ленной  она  чересчур  трезва.  И  чересчур
расчетлива. И чересчур цинична. Да и текст какой-то  странный.  Этот  идиот,
должно быть, и есть Олев.
   - С чего вы взяли?
   - Я уже говорил вам: наши отцы вместе работали на железной дороге.
   - Мыйзакюла. Я помню.
   - Именно. Последний раз я видел Олева в Таллине месяц назад.  "Bylo"  -
его любимый одеколон. Он пользуется им много лет.  А  когда  ты  пользуешься
вещью много лет, она становится почти религией.  Почти  вероисповеданием.  А
вероисповедание меняют не часто.
   - И что из этого следует? Из этих трех строчек, я имею в виду?
   - Пока не знаю. Очевидно, Алика подарила ему новый одеколон, "Hugo Bo".
Попросила сменить марку. Но нужно знать  эстонцев.  Они  консервативны,  они
могут изменить жене, но запаху - почти никогда.
   - И все-таки вы не ответили мне: что из этого следует?
   - Для этого мне нужно узнать, кто  такой  Флай.  Вы  дочитали  письмо  до
конца?
   - Нет. Я подумала...
   - Просмотрите последние строчки. И дату тоже.
   Последние строчки выглядела куда невиннее, чем тирада о Флае, который  не
должен ничего заподозрить. Я даже умилилась их непритязательности. "Я обещаю
тебе весь мир, ангел мой. Только будь со мной  и  ничего  не  бойся.  Обожаю
тебя. Шлю тысячу поцелуев  и  еще  две  тысячи  Игорьку  Пестереву-младшему.
Обожаю, обожаю тебя!!!!!!!!! Твоя Алика. 21  апреля  (день  нашей  встречи).
P.S. Сейчас пойду и налакаюсь вдрызг. Главное, не назвать Его твоим  именем.
Сейчас это самая большая проблема".
   Черт возьми, где платок?!!
   Вероломная,  циничная,  распутная  (господи,  кто  бы   говорил!)   Алика
безнадежно нравилась мне. Я уважала ее право  на  неистовость  в  любви.  Но
Рейно, как и полагается консервативному эстонцу, был совсем другого мнения о
покойной.
   - Прочли? - нетерпеливо спросил он.
   - Очень трогательно... Но, по-моему, у нас  появилось  новое  действующее
лицо. Как вы думаете,  кто  такой  Игорек  Пестерев-младший?  Я  видела  его
паспорт, в графе "дети" - дубль-пусто. А может быть... -  внезапная  догадка
осенила меня. - Может быть, это их совместный ребенок?!  Который  остался  в
России.
   Рейно странно хохотнул, поднялся с раскладушки и направился к стене. Я  с
любопытством следила за ним. Мое неожиданное открытие проняло  его  (меня  и
саму оно заставило взволноваться). Настолько  проняло,  что  он,  крякнув  и
упершись руками в пол, сделал стойку на голове. И так и застыл на  некоторое
время.  Я  с  немым  изумлением  взирала  на  его   опрокинутое   лицо,   на
подтянувшиеся к светлым бровям ресницы, на свободно болтающиеся пряди волос.
   - Страсть к  дешевой  мелодраме  вас  погубит,  Варя.  Это  во-первых.  И
во-вторых:  я  не  думаю,  что  у  них  был  совместный  ребенок.  В   такой
испепеляющей страсти ребенку нет места. И  это  правильно.  Страсть  слишком
ревнива, чтобы допустить еще чье-то присутствие.
   - Тогда кто же такой Пестерев-младший?
   Рейно прикрыл глаза.
   - У меня была подружка. Забавная девчонка. Знаете, как она  называла  мой
член? Я прошу прощения... Рейно Юускула-младший.
   Произнеся эту крамолу, Рейно повалился на пол и захохотал.
   - Не вижу ничего смешного, - буркнула я.
   - Я же попросил прощения заранее...
   - Пошли вы!
