скоро оттуда съедет.
     -- Почему? -- спросил Нумизмат.
     --  А вы что же, газет не читаете?  --  удивилась хозяйка справочной. -- В
августе их дом обстреляли из гранатомета. Хорошо, никто не пострадал. Теперь
он себе  хоромы  за  городом строит,  не то  в Жуковке,  не  то  в  Зубовке.
По-моему,  в "Аргументах" про это писали  на той неделе. Да и  по телевизору
показывали.
     -- Я в августе в тайге был, в экспедиции, -- удачно придумал Силин, -- так
что многое пропустил.
     -- Понятно. Только вот его телефона у нас нет. Привилегия богатых людей.
     --  Спасибо, теперь я как-нибудь  до  него  доберусь и  без телефона,  --
заверил Михаил, стараясь  улыбнуться на  прощание как можно обворожительнее.
Когда нужно было, у Силина это хорошо получалось.
     На  улице  Нумизмат  после  короткого  раздумья  решил  навестить  офис
Балашова  на Тверской. Столицу  он  знал плохо. Сел  в метро не в тот поезд,
вернулся обратно, долго  плутал  по  переходам с  одной линии на другую. Уже
потом понял, что надо было выйти  совсем  на  другой станции, а так пришлось
еще  полчаса  топать до  нужного  ему  здания.  Лишь  к обеду  он  увидел на
восьмиэтажной громаде старинного  серого дома огромные буквы, складывающиеся
в знакомое сочетание несуразных слов: "Транснефть-Арко".
     Первый этаж здания был  отделан  черным мрамором, на  солидном крыльце,
прикрытом мощным  козырьком из того же черного мрамора, стояли три человека,
стремящихся укоротить свою жизнь  с помощью  очередной сигареты. Хотя до них
было далеко  --  Силин шел по другой стороне улицы,  -- он все-таки разглядел,
что  все  они  были  хорошо и со вкусом  одеты,  но ни  один из них  не имел
индивидуальных признаков Виктора Балашова: очков и прогрессирующей лысины.
     "Вряд  ли он после двух покушений  будет вот так спокойно покуривать на
крыльце  собственного  офиса,"  --  подумал  Нумизмат,  и  мысль о  том,  что
богатейший человек  России  должен,  как крыса,  прятаться  от  постороннего
взгляда, заставила Михаила  злорадно  усмехнуться.  Занятый наблюдениями, он
невольно замедлил шаг. Рядом со зданием обнаружилась стоянка, битком забитая
автомашинами,   причем   отечественные   автомобили   составляли   сиротское
меньшинство.
     -- Хорошо живете, господа, -- пробормотал  Силин  с зарождающейся  в душе
злостью. Тут новое  зрелище заставило его  еще больше  возненавидеть  своего
недостижимого врага. Большие железные ворота,  перекрывающие арку чуть левее
торца здания, начали неторопливо раскрываться. Лишь только они  распахнулись
до  конца,  два  черных "мерседеса"  с  тонированными стеклами отделились от
общего  потока  несущихся   машин  и,  не  снижая  скорости,  проскочили  во
внутренний  двор.  Силин был готов поклясться, что два  охранника в  зеленой
униформе, застывшие навытяжку при въезде  машин,  пальцем не притронулись  к
створкам  ворот,  но те  неторопливо  начали  смыкаться.  Все произошло  так
быстро, что Нумизмат даже не успел прочитать номера машин.
     В  некоторой  оторопи Силин  простоял  на  месте еще  пару минут, затем
вспомнил, что здесь тоже могут стоять телекамеры охраны, и торопливо зашагал
дальше.  Он чувствовал себя выжатым как лимон, силы  оставили его, к тому же
властно  заявил  о  себе  пустой  желудок.  Пришлось  свернуть  в  ближайшую
забегаловку.  Машинально,  думая  о   своем,  Михаил  проглотил  две  порции
пельменей и надолго задумался над стаканом горячего чая.
     Да,  Нумизмат  понимал,  что Балашов  "уделал"  его  заранее,  даже  не
показавшись на глаза. Он ехал  в одном  из "мерседесов" или не он --  было не
важно.  Главное,  Силин  почувствовал,  что  против  него  работает не  один
человек, а целая система. Что там Гараня со своей походкой  -- детский лепет!
До нефтемагната он  даже не сможет добраться,  хотя  бы увидеть! А ведь  ему
нужно, как всегда, говорить с глазу на глаз, с позиции силы. Балашова дважды
пробовали убить, что гораздо проще задачи Нумизмата. Пробовали и не смогли.
