Пока  Силин  мирно  дремал  на  своем  спартанском  ложе,  вокруг  него
медленно, но неуклонно начали сгущаться тучи.
     В то утро  у Валерия Николаевича  Киреева, второго  человека  в  охране
Балашовых, было  огромное желание остаться  дома и никуда  не  ездить, благо
хозяева по-прежнему  гостили в  Швейцарии,  и  он мог  себе  это  позволить.
Причина  подобного  нежелания  трудиться  имелась   вполне  уважительная   --
похмелье.  С  подобным  диагнозом с  утра на работу  ковыляет  полстраны, но
похмельный синдром Киреева был особого  рода. Голова у него как раз работала
нормально, но вот печень...
     Желтухой  он  переболел  еше  в  конце   семидесятых,  в  своей  первой
командировке  в Афганистан, тогда  еще  мирную,  благожелательную к "шурави"
страну.   Молодого  работника  службы  внешней  разведки,  трудившегося  под
прикрытием  дипломатического  паспорта,  вернули  в Союз за  год до рокового
декабря  семьдесят девятого. Затем в  его  послужном списке значились Дания,
Бельгия. Но дольше всего Киреев задержался в Англии, на целых восемь лет. По
долгу службы ему  часто приходилось  посещать приемы, презентации, выставки.
Все  эти  мероприятия  не  обходились  без  дармовой  выпивки.  Порой,  дабы
разговорить нужного человека,  приходилось накачивать его спиртным под самую
завязку, ни в  чем при этом не отставая от "объекта обработки". Уже в Англии
боли в правом боку приобрели стойкий и мучительный характер. Посольский врач
быстро поставил точный диагноз -- холецистит.
     -- Никакой выпивки, жирного, острого, соленого, жареного, маринованного,
шоколадного и поменьше кофе, иначе...
     -- Что иначе? -- спросил Киреев, с ужасом пытаясь совместить намечавшуюся
диету с характером работы и образом жизни.
     -- Иначе все это может перерасти в цирроз печени.
     Непосредственный начальник Киреева, резидент СВР, узнав  о его визите к
врачу, только расхохотался:
     --  Валера,   у  нас  тут  у  всех  один  диагноз!  Девяносто  процентов
разведчиков  умирают не  от  инфаркта  или инсульта,  а от цирроза.  Так что
терпи.
     И Киреев  терпел.  По  утрам  он  глотал сверхмодные  таблетки,  просто
гарантирующие,  по  словам  рекламы,  вторую  молодость  природному  фильтру
организма, а вечером  снова разрушал его алкоголем. Хуже всего было то,  что
он сам  пристрастился  к ежедневной выпивке и  уже не  мог уснуть, не приняв
доброй  порции  шотландского  скотча.  Это было довольно дорого, большинство
посольских хлестало родную,  дешевую водку, но  Киреев любил жить на широкую
ногу, находя удовольствие и в собственных слабостях.
     Удовольствия  кончились в начале девяностых.  Очередной дипломатический
скандал  между  Соединенным  Королевством  и  тогда  еще  существующим  СССР
кончился вничью, семь -- семь.  Именно по столько дипразведчиков уехали домой
с обеих сторон. Для Киреева это оказалось настоящей катастрофой.  Он слишком
долго работал на Западе, врос в комфортную жизнь, и  талонная нищета  России
просто потрясла его. Все  обрушилось как-то сразу: распад Союза, смерть жены
в  банальнейшей  автокатастрофе  --  пьяный  водила  на  "КамАЗе",  выехав на
встречную полосу, сплющил импортный "форд" как консервную банку. Детей у них
не  было,  и Валерий Николаевич ушел в столь "крутое  пике", что вынырнул из
него  у  самой земли в  прямом и переносном  смысле, уже  экс-разведчиком  и
кандидатом в крематорий. Больная печень сыграла при этом  не последнюю роль,
организм просто перестал принимать алкоголь.
     Надо  было  как-то  жить, на что-то существовать. Надев свой последний,
пошитый по фигуре  костюм, Киреев отправился  искать  работу. Как оказалось,
вместе  с  основной профессией  он  приобрел множество побочных. Безупречное
знание трех языков, изысканные манеры, умение произвести впечатление и легко
поддержать любой  разговор  очень ценились в кругах нарождающейся российской
буржуазии.  Некоторое  время  Валерий Николаевич подрабатывал  переводчиком,
затем устроился референтом к одному быстро прогоревшему бизнесмену.  Родимый
цирроз как  бы  законсервировал его холеное  лицо, а  благородная  седина  и
мощная  фигура создавали некоторый ореол импозантности.  Одно время его даже
активно сватали  стать  во главе  некоего  инвестиционного фонда, но  Киреев
слишком хорошо знал,  что  такое  "пирамида" не только  по истории  Древнего
Египта, и отказался.
