аса Монтесумы...
   - Пошли вон отсюда!..
   - Вы пожалеете, Каринэ Суреновна. Вы очень сильно об этом пожалеете!
   - Я завтра же обращусь в наше консульство. И к вашему  руководству.  И  к
губернатору. Управа на вас найдется, можете не сомневаться!
   Запах экстремального  одеколона  "Морской  бриз"  стал  глуше:  Лемешонок
наконец-то отлепился от шкафа.
   - Я вернусь, - пытаясь сохранить остатки фээсбэшного достоинства,  сказал
он.
   - С ордером.
   - С ордером. И с понятыми.
   ...Когда Монтесума отодвинула дверцу шкафа, то первым, о чем  я  спросила
ее, было значение слова "вертухай".
   - Охранник в зоне, - снисходительно пояснила она. - Дремучая ты  женщина,
Варвара. Читать нужно больше. Вытряхивайся, у нас не так много времени.
   Я вспомнила угрозы, идущие от казенной, в мелких тусклых шашечках,  спины
Лемешонка, и попыталась заплакать.
   - Прекрати истерику, - прикрикнула на меня Монти. - Ничего  страшного  не
произошло. Урод, вот ведь урод! Зачем я его только пустила?.. Про ордер  он,
конечно, заливает, но...
   Я живо представила себя в арестантской робе, с льняной косынкой на голове
и наколкой под грудью - "Тюрьма -  это  камин,  в  котором  сгорает  счастье
человека".
   И зарыдала еще пуще.
   Под аккомпанемент моих всхлипываний Монтесума подошла к  окну,  осторожно
отогнула край занавеси и выглянула наружу.
   - Ну что? - спросила я.
   - Стоит какая-то сомнительная "шестерка"... Не более.
   - Я не могла  привести  "хвост",  Монти...  Я  была  очень  осторожной...
Клянусь.
   - Да черт с ним. Ни за каким ордером в три часа но он не поедет  -  кишка
тонка. А вот торчать здесь до второго пришествия - это в их стиле.
   - В их стиле?
   - В стиле пакостной охранки. Монтесума двинулась  в  коридор,  распахнула
двери на лестничную площадку и крикнула в пространство:
   - Филер! Подонок!..
   И тотчас же получила достойный ответ с нижнего этажа
   - За подонка тоже ответите...
   С лязганьем захлопнув дверь и закрывшись на все замки, Монти задумалась.
   - Вот что, Варвара. Сделаем так. Сейчас пойдем баиньки, а я с утра засяду
за телефон. Этого гада отконвоируют отсюда со всеми почестями...
   - А я? Так и буду отсиживаться в твоем шкафу?
   - Что же ты предлагаешь?
   Выход нашелся через несколько минут. Монтесума притащила меня на кухню, в
самой середине которой, в  пасти  стилизованной  глиняной  печи,  красовался
надраенный до блеска огромный медный котел.
   Я уже знала, что печь называется "тонир"  и  что  ее  соорудил  еще  один
дальний родственник Монтесумы - Ашот (так же,  как  и  Акоп,  выписанный  из
Еревана). "Следить за утварью и кормежкой", - скромно поясняла  его  функции
Монти.
   - Предлагаешь перекантоваться в этом чудовище? - Я кивнула  на  котел.  -
Учти, в шкафу мне нравится больше.
   - Нет. Иди-ка сюда!
   Мы  продрались  сквозь  полки,  уставленные   керамикой,   металлическими
кувшинами и национальной армянской чеканкой, и оказались в маленьком закутке
перед гобеленом "Странствия Месропа  Маштоца".
   Отогнув меланхоличного Месропа, Монтесума ткнула  меня  носом  в  дубовую
дверь.
   - Черная лестница, -  пояснила  она.  -  Спустишься  вниз,  в  проходняк.
Выйдешь на Двенадцатой линии. Связь через Акопа, с часу до трех он играет  в
нарды в "Севане". Кафе на Петроградке. Он все тебе сообщит.