     "Представляю,  как  теперь  охраняют  его ночную  лежку,  логово!  Надо
узнать,  есть  ли у  него семья, дети, любовница, наконец. Хотя как я узнаю?
Побегу  --  как за Чалым в Железногорске --  за  "мерседесом"? Быстро и  долго
бежать придется.  Этот  город в  шестнадцать раз  больше... Проклятый город,
проклятая страна!"
     Чувство безысходности  пробудило  дремавшую в  глубине души  ярость.  У
Михаила даже руки затряслись. Чтобы не разлить чай, Силин поставил стакан на
стол. Проходившая мимо  официантка  заметила это и  подумала  про себя: "Во,
алкаш,  стакан уже удержать  не может!" Впрочем, перед ее  глазами проходили
сотни  подобных типажей,  и женщина  тут  же  выбросила  из головы длинного,
угрюмого человека с дрожащими руками.
     А Силин, выйдя на улицу, еще раз  прошелся рядом с внушительным зданием
с  надписью  "Транснефть-Арко"  и снова почувствовал себя  маленькой  мышью,
попавшей в огромную мышеловку. Все в том же подавленном состоянии он вошел в
метро,   и   уже  спускаясь   вниз  по  бесконечному   эскалатору,  Нумизмат
почувствовал,  что  беспричинный  страх  овладевает  его   телом   и  душой.
Обнаженными нервами, перегоревшими  за эти полтора месяца, Силин воспринимал
каждый взгляд  поднимающихся по соседнему  эскалатору людей как  мучительную
пытку. Они были безразличными, но  Силину казалось, что  его видно насквозь,
всю  его жизнь, все его черные дела.  Михаилу  захотелось  побежать  вперед,
ударить, убить  кого-то из  сытой,  самодовольной толпы. Остатками разума он
понимал,  что это  глупо, что это  будет его конец и смерть. А организм, уже
привыкший  брать  свое   при  вспышках  ярости,  требовал  найти  выход  для
напрягшихся   в   предвкушении   бешенства   мышц   тела.   Лицо   Нумизмата
передергивалось, кто-то на соседнем эскалаторе даже оглянулся в его сторону,
настолько жуткой казалась мимика этого странного человека.
     Силин доехал до  самого низа, затем перебежал к соседнему эскалатору и,
вклинившись в небольшую очередь у бегущих  ступенек, поехал вверх,  стараясь
при  этом  не  смотреть на  бесконечную  череду встречных лиц.  Окончательно
Нумизмат  пришел  в  себя лишь на  свежем  воздухе.  С  минуту  он  постоял,
прислонившись спиной  к  стене и жадно поглощая  прохладную сырость  осенней
непогоды, затем пошел прочь от метро, без цели, куда глаза глядят.
     Минут через десять он  наткнулся на чахлый сквер перед каким-то учебным
заведением  и  уселся   на  одну  из  скамеек  за  большим  черным  валуном,
установленным   на  небольшом  постаменте.  Силин  долго  сидел  в  каком-то
оцепенении,  уставившись  в  одну точку, без  мыслей  и чувств.  Лишь холод,
проникший к неподвижному телу сквозь одежду, вернул его к реальности. Михаил
чувствовал, что с ним  происходит  что-то неладное. Он боялся  себя нового --
темного  и  страшного,  все  больше  и  больше берущего власть  над  прежним
Силиным. Надо было попробовать понять это  свое новое состояние, разобраться
и научиться с ним бороться, но Нумизмат боялся даже думать об этом.
     С трудом Силин переключился на размышления о сложившемся положении. Эти
мысли тоже не оказались радостными. Нынешний владелец его коллекции, один из
богатейших людей страны,  казался  недосягаемым и неуязвимым. Но у Нумизмата
не  было  пути к отступлению.  Любой шаг назад  -- это, как  минимум, тюрьма,
максимум -- смерть. У него не осталось иной цели, кроме как найти коллекцию и
покарать виновных.
     Что  делать потом, как жить  дальше? Вопросы возникали  сами  собой, но
Нумизмат  упорно  отгонял их от  себя.  В  Силине сейчас как  никогда прежде
проявилась черта характера, больше всего  в  свое время  бесившая Наташку, --
упрямство. "Ему хоть кол на голове теши, а он все равно свое гнет!" -- как-то
в  сердцах  сказала жена  Силина во время жарких предразводных  боев. Вот  и
сейчас Михаила словно заклинило.
