     "Вот чертовщина-то! --  думал  он, вытирая пот со  лба.  --  Кто  бы  мог
предположить,  что  эта штука  войдет в резонанс  от  подобной  ерунды.  Еще
немного, и все  развалилось бы к чертям! Хана пришла бы  моему  убежищу. Как
там этот  горластый  главарь писал...  в школе  еще заставляли учить: "А  вы
ноктюрн  сыграть  могли  бы  на флейтах  водосточных  труб?"  Так,  кажется?
Смотри-ка, помню!"
     Шум в доме замолк лишь поздно вечером.  Выждав  до десяти  часов, Силин
спустился вниз, снова первым делом  метнулся  в туалет, а  потом долго делал
зарядку,  разминая затекшие мышцы тела. Постельный режим его "курорта" начал
Нумизмату надоедать.
     "Ничего, еще парочка таких ночевок, и все кончится", -- подбадривал себя
Силин, пускаясь в ночной обход своих владений.
     Если бы все было так просто...
13. ГЕРОИЧЕСКАЯ КРЫСА ФРОСЯ.
     Неприятности начались на третьи сутки его добровольного затворничества.
К  этому времени Силин освоил новый вид передвижения -- ползком на  животе по
вентиляционной  трубе.  Для него это было и спортом --  хоть немного работало
затекающее  тело,  --  и  развлечением.  Переползая  от   одного  ответвления
вентиляции к другому, Нумизмат слушал, что происходит  внутри комнат второго
этажа,  жаль, видеть  он ничего не  мог. Сначала  приходилось ползти  ногами
вперед, зато возвращался он уже в более комфортных условиях.
     "Я сейчас похож на дождевого червяка, -- с  улыбкой думал он, переползая
от голубой  спальни к розовой. -- Странно только ловить карася на собственное
тело. Зато карась хорош -- крупный, в очках, с лысинкой..."
     Его  размышления  прервал донесшийся  звук нескольких хлопков,  а затем
знакомый голос Паршина заявил:
     --  Господа,  можете  не   торопиться!   Новоселье  пятнадцатого  ноября
отменяется!
     Сразу же посыпались удивленные вопросы:
     -- Почему?
     -- Что случилось?
     -- Хозяин едет  в Швейцарию, в Давос.  -- Тут  прораб  утробно  хрюкнул и
позволил  себе пошутить: --  На  съезд передовиков капиталистического  труда,
обещали вручить  грамоту  и переходящее знамя.  С  собой он  берет  мадам  и
пацана. Те желают освоить горные лыжи.
     -- И надолго они отбыли?
     -- Как минимум, на неделю.
     -- Ну вот, а мы тут гнали, шея  в мыле, шлея набок! -- возмутился  кто-то
из дизайнеров.
     Но  его  праведный  гнев был смешон по  сравнению с  яростью Силина. Он
здесь уже трое суток, а  впереди еще целая неделя! Нумизмату показалось, что
все  его  измочаленное  тело отозвалось на это известие  мучительной  болью.
Кроме того,  в сумке у  него  остался лишь  небольшой  кусок колбасы,  грамм
триста, не больше, и четвертушка батона. Попробуй протяни с такой хавкой еще
неделю! Черт бы побрал всех этих богатых придурков, что хотят, то и воротят!
     Кое-как справившись с эмоциями, Михаил пополз  обратно к месту основной
лежанки.  Студенты  задержались,  и  на  пятые  сутки своего  затворничества
Нумизмат  услышал  еще  один  интересный  разговор. В  тот  день  в  хоромах
Балашовых  было  непривычно  тихо,   и  Силин  решил,  что  основная  работа
дизайнерской компании  закончена. Но ближе  к  обеду  он  услышал отдаленные
голоса и пополз на  них. Оказалось, что  в розовой  спальне  беседуют  двое,
профессор и Паршин.
     -- Не знаю, не знаю, Эдуард Михайлович. Все, конечно, выполнено точно по
эскизам, но... Мадам Балашова к чему-нибудь да придерется.
     -- Ну  помилуй  Бог,  к  чему придраться!? -- возмущался профессор. -- Все
выполнено один к одному, как договорились!
     -- Вы не знаете нашу Анну Марковну, -- вздохнул прораб.
     -- Да что  вы  прицепились  к этой милейшей  женщине? Я  с ней  пять раз
обсуждал  проект отделки, и всегда она вела  себя безукоризненно. Кстати, вы
не знаете,  зачем она попросила приделать к стене эти  безвкусные  березовые
чурки? Они абсолютно не вписываются в мой интерьер.
     Паршин рассмеялся:
     -- Ну  как не знать! Это специально,  чтобы  кошка "мадам"  могла об них
точить свои когти. Вы видели ее кошку, профессор?
     -- Нет, а что?
     --  Четвероногий  ужас! Порода называется канадский сфинкс.  Представьте
себе, что обычную кошку побрили наголо и приделали ей морду бультерьера.
     Профессор как-то слегка поперхнулся, потом задал еще один вопрос:
     -- А собак она в доме не держит?
     --  Нет,  что  вы!  Она сама как... Сын  ее просил завести  бульдога, не
разрешила. На дух не переносит собак.