   Мы крепко обнялись - я, отчаянная и благодарная: за помощь и поддержку. И
она - отчаянная и благодарная: за игру "обведи ментов вокруг пальца".
   ...Спускаться пришлось на ощупь: никому и в голову не приходило  освещать
черную лестницу в полуэлитном доме. Между третьим и вторым этажами я едва не
вывихнула себе лодыжку.
   А между вторым и первым...
   Между вторым и первым этажами чьи-то железные пальцы сдавили мне горло.
   ...Прежде чем уйти из жизни под сомнительным лозунгом  "легавым  отомстят
родные дети", я крупно пожалела о тех трехстах долларах, которые Монти  дала
мне на мелкие расходы. И о своей загубленной  юности.  И  о  высших  учебных
заведениях, которых никогда не кончала.  И  об  экспериментальном  креме  от
морщин, который так и не вымазала до конца. И о штате Айдахо, в  который  уж
точно никогда не попаду... При  чем  здесь  штат  Айдахо,  я  сообразить  не
успела. А также не успела увидеть длинный белый коридор,  натертый  мастикой
пол чистилища и боженьку, который в свое время не выдал мне мозгов...
   Пальцы слегка разжались, и я заглотнула порцию затхлого воздуха.
   Понятно. Убивать меня не будут. Во всяком случае, сейчас. Но...
   - Предупреждаю, - сдавленным шепотом сказала Я. - У меня СПИД,  молочница
и недолеченный трихомоноз...
   - Тэрэ-тэрэ, - ответили на мое программное заявление пациентки анонимного
венерологического кабинета.
   Проклятье, и здесь эстонский!..
   Голос,  произнесший  приветствие,  показался  мне  знакомым.  И  пока   я
прикидывала, где бы могла  его  слышать,  меня  стащили  по  ступенькам,  за
шиворот выволокли в колодец двора и сунули  в  драный  "Опель",  уткнувшийся
носом в мусорные баки.
   Через тридцать секунд "Опель" уже шел на таран: он опрокинул бак, едва не
задавил кошку, сломал куст сирени и вырвался на сонный  простор  Двенадцатой
линии. А затем помчался по направлению к Смоленскому кладбищу.
   Перспектива оказаться в одной могиле с какой-нибудь  мещанкой  Тряпкиной,
скончавшейся в каком-нибудь  1893  году,  меня  не  прельщала,  и  я  начала
судорожно открывать  дверцу.  Результатом  моих  титанических  усилий  стала
оторванная ручка: "Опель" был той еще развалюхой.
   - Сиди тихо. - Определенно, я слышала этот голос!
   Стараясь не злить его обладателя, я повернула голову.
   Рейно!
   Черт возьми, алчный белобрысый фотограф с "Королевы  Реджины",  выудивший
из меня две тысячи долларов! Но что он делает здесь, в Питере,  -  ведь  его
корабль уже давно покинул Питер и наверняка  успел  забыть  о  существовании
чахлой Северной Пальмиры.
   - Я не понимаю...
   - Сиди тихо, - снова повторил Рейно.
   Но  сидеть  тихо,  когда  тебя  везут   к   обветшавшему   кладбищу,   не
представлялось никакой возможности, и я снова начала ныть:
   - Выпустите меня сейчас же! Я не понимаю, что происходит!..
   Рейно резко затормозил, бросил руль и повернулся ко мне. Все та же ямочка
на подбородке, все те же наглые, похожие на  объектив  "Никона"  глаза.  Как
будто и не расставались, честное слово, как будто так и  просидели  все  это
время в номере 217 на "Королеве Реджине"!
   Рейно приблизил ко мне подбородок и сказал:
   - Олев Киви.
   Ну, конечно, это все объясняло. Когда-то я тоже произнесла  эти  слова  и
поймала фотографа на крючок. Теперь уже на крючке трепыхалась  я  сама.  Так
что лучше заткнуться, а то и губу порвать недолго.