     "Все равно он у меня еще  попляшет краковяк!" -- упрямо думал  Нумизмат,
чувствуя, как  безысходная тоска  покидает его  душу  и тело. Вернет он себе
коллекцию или нет, но  этот  Клерк  своей  жизнью заплатит  за его,  Силина,
разрушенную жизнь.
     Вконец промерзший, но взбодрившийся, Нумизмат поднялся со скамейки. Уже
покинув сквер, он вспомнил про памятник-валун, но  возвращаться и  смотреть,
кому поставили такой большой булыжник, не было ни желания, ни сил.
     "Какая  страна, такие и  памятники",  --  ухмыльнулся Михаил. Родившаяся
совсем недавно ненависть к родной стране начала принимать гипертрофированные
формы.
     А день  тем временем потихоньку близился к вечеру. Силин понял, что уже
ничего сегодня не успеет  --  надо было  искать какой-то  ночлег.  С метро он
связываться  больше  не стал, трамваями и  троллейбусами начал добираться до
Комсомольской площади -- самого беспокойного в столице места.
     По пути  он скупил  с газетного лотка  почти всю  периодику. Продавщица
чуть  не  подпрыгнула  от  радости.  Залежалые   номера  "АиФ",  "Совершенно
секретно",  бульварных  листков этот  высокий  неулыбчивый  человек  взял не
глядя. Наблюдая, как Силин утрамбовывает в сумку бумажную  кипу,  продавщица
подумала: "Мужик не иначе как во Владивосток едет. Сколько чтива набрал".
     -- Счастливого пути! --  пожелала расчувствовавшаяся  лоточница,  отдавая
Силину  сдачу.  Тот сначала удивленно поднял  брови, а  поняв, в чем дело, с
усмешкой ответил:
     -- Спасибо, и вам того же!
     Теперь ему надо было решать проблему ночлега. Про гостиницу даже думать
было  нельзя,  с  его  документами  это  было подобно  добровольной  явке  с
повинной. У дверей же Казанского вокзала его ожидал неприятный сюрприз. Вход
для таких,  как он,  безбилетников оказался платным. Силин отошел в сторону,
уступая  дорогу  тележке  грузчиков,  в   три  яруса  заполненной  огромными
клетчатыми сумками  с импортным барахлом. Чертыхаясь, Михаил  полез в карман
за  деньгами,  заранее  с тоской представляя  себе  подобие  отдыха  в  зале
ожидания:  жесткое сиденье,  частое пробуждение  от  боли  в затекшем  теле,
постоянный  страх за стоящую  у ног  сумку и ночные часы, растягивающиеся до
бесконечности. В эту секунду его кто-то осторожно тронул за руку:
     -- Мужчина, вам не ночлег нужен? Могу предложить, и недорого.
     Обернувшись, Силин увидел  невысокую женщину, одетую достаточно скромно
и  без  особых  изысков: старенькое  пальто  синего  цвета с серой норкой на
воротнике, точно такая же шапка.  На  вид ей было лет сорок-сорок пять, лицо
сохранило остатки милой женской красоты. Скромный макияж и отсутствие следов
пристрастия к алкоголю заставили Михаила послушно отойти  с ней в сторону от
входа.
     -- Так вам нужен ночлег? -- снова спросила женщина.
     -- Да, хотя бы на ночь, -- признался Силин.
     -- У меня есть лишняя комната на двоих. Ужин, завтрак, чистые простыни.
     -- Сколько?
     Сумма вполне устроила Нумизмата. В самых  скромных гостиницах  драли во
много раз больше.
     -- Хорошо, -- согласился Михаил.
     -- Деньги вперед, -- торопливо добавила женщина.
     -- Согласен, -- кивнул головой Силин.
     --  А можно посмотреть  ваш паспорт? -- несколько нерешительно  попросила
хозяйка.
     Силин улыбнулся  своей самой  обаятельной улыбкой, полез  в  карман  за
своим  "молоткастым-серпастым",  но  сердце его  невольно  сжалось.  Хозяйка
ночлега быстро  пролистала "краснокожую паспортину" и с  видимым облегчением
вернула документ Нумизмату.
     -- Пойдемте, здесь недалеко.
     По дороге к троллейбусной остановке Силин  выяснил,  что  женщину зовут
Надей. До дома ее они ехали минут десять.
     "И это  называется недалеко!  У  нас за такое  время можно  пол-Свечина
объехать. Хотя для Москвы, наверное, и в самом деле близко".
     Дом,  в  котором   жила  Надя,  оказался  старой,  еще  дореволюционной
постройки,  со  своеобразной архитектурой  сквозного  коридора,  так  удачно
подошедшего к коммунальному быту.