     В те времена Киреев мог без  труда сколотить состояние, к этому  у него
были  все  предпосылки:  ум,  знания, необходимая  изворотливость  и  личное
обаяние.  Но Валерий  Николаевич уже  перегорел  и  жаждал только  одного  --
максимума покоя и комфорта при минимуме душевных и физических затрат. Именно
нежелание бороться с русским  вариантом сибаритства -- обломовщиной и привело
бывшего разведчика в  охранный кооператив  "Геракл". Работа в этом заведении
была  крайне проста  и  в то  же время  носила характер сродни  театральному
искусству. Киреев объезжал  потенциальных клиентов и  красочно расписывал им
преимущества "Геракла"  перед всеми  остальными заведениями подобного  рода.
Его   коллеги,   гориллоподобные   ребята,   выдерживали  удар   в   челюсть
американского "Шаттла", но так складно и ловко окрутить клиента никто из них
не мог. Именно в "Геракле" два года назад Анна Марковна Балашова присмотрела
для себя  начальника  личной охраны. При всей своей  арктической фригидности
"мадам"  просто  обожала  красивых,  мощных  мужчин.  Зарплата, предложенная
Кирееву, оказалась столь высока, что экс-разведчик без колебаний расстался с
потомками античного героя.
     Да, чтобы ужиться с Анной  Марковной, Кирееву  пришлось  вспомнить весь
свой  немалый  дипломатический  опыт,  но издержки  славно  компенсировались
материальными  выгодами. Он сменил квартиру  на более  престижную,  приобрел
"вольво", одевался, ел и курил то, что хотел, а не то, на что хватало денег.
Плохо  было  одно -- Киреев снова получил возможность  покупать самые дорогие
сорта  виски. Трехлетний запрет  на  спиртное прорвала бутылка  "Lagavulin",
подаренная ничего не подозревающей "мадам" в качестве презента на Новый год.
Несмешанное  "малт  виски" пробудило  в  Кирееве старого  алкоголика. Обычно
теперь он позволял себе расслабиться раз в  неделю,  накануне выходного. Пил
всегда  один,  смакуя  напиток  по-английски,  без  льда  и содовой. Валерий
Николаевич понимал, что убивает  себя, но ничего поделать не мог, вернее, не
хотел.
     Так что в это утро две бутылки,  употребленные прошлым вечером, изрядно
досаждали самому старшему из "секьюрити" Балашовых, но отправиться на работу
пришлось. Еще в семь утра Кирееву позвонили  из штаба охраны и сообщили, что
есть важные новости, требующие его приезда.
     -- День  добрый,  господа, надеюсь,  вы  меня  не  очень огорчите  своим
"важным сообщением"? -- с  легкой  улыбкой на устах приветствовал Киреев всех
собравшихся в большой комнате  на первом этаже здания "Транснефть-Арко", так
поразившего в свое время Силина.
     Компания  была  настолько богата,  что охраняла все свои объекты силами
дочернего предприятия -- охранного кооператива "Сатурн". Именно этих парней в
темно-зеленой форме видел  Нумизмат в первый день своего приезда  в  Москву,
они же  теперь охраняли и новый  дом Балашовых.  Сейчас  в комнате собралась
элита "Сатурна" -- личная охрана финансиста, телохранители. Приход начальника
большинство  из  подчиненных  встретили  с  ответной улыбкой.  Демократичная
манера  общения Киреева,  его  своеобразный,  "англизированный"  юмор  давно
сделали его весьма популярным среди людей личной охраны Балашовых. Первым на
приветствие  отозвался   невысокий,   худощавый   парень,   сидевший   перед
компьютером:
     --   Увы,   шеф,  может,  это  и   не  страшно,  но   послужной   список
маньяка-коллекционера, о  котором идет речь, внушает  уважение.  Серега  еще
ночью  принял  из  милиции  оперативку и  сказал,  что  ее обязательно нужно
показать вам.