   Впрочем, до вожделенных смоленских могил мы не доехали.  Рейно  остановил
задрыгу-"опелек" на ближайшем к Смоленке углу, у захудалого ночника "Eeti".
Эстонским в этом магазинчике было только  название.  Но  именно  это  скорее
всего и вдохновляло Рейно.
   - Может, сразу к консульству? - неудачно пошутила я.
   - Может, сразу в прокуратуру? - неудачно пошутил он.  На  вполне  сносном
русском. Я прикусила язык.
   - Поговорим об Олеве Киви.  -  Рейно  вытащил  из-за  пазухи  узкий  нож,
оценивающе посмотрел на него, потом на меня и... И принялся ковыряться им  в
зубах.
   - Вы же сказали,  что  больше  не  возьметесь  за  его  дела,  -  вовремя
вспомнила я случайно обороненную фотографом фразу.
   - Это правда. Я бы и не взялся, если бы Олев был жив.  Но  он  мертв.  Вы
знали об этом, когда пришли ко мне.
   Чертов Рейно закончил ковыряться в зубах и приставил узкое лезвие к моему
подбородку.
   - Выкладывайте.
   - Что именно? - удивительно, но лезвие почти не мешало мне говорить.
   - Зачем вы это сделали?
   - Что именно?
   - Зачем вы убили Олева Киви?
   Странное дело, в его голосе не было никакой страсти,  никакого  гнева,  -
всего лишь самое обыкновенное и даже несколько ленивое любопытство. В  таком
раскладе нож в руках Рейно превращался в самую обыкновенную зубочистку, и  я
даже воспрянула духом.
   - Я не убивала Олева Киви, - с максимальным достоинством произнесла я,  и
Рейно радостно хихикнул.
   - Бросьте. Я увидел вашу физиономию по  телевизору  через  полчаса  после
того, как расстался с вами. Общего, конечно, мало, но...
   - Но вы ведь фотограф, - подсказала я Рейно.
   - Я не фотограф. Я частный детектив, - раскололся наконец эстонец.
   - А методы у вас как у дешевого мокрушника...
   Произнеся  эту  оскорбительную  тираду,  я  задумалась.   Нож   рядом   с
подбородком заставлял мысли двигаться энергичнее: теперь они не заваливались
друг на друга, а построились в шеренгу и рассчитались на первый-второй.
   - Знаете что, Рейно... У меня есть триста долларов. И я хочу вас  нанять.
Как частного детектива. Он снова радостно хихикнул:
   - За триста долларов я и с постели не встану.
   - А те две тысячи? - напомнила я. - Две тысячи, которые  я  заплатила  за
фотографии... Это были мои личные деньги.
   - Откуда мне знать? Может быть, это деньги того, кого я  заснял...  Может
быть, он нанял вас убить Олева, а потом выкупить у меня улики.
   Теперь уже рассмеялась я: чтение книги  "ДЕТЕКТИВНЫЕ  ЗАГАДКИ  -  ОТГАДАЙ
САМ!" все-таки не прошло для меня бесследно.
   - Тогда я попросила бы у вас негативы. Правда? И не позволила тыкать себе
в лицо каким-то сомнительным шампуром.
   Рейно нехотя отвел нож, предназначенный скорее для чистки рыбы,  чем  для
убийства. Он согласился с моими доводами.
   - Меня зовут Варвара. Варя, - я попыталась закрепить успех.
   - Это еще ничего не значит, - философски .заметил Рейно. -  Убийцу  могут
звать как угодно. Имя еще никого не спасало от противоправных действий.
   - Вы никогда не работали в таллинском полицейском департаменте?
   - Нет. А что?
   - Ничего... Почему вы остались в Питере? Не уплыли  на  вашем  красавчике
пароходе? Из-за Олева Киви?
   - Да, - ответил он с  обезоруживающей  искренностью  эстонской  племенной
коровы. - Из-за Олева Киви. И еще из-за фотографий.
   - Но вам же заплатили, - я снова предъявила права на две тысячи баксов.
