водство,  а  швед,  не  выдержавший  такого  бешеного   темпа   работы,
отправился к праотцам.
   Монтесума, скучавшая по исторической родине, наладила поставки  мебели  в
Питер, а потом и сама перебралась поближе к русскому языку. Умудрившись  при
этом сохранить шведское гражданство. "Бронепоезд 14 -  69"  был  ее  любимым
детищем, гораздо более любимым,  чем  три  мебельных  салона,  которыми  она
владела. В конце концов, "Бронепоезд"  тоже  имел  отношение  к  "дереву"  -
именно так нажравшаяся в  свое  время  дерьма  Монтесума  именовала  мужчин.
"Дерево" и "членоподобное" - были для  нее  исчерпывающими  характеристиками
мужского пола.
   ...Сегодня за стойкой дежурил племенной жеребец Акоп, дальний родственник
Монтесумы, выписанный из Еревана. Я заказала мартини со  льдом  и  несколько
минут в тупом недоумении взирала на толпу распаренных баб, сдирающих  плавки
с очередного культуриста.
   - Каринэ здесь? - спросила я у Акопа, допив свой мартини.
   Акоп кивнул и приветливо ощерился,  обнажив  безупречные,  отполированные
виноградной лозой зубы.
   - Позвать?
   - Будь любезен.
   Он протянул мне еще одну порцию мартини (за счет заведения)  и  нажал  на
кнопку.
   Монтесума появилась через три минуты и - так же, как и Наденька, не сразу
узнала меня. Хороший знак.
   Мы   расцеловались,   и   она   потащила   меня   к   себе   в   кабинет.
Образцово-показательный  кабинет  в  урбанистическом  стиле,   над   дверями
которого можно было бы смело повесить плакат: "ЖЕНЩИНЫ! БЕРИТЕСЬ НЕ ЗА ЧЛЕН,
А ЗА УМ. И ВС‚ У ВАС ПОЛУЧИТСЯ!"
   Монтесума усадила  меня  в  кресло  и  устроилась  напротив  со  стаканом
минералки в руках.
   - Ты наконец-то это бросила, - удовлетворенно сказала она, ощупав меня  с
ног до головы. - Бросила или нет?
   - Почти.
   - Хочешь поработать на меня? Больших денег не обещаю... Поначалу.
   Она предложила мне работу впервые. Забавно.
   - Боюсь, ничего не выйдет, - я постучала себя по лбу и развела руками.  -
Для мебельного производства  я  не  гожусь.  Мозги  не  из  того  материала.
Стружка-с. ДСП. А в "Бронепоезде" у тебя одни мальчики.
   - Ну, насчет мозгов я бы не торопилась. Слушай, а эта стрижка тебе  идет.
Сама додумалась?
   - Сама.
   - Мои поздравления...  Как  Стас?  Не  подох  еще?  Монтесума  ненавидела
Стасевича так, как  только  может  ненавидеть  сутенера  шлюха,  вырвавшаяся
из-под его опеки. Ненавидела искренне, яростно и восторженно.
   - Подох,  -  честно  призналась  я,  и  Монтесума  рассмеялась  бархатным
восточным смехом: она оценила шутку.
   - Вот видишь, для тебя он тоже  умер.  Это  радует.  Ну  так  что,  будем
подписывать контракт?
   - Не сейчас... У меня маленькая проблема, Монти.
   - Сколько? - Каринэ Суреновна действительно стала деловой женщиной.
   - Дело не в деньгах, а в обстоятельствах.  Ты  мудрая  баба  и  наверняка
что-нибудь мне посоветуешь.
   - Попытаюсь.
   - Собственно, это даже не моя проблема, - я тут же дала задний ход. - Это
проблема одной моей - приятельницы.
   - Она работает на Стаса? - Монтесума видела меня насквозь.
   - В некотором роде. Так вот, с ней случилась большая  неприятность.  Один
ее клиент... - Я набрала в легкие воздуха, вытянула руки по швам и  сиганула
в бездну:
   - Один ее клиент заснул и не проснулся.
   - Остановка сердца?
   - Можно сказать и так. Ему воткнули нож в грудь.
   - А куда же смотрела твоя приятельница? - Монтесума раздула ноздри.
   - В противоположную сторону. Она любит спать на правом боку.
   - То есть ты хочешь сказать, что  она  легла  в  койку  с  любовником,  а
проснулась с трупом?
   - Ну да! Все видели, как они... - Я перевела дыхание. - Приятельница и ее
клиент... Как они входили в номер. Все видели, как она оттуда выходила.  Уже
одна.
   - А труп остался лежать?