     Пока Киреев читал распечатку, Шура, так звали  парня, продолжал активно
стучать  по  клавиатуре. По должности  своей  он  проходил как диспетчер, но
Киреев,  оценивший способности  подчиненного,  частенько использовал его как
аналитика.  Простой  разбор  экономического  состояния  страны  и  примерных
действий  конкурентов   Балашова  порой   давал   больше   для   обеспечения
безопасности банкира, чем все наружное  наблюдение и методика контршпионажа.
Знание того, откуда может последовать удар по  личной безопасности Балашова,
уже стоило  многого.  Остальные  пятеро  присутствующих в  комнате  являлись
простыми  телохранителями, крепкими  ребятами,  обученными в основном  тому,
чтобы прикрыть своим мощным телом хозяев от любой опасности.
     -- М-да, только этого нам еще не  хватало, --  со  вздохом сказал Киреев,
откладывая в сторону бумагу.  Ему показалось, что печень заныла еще сильней,
и он машинально потер правое  предбрюшье.  Валерий Николаевич не заметил, но
все в  комнате быстро  переглянулись. То, что  он считал своей тайной, давно
уже являлось секретом полишинеля.
     -- Семен, помнишь коллекцию? -- спросил Киреев одного из охранников.
     --  Ну как же, -- ухмыльнулся тот. -- Мы  с Жориком Крутовым  еле  заперли
этот гроб на второй этаж.
     -- И вот теперь оказывается, что все монеты краденые. Забавно.
     -- А вот вам его портрет, -- сказал Шура.
     Все сгрудились за его спиной, разглядывая на мониторе физиономию нового
врага Балашова.
     -- Что-то среднее  между Родионом Раскольниковым и Гришкой Распутиным, --
сделал  вывод Киреев. Остальные  сдержанно засмеялись. -- Он до сих пор таким
дикобразом ходит?
     -- Вряд ли. Здесь же четко написано: стрижка короткая, небольшие усы.
     -- Ну недотепы, что они, фоторобот не могли сляпать?
     -- Есть еще одна фотография, но на ней ему вообще семнадцать лет.
     Еще пару  минут все дружно разглядывали облик юного Силина, извлеченный
из архива завода.
     -- А он не сильно изменился.
     -- Конечно, --  согласился Шура, -- структура  лица худощавая, прибавилось
только морщин да волос. А основным признаком является  рост. Сто восемьдесят
восемь сантиметров.
     -- Ого, баскетболист!
     -- Такого хорошо  в толпе отслеживать, на голову  выше всех, -- оживились
охранники.
     -- Потеряли они его двадцать первого, -- начал рассуждать вслух Киреев, --
потом что-то непонятное с этой "газелью" под Рязанью, уже двадцать восьмого.
Что значит: " Предположительно, убийца -- Силин"?
     -- Там нашли всего один  его отпечаток, остальные смазанные. Но похожего
типа видели на городском вокзале. Все сходится -- рост, приметы, одежда.
     --  Значит,  он все же добрался до  Москвы,  -- подвел итог  Киреев.  -- И
теперь ищет нашего патрона. Как он будет действовать?
     -- Пойдет в адресный стол, затем к дому.
     --  Значит,  должен  показаться перед нашими телекамерами. Что  из этого
следует?
     -- Надо просмотреть все видеозаписи начиная с двадцать девятого октября,
--  понял мысль шефа Шура.
     -- Именно так, и не только у дома, но и у этого офиса.
     -- Логично.
     -- Ну  что ж, все  понятно.  Семен  и Виктор  едут  на  Кутузовский,  за
кассетами,   остальные   занимаются   нашим   видеоархивом.  Притащите  сюда
художника, пусть  штаны зря не протирает, нарисует портрет,  исходя из  этих
двух снимков. Фас, профиль. Пока все.
     -- Да зачем нам художник? -- ухмыльнулся Шура. -- Я сейчас на машине, -- он
кивнул на монитор, -- его портрет прокатаю.
     -- Попробуй, но художника все-таки вызови.
     -- Баграеву сообщать будем? -- осторожно спросил Шура. Киреев  поморщился
и после короткого раздумья отрицательно мотнул головой:
     -- Не  надо, пока ничего экстраординарного нет. Пусть себе дышит  горным
воздухом.
     Николай  Баграев  был  непосредственным  начальником Киреева  и  сейчас
находился вместе с  Балашовыми в Швейцарии.  Отношения  между руководителями
службы безопасности складывались  весьма сложно. Баграев также  прошел школу
разведки,  но  по  другому  ведомству  --  ГРУ.  Как  и большинство армейских
разведчиков,  он недолюбливал лощеных  хлопцев из конкурирующего  ведомства.
