ь он с гораздо большим интересом наблюдал  за
действиями  охраны  главного   железногорского   мафиози.  Сквозь  небольшие
окошечки   на   лестничных   площадках   Нумизмат  видел,   как   первый  из
телохранителей пробежался до самого  верха, поинтересовался  даже  дверью на
крышу. Затем  он спустился вниз и  дожидался всех  остальных  около заветной
двери. Судя по тому, что в  руках у парня была портативная рация, вся троица
постоянно поддерживала связь.
     В квартиру Чалый  прошел один, остальные двое вернулись в машину. Силин
же видел больше, чем они. Обняв девушку за плечи и что-то говоря ей на ушко,
Чалый проследовал в спальню, где и пробыл почти час.
     За это  время Нумизмат  и  устал, и  продрог. Чтобы видеть  и охрану, и
Чалого, он  наблюдал  за ними  из  чердачного  окна,  при  этом стараясь  не
шевелиться, чтобы  не  привлечь к  себе  внимание  какого-нибудь  скучающего
пенсионера.
     Удивил Силина и порядок  исхода постоянного гостя Ниночки. Сначала ожил
джип.  Оба  телохранителя вышли  из машины,  и один  снова  поднялся наверх,
причем опять осмотрел  всю лестницу до самого  чердака,  а потом  вернулся к
двери квартиры пятьдесят шесть.
     Силин  еще больше  бы  удивился,  если  бы узнал,  что виной всех  этих
ухищрений является он  сам. Еще неделю  назад все было по-другому. Чалый уже
полгода жил спокойно, последняя война с местной  грузинской мафией кончилась
примирением, и все немного расслабились, в том числе и его телохранители. Но
появление  вооруженного  человека  рядом  с  домом,  та  перестрелка в  лесу
невольно встряхнули  всех и заставили Чалого  вести  себя  осторожнее. Важа,
заядлый враг Чалого, божился, что это не его человек пас хозяина дома  рядом
с ипподромом. Да и внешне все это выглядело  глупо: одиночка с "Макаровым" в
лесу без всяких шансов на успех. Но поберечься все же не мешало.
     Когда высокий гость отбыл, Силин вернулся на свой бивуак, доел  голубя,
напился чая, закутался в одеяло и начал размышлять над всем увиденным.
     Ему  надо  остаться  с этим мафиози с глазу на глаз. Разговор с позиции
силы  --  эту  заповедь своего дядьки Силин усвоил  хорошо.  Да, не  прошло с
Гараней, но  антиквар-то  сразу  все вспомнил после хорошего  удара, а  ведь
сколько кочевряжился!  Значит,  надо  каким-то  образом попасть  в  квартиру
раньше  Чалого. Телохранители  при  разговоре с  ним  Силину совсем были  не
нужны. Загвоздка в том, что Чалый свою  девицу предупреждает о приезде минут
за пятнадцать до  визита. Можно было с утра  захватить Нинулю, ну, например,
после  визита в  магазин  у  самой  двери.  Потом  под  пистолетом заставить
говорить  с  Чалым.  Кто-нибудь так  бы и  поступил, но не  Нумизмат.  Силин
патологически боялся  и не понимал женщин. С его  точки зрения, все они были
сумасшедшие, абсолютно непредсказуемые  дуры.  Мужик всегда думает  головой,
эти  же -- черт  знает  чем!  Заорет, как пить дать  заорет  Ниночка  на весь
подъезд, и хоть убивай ее после этого.
     Сначала Силин почувствовал себя  в тупике. Лежа на алом  стяге, он весь
оставшийся день потягивал из термоса хорошо настоявшийся чай и думал, думал,
думал.
     "Надо  подождать   еще,  --  все-таки  решил  Нумизмат.  --  Понаблюдать.
Проклятая страна! Чтобы  жить в  России,  надо иметь  американскую наглость,
еврейскую хитрость и китайское терпение.  Китайцев у меня в  роду не было. А
так хочется, чтобы все прошло быстрее! Да нельзя".
     Временами  Силина охватывало  отчаяние,  порой  ярость, и  он был готов
грызть  себе вены,  лишь  бы  болью  физической заглушить боль  души. Но  он
преодолевал себя и ждал, ждал чтобы рассчитать все до мелочей и не  упустить
свой единственный шанс.