   - Ну, не могла же она унести его в ридикюле, правда? И  в  карман  он  не
влезал... Словом, теперь девчонка подозревается в убийстве.
   Монтесума откинулась на спинку кресла и опустила ресницы.
   - На ее месте я наняла бы себе хорошего адвоката, - сказала наконец  она.
- Или унесла бы ноги из страны. Куда подальше и пока не поздно.
   - Исключено, - я грустно качнула подбородком.
   - А башка у нее варит? - цинично спросила Монтесума. - Если варит - пусть
найдет себе  лоха  из  ментов.  Убедит  в  своей  невиновности...  Подмахнет
получше, если так уж необходимо.
   - Зачем?
   - А ты не понимаешь? Чтобы перестать считаться убийцей, нужно найти того,
кто действительно убил, - Монтесума наставительно подняла палец. - А вообще,
пришли ее ко мне, ненавижу истории из третьих рук...
   - Отлично, - резюмировала я, хотя ничего отличного в этом не  было.  -  Я
передам ей...
   Выбросив из кресла свое точеное тело, Монтесума подошла к противоположной
от нас стене и аккуратно приподняла шторку, задекорированную под гобелен. За
шторкой открылось окошко в зал (я догадывалась, что из зала окошко смотрится
самым невинным зеркалом).
   -  Мое  новое  приобретение,  -  надменно   сказала   Монтесума,   кивнув
подбородком в сторону того самого стриптизера-культуриста, которого осаждала
толпа бабцов. За бесстыжие плавки стриптизера были.заткнуты купюры.
   - Очень миленький, - только и смогла выговорить я.
   - Знаешь, где они у меня? Вот здесь, - она  сжала  кулак.  -  По  струнке
ходят. Я с них по три шкуры сдираю. Думаю открыть небольшой бордельеро.  Для
богатых клиенток. Хочешь этим заняться? У тебя получится.
   Я  разинула  варежку.   Бедняга   Монтесума-Чоколатль!   Несколько   лет,
проведенных в вольере у Стасевича, сделали ее мужененавистницей. Я нисколько
не удивлюсь, если узнаю, что Монтесума сечет своих культуристиков розгами. И
заставляет хором скандировать лозунг "Все мужчины - козлы!".
   - Так как? Возьмешься?
   - Нужно подумать... - Чем я точно никогда не буду заниматься в жизни, так
это организацией "бордельеро"!
   - Подумай. Может, хочешь какого-нибудь мальчика?
   - Что, прямо сейчас?
   Монтесума расхохоталась.
   - Конечно. Есть великолепные экземпляры, выполняют любые  фантазии,  даже
самые запредельные. Тебе это ничего не будет стоить.  Все  расходы  за  счет
заведения.
   - Не сегодня, Монти. Не то настроение...
   - Ну, смотри...
   ...Через полчаса Монтесума  укатила  домой,  а  я  осталась  в  кабаке  -
предаваться горестным мыслям о своей горестной судьбе. Возможно, я допустила
ошибку, не открывшись Монтесуме до конца. Я не учла,  что  почти  всемогущая
Каринэ Суреновна всегда примет  сторону  женщины,  что  бы  эта  женщина  ни
совершила.  Ради   торжества   женщины   над   мужчиной   Монтесума   готова
лжесвидетельствовать, врать, путать следы и идти на любой риск. А тащить  за
собой еще и ее мне не хотелось. Я слишком нежно относилась к ней.
   Да что там, я ее любила! Так же, как и отступницу Кайе, как и всех других
наших несчастных подружек, с которыми мы хлебали дерьмо и  сперму  столовыми
ложками.
   И я не имею права... Не имею права...
   Хотя нет, если мне станет совсем уж худо, если меня обложат флажками и не
оставят выбора, я, конечно, попрошу у Монтесумы политического убежища. И она
мне не откажет.
   Эта мысль немного успокоила меня,  дала  точку  отсчета.  И  я  принялась
размышлять над ее вскользь брошенными словами:  "Чтобы  перестать  считаться
убийцей, нужно найти того, кто действительно убил". И чем больше я думала  о
них, тем более пророческими они мне казались. Вот только с  какого  конца  к
ним подойти?
   Я заказала у Акопа еще мартини и  попыталась  уложить  в  голове  события
последней недели. Конечно, моя , глупая голова была не самым  лучшим  местом
для каких-либо мыслей, кроме мыслей об оптимальной длине ногтей.
   Но попытаться стоило.
   Чтобы облегчить себе задачу, я вытащила из сумки ресторанную  салфетку  с
фасоном так понравившегося мне платья, перевернула ее на  другую  сторону  и
щелкнула шариковой ручкой. И вывела два имени: "СТАС" и "ОЛЕВ КИВИ".