   - Как насчет того, чтобы пойти вместе? - в планы Рейно не  входила  ссора
со мной.
   - Куда?
   - Да куда угодно. Хотя бы в Куккарево. Правда, я не знаю географии...  Но
вы, я надеюсь, мне поможете.
   - Обалдели?
   - Все равно спать не на чем. Раскладушка одна, и я вам ее не уступлю.
   - А за деньги? - вырвалось у меня.
   - И за деньги тоже. После русских всегда остается...
   Я не стала выслушивать, что остается  после  русских  в  целомудренных  и
стерильных, как хирургические бахилы, чухонских койках, и запустила в  Рейно
своим баулом (как раз в стиле  экстремистки  Полины  Чарской).  Рейно  легко
перехватил сумку рукой.
   - Ну, так как, едем?
   - И не подумаю...

***

   ...Нам повезло.
   Сами того не подозревая, мы успели ко второй разводке мостов, перескочили
через Дворцовый, потом - через Тучков и Кантемировский. А потом,  пройдя  на
бреющем мимо "Авроры" (по правую руку)  и  гостиницы  "Санкт-Петербург"  (по
левую), вырвались на просторы набережных.
   - Не гоните, - подскакивая на ухабах и ударяясь  головой  о  сомнительной
свежести потолок салона, взмолилась я. - Ваша тачка на  ходу  разваливается.
Того и гляди колеса потеряем.
   - Не потеряем, - успокоил меня Рейно. - Держитесь крепче.
   - За что? У вас же все ручки оторваны. И ни одного ремня  безопасности...
А еще законопослушный гражда...
   "Опелек" в очередной раз  подбросило,  как  раз  напротив  фешенебельного
здания на набережной  Робеспьера  с  "АНТИКВАРНОЙ  ЛАВКОЙ"  И.  И.  Шамне  у
подножия. От "АНТИКВАРНОЙ ЛАВКИ" нас отделяла Нева и разведенные  мосты,  но
завтра она не будет такой  недосягаемой.  Завтра  я  обязательно  заскочу  к
дорогому Иллариону Илларионовичу и помашу у него перед носом  квитанцией  из
"Бирюзы". Интересно, что он промычит по этому поводу?...
   - Где  это  vihatud    Куккарево?  -  вывел  меня  из
задумчивости голос Рейно.
   - Я не знаю точно... Где-то возле Ладожского озера.
   - В бардачке карта. Достаньте.
   Я повиновалась. И, с трудом отодрав ногтями крышку,  принялась  рыться  в
потрохах тайного отделения. Бумаги, бумаги, бумаги:  очевидно,  это  и  есть
договора, и копии договоров, и копии копий договоров, которыми Рейно Юускула
сводит с ума своих клиентов. А потом под грудой  бумаг  я  нащупала  рукоять
пистолета.
   - Нашли? - поторопил меня обладатель пушки.
   - Нет. Но у вас там пистолет... По-моему. Вы в курсе?
   - Газовый. У меня  разрешение.  В  белой  папке.  Можете  посмотреть.  Не
перепутайте с черной. Там договора...
   - Да нет, я вам верю.
   - А карта в левом углу.
   Я наконец-то добыла карту, и мы остановились  возле  первого  попавшегося
фонаря, чтобы рассмотреть ее: лампочки в салоне не горели.
   - Всеволожское направление... - пробасил Рейно. -  Вы  знаете,  где  этот
vihatud Всеволожск?
   - Это рядом с Питером... Трасса за Всеволожском одна, и по ней мы  должны
упереться в Ладогу. А вот Куккарево.... Я не знаю. Никогда там не была.
   - Найдем, - успокоил меня Рейно.