     Мирно беседуя, они спустились вниз, на первый этаж, а наверху,  в своей
железной конуре, Силин облегченно перевел дух.
     "Слава Богу! Про собак у мадам я как-то не подумал."
     В  этот  вечер Нумизмат  выбрался на свет Божий  необычно рано, еще  до
наступления  темноты.  Подвигнула  его  к  этому  прочно  установившаяся   в
громадном здании  тишина. Первым  делом Силин  подошел к  окну и,  осторожно
выглянув во  двор, убедился, что лишних машин внутри ограды  нет.  Голод уже
давал о себе знать беспощадной резью в желудке, но  свое последнее пиршество
Нумизмат отложил, предпочтя ему экскурсию по дворцу четы Балашовых.
     Да,  теперь все было готово к приему высочайшей  пары  и их наследника.
Видно было, что мадам очень любила цветы и разные экзотические растения, так
что весь дом просто утопал в "силосе". А мебель поразила даже неприхотливого
и скептичного Нумизмата.
     "Наверное, Италия?" -- думал он,  рассматривая изящно  изогнутые  спинки
широченной  кровати  в  розовой  спальне.  Громадное   ложе  было  застелено
розоватым  одеялом с пугающе  идеальными пропорциями. Две  огромные  подушки
вызвали  у Силина  нестерпимое желание ткнуть пальцем в это пухлое подбрюшье
миллиардерского  уюта.  Удержало  его  только  понимание  того, что  вернуть
первозданную невинность этим розовым дирижаблям он не сумеет.
     Битый  час Нумизмат как зачарованный бродил по всему  дому, не  узнавая
знакомые комнаты.  Лишь подступившая темнота заставила его впомнить  главную
цель экскурсии  -- поиск коллекции. После коротких раздумий Силин решил, что,
скорее всего, стоит заняться детским кабинетом на  втором этаже,  тем самым,
где он так беспощадно подставил Сергунчика.
     И  в  этой  комнате все было  готово к приезду хозяина.  Стоял  большой
письменный  стол самых авангардных  форм, с подключенным  компьютером, сзади
размещался пустой стеллаж для книг и учебников, сбоку висела  цветная мишень
дартса, а рядом, повыше  и в стороне, баскетбольная корзина. Между  ними был
наклеен  большой плакат  с оскалившимся  в мучительной гримасе звероподобным
Шварценеггером. Но больше  всего  Михаила  поразила  противоположная стена с
огромным фотопанно,  очень реалистично изображающим  столкновение двух машин
"Формулы-1".   Яркие   тона   разрисованных  рекламами  болидов,   красного,
развернутого боком к зрителю, и синего, перелетающего через него и теряющего
в полете матово-черные колеса с осколками разлетающегося корпуса,  -- все это
поражало экспрессией и почти натуральными размерами.
     Увы,  в  пристанище  игр и забав балашовского принца Силин не  нашел ни
одной  монеты.  Нумизмат окончательно обнаглел и забрался в свой  "отдельный
кабинет" только  в восемь часов  утра.  Сквозь  обычную легкую дрему  Михаил
через час расслышал  отдаленный  шум, затем хлопнула входная дверь. Он хотел
было перевернуться и продолжить досматривать свой хрупкий сон, но тут снизу,
через  вентиляционное окно,  выходящее  в подвал,  до него  донесся короткий
собачий лай. Нумизмат, зыбывшись, резко приподнялся, но, стукнувшись головой
об упругую жесть, снова упал на свою лежанку и подумал: "Вот она, сволочь!"
     Да, он не ошибся. Та самая, хорошо ему знакомая бригада "секьюрити" под
присмотром  Киреева  совершала  контрольный осмотр дома. Не  дожидаясь, пока
гости  подойдут  поближе,  Силин  открыл люк и со словами:  "Давай,  Фрося!"
вытряхнул крысу из банки. Звучно шлепнувшись на пол, Фрося коротко пискнула,
минут  пять металась  от одной стенки до  другой, жутко скрежеща когтями, но
поняв,  что   деваться  ей  некуда,  забилась  под  нижнюю  полку  стеллажа.
Убедившись, что все получилось так, как он хотел, Силин закрыл люк и, затаив
дыхание, стал ждать.
     В  этот раз контрольная "зачистка" производилась  более тщательно, лишь
через полчаса  Нумизмат услышал, как гулкий коридор второго этажа наполнился
топотом  шагов  и  перекличкой  голосов.  Парни  в  зеленой  форме  работали
методично, обшаривая округлыми антеннами каждый закуток дома. Вместе с ними,
не торопясь, обходил  комнату  за комнатой и  кинолог  все с той же лохматой
собачонкой. Подойдя было к двери туалета,  собачонка вдруг подняла голову, а
затем  потянула  своего  хозяина  к  нише. Остановившись у  дверей темнушки,
лохматый сыщик  забавно приподнял свисающие почти до земли уши и остервенело
принялся облаивать что-то внутри темной комнаты.