   К этим мертвым деятелям у меня имелась масса вопросов, и  я  изложила  их
письменно.
   1. Зачем Стасу понадобился Олев Киви?
   2. Откуда ему стали известны такие подробности о личной жизни Киви?
   3.  Почему  он  был  уверен,  что  Киви  клюнет  на  женщину,   отдаленно
напоминающую его жену?
   4. Почему он выбрал именно меня?
   5. Знал ли он, что Олева Киви должны убить?
   6. Знал ли он, что ему самому угрожает опасность?
   7. Если я не убивала Олева Киви, то кто его убил?
   8. Как убийца мог  проникнуть  в  закрытую  гостиницу  VIP-класса  и  как
выбрался оттуда, не вызывая ничьих подозрений?
   9. Кому была необходима смерть Олева Киви?
   10. Кому была выгодна смерть Олева Киви?
   11. Почему Олева Киви не просто убили, а закололи таким необычным ножом?
   12. Алмаз в рукоятке ножа - настоящий или нет? Секунду подумав, я решила,
что этот вопрос не относится к существу дела. И продолжила дальше.
   13: Почему убили Олева Киви и не тронули меня?
   14. Если нож - не просто орудие убийства, а знак, то знак чего?
   15. Что случилось с женой Олева Киви?
   Поставив последнюю точку, я почувствовала себя опустошенной. Ни  на  один
из вопросов не было ответа. А если они и были, то находились за гранью моего
понимания.
   Ну почему я такая дура? Почему, вместо того чтобы  пойти  на  юридический
или в школу милиции на худой конец, я пригрелась на  должности  потаскухи  и
только то и делала, что раздвигала ноги?..
   Может быть, действительно, плюнуть на все и  дождаться  утреннего  обхода
Монтесумы? Бухнуться ей в ноги и попросить, чтобы меня переправили в  Швецию
в каком-нибудь из комодных ящиков? Этот орешек мне не по зубам, я  не  знаю,
что делать - ни с первым вопросом, ни с пятнадцатым.
   Ни с пятнадцатым.
   В память о нем  у  меня  останется  фотокарточка  Аллы  Кодриной  периода
мартовских теней в Кронштадте...
   Неожиданно в куцем лабиринте моих затопленных алкоголем мозгов  мелькнула
какая-то мысль. Я собрала в кулак остатки воли и ухватилась  за  нее.  Мысль
была проста, как резиновая кукла, и в то же время гениальна,  как  вибратор.
Настолько проста и гениальна, что  я  рассмеялась  и  подмигнула  скучающему
бармену Акопу.
   Алла Кодрина.
   Кое-кто наверняка знает, что с ней произошло, и  этот  "кое-кто"  оставил
мне свою визитку. Журналистский отброс Сергей Синенко  порывался  рассказать
мне какую-то душераздирающую историю о покойнице. Он и рассказал бы, если бы
не подскочивший к столику Олев Киви. Он и расскажет,  если  я  его  об  этом
попрошу. Нужно только выбрать подходящую форму просьбы.
   Сергуня  наверняка  уже  в  курсе  происшедшего  в  гостинице,   в   этом
заключается смысл его профессии: кружить над падалью  и  отщипывать  от  нее
лакомые куски. И мне плевать, что он в курсе, мне это даже на руку. Невинная
убийца, пришедшая искать помощи у репортера, - да он удавится только за один
намек на подобный сюжет! Эксклюзивное интервью в обмен на информацию, почему
бы и нет?
   Я воспрянула духом.
   Может быть, это и не самый верный, но единственный путь.  Если  я  узнаю,
как и почему умерла Алла Кодрина, если получу ответ на  пятнадцатый  вопрос,
то, возможно, получу ответ и на остальные.
   Я достала мятую визитку Синенко (просто счастье, что она не потерялась  и
выжила  во  всех  перипетиях  вчерашнего  дня!)  и  внимательно  изучила  ее
содержимое. "Петербургская Аномалия". Отдел расследований.  Сергей  Синенко.
Спецкор". Далее следовал  рабочий  телефон,  который  я  проигнорировала  по
причине слишком раннего утра.  И  адрес,  скорее  всего  -  домашний.  Адрес
выглядел  странно.  Настолько  странно,  что  мне  пришлось  перечитать  его
несколько раз.
   "КАНОНЕРСКИЙ О-В. Д. 5. KB. 96".
   И все. Никакого намека на улицу.
