ом бурном романе.
   А Олев Киви жил в Вене.
   Я даже рассердилась на себя: вот для чего были вызваны к  жизни  все  эти
тупоумные построения - чтобы связать Чарскую  и  Киви.  Но  Чарская  слишком
порочна, чтобы убить. Ей просто не хватило  бы  терпения  убить.  Устраивать
истерики - это да... Разыгрывать сцены из всех пьес сразу - это да...  Но  с
мертвыми нельзя вести игру. Они плохи уже тем, что не отвечают  на  поданную
им реплику. Их нельзя унизить блистательным рисунком роли и заочно  обвинить
в профнепригодности. А Чарская привыкла вести игру - со всеми и всегда...
   Надо же, какие мысли приходят мне в голову! Нужно обязательно  поделиться
ими с Монтесумой - вот кто сумеет оценить их по достоинству.
   Раздуваясь  от  чувства  собственного  превосходства  над   всякими   там
актрисульками, я сложила бумаги и отправилась в комнату: будить Сергуню.  Но
прилагать к этому усилия не пришлось - мой  персональный  охотничий  пес  не
спал.
   - Ну, как? -  спросил  у  меня  Сергуня  подсевшим  за  ночь  голосом.  -
Разобралась? Тебя все устраивает?
   -  Ты  гений,  Сергуня.  Придется  обратиться  с  ходатайством  к  твоему
руководству. Чтобы объявили тебя репортером года.
   - Уже объявили, - он привстал на локте. - Так что ты опоздала.
   - Поздравляю, - я наклонилась  и  поцеловала  его.  -  А  можно  мне  еще
поэксплуатировать лучшего репортера года?
   - Рискни.
   - Мне нужен выход на Филиппа Кодрина. Ты можешь это устроить?
   Сергуня демонстративно отвернулся к стене.
   - Ты можешь это устроить? - снова повторила я. Вместо ответа  он  почесал
задницу. И промямлил:
   - Если ты  объяснишь,  зачем  тебе  это  нужно.  Мне  надоело,  что  меня
используют вслепую.
   Ну да, конечно. Морячка-гастролера Рейно тоже использовали вслепую. Но он
хотя бы получил за это две штуки баксов. Воспоминание об этой  утрате  снова
привело меня в ярость. Я резко дернула Сергуню за  плечо  и  перевернула  на
спину. И совсем  близко  увидела  его  глаза  -  глаза  маменькиного  сынка,
застигнутого с перепечаткой "Камасутры" в туалете.
   - В этом деле всех используют вслепую. Почему ты должен быть исключением?
- прошептала я и для убедительности потрясла его за плечо.
   Маменькин сынок оправился, он был полон решимости доказать, что в руках у
него никакая не "Камасугра", а роман Чернышевского "Что делать?".
   - Почему ты должен быть исключением? - снова повторила я.
   - Потому что я не играю в ваши игры.
   - Ты уже в команде, паренек. Причем в основном составе. -  Нельзя,  чтобы
он забыл, с кем он имеет дело. В конце концов, меня, а  не  его  объявили  в
федеральный  розыск.  Могу  я  этим  воспользоваться?  Могу  или  нет,  черт
возьми?!.

***

   Редакция "Петербургской Аномалии" занимала  полуподвальное  помещение  на
Фонтанке и,  судя  по  отсутствию  вывески,  пыльным  стеклам  и  наполовину
сожранной ржавчиной железной двери,  уже  давно  находилась  на  нелегальном
положении.
   - Что так тухло? - спросила я у Сергуни. - У вас же приличные тиражи.
   - Конспирируемся...
   - Оскорбленные знаменитости морды бьют?
   - Я  не  стал  бы  преувеличивать...  Но,  в  общем,  конечно,  случаются
инциденты. Недавно выпускающему  ребра  сломали,  еще  на  Марата.  Так  что
пришлось сюда переехать.
   -  Обязательно  рукоприкладствовать?  -  Втайне  я   мелко   порадовалась
сломанным ребрам газетных стервятников. - Что ж в суд не подают?
   - А бесполезно, - Сергуня расплылся в мефистофельской  улыбке.  -  Мы  же
желтая пресса. С нас взятки гладки.  Вот  и  переезжаем,  пока  главного  не
подорвали. На радиоуправляемом фугасе.
   - А если подорвут?
   - Без работы не останемся, не беспокойся.  Знаешь,  какие  у  нас  зубры?
Достанут кого угодно, даже Мадлен Олбрайт на очке.
   - Лихо. А кто такая Мадлен Олбрайт? Манекенщица? - Кажется, я уже  где-то
слышала это имя. Странно только, что "Дамский  вечерок"  никогда  о  ней  не
упоминал.
   - Укротительница тигров, - отрезал Сергуня, закрывая тему. - Сделаем так.
Подождешь меня во дворе. Я быстро.
   Расставшись со мной, репортер  в  три  кенгуриных  прыжка  достиг  дверей
обветшавшей криминальной крепости. А я  пристроилась  на  железной  лавке  у
глухой стены.
   Сергуни не было около получаса. И все это время вокруг "Аномалии"  кипела
бурная жизнь. Железная дверь с периодичностью в несколько минут  выплевывала
революционные тройки с видеокамерой и героев-одиночек с потертыми кофрами. С
той же периодичностью дверь всасывала юродивых  всех  мастей:  от  безногого
калеки до двух трансвеститов, продефилировавших  по  двору  в  томном  ритме
аргентинского танго.
   Что и говорить, газета "Петербургская  Аномалия"  явно  оправдывала  свое
название.
   За мыслями об этом феномене меня и застал Сергуня.