   - Вот именно. Я остался из-за Олева Киви. Я остался из-за фотографий. И я
остался из-за вас.
   -  Правда?  -  Я  призывно  улыбнулась,  но  закинуть  ногу  на  ногу  не
получилось: в злополучном "опельке" явно не хватало пространства.
   Да и Рейно остался равнодушен к моим профессиональным телодвижениям.
   - Вы обвели меня вокруг пальца. Первый раз меня обводят вокруг  пальца...
И кто - русская!..
   - Я не хотела. Я просто жертва  обстоятельств.  Я  попала  в  безвыходное
положение. Меня обвиняют в убийст ве, которого я  не  совершала.  А  если  я
заплачу вам тысячу долларов, вы поможете мне?
   - Если это не будет нарушать мой принцип.
   - И что же это за принцип? - осторожно поинтересовалась я.
   - Принцип простой - "когда дело касается денег - засунь все свои принципы
себе в задницу". Тысяча двести, и я берусь за это.
   - Хорошо.
   В конце  концов,  я  всегда  смогу  отработать  эти  деньги  на  шведской
лесопилке Монтесумы... Успокоившись на этот счет, я  вынула  триста  баксов,
полученные от Монти, и протянула их Рейно.
   - Задаток, - сказала я.
   - Задаток обычно определяется половиной суммы...
   Я едва не произнесла сакраментальную фразу "могу заплатить  натурой",  но
вовремя сдержалась.
   - У меня больше нет. Я в бегах, не забывайте. Остальное  получите  завтра
вечером. Или послезавтра утром. А как вы меня нашли?
   -  Заплатил  сам  себе  пятьдесят  долларов,  поднатужился  и  нашел,   -
ускользнул от прямого ответа Рейно.
   Так-то, Варвара. Ставки как никогда  низки.  Пятьдесят  долларов  -  твоя
красная цена.
   - Ладно. Не хотите говорить  -  не  надо.  Тогда  скажите  хотя  бы,  кто
изображен на фотографии?
   - А вы не знаете?
   - Нет.
   - Заплатили две тысячи, сами не зная за что? - Он посмотрел на меня,  как
на сумасшедшую.
   - Выходит. Так кого вы засняли? И почему?
   - Я скажу. Когда получу всю сумму. Извините.
   Ничего не скажешь, мой  собственный  паноптикум  расширялся  и  постоянно
пополнялся  экспонатами:  в  нем  уже  числились  Сергуня  Синенко,  готовый
заложить душу за самую небольшую информацию, и малопонятный  Рейно,  готовый
заложить душу за самые небольшие деньги.
   - Вы не  подбросите  меня  к  Калинкину  мосту?  -  вежливо  спросила  я.
Раскрывать свое местоположение до конца мне не хотелось.
   - Я плохо знаю ваш город.
   - Я покажу.
   - Транспортные расходы - отдельно, - тотчас же ввернул этот  сомнительный
частный детектив. - Я предоставлю смету.
   А, чтоб ты пропал!..
   - Как я проверю, что вы хороший специалист?' - решила я напоследок  уесть
этого пальцем деланного эстонского Шерлока Холмса. - Денежки-то вы возьмете,
а вдруг ничего и не получится?..
   Рейно оскорбился:
   - Я нашел вас? Нашел. Я работал на  Олева  Киви?  Работал.  А  Олев  Киви
слишком серьезный человек, чтобы доверять свои дела первому встречному. Я  -
профессионал.
   - Так, может, у вас и лицензия есть?
   - А как же!  -  Рейно  покопался  в  карманах  пиджака  и  извлек  оттуда
сложенную вчетверо гербовую бумагу, закатанную в тонкий пластик.
   Из бумаги я узнала, что  Reio  Uukula  действительно  является  частным
детективом без права ношения и использования огнестрельного оружия. Лицензия
была выдана департаментом полиции города  Мыйзакюла  (боже,  храни  меня  от
подобных географических извращений!).
   - Как поживает ваша льнопрядильная фабрика? - спросила я.