     --  Раньше тут у  нас  три семьи жили, -- пояснила  Надя. --  Затем мы вот
поселились, только  не очень удачно. Сначала у меня муж  умер, потом отец  с
матерью, так  что одна комната пустует. А деньги нужны -- и за квартиру много
платить приходится, и дети растут не по дням, а по часам. Одни расходы.
     Силин насчитал в  длинном коридоре семь дверей, четыре с одной стороны,
три  с  другой.  Чуть дальше помещалась кухня.  Надя открыла одну из дверей,
пропустила туда постояльца. В небольшой комнате разместились две кровати, на
старомодной  тумбочке  --  не  менее  старинный  черно-белый телевизор, рядом
кресло, журнальный столик.
     -- Обстановка, конечно, не очень, -- смущенно заметила хозяйка.
     --  Да  нет, ничего, в  иных гостиницах  бывает  и  хуже, -- подбодрил ее
Силин, затем достал деньги и расплатился.
     Надя ушла, но  не  успел Нумизмат раздеться и выложить на  кровать свой
немалый запас газет, как хозяйка снова постучала в дверь.
     -- Пойдемте поужинаем.
     На этот  зов Силин  откликнулся  с радостью.  Пустой желудок  давно уже
сигнализировал ему,  что съеденные поутру пельмени переработаны на калории и
отходы.
     На обширнейшей кухне, где в  прежние времена могли воевать как  минимум
семь кухарок, его поджидала большая тарелка дымящегося борща. Давно Силин не
ел такой вкусной, а главное -- домашней пищи.
     -- Очень вкусно, просто необыкновенно!  -- похвалил  он, расправившись  с
порцией.
     Надя просто просияла:
     -- Правда? Да вроде бы обычный борщ. Давайте я вам еще налью!
     Михаил  не смог отказаться от столь заманчивого предложения. Он съел бы
и  еще тарелку,  но как-то застеснялся. В  конце трапезы на  кухне  появился
седой древний старик. Шаркая  ногами, он подошел  к плите и дрожащими руками
попробовал налить себе в кружку воды из чайника.
     --  Папа,  вы что  же,  позвать не могли? --  коршуном накинулась на него
Надежда. Налив чая, она проводила  старика  в одну  из комнат. Силин немного
удивился, и когда хозяйка вернулась, спросил ее:
     -- Вы же говорили, что ваши родители умерли?
     -- Мои -- да, а это отец мужа. Там еще и мать его лежит, не встает уже.
     -- А детей у вас сколько?
     --  Двое, сыновья-погодки. Восьмой и  девятый класс.  Сейчас на  секции,
ходят на это... не каратэ, а ногами там еще лупят...
     -- Таэквандо?
     --  Да,  вроде.  Приходят  домой поздно,  все  в синяках,  голодные  как
волчата, злые... Что из них вырастет, не знаю. Может, еще чайку?
     -- Нет, спасибо. Если возможно -- чуть попозже.
     --  Ну,  отдыхайте.  А я снова на  вокзал схожу,  может, еще  постояльца
найду.
     Перспектива обрести соседа не очень обрадовала Силина.
     --  Надя, я  долго  добирался до  Москвы, тут еще  весь  день  бегал как
заводной, -- Михаил  вытащил деньги. -- Вот вам  еще  столько же, и  никуда не
ходите.
     Женщина явно обрадовалась.
     --  Вот спасибо. Вы так меня  выручили. Иногда после  работы там  целыми
часами приходится стоять.
     -- А вы еще и работаете?
     -- Ну а как же, в поликлинике, медсестрой. С девяти до четырех.
     Оставшись наконец-то один, Силин до позднего вечера  штудировал прессу,
иногда делая выписки на листе бумаги. Фамилия Балашова  встречалась довольно
часто, большей частью в официальной  хронике.  То он купил контрольный пакет
акций,  то  участвовал  в каком-то  форуме  "передовиков  капиталистического
труда",  то  встречался  с  заезжими  банкирами.  Часто  она  мелькала  и  в
скандальной хронике. То Балашова подозревали в подкупе видного чиновника, то
очередные торги госимущества  прошли  очень  невыгодно для государства, зато
очень  выгодно  для  магната.  Самые  интересные  статьи, а также фотографии
Балашова Нумизмат аккуратно вырезал.
     В девять вечера Силин  включил телевизор и в программе  "Время" еще раз
смог полюбоваться  на  своего  врага, участвовавшего  во встрече банкиров  с
премьер-министром.  В  одиннадцатом  часу  ночи  бесконечный  коридор бывшей
коммуналки заполнился гомоном голосов и грохотом снимаемой обуви.