   Я и понятия не имела, где находится Канонерский остров, но надеялась, что
расположен он в черте города, а не у  берегов  Финляндии.  Чтобы  немедленно
убедиться в этом, я попросила у Акопа карту.  Спустя  двадцать  минут  карта
нашлась у кого-то из стриптизеров, и я углубилась в ее изучение. Канонерский
остров действительно существовал - в контексте Морского торгового  порта,  -
но никаких признаков строений на нем не было. К острову вела узкая  полоска,
под которой стояла надпись "тоннель".
   Что ж, отлично. Это и послужит мне ориентиром.
   ...Когда я вышла из "Бронепоезда",  утреннее  солнце  уже  вовсю  плавило
Петербург. Добравшись до ближайшей станции метро, я скупила  все  ежедневные
газеты, включая "Петербургскую Аномалию", и устроилась  с  ними  на  лавочке
возле ларьков.
   Отображенная в газетных  строках  действительность  превзошла  все  самые
худшие мои ожидания. Заголовки - один безыскуснее другого -  терзали  мое  и
без того истерзанное сердце:  "Трагедия  на  Крестовском",  "Убит  известный
виолончелист", "Последняя гастроль  Олева  Киви",  "Реквием  по  Артисту"  и
прочая лабуда. События трактовались именно так, как подал их милицейский муж
Кайе:  неизвестная  женщина  (в  цивильных  газетах  я  выступала   в   роли
обезумевшей от страсти поклонницы, а в желтой прессе, как и положено, в роли
"девушки на ночь") покинула номер  Олева  Киви  в  11.45  утра.  А  в  11.55
пресс-секретарем  музыканта  Калью  Куллемяэ  было  найдено  тело.   Ведется
следствие  и  поиск  преступницы.  Правоохранительные  органы  рассматривают
несколько версий, основная из которых - убийство на бытовой почве.
   Интересно, что значит "на бытовой почве"? Общего хозяйства  мы  с  Олевом
Киви никогда не вели.
   Далее шли пугающие своей деловитостью сообщения о том, что дело взято под
контроль губернатора. Реакция музыкальной общественности. Реакция творческой
интеллигенции.  Реакция  эстонского  консульства.  Волны  праведного  гнева,
выплеснувшиеся на страницы газет, накрыли меня с головой.
   Ату ее, ату, эту безответственную суку, отнявшую у широких народных  масс
золотую виолончель!..
   Прочитав газеты от корки до корки, я обнаружила, что в связи с  событиями
на Крестовском убийство на Суворовском отошло в тень: одна смерть  поглотила
другую. Стас Дремов удостоился всего лишь нескольких строк мелким петитом  в
криминальной хронике, наряду с ДТП  на  улице  Солдата  Корзуна  и  поджогом
жилого дома в  Тосненском  районе.  Убийство  директора  продюсерской  фирмы
"Антарес" Станислава  Дремова  связывали  с  профессиональной  деятельностью
бизнесмена.
   Хоть на этом спасибо.
   Я  выбросила  газеты  в  урну  и  приступила  к  изучению  "Петербургской
Аномалии". "Аномалия" выходила раз в неделю,  номер  был  подписан  в  набор
вчерашней ночью, и именно поэтому сообщение о смерти Олева Киви  в  него  не
попало. Зато на второй странице, в рубрике "Звездный  фарш",  я  нашла  свою
собственную  отвратительного  качества  фотографию,   исподтишка   сделанную
Сергуней в туалете "Европы". Я была снята в пол-оборота, верхняя часть  лица
искажена, нижняя - смазана. К тому же в  фотографической  версии  Синенко  я
оказалось вымороченной яйцеголовой дамочкой. Под фотографией была напечатана
заметка "В постели с виолончелью".
   Как я и предполагала.
   Начало заметки оказалось довольно забавным: "Маэстро Олев Киви, год назад
потерявший жену (об этом "ПАн" уже  сообщала  нашим  читателям),  наконец-то
снимает траур. Вчера он прибыл в Санкт-Петербург с гастрольным туром и в тот
же вечер был замечен нашим корреспондентом  в  ресторане  отеля  "Европа"  в
обществе молодой женщины.  Маэстро  скрывает  имя  своей  новой  избранницы,
известно лишь, что она предпочитает черную помаду и мускат "Миральва"..."
   Куррат!
   Я так и не смогла дочитать всю эту патетическую хренотень до конца.  Зато
теперь точно знала, как будет называться следующий  опус  беспокойного,  как
сливной бачок, "нашего корреспондента".
   "В постели с убийцей".