     Прошло три дня.  На  землю  Нумизмат спускался лишь ночью, и только  за
тем, чтобы запастись водой. Крылатые соседи по чердаку исправно снабжали его
диетическим мясом. По прикидкам Михаила, чердачных  голубей,  разжиревших на
соседнем  хлебокомбинате, ему хватило бы как минимум еще на год. В отношении
питания он сейчас жил даже лучше,  чем  в прежние времена. На  еде он всегда
экономил, так  же как и на  одежде. Все  до последней копейки он вкладывал в
коллекцию.  Никаких  мандаринов  или  шоколада.  Лапша,  тушенка,  картошка.
Единственное,  в чем Силин  себе не  отказывал, это чай.  Любил его, покупал
помногу, предпочитая цейлонский, а потом мучился, что  угрохал столько денег
на собственную прихоть. Растягивая удовольствие, Михаил позволял себе выпить
за день лишь  две чашки крепкого чая:  одну  с утра, другую вечером. Так что
когда  кончился хлеб, Силин  этого почти не заметил. Ну нет его и  нет,  эка
невидаль! Главное  -- что  он установил некоторую закономерность в посещениях
Чалого. Тот приезжал только днем, с часу до трех. Девица в это время носа из
квартиры  не показывала, сидела как на  привязи, ждала звонка. От звонка  до
приезда  хозяина  проходило  примерно  десять-пятнадцать  минут.  Оставалось
узнать кое-какие мелкие детали. Для  этого на четвертый день Силин спустился
на землю.
7. КОНЕЦ "ГИТЛЕРЮГЕНДА".
     Первым делом  он  обошел  дом  Нинули  со  всех  сторон,  пошарился  во
внутреннем  дворе, долго петлял между ветхими  сараями и железными гаражами,
но все-таки нашел выход из запутанного лабиринта на соседнюю улицу.
     После этого  Силин пошел  на ближайший  вещевой рынок  и купил  кожаную
куртку,  примерно  такую  же,  как  у  Чалого и его  качков. В хозяйственном
магазине  он  приобрел  веревку,  тонкую,  но  прочную.  Уложив ее  в сумку,
Нумизмат медленно шел по улице, не подозревая, что скоро  судьба нанесет ему
очередной  удар. Вгляд  его  машинально  скользил  по сторонам,  безразлично
перетекая  с  людей  на  витрины  магазинов и  обратно. Очередной  стенд  он
подметил лишь из-за  его блеклости, думал Силин  совсем  о другом,  но потом
понял,  что  большая   фанерная  доска,  укрепленная  параллельно  тротуару,
рекламирует  вовсе  не  какой-нибудь  товар.  Под  выцветшей  надписью   "Их
разыскивает  милиция"   среди  десятка  различных  лиц  Силин   увидел  свою
фотографию. Нумизмата словно током пронзило. Он стоял и не мог оторвать глаз
от этого еще свежего, не побитого дождями куска бумаги.
     Последние  десять  лет  Силин   вообще  не  фотографировался,  так  что
фотографию  органы  правопорядка позаимствовали  у Наташки, пятнадцатилетней
давности. Бороду  он  тогда  только  начинал  отпускать,  да  и  волосы были
сравнительно небольшие,  до  плеч.  Но это был  он!  Раз  за разом  Нумизмат
перечитывал  короткий,  но  страшный по  своей откровенности  текст: "Силин,
Михаил Васильевич,  уроженец города Свечина,  разыскивается за особо опасные
преступления". И далее шли его приметы: рост, сутулость, описание внешности.
     То,  о  чем  он  раньше  боялся думать,  все же  произошло.  Его  давно
раскусили  и ищут.  И сразу  появилось ощущение загнанного в  ловушку зверя.
Нервно  оглянувшись по сторонам,  Нумизмат чуть было не бросился бежать. При
этом он прикрыл лицо  руками, и  только это касание пальцами гладко выбритых
щек привело его в себя.  Он понял,  что сейчас совсем не похож на бородатого
субъекта с недобрым взглядом со стенда. С трудом оторвавшись от собственного
изображения,  Силин на ватных  ногах двинулся по тротуару,  но все равно ему
казалось, что все  прохожие смотрят только на него. Лишь предательская дрожь
в ногах мешала ему броситься бежать. Так он свернул за угол, потом за другой
и  очутился   в   старом   заброшенном  парке  с  разбитыми   павильонами  и
постаментами,  хранившими остатки гипсовых  ног. Найдя  за аляповатой  чашей
давно не  работающего фонтана старомодную скамейку, Силин без сил  рухнул на
два оставшихся  поперечных бруса. Так он просидел с полчаса, осознавая новое
для себя состояние -- человека вне закона.