   До Всеволожска мы не сказали друг другу ни слова. Я не знала, о чем думал
Рейно: во всяком случае,  его  тяжеловатый,  как  будто  присыпанный  песком
профиль  напрочь   отвергал   любые   обвинения   в   усиленной   умственной
деятельности. У меня же из головы не выходили письма и  телеграммы,  которые
Алла Кодрина с такой интенсивностью слала  своему  любовнику.  Их  связь  не
прекращалась все три  года  замужества  Аллы.  А  такую  страсть  невозможно
скрывать долго. Наверняка Олев Киви что-то подозревал.  В  конце  концов,  я
была лично знакома с ним и смело могу утверждать,  что  глаза  его  были  на
лице, а не на заднице. И глаза эти все видели, в отличие, допустим, от  глаз
Яночки Сошальской. Но и Яночка, будучи  слепой,  задавала  телефонного  жару
своему мужу. Что уж говорить о зрячем!.. Так что обвинения в  патологической
ревности просто несостоятельны...
   - Вы спите? - спросил у меня Рейно.  Ну  почему,  как  только  я  начинаю
усиленно думать о чем-то, создается такое впечатление, что я сплю?!
   - Нет. - Я была предельно холодна и предельно лаконична в ответе.
   - В шкатулке я нашел еще кое-что.
   - Не хватит ли сюрпризов?
   - Сам удивляюсь. Они в кармане... Верхнем  накладном,  с  вашей  стороны.
Возьмите...
   - Здесь же темно!
   - Там же - маленький фонарик.
   Я запустила руку в карман и вытащила -  сначала  фонарик  (действительно,
крошечный, предназначенный явно для противоправных деяний). А потом -  такую
же  крошечную  стопку  проколотых  степлером  листков.  Она  была  настолько
незначительной по размеру, что я даже не сразу нашла ее в бездонной пропасти
кармана.
   Я разложила листки на коленях и принялась изучать их.
   - Ничего не понимаю...
   - Это квитанции, - небрежно бросил Рейно. - К  отправленным  телеграммам.
Очевидно, Игорь Пестерев тоже был любителем телеграфных сообщений.
   - Вы стервятник. Зачем так издеваться  над  чувствами  других  людей?  Вы
наверняка никогда не любили...
   - Зато вы наверняка проливали слезы не по одному десятку возлюбленных...
   Я откинулась на сиденье. Возлюбленных у меня было гораздо больше  десятка
(и даже нескольких десятков), но ни один из них не стоил и  слезинки.  Разве
что сентиментальный Лешик Богомол,  большой  любитель  петтинга,  подогретой
водки и программы "В мире животных". Лешик умилял меня постоянными просьбами
"вступить в законный брак"  и  страстью  к  коллекционированию  пакетов  для
блевотины  на  международных  авиарейсах.  Стоило  ему  вылететь  по   своим
бандитским делам за бугор, как его обширная коллекция пополнялась  очередным
шедевром типографско-самолетно-медицинской мысли с символикой авиакомпании.
   Н-да, только Лешик заслуживал тихого вздоха...
   - Успокойтесь, ничего я не проливала. Просто  хочу  вступиться  за  чужие
чувства. Влюбленные обмениваются телеграммами, что же здесь дурного?
   - В том-то все и дело, что  никакого  обмена  не  было!  Посмотрите,  там
указан город, в который направляется телеграмма.
   Я забегала пальцами по квитанциям. Квитанций было четыре. И на каждой  из
них варьировалось одно и то  же  сочетание  букв  -  "МЕСТ...",  "МЕСТН...",
"МЕСТНАЯ".
   - Соображаете, что к чему?
   - С трудом... Вы хотите сказать, что телеграммы отправлялись из Питера  в
Питер же?
   - Мы имеем тому документальное подтверждение, - Рейно гнал машину и  даже
не смотрел на меня. Кажется, у него были готовы ответы на все  мои  вопросы.
Даже не заданные.
   - И что это значит?
   - Ничего, кроме того, что указано в квитанциях. Помните страстные призывы
Алики? В разные месяцы, в разные годы и из разных концов света.  А  здесь...