   Рейно удивленно поднял брови.
   - Я давно не  был  дома,  так  что  ничего  сказать  не  могу.  Наверное,
наращивает мощности...
   - Будем надеяться, - улыбнулась  Рейно  я.  -  Так  вы  отвезете  меня  к
Калинкину мосту?
   ...У Калинкина моста я простояла до шести утра. И  только  в  пять  минут
седьмого какой-то снулый водитель бетономешалки согласился  подбросить  меня
до Канонерского. Я едва не заснула в лифте, а когда приехала на  вожделенный
шестнадцатый этаж, то сразу же наткнулась  на  листок  бумаги,  воткнутый  в
дверь:  "УЕХАЛ  НА  РЕДАКЦИОННОЕ  ЗАДАНИЕ.  ВСТРЕЧАЕМСЯ  В  18.30  У   МЕТРО
"ВАСИЛЕОСТРОВСКАЯ". ПОКОРМИ ИДИСЮДА. ТВОЙ СЕРГЕЙ".
   Задав корму вечно недовольному коту, я как подкошенная рухнула на кровать
и уснула. Весь остаток утра мне снились сиамские близнецы Евгений  Данилович
Ле-мешонок  и  Reio   Uukula,   отплясывающие   дьявольский   краковяк   в
сопровождении струнного оркестра. При этом Кайе, как и положено,  сидела  на
цимбалах, Монтесума наяривала на скрипке, мне же досталась виолончель.
   Виолончель Олева Киви.
   И хотя ни сам Олев  Киви,  ни  Стасевич  мне  не  снились,  я  все  равно
проснулась  с  тяжелой  головой.  И  подскочила  как  ужаленная:  допотопный
будильник Сергуни показывал половину двенадцатого! К часу мне нужно  быть  в
кафе "Севан", так что времени остается только на чистку зубов и легкий душ в
Сергуниной ванной, загаженной невесть откуда взявшимся цементом и  погибшими
во цвете лет сперматозоидами.
   Едва я вышла  из  подъезда,  как  услышала  хриплый  звук  автомобильного
клаксона: к аллейке напротив дома был припаркован задрыга-"опелек" Рейно.
   Но откуда он здесь взялся? Я могла  бы  поклясться,  что  сегодня  утром,
рассекая на бетономешалке  подступы  к  Канонерскому,  не  видела  за  собой
никакого "хвоста". Да,  шоссе  было  пустынным.  Но  не  из  воздуха  же  он
материализовался, этот липучий частный детектив!..
   "Опелек" по-прежнему оглашал окрестности дурным голосом, и мне ничего  не
оставалось, как подойти к нему. Услужливый  Рейно,  как  швейцар,  распахнул
переднюю дверцу, и я...
   Я сунула ему в руку рубль, будь я проклята!
   И Рейно этот рубль взял, будь он проклят!
   - Ничего, что не в валюте?  -  спросила  я,  усаживаясь  на  продавленное
сиденье "опелька".
   - Я поменяю, - успокоил меня Рейно.
   - Как вы меня нашли?
   - Заплатил сам себе десятку, поднатужился и нашел.
   - А зачем? Мы же договорились - встречаемся, когда будут деньги.
   - Хотел еще раз на вас взглянуть, - сознался Рейно.  -  Все  поверить  не
могу, что какая-то русская обвела меня вокруг пальца...
   - Ну, раз уж вы здесь, может быть, добросите меня до Петроградки?
   - Я плохо знаю ваш город.
   - Я покажу...
   - Хорошо. Кстати, я узнавал. Километр стоит пять рублей. Так что...
   - Я помню. Транспортный тариф, -  упредив  Рейно,  я  вынула  из  кармана
полтаху и протянула ему. - Хватит?
   - Посмотрим по километражу.
   Ну и гад же мне попался!
   - Послушайте, Рейно. А состояние вашей  колымаги  не  учитывается?  Ручки
отвалились, стекла дребезжат, все пружины уже давно у меня в  заднице.  Надо
бы сбросить. Этак вы всех клиентов растеряете...