     Потом  появилась трезвость мысли.  "Ну что  ж, -- подумал он.  --  Раз  я
опасен для общества, то я  и свободен от его морали и его законов. Теперь  я
сам  себе и Дума, и президент, сам создаю  законы, сам же  их  и исполняю. И
прокурор, и палач в  одном лице. И неизвестно, кому еще от этого будет хуже,
мне или  им.  Они не смогли ни защитить  меня, ни найти мою коллекцию. Я  же
смог  найти  воров.  Значит, имею  полное право  покарать  их  уже  по  моим
законам..."
     Этот сеанс философии Силина  прервала резанувшая слух музыка -- какая-то
импортная лабутня с истерично взвывающими гитарами, жестким ритмом барабанов
и не менее истеричными голосами  солистов. Нумизмат даже не успел удивиться,
как из-за соседнего полуразрушенного павильона  показалась группа парней. На
плече одного  из них  надрывался  динамиками большой квадратный  магнитофон.
Парней было четверо, и при виде их  Силин сразу  нащупал в кармане пистолет.
Кожаные  куртки  с  рядами поблескивающих заклепок, высокие армейского  типа
полусапожки,  также все  в металле, и кожаные штаны  делали  их  похожими на
солдат какой-то странной  армии.  Несмотря  на пасмурный  день,  глаза  всех
четверых   прикрывали  черные  очки.  Подобных  представителей  молодежи   в
захолустном  Свечине  Михаил  еще не  встречал. В  его  городе больше  росли
наркоманы да будущие  уголовники. Безопаснее всего для Силина было  бы уйти,
но,  во-первых,  он  находился  сейчас  в  совершенно другом  настроении,  а
во-вторых, было уже поздно.
     Впереди  шагал   высокий   светловолосый  парень  с  короткой,  ежиком,
стрижкой, далеко не хилый. Что поразило  Силина,  так это немецкий  Железный
крест,  болтавшийся на шее парня чуть ниже кадыка. Точно такой  же Михаил  в
свое  время нашел  среди  залежей  хлама, оставшегося после  военных  лет на
заводской свалке. Остановившись  перед Силиным  метрах в двух, светловолосый
расставил ноги  на  ширину плеч  и  поднял  вверх левую  руку с оттопыренным
указательным  пальцем.  Парень, тащивший  на плече магнитофон, сразу  убавил
звук. После  этого Сивый, как Михаил прозвал явного главаря кожаной банды, в
упор  уставился на Нумизмата.  Странно,  но тот неожиданно развеселился. Его
забавлял  этот  балаган, то,  как парень  пытается  на него давить  морально
картинной  стойкой под офицера  "СС",  не снимая при этом  зеркальных очков.
Силин усмехнулся, положил  левую  руку на спинку  сиденья  и  демонстративно
зевнул. Его поведение обескуражило Сивого. Он поднял на лоб свои  очки и, не
переставая жевать, рявкнул:
     --  Слушай, батон,  а ты  чего тут рассыпался как слон?  Это наша нычка,
вали отсюда!
     Силин невежливые слова пропустил мимо ушей, его  раздирал смех. Парень,
вопреки его ожиданиям, оказался не крашеным, а стопроцентным альбиносом.
     -- А чего это я должен уходить? Мне здесь нравится. Воздух почище, тихо,
спокойно.
     Михаил  отвечал  в  своей  обычной  манере,  но  его монотонный, слегка
скрипучий голос  в этот раз  звучал по-особому издевательски.  Альбинос даже
опешил  от  подобной  наглости. Его красноватые глаза  еще  несколько секунд
буравили странного мужика, затем он повернулся к своим "кожаным братьям".
     -- Да он, никак, по пояс деревянный, -- сообщил им Сивый.
     -- Ага, -- подтвердил один из его собратьев, -- полный "якорь".
     Самый  же  щуплый  и  низкорослый  из  металлических  "братьев"  только
засмеялся,  и  лишь  по  голосу Силин  понял, что  на  самом  деле перед ним
девушка.  Кожаная униформа, черные очки  и надетая  задом наперед  бейсболка
уничтожили  у девицы все  видимые черты ее истинного пола. А Сивый продолжал
распалять себя.
     --  Слушай, "фиолетовый", -- снова обратился  он  к Силину,  --  ты что же
думаешь, если раскинул ноздри на ширину плеч, так будешь торчать тут вечно?
     -- Адик, ты с него  слупи  плату за выжранный им кислород, --  подал идею
носильщик  магнитофона. Из всех троих он выглядел наиболее внушительно.  Был
пониже ростом  главаря, но  мощная  грудь и широкие плечи явно подсказывали,
что парень раньше упорно "качался".
     -- Да  замочи  ты его, Адик, -- хрипловато  прогундосила девица,  -- он же
гнилой, типичный рахитик.