Все четыре - в течение месяца, в  одном  и  том  же  городе,  но  из  разных
почтовых отделений. Подождите!..
   Рейно так резко затормозил, что "опелек"  едва  не  врезался  в  дорожный
указатель "РАХЬЯ. 5 KM". А я едва не врезалась головой в лобовое стекло.
   - Вашу мать! - выругалась я,  исподтишка  подсчитывая  языком  количество
уцелевших зубов. - Не дрова везете, в самом деле!!!
   Но Рейно было ровным счетом наплевать на мою многострадальную челюсть.
   - Дайте сюда! Дайте их мне! - Он почти силой вырвал фонарик  и  квитанции
из моих рук. И снова принялся изучать их. Но теперь к бумажкам добавился еще
и "вечный календарь".
   Чтобы не видеть этих судорожных телодвижений, я  выскочила  из  машины  и
прошлась по обочине, разминая ноги. Было темно, где-то вдалеке (должно быть,
в населенном пункте Рахья) побрехивали собаки, и за шиворот забирался  сырой
ветер. "Почему бы тебе,  действительно,  не  уехать  в  Молдавию?"  -  вдруг
подумала я. Там мало воды,  но  много  солнца,  там  мало  лесов,  но  много
виноградников, там мало дождей, но много звезд на небе там мало  водки,  но
много вина, там мало шлюх, но много детей там ты  сможешь  покорить  Аурэла
Чорбу...
   - Куда вы пропали? - донесся до меня голос Рей-но. - Решили, что  я  буду
искать вас в этих чертовых потемках?
   - Уже иду...
   Я вздохнула. Влажные мечты об Аурэле Чорбу придется  отложить  до  лучших
времен...
   - Ну что, обнаружили что-нибудь  из  ряда  вон?  -  безразличным  голосом
спросила я, усаживаясь на сиденье рядом с Рейно.
   - Пока  не  знаю.  В  цепочке  не  хватает  звеньев,  но  некоторые  вещи
настораживают.
   - Какие же именно?
   - Квитанции. Все четыре посланы из Питера в Питер.  Это  первое.  Второе:
все четыре посланы в течение месяца.
   - Вы повторяетесь.
   - Третье: все четыре посланы из разных почтовых отделений.
   - Вы повторяетесь.
   - Пятое, - Рейно было глубоко наплевать на мои комментарии. - Все  четыре
посланы из разных почтовых отделений, но практически в одно и то  же  время.
Между десятью и одиннадцатью утра. И, наконец, шестое: все четыре отправлены
в будние дни. Никаких суббот, никаких воскресений.
   - Может быть, есть еще и седьмое? - Причина странного волнения  Рейно  до
сих пор была мне непонятна. - Семь - магическое число.
   - Седьмое? Пожалуй, есть... - Он даже обрадовался: я оказалась  в  нужное
время в нужном месте и даже умудрилась подать нужную реплику. - Месяц, когда
пошел поток телеграмм... Этот месяц -  май.  Май  прошлого  года.  Последнее
письмо Алики датировано апрелем прошлого года. А в июне  ее  убили.  Слишком
много событий для шестидесяти дней, вы не находите?
   Я угрюмо молчала. Не исключено, совсем не исключено, что накануне вечером
мы проводили шмон в квартире убийцы. И это  мрачное  ружье,  которое  так  и
хочется приставить к какой-нибудь  зазевавшейся  грудной  клетке...  И  этот
мрачный  нож,  которым  так  и  хочется  поддеть  какие-нибудь  зазевавшиеся
мозги...
   А  ведь   Алла....   Алла   была   убита   неустановленным   предметом...
Предположительно - ножом. Об этом свидетельствовал характер раны!
   Но каков  подонок!  Какова  сволочь!  Каков  гад  этот  Игорь  Аркадьевич
Пестерев!  Не  простить  своей  возлюбленной  опрометчивого   шага!   Копить
ненависть на протяжении стольких лет! А потом вызвать в Россию  доверившуюся
ему женщину и хладнокровно расправиться с ней!..