Никакого  начальника  охраны  мадам  Балашовой  раньше  не  было,  должность
придумала сама Анна Марковна специально "под Киреева", что сразу и настроило
Баграева  против своего  невольного заместителя. За  прошедшие два года  эта
пропасть нисколько не сузилась, скорее расширилась до пределов возможного. К
тому же они оказались полными антиподами по характеру и темпераменту. Живого
и  энергичного,  вечно озабоченного  делом Баграева просто  бесила вальяжная
манера  подачи  собственного  "я"  Киреевым.   Как   телохранитель,  Баграев
превосходил своего  заместителя,  имел больший  опыт  подобной работы,  да и
больше вкладывал в нее души. Но Киреев даже из этого сумел  извлечь выгоду и
спокойно  "ездил" на  шее  начальника, за что и  получил от  него  сразу две
клички:  "сэр" и просто  Англ.  Слова эти  Николай Фомич произносил  с таким
сарказмом, что взорваться мог любой. Только не Киреев.
     В свою  очередь и  он  придумал  кличку  для  оппонента:  Бигбаг.  Само
сочетание этих  звуков,  казалось,  не несло  какой-либо подначки, но легкая
ухмылка  на  губах  Киреева  стоила   многого,  а  слово  "большой"  звучало
издевательством в сочетании с невысоким ростом "Большого начальника".
     Пройдя к себе в кабинет, Киреев  первым делом сунул в рот две  таблетки
карсила и  минут  десять полежал  в кресле,  прикрыв глаза. Мысли  его текли
вяло, нехотя. Вскоре  он понял, что ощущает  какой-то дискомфорт, и  связано
беспокойство с только  что состоявшимся  разговором.  Понять  причину  своей
тревоги  Киреев  так  и  не  смог.  Отвлек  его Шура, осторожно  сунувший  в
приоткрытую дверь свою невзрачную мордочку.
     -- Можно? -- спросил он.
     -- Заходи, Шура, -- открывая глаза, но не меняя позы, отозвался Киреев. --
Что у тебя там? Новости про маньяка?
     -- Нет,  вы  вчера просили просмотреть  материалы  по "Дальнефти", я все
прогнал через "ящик".
     -- Ну и какие выводы? -- оживился Валерий Николаевич.
     -- Я думаю, что от них вряд ли стоит ожидать большой гадости.
     -- Аргументируй.
     --  Прежде за  ними никаких мокрых дел не  числилось, а для  того  чтобы
убрать  конкурента, тоже нужна  некая  привычка. Начинают обычно по мелочам:
там соседа по торговой палатке замочат, наняв двух алкашей, потом конкурента
в городе  -- входят во вкус. Это раз.  Ну и во-вторых -- борьба  за этот пакет
акций не носит для них разорительного характера. Не смертельно.
     -- Ну ладно, допустим, так, -- согласился  Киреев. -- А что ты скажешь про
этого ненормального?
     -- Силина?  Тут  хуже.  Одиночка,  непредсказуем,  его  почти невозможно
проследить.  Судя по  оставленным  после  себя трупам,  он  хитер, жесток  и
достаточно  ловок.  Помните,  там  сказано,  что он  убил  одного  братка на
квартире его любовницы? Это ведь надо все вычислить, высчитать, подготовить.
Непонятна его цель. Убивает зачем? Месть? Странно. Может,  с  резьбы слетел?
Нет, с ним нам еще придется помучиться.
     -- Если он действительно в Москве.  Как думаешь,  пройдет  этот номер  с
просмотром кассет?
     Шура пожал плечами.
     -- Должен  он  к дому подойти, это логично. Только долго с этим придется
возиться.
     -- А художника нашли?
     -- У  нас их несколько, только  один  наотрез отказывается, говорит,  не
смогу. Второй вообще только по трафаретам рисует. Теперь  ждут третьего,  он
появится только после обеда. Вот тот, говорят, может все.
     Киреев вполголоса по-английски выругался. Это было все, что он позволял
себе при подчиненных.
     -- Что ж, придется ждать обеда.
     Основные события действительно  развернулись  уже  в третьем  часу дня.
Во-первых, объявился художник, внимательно рассмотрел  оба  снимка  и, пожав
плечами, заявил:
     -- Ну, это раз плюнуть. Какую ему сделать прическу?