     "Вот сука", -- подумал Силин, а сам спросил:
     -- Ну и зачем ты эту фигню повесил себе на шею?
     Адик глянул  себе  на  грудь и понял, что странный чудик спрашивает про
Железный крест. Он самодовольно усмехнулся.
     -- Тупой ты, дядя. Про русских фашистов слыхал? Так вот мы они и есть.
     -- А ты, значит, Адольф? -- догадался Нумизмат.
     --  Точно.  У  него еще  одна  нарезка в  гайке осталась,  соображает, --
поделился радостью с остальными железногорский фюрер. При этом он подмигнул,
и здоровяк с ухмылкой прибавил громкости.
     -- Не похож, -- решил Силин, -- усиков не хватает.
     -- А я счас  твои, на хрен, позаимствую! -- разозлился Адольф и попытался
ударить ногой Силина по лицу.
     Нумизмат  при  всей  своей видимой  флегматичности  обладал  недюжинной
реакцией  и координацией движений. Чуть отклонившись  вправо, он левой рукой
поймал красивый ботинок Адольфа за пятку и резко рванул его на себя и вверх.
Альбинос  со всего маху  приземлился  копчиком  на  землю. Трое  его идейных
последователей на секунду опешили, а затем одновременно бросились на Силина.
Но тот уже достал  пистолет  и без  раздумий  двумя выстрелами  остановил  и
здоровяка,  не  успевшего  снять  с  плеча  магнитофон,  и  его  молчаливого
товарища.  Тут   загривок   Михаила  словно  обожгло  раскаленной  спиралью.
Вскрикнув,  он  обернулся  и  понял, что это  "кожаная" девица  достала  его
велосипедной цепью. Она уже замахивалась ею для повторного удара,  но Силин,
вскочив  на  ноги,  успел выстрелить.  На  все это ушли  считанные  секунды.
Магнитофон, даже упав  на землю,  продолжал извергать подвывающую музыку, на
земле  корчился  стонущий здоровяк,  второй его  товарищ  лежал очень тихо и
неудобно,  ткнувшись  лицом  в  небольшую лужицу. В отличие  от  него девица
подавала признаки  жизни. Дергаясь всем  телом,  она  прижимала  обе руки  к
животу, но при этом, как ни странно, молчала.
     Молчал еще один человек. На  земле, прямо перед Силиным,  сидел Адольф.
Вождь местных  наци  повел  себя не очень геройски.  Сначала,  оцепенев,  он
наблюдал, как  гибнет  его  гвардия, а  когда  дуло пистолета опустилось  на
уровень его глаз, то кожаные  штаны альбиноса наполнились  мочой и  дерьмом.
Словно ящерица, он все в том же сидяче-лежачем положении быстро-быстро начал
отползать назад, пока не уперся спиной в бетонную чашу заброшенного фонтана.
     -- Ну так что, Адик, не хочешь помирать? -- спросил Силин.
     Тот лихорадочно  потряс  сивой головой.  Из его красноватых  глаз текли
слезы.
     --  А  придется, --  все  в  той  же монотонно-скрипучей манере продолжил
Нумизмат. Впервые  он наслаждался своей  властью и силой. -- Не носил  бы эту
пакость, может быть, и остался жить.
     И,  прицелившись,  Михаил выстрелил  точно в  Железный крест.  Кровь из
пробитой шеи брызнула во все стороны, но парень упорно цеплялся за жизнь,  и
Силин всадил еще одну пулю между глаз альбиноса.
     На обратном пути к скамейке Нумизмат дострелил и здоровяка. После этого
он подумал, что растратил слишком много патронов, и  в сторону притихшей, но
еще  явно живой  девицы  только посмотрел. Странно,  но за  все это  время у
Силина даже мысли не возникло, что на выстрелы могут сбежаться люди, приедет
милиция.  Закинув на плечо сумку с покупками, Нумизмат  на прощание изо всех
сил приложился сапогом по черному хрипатому  ящику, оборвав скрежет  струн и
вопли металлистов.  Наступившая тишина  сразу наполнилась карканьем воронья,
огромными стаями кружившего над старыми  тополями заброшенного  парка. Птицы
чуяли непогоду и старались до темноты устроиться на ночевку.
8. "ТРЕБУЕТСЯ ОПЫТНЫЙ КИНОЛОГ"...
     Несмотря  на задержку в парке, Силин все-таки успел подняться на  крышу
дома  Нинули  до  приезда  Чалого.  В  полуметровом парапете Нумизмат  нашел
выщербленный  кусок бетона  как раз  с  видом на  въезд в  тупик.  Сидеть на
холодной  крыше оказалось не  очень приятно, и Михаил, надев кожаную куртку,
старую серую постелил на пыльный рубероид. Минут через пятнадцать со стороны
Некрасовской стремительно скользнула в переулок знакомая черная машина. Лишь
только  раздался скрип  тормозов, Нумизмат  взглянул на  часы  и метнулся  к
скворечнику выхода на крышу.
     На время  он забыл о нещадно саднившем багровом рубце сзади на шее, все
его внимание было приковано к звукам по другую сторону двери. Шаги за ней он
хорошо различил, но похоже было,  что телохранитель Чалого даже не дернул за
ручку будки. Пятидневное  напряжение начало  спадать,  охрана Чалого  начала
сдавать  по  немного,  по  мелочам. Когда  шаги  стали  удаляться,  Нумизмат
потихоньку оттянул шпингалет, чуть приоткрыл дверь и прислушался. Лестничная
клетка с  ее вытянутой конструкцией работала как камертон,  усиливая  звуки.
Силин явно слышал, как двое поднимаются наверх, затем раздалась дробь резких
ударов металла о металл. Похоже было, что Чалый игнорировал звонок и давал о
себе знать стуком в дверь массивной золотой печаткой.
     Девица  открыла  почти  мгновенно.  Силин  даже  услышал  ее  воркующий
говорок. Затем дверь, резко проскрипев, закрылась, и тут же вниз по лестнице
затопали телохранители. Нумизмат снова взглянул на часы и недовольно покачал
головой. Время всего церемониала уменьшалось с каждым днем.
     "Мало, не успею. Надо придумать что-то еще", -- решил он.
     Размышления  свои  он продолжил  ночью,  кутаясь в  пропахшее  пылью  и
голубиным пометом одеяло. Ему почти не удалось поспать. Он привык это делать
на спине, но  багровый рубец на  шее  саднил ужасно, не вынося ни  малейшего
прикосновения грубой ткани.
     "Вот падла! -- со злостью думал Силин о девке. -- Все-таки  с бабами дело
иметь сложно, никогда не знаешь, чего от них ожидать".
     Волей-неволей  ему  пришлось  размышлять  о  предстоящем  деле.  Михаил
никогда  не  был приверженцем детективного жанра, ну,  может,  прочитал пару
книг о  Шерлоке  Холмсе. Но природный  ум и житейский опыт помогли Нумизмату
найти выход из непростой ситуации.
     Свой обычный  завтрак,  состоящий из  единственного "голубиного" блюда,
Силин в  этот день  перенес на более раннее  время. Напившись  чаю,  он, как
всегда, прикрыл свое добро куском  полиэтилена, дабы  оно не  пострадало  от
крылатых  друзей,  но  уходил  с ощущением,  что больше  на  чердак  уже  не
вернется.
     Первым  делом он еще  раз исследовал  задворки дома  любовницы  Чалого.
Убедившись,  что все осталось по-прежнему, Михаил дворами прошел  на  Птичий
рынок.
     День  выдался  будний, и  народу  в этот  раз  там оказалось не  много.
Пройдясь  по рядам, Силин присматривался не к  товару,  а к продавцам. Чисто
интуитивно он выбрал одного из них, явного завсегдатая, которого видел здесь
уже не раз. Низкорослый, с квадратными плечами и печатью вечного похмелья на
небритом, медного оттенка  лице, тот  в этот раз продавал пятнистого  щенка,
выдавая его за настоящую лайку.
     -- Слышь, парень, купи собаку, --  распинался он перед  каким-то очкастым
пареньком. --  Лайка, самая настоящая. Мы с его матерью прошлой зимой за один
день десять  белок добыли,  гадом буду, если  совру! Это  за  один день,  ты
представляешь?! А умная была собака, царствие ей небесное, Найдой звали. Под
трамвай неделю назад попала...
     --  Что  ж она, такая умная, а под трамвай попала? -- насмешливо  заметил
сосед меднолицего справа, торгующий молодым боксером.
     Тот  зло  зыркнул на  него глазами,  обернулся было  к  покупателю,  но
парнишка уже сбежал от него.
     --  Ты не  лезь в разговор,  когда  я торг  веду!  -- начал  выговаривать
"лайкин папа" соседу, а  Силин прошелся по рядам  и, убедившись,  что  лучше
меднолицего  он  никого здесь не найдет,  вернулся  в собачий  ряд.  К этому
времени краснолицый собаковод пытался запудрить мозги очередному клиенту.
     -- Всем видители  паспорт  подавай, родословную. А  настоящий  знаток он
собаку видит  бе