   О,  мужчины!  О,  жалкие  опоссумы,  скунсы  и  тушканчики!   Зарвавшиеся
утконосы, возомнившие, что именно они правят миром!  Обнаглевшие  муравьеды,
которые  даже  наивного  доверчивого  боженьку  сделали  своим   сообщником!
Наклеили ему бороду и переодели в  брюки,  когда  он  спал...  Права,  права
Монтесума - от мужчин не приходится ждать ничего хорошего! В  лучшем  случае
они оставляют тебя в покое и ограничиваются лишь слюнявым лобзанием  рук.  А
за каждым таким лобзанием кажет лик змеиное жало!..
   - Сволочи! - Я стукнула себя по колену. - Все мужчины таковы!
   - Ну вот, еще одна ушибленная феминизмом, - покачал головой Рейно. -  Чем
вам-то мужчины досадили, бедняжка?
   - Меня гоняют, как зайца, - начала я, и Рейно снова резко  затормозил.  И
снова я едва не пробила лбом стекло. - Нет уж! Вы меня выслушаете, и никакие
технические уловки вам не помогут!..
   - Готов выслушать. Но, по-моему, мы уже приехали. Я  захлопнула  пасть  и
уставилась на круг света от фар. Они  недвусмысленно  высвечивали  указатель
"КУККАРЕВО".
   - Действительно, приехали... И что теперь делать?
   - Вы же изучали досье Кодриной, - снова напомнил мне  Рейно.  -  Там  был
адрес.
   - Да? - несказанно удивилась я.
   - Окуневый проток, дом 1. Ну что, двинули?
   - Раз уж мы здесь... Конечно.
   Куккарево оказалось ничем не  примечательным  селеньицем  в  одну  улицу,
полностью укрытым камышами. Улица так и называлась - Окуневой. Именно сюда и
выходили тылы всех домов: лицом все эти избушки были обращены к  Ладоге.  От
каждой  такой  избушки  к  самому  озеру  шел   проток,   тоже   отороченный
непролазными  камышовыми  метелками.  Должно  быть,  жители  Куккарева  были
чрезмерно амбициозны, - одной улицы им показалось мало, и  они  организовали
сразу несколько десятков: по количеству домов.
   Окуневый проток 1
   Окуневый проток 2
   Окуневый проток 3 - и далее по списку.
   Родовой дом Кодриных оказался самым первым. Теперь ясно, почему появление
Аллы и ее смерть так и  остались  незамеченными.  Ни  Алле,  ни  приехавшему
вместе с ней (или после нее) убийце не нужно было въезжать в саму деревню. А
камыши  своим  неумолкаемым  шорохом  могли  лжесвидетельствовать   столько,
сколько их душенька пожелает.
   Остановив машину на обочине, Рейно выполз наружу и сразу же  потерялся  в
едва брезжущих сумерках. Откинувшись на сиденье, я слушала шелест камышей  и
едва уловимый плеск воды - с Ладоги дул ветер.
   Требовательный стук в стекло раздался так неожиданно, что  я  вздрогнула.
Положительно,  родители  Рейно  Юускула,  старые  матерые  железнодорожники,
вытолкнули своего сынишку на свет божий только с  одной  миссией:  чтобы  он
мешал мне, Варваре Сулейменовой, жить. И со сладострастием распугивал мои  и
без того пугливые мысли.
   - Вылезайте, - скомандовал Рейно. - Посетим эту vihatud Долину Смерти.
   - А там?..
   - Там никого нет. Должно быть, оставшиеся в живых члены  клана  отреклись
от дома навсегда.
   - Может, подождем, пока рассветет?
   - Может, подождем, пока наступит зима?..  Или  до  Страшного  суда  здесь
задержимся?
   Он резко дернул дверцу "опелька", и я почти вывалилась ему на руки.
   - Идите за мной. Тропинка почти не видна и заросла крапивой...