     Посмотреть на причину беспокойства четвероногого охранника  подошли три
остальных  его компаньона, Киреев и высокий,  полноватый человек с округлым,
несколько  слащавым,  но довольно приятным лицом. Это  был управляющий новой
недвижимостью  Балашовых,  Евгений Михайлович  Ерхов.  Именно  он  почему-то
шепотом задал первый вопрос кинологу:
     -- Что, бомба?
     Проводник, с недоумением глядя на своего питомца, пожал плечами.
     -- Непохоже. Совсем по-другому работает. Странно как-то.
     -- Ну, что делать будем? Саперов вызовем? -- спросил Киреев.
     -- Каких саперов, тут что-то другое, -- возмутился кинолог. --  Линда, что
за дела?
     Собака коротко глянула на  хозяина и, не  переставая надрывно  тявкать,
попыталась лапой открыть дверь.
     -- Она краску попортит, -- заволновался Ерхов.
     -- Да давайте откроем! -- предложил самый молодой из бригады.
     -- Ага, а  если  там растяжка? -- скептично  отозвался его  более опытный
коллега.
     --  Если  это растяжка, то установивший ее парниша ушел сквозь стену или
до сих пор сидит в  нише,  --  резонно заметил третий  "секьюрити", снимая  с
пояса тонкий пальчиковый фонарик. Чуть приоткрыв  дверь, он, подсвечивая им,
осмотрел узкую щель. Управляющий домом при этом  как-то очень  быстро  исчез
где-то внутри своего заведения.
     -- Нет тут никакой растяжки. -- С этими словами охранник распахнул дверь,
и Линда, первая ворвавшись в нишу, уверенно потянула хозяина к полкам.
     Все остальное Силин слышал так, словно сам стоял внизу.
     -- Линда, фу! --  крикнул  было кинолог,  но дружный хор  голосов рявкнул
только  одно  слово:  "Крыса!",  а  затем  нестройный топот,  глухие удары и
азартные возгласы  подсказали  Нумизмату,  что  на  Фроську  началась  самая
настоящая охота.
     -- Опять под полку забралась!
     -- Пошуруди там антенной!
     -- Ага, нашел дурака! Своей шуруди!
     -- Вот она, держи!
     -- Блин, мне по ноге заехал, козел!
     -- Не подставляй!
     Фроська  защищалась отчаянно, металась  из угла в  угол,  но  силы были
неравные. После очередной  серии  дружного,  слоновьего топота Силин услышал
финальный аккорд странной охоты.
     -- Есть, готова!
     -- Тащи ее на свет!
     -- О, какая здоровая!
     -- Сказал тоже,  здоровая! Крысенок!  Вот у  нас  в  армии на свинарнике
крысы водились, так это крысы! Больше Линды!
     В это время в коридоре снова  материализовался  Ерхов. Управляющему тут
же продемонстрировали охотничий трофей.
     --  Смотри,  Михалыч,  какой зверь  попался.  Покупай, диетическое мясо,
ценный мех! -- пошутил Киреев.
     Увидев у себя под носом серую тушку  Фроськи, Ерхов, солидный,  пожилой
уже  человек, коротко  и пронзительно  взвизгнул,  а затем воздушным шариком
отскочил в сторону метра на три.
     -- Ба,  Михалыч,  да ты, никак, крыс  боишься?! --  насмешливо  улыбаясь,
спросил Киреев.
     -- Я не боюсь, мне просто противно! -- истерично заявил  управляющий,  но
стоило  лишь  охраннику  с  крысой  двинуться  к  нему,  как  Ерхов,  смешно
подпрыгнув, ретировался еще дальше.
     --  Да ладно тебе, смотри какая красавица,  а  шерстка, а  глазки! -- под
смешки  подчиненных  продолжал расхваливать товар Киреев. Шаг за  шагом  они
выдавливали управляющего с этажа.
     --  Нет,  что  вы  смеетесь?!  Анна  Марковна  не  выносит  ни  крыс, ни
тараканов,  она  повесит меня  и  вас, если увидит хоть одну такую тварь,  --
попробовал усовестить разошедшихся "секьюрити" Ерхов.
     За разыгравшейся комедией  никто не обратил внимание,  что  Линда очень
неохотно  покинула нишу,  смеющийся хозяин буквально волок своего  лохматого
напарника  на  поводке,  а собака все  пыталась  оглянуться назад и  активно
нюхала воздух.
     Когда голоса внизу окончательно затихли, Силин облегченно перевел дух и
вытер пот со лба. Самая шаткая часть  его плана удалась. Может, собака и  не
среагировала бы на него,  обучали ее не на поиск  людей, но  подстраховаться
стоило.
     "Все хорошо, -- подумал Нумизмат, прикрывая глаза. -- Осталось пять  дней
до приезда семейки банкира. Жрать, правда,  нечего, но  вынес все,  вынесу и
это."
     Чтобы  как-то занять время, Силин перевернулся на живот и в  желтоватом
свете фонарика начал перечитывать черную тетрадь.
ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ
     Князев.
     В марте  тысяча  девятьсот девяносто  третьего  года  к  Силину  пришел
высокий,  худощавый  парень лет тридцати,  с бегающим взглядом  хро