   - Я подумаю, - изрек  он  через  десять  минут,  когда  мы  выскочили  на
Обводник и лихо пронеслись  мимо  магазина  "Недоимка".  Магазин  "Недоимка"
торговал конфискованным имуществом, и я снова загрустила. Ну почему меня все
время окружают навязчивые, как татуировки, тюремные символы?..
   ..."Севан"   оказался   крошечным   заведением,   под   завязку   набитым
иссиня-черными мужиками  самой  кровожадной  наружности.  Все  эти  бармалеи
кучковались вокруг столов, пили коньяк и резались в нарды. Под  приглушенную
до невозможности музыку  Арама  Хачатуряна.  Мое  появление  было  встречено
одобрительным гулом и похотливым  блеском  нескольких  десятков  глаз.  Даже
увязавшийся за мной Рейно приуныл.  Но  раздеть  меня  все-таки  не  успели:
подскочивший к нам верный Акоп проводил нас к  своему  столику  и  в  полном
молчании налил коньяку.
   - Настоящий армянский, - отрекомендовал коньяк Акоп.
   - Я за рулем, - пробубнил Рейно.
   - А вы в нарды играете? - спросил Акоп у эстонца.
   - Ну что вы. - Даже здесь надменный Рейно умудрился отличиться. - Нарды -
игра для басмачей. А я играю в шахматы.
   После этого Акоп сразу же потерял интерес к эстонцу и отвел меня к стойке
для почетных гостей.
   - Ну, как? - спросила я.
   - Ее пасут, - ответил хорошо осведомленный Акоп. - Лучше  вам  сейчас  не
встречаться.
   - Я понимаю...
   - Она даст знать, когда все утрясется.
   - Хорошо.
   - Днем я всегда здесь. Вечером -  в  "Бронепоезде",  но  там  тоже  могут
завестись черви. В скором времени... А что это за тип?
   - Приятель... Слушай, Акоп... Я  понимаю,  это  ужасно...  Но  мне  нужны
деньги. Ты бы не мог сказать Каринэ...
   Смуглая физиономия Монтиного оруженосца расплылась в понимающей улыбке.
   - Женщинам всегда нужны деньги. Я получил от Нее инструкции...
   Шикарный бармен "Бронепоезда" ни разу еще не упомянул  имя  Монтесумы,  -
очевидно, в целях конспирации. Но слова "Ее"  и  "Она"  Акоп  выговаривал  с
придыханием, надраивая их до блеска. Монтесума  множеством  солнц  сияла  на
небосводе  Акопа,  а  валютное  молоко,  лившееся  из  ее   щедрых   сосцов,
обеспечивало ему процветание. Пожалуй, на Акопа можно положиться так же, как
и на саму Монти, подумала я - и успокоилась.
   - Сколько тебе нужно сейчас? - спросил Акоп.
   - Тысяча, - сгорая от стыда, пролепетала я. Акоп вынул из кармана носовой
платок, развернул его и старательно отсчитал мне деньги.
   - Держи.
   - Я напишу расписку...
   - Вай мэ! Какая расписка, дорогая? Неужели ты думаешь, что Она...
   Я сочла за лучшее заткнуться, наскоро  распрощалась  с  Акопом,  передала
тысячу поцелуев Монтесуме и покинула гостеприимный кабачок "Севан".
   Мы с Рейно снова уселись в "опелек",  я  вывалила  недостающие  девятьсот
баксов и помахала ими перед носом Рейно.
   - Ну, как? Возьметесь за дело?  Не  говоря  ни  слова,  Рейно  достал  из
бардачка строгую черную папку.
   - Это договор. Ознакомьтесь.
   - Какой еще договор?!
   - Соглашение о намерениях.
   - С ума сошли? - Я даже не нашлась что сказать. А Рейно,  пользуясь  моей
растерянностью, живенько всучил мне в руки бумажонку  с  печатью  и  щелкнул
ручкой.
   - И ч