   - Спасибо, что предупредили...
   Это действительно был широкий  жест  с  его  стороны.  Девять  из  десяти
эстонцев промолчали бы о крапиве, да еще и  подставили  бы  подножку,  чтобы
русская тетеха свалилась в мерзопакостную траву и  понаставила  волдырей  на
имперскую, попирающую свободу слова и права нацменьшинств ряху.
   Я ухватилась за край юускуловской жилетки, закрыла глаза  и  благополучно
проскочила до застекленной веранды.
   На входной двери висел внушительного вида амбарный замок.
   - Вперед, -  сказала  я.  -  Вскрывайте  двери  на  глазах  у  изумленной
общественности! Плюйте на закон о неприкосновенности жилья! У вас это  очень
хорошо получается.
   Рейно смерил меня  презрительным  взглядом  и  отправился  на  крыльцо  -
терзать проржавевший замок.
   - Или в России уже разрешается накладывать лапу на  чужое  имущество  без
всяких последствий? - Что за бес в меня вселился, почему я никак не уймусь?!
   -  А  вы  как  думали?  Вы,  русские,  сначала  со  своей   приватизацией
разберитесь, а потом уже указывайте другим народам, что им делать... - Рейно
не закончил и коротко выругался. - О, куррат!..
   - Что там случилось?
   Он ничего не ответил, а сунул в  рот  сбитый  о  замок  палец.  По  левой
фаланге сочилась кровь.
   - Будете знать, как наезжать на великую страну, - сказала я,  по-хозяйски
запустила руку в один из карманов Рейно и вынула оттуда  носовой  платок.  -
Стойте спокойно, я перевяжу.
   После того как с перевязкой было покончено, Рейно снова вернулся к  своим
отмычкам. Но теперь вел себя на удивление тихо и не поучал русскую бабу, как
ей половчее сунуть пироги в печь. Наконец амбарная махина  поддалась,  и  мы
ступили под сень места преступления.
   - Не страшно? - спросил у меня Рейно.
   - Мне? - искренне удивилась я. - После того, как я проснулась с трупом  ј
1 в одной постели, а труп  ј  2  лицезрела  с  высоты  птичьего  полета?  Вы
смеетесь, Рейно. Я даже мышей не  боюсь.  Меня  даже  член...  -  "члены  не
пугают. По всему спектру размеров, цветов и конфигураций", - хотела добавить
я, но вовремя прикусила язык.
   - Член?  -  поиграл  ноздрями  эстонец,  очевидно  живо  припомнив  Рейно
Юускула-младшего.
   - Членистоногие, - я на ходу сорвала  с  себя  личину  непристойности.  И
снова предстала перед Рейно Пресвятой Богородицей с дипломом  биологического
факультета в зубах. - Скорпионы, сколопендры...  Паук-птицеед...  Насекомые,
одним еловом...
   - А-а... Тогда все проблемы отпадают.
   - Куда двинем?
   - Сначала сверимся с планом, - придержал меня Рейно.
   Он включил  фонарик,  порыскал  вокруг  и  спустя  минуту  уже  сидел  на
ступеньках лестницы, ведущей на  второй  этаж.  И  рассматривал  план  дома,
выуженный из Сергуниного досье на Аллу Кодрину.
   А я в  очередной  раз  поклялась  себе  раздавить  с  безумцем-репортером
бутылочку кьянти.
   - Значит, так. Кухня, две комнаты, комната, лаз в  подвал,  что-то  вроде
мастерской. Сантехнические коммуникации... Это первый этаж.  Теперь  второй.
Тоже две комнаты. И ванная, надо же... Труп Аллы нашли на  втором  этаже,  в
дальней комнате. Туда и поднимемся.
   Он легко встал и снова  подхватил  меня  под  локоть  -  ох  уж  эта  мне
хуторская галантность!..
   На втором этаже было  заметно  светлее  во  всяком  случае,  я  спокойно
раз