   "Петербургская Аномалия" отправилась туда, где ей и было самое  место:  в
заплеванную, загаженную, истыканную окурками урну. Я  поднялась  с  лавочки,
осторожно обогнула скучающего у цветочной палатки мента и подошла к  широкой
витрине  магазина  "Петербургская  старина".  И  показала  своему  отражению
средний палец.
   Короткая  стрижка,  солнцезащитные  очки  на  челке,  бандана  на   левом
запястье, разгильдяйская футболка, затасканные  джинсы  ботинки  армейского
образца - созданные только для того, чтобы покорять в них Монблан, но  никак
не вдовцов-виолончелистов. Ничего общего с той "женщиной в красном", которая
выползла вчера днем из номера Олева Киви.
   Я никогда не пользовалась черной губной  помадой.  Я  никогда  не  носила
красных платьев. Я никогда не стриглась под пажа. Я и слыхом не слыхивала об
испанском мускате "Миральва". И глаза у меня не карие, а  зеленые.  Так  что
довольствуйтесь контактными линзами, которые я оставила вам на  растерзание.
И нигде не засвеченными отпечатками пальцев...
   На этом месте своей программной речи я покачнулась  и  едва  не  потеряла
сознание. И  с  трудом  удержалась,  чтобы  не  прошибить  своим  недалеким,
тугоплавким, чугунным лбом витрину "Петербургской старины".
   Отпечатки. Они-то... Они-то как раз и засвечены!
   Шесть лет назад... Да, ровно шесть лет назад, почти день в день,  вернее,
ночь в ночь, мы с Монтесумой-Чоколатль были повязаны  озверевшей  таллинской
POLITSEI как антисоциальный элемент, представляющий угрозу для  душевного  и
физического здоровья эстонской нации.  Обычно  на  подобный  "антисоциальный
элемент" смотрели сквозь  пальцы.  Но  мы  с  экзотической  Монтесумой  были
русскоязычными   потаскухами   и,   следовательно,   кастой   неприкасаемых.
Монтесума, со свойственным ей восточным темпераментом, немедленно вступила в
бурную дискуссию с POLITSEI, перешедшую в такую же бурную потасовку.
   Нас препроводили в  префектуру,  где  не-гражданка  Эстонской  Республики
Каринэ Суреновна Арзуманян тотчас же принялась изысканно хамить полицейскому
комиссару.
   - У вас случайно не работают  родственники  сенатора  Маккарти,  господин
комиссар?
   - С чего вы взяли? - Плотный пожилой комиссар, в отличие от своих парней,
был настроен довольно благодушно.
   - Говорят, сенатор в конце жизни поехал мозгами и выбросился  из  окна  с
криком "Русские идут!"...
   Я посмотрела на Монтесуму-Чоколатль с немым обожанием, хотя и  не  поняла
смысла ее издевки. Зато ее хорошо понял  комиссар.  С  нас  сняли  отпечатки
пальцев и только после этого с большим скрипом выпустили из каталажки. Через
два дня я благополучно забыла об этом, чтобы теперь,  спустя  шесть  лет,  у
витрины антикварного магазина "Петербургская старина" - вспомнить.
   О, если бы Олев Киви был гражданином какой-нибудь другой страны!
   Но он был эстонцем, и  они  обязательно  начнут  "отрабатывать  эстонский
след", как любят выражаться в крутых боевиках. И  выйдут  на  меня,  Варвару
Андреевну Сулейменову, род занятий - прочерк...  Последнее  место  работы  -
продюсерская  фирма  "Антарес".  Та  самая,  главу  которой  замочили  самым
недвусмысленным образом. И - по странному стечению обстоятельств  -  Варвара
Андреевна и здесь сшивалась  поблизости.  Они  вобьют  себе  в  голову,  что
завязку кровавой драмы нужно искать в Таллине, начнут тягать  брата  Димаса,
начнут тягать Монтесуму...
   Монтесуму, подтолкнувшую меня к скользкой  и  почти  непроходимой  тропе:
"Чтобы перестать считаться убийцей,  нужно  найти  того,  кто  действительно
убил". Никакого света в конце тоннеля. Хорошо, что хоть тоннель есть.
   Еще раз взглянув на свое отражение, я отошла от витрины и  направилась  в
сторону проезжей части.
   Только  третий  по  счету  водила   оказался   знатоком   города   и   на
неопределенную просьбу подвезти меня к  тоннелю  у  Морского  порта  ответил
согласием. Мы протряслись до Адмиралтейских верфей, свернули с  Фонтанки  на
умирающий  Рижский  и  плавно  вкатились  в   зону   порта:   набор   глухих
административных зданий вперемежку со складами  и  пакгаузами.  Единственным
светлым пятном оказалась  гостиница  плавсостава  с