   - Скучаешь? - покровительственно спросил он.
   - С вами не соскучишься, - совершенно искренне ответила я.
   - Держи, - он бросил мне на колени какое-то удостоверение.
   На синих корочках маячил небрежный  оттиск  "ПЕТЕРБУРГСКАЯ  АНОМАЛИЯ".  Я
раскрыла   удостоверение   и   прочла:    "КАРПУХОВА    РИММА    ХАЙДАРОВНА.
КОРРЕСПОНДЕНТ". К удостоверению была присобачена фотография сорокапятилетней
матроны, уже вошедшей в стадию раннего климакса.
   - Ну как? - Сергуня подмигнул мне.
   - Что - как?
   - Поработаешь Риммой Хайдаровной?
   - Боюсь, что с фотографией будут проблемы... - Даже  с  котом  Идисюда  у
меня было больше сходства, чем с неизвестной мне Риммой Хайдаровной.
   - Фигня, - оптимистично заявил он. - На такую лабуду никто и внимания  не
обратит. А если обратят - скажешь, что  болела,  когда  фотографировалась...
Ветряной оспой.
   - Где ты его достал, это удостоверение?
   - Из сумки вытащил, - Сергуня явно прогрессировал в сторону  криминальных
сообществ.
   - А никого помоложе не нашлось?
   - Те, кто помоложе, меня и на километр не подпускают.
   - Почему?
   - Откуда же я знаю? Не в  их  вкусе...  -  Сергуня  нахохлился  и  затряс
подбородком.
   Я поцеловала его в краешек обиженного рта - со всей нежностью, на которую
была способна: в конце концов, он это заслужил.
   - Вот так всегда. О чем пишешь - то  и  имеешь,  -  прокомментировал  мой
невинный дружеский поцелуй Сергуня. - Последний раз с сатанистами целовался,
тоже незабываемые ощущения.
   Мы миновали проходной подъезд, обильно политый  мочой  героев  и  злодеев
"Петербургской Аномалии", и оказались на Караванной - как  раз  между  Домом
кино и цирком. И снова  я  подумала  о  том,  что  лучшего  места  для  этой
газетенки и придумать невозможно.
   - Как будем его вычислять? - спросила я.
   - Кого?
   - Филиппа.
   - Пойдем сначала перекусим, а там видно будет...
   ...Я заказала себе блины с икрой, а Сергуня - с селедочным маслом. Жратва
была отменной, но на этом прелести  крошечной  забегаловки  в  псевдорусском
стиле заканчивались: здесь нельзя было курить, спиртного не наливали и никто
не играл в углу на балалайке. Не было даже чучела  медведя  с  подносом  для
чаевых "на восстановление храма Великомученицы Евфимии".
   Зато спустя двадцать минут появился Филипп Кодрин.
   Филипп во все  стороны  вертел  своей  идеальной  головой:  должно  быть,
кого-то разыскивал. Не успела я сообразить, что к чему, как Сергуня  помахал
ему рукой.
   - Ты что, назначил  ему  встречу?  -  зашипела  я,  едва  не  подавившись
остатками икры.
   - Ты против?
   - Да нет... Просто не думала, что вы знакомы.
   - Я же занимался делом его  сестры,  -  шепотом  объяснил  Сергуня.  -  И
прекрати на него пялиться. Если будешь строить глазки - соскочит, учти.
   - Я не собираюсь...
   - Лучше хами. Вытирай ноги об его внешность. Он свою кукольную физиономию
терпеть не может.
   - Да ты психолог, Сергуня, - я посмотрела на репортера с уважением.
   Ответить Сергуня не успел: Филипп подошел к нашему столику, вопросительно
склонил пробор и протянул Сергуне руку.
   - Привет! - Мой ангел-хранитель вяло ответил на  рукопожатие.  -  Хреново
выглядишь. Неприятности?
   По лицу Кодрина галопом пронеслась едва заметная удовлетворенная ухмылка:
вылитый Джек Николсон в роли маньяка из "Сияния".
   - Пока все в порядке, - радостно сообщил он и уселся рядом с  Сергуней  -
прямо напротив меня. Я со скучающим видом уставилась на солонку.
   - Зятька-то твоего бывшего тю-тю, - Сергуня пододвинул  Кодрину  меню.  -
Слыхал?
   - Ты из-за этого меня вызвал?
   - Из-за этого тоже.  Вот,  познакомься,  моя  коллега,  Римма  Карпухова.
Начинающий репортер. Собирает материал по этому делу.
   Я по-прежнему пялилась на солонку.
   - А от меня что требуется? - Филипп явно озадачился моим невниманием.
   - Расскажешь ей о покойном.  Милые  подробности  из  частной  жизни.  Так
сказать, воспоминания современников.
   - Ей? - красавец брат даже не смог скрыть разочарования. - Я  думал,  что
ты...
   - Увы. Под эту эпитафию я не подписываюсь. Сколько у тебя времени?
   - Ну-у... Часок найдется.
   - Вот и ладушки. Вы тут общайтесь, ребятки, а я побежал. Римуля, пока!  -
Репортер покровительственно потрепал меня по холке. Я перехватила его руку:
   - А платить  кто  будет?  За  блины?  Пожрал  и  отвалил?  Подонок.  -  С
"подонком"  был  явный  перебор,  но  именно  это  развеселило  Кодрина   до
невозможности.
   - Всегда она так, - вздохнул Сергуня и вытащил из кармана слипшийся комок
потерявших  всякий  товарный   вид   полташек.   -   Держи   на   мороженое,
мужененавистница! Встречаемся в