     --  Ма, есть  давай!  --  донеслось до Силина, и тот  понял, что  детишки
вернулись с тренировки.
     Несмотря  на шум, Нумизмата  незаметно сморило. Очнулся он от странного
ощущения присутствия рядом чужого человека. Михаил рывком сел, уронив на пол
лежавшие  на  койке  газеты. В  комнате  он  обнаружил  хозяйку  дома,  явно
испуганную такой реакцией постояльца.
     --  Я  только  выключить  телевизор... --  робко пролепетала  она.  Силин
взглянул  сначала  на  экран,  равномерно показывающий  что-то  вроде  стены
песчаного карьера в  сопровождении хора змей, затем на часы. Шел  второй час
ночи.
     -- Уснул и не заметил, -- пояснил Михаил, растирая заспанное лицо.
     Женщина как-то странно ежилась, прикрываясь руками, и Силин понял,  что
на ней  только  одна ночная сорочка на голое  тело. Фигура у  Нади была  еще
вполне в норме, в  мягком свете электрических ламп пропали морщинки  у глаз.
Пахло  от  нее  не то дезодорантом, не  то  духами, в  этом Силин разбирался
слабо, но  очень  приятно  и  возбуждающе. Другой  на  его  месте  бы просто
протянул руку, и  все... Но  Силин всегда побаивался  и не  понимал  женщин.
После Наташки у него  было несколько романов,  но всегда  при  этом активную
роль играли сами женщины. Пауза затягивалась, и Надя спросила:
     -- Вас завтра когда разбудить?
     -- Часов в семь, если можно.
     -- Хорошо, я как раз тоже встану.
     Надя ушла,  Силин постелил себе, но потом еще долго лежал, ломая голову
над тем, что же скрывалось за поведением хозяйки. А та тоже не  спала, ругая
себя   за  то,  что  позволила   постояльцу   о  себе  плохо  подумать.  Она
действительно  совершала  последний  обход дома и,  заметив  в комнате свет,
хотела выключить  и  лампу,  и телевизор. Но  войдя  в комнату, задержалась,
рассматривая своего  нового гостя. Она  решила,  что тот  журналист  -- везде
газеты, вырезки, записи на столе. Потом  ее привлек сам вид спящего мужчины.
Силин чем-то неуловимо напоминал  ей  покойного мужа, такой же рост, похожая
фигура.  И на секунду Надю  неумолимо повлекло к этому  большому  и сильному
человеку. За это она сейчас и корила себя последними словами.
     Утро  у них  выдалось не очень счастливое: ни тот ни  другой толком  не
выспался,  Надя все прятала глаза, но и Силин  неожиданно  для  себя  сделал
странный  шаг.  Зайдя  в ванную  комнату помыться,  он сбрил усы -- последнюю
связь  с прошлым.  Увидев его  в новом  облике, Надя сразу забыла  про  свои
мучения и ахнула:
     -- Боже мой, зачем вы это сделали?!
     Силин глянул на себя в зеркало и смущенно почесал висок.
     -- Надоело, -- пояснил он.
     Надю можно было понять. Силин с усами  и без них был словно два  разных
человека. Последний раз он  брил  их перед  армией, и все провожающие  очень
долго смеялись над  ним. Без усов лицо Михаила  принимало странное выражение
хитроватого лукавства, и все  из-за линии тонких, будто изломанных в ехидной
усмешке  губ.  Лишь  усы придавали  облику  Нумизмата  необходимый компонент
мужественности.
     -- Надя, вы когда заканчиваете работать? -- спросил Силин, поглощая лапшу
с одинокой сосиской.
     -- В четыре.
     -- Я сегодня наверняка не успею  доделать все свои дела, мне бы хотелось
оставить эту комнату за собой. Как вы посмотрите на это?
     -- Хорошо, так мне даже  лучше. Никого  искать не  надо, ноги оббивать у
вокзала,  -- в  глазах  Нади промелькнула явная радость.  Если  все будет как
говорит  этот  человек, то сегодня  вечером она останется дома и  наконец-то
сможет постирать.
     --  Если  все-таки  мне придется  уехать, я вам  позвоню.  Какой  у  вас
телефон?
     Надя  продиктовала  Михаилу свой номер, тот записал его, и  у  подъезда
дома они разошлись в разные стороны.
     Вернувшись на площадь трех вокзалов, Силин первым делом купил подробную
карту  Москвы  и Московской  области.  Тщательно изучив ее,  Нумизмат  нашел
нужн