     -- Покороче и без усов, -- попросил Киреев.
     Шура  попробовал  подсунуть  работнику  искусства  свою  версию  облика
Нумизмата, сотворенную с помощью компьютера, сканера и принтера, но художник
тут же ее забраковал:
     -- Нет, милый, это не то.
     Пока   художник  трудился  над  листом   ватмана,   Валерий  Николаевич
проинспектировал  остальных  работников  "щита  и  бронежилета". Все  пятеро
сосредоточенно таращились на мерцающие экраны, при этом героически борясь  с
зевотой. "Кино" им  крутили самое скучное в мире, даже  не цветное. На экран
монитора  проецировалось  изображение  сразу  трех,  а  то и  четырех  камер
внешнего обзора.  Люди  из  бесконечного потока по  Тверскому уже через пять
минут просмотра казались безликими и  однообразными. Сам Киреев, усевшись за
один из мониторов, разделил печальную  участь подчиненных. Довольно скоро  у
него начали слезиться глаза и закралась пессимистичная мысль о безнадежности
всей этой затеи.
     Но через пятнадцать минут сбоку от него раздался восторженный крик:
     -- Есть!
     Как ни странно, но удача пришла через халтуру. Один  из телохранителей,
фамилия его была Степин, начал потихоньку  перематывать пленку в убыстренном
режиме.  Изображение  идущих  ровной  чередой  людей  сразу  превращалось  в
пеструю, пульсирующую  ленту.  Степин прогнал двадцать минут записи за  пять
минут реального времени, потом повторил фокус. На третий раз на мрачном фоне
неподвижных домов посередине серой ленты появилась фигура стоящего человека.
Охранник сразу  и  не  понял, что произошло, прокрутил пленку дальше,  потом
очнулся и вернул  ее назад. И лишь всмотревшись  в фигуру высокого  мужчины,
застывшего лицом к фасаду здания, Степин и издал свой торжествующий вопль.
     Сгрудившись за  спиной  сияющего счастливчика,  вся компания напряженно
вглядывалась в изображение на экране.
     --  Похож, -- наконец вынес  приговор Киреев. -- Ну-ка, прокрутим еще раз.
Шура, засеки время.
     И снова  на  экране появилась неподвижная  фигура высокого  человека  в
кожаной куртке, пристально вглядывающегося в здание "Транснефть-Арко".
     -- Пять минут шестнадцать секунд, -- сообщил Шура по окончании эпизода.
     -- Ого! -- крутанул головой Киреев. -- А теперь дай общую картину обзора.
     Экран дисплея  по воле Шурика послушно поделился на три части,  в одной
из них по-прежнему  одиноко  возвышалась фигура  странного  человека,  а две
других показывали тротуар рядом со зданием и проезжую часть. На сорок шестой
секунде просмотра  в поле зрения  телекамер  показались две  черные  машины,
стремительно свернувшие в сторону здания и мгновенно исчезнувшие из виду.
     --  Есть! -- азартно воскликнули и Киреев, и Степин, а итог за них подвел
Шура:
     -- Патрон проехал.
     -- Вот что его тормознуло!
     -- Да,  надеюсь, это произвело на него впечатление,  -- с усмешкой кивнул
головой Киреев. -- Верни-ка его фейс на монитор. А поближе нельзя?
     Шура только развел руками.
     -- Это же запись. Увеличить можно, но зернистость будет ужасной.
     Тут неожиданно вамешался всеми забытый художник.
     -- Если вас интересует личико этого гражданина,  -- он кивнул на экран, --
то лучше посмотрите вот сюда...
     Приняв  из  рук  художника лист  ватмана, Киреев  несколько  секунд его
рассматривал, потом с изумлением в голосе спросил:
     -- Вы уверены, что он так выглядит?
     -- Конечно, и на мониторе, и здесь явно один и тот же человек.
     -- Но он не похож на фотографии!
     Художник мягким жестом извлек один из ранних снимков Силина в профиль и
ткнул в него пальцем.
     -- Своеобразное строение губ, верхняя челюсть  слегка вытянута вперед, и
если  сбрить усы,  то  получается  такое... э.. слегка... лукавое  выражение
лица.
     Киреев  еще  раз  посмотрел  на рисунок, затем нашел  взглядом Степина,
подал ему ватман.
     -- Помнишь его?
     Охранник  с недоумением уставился на рисунок, потом отрицательно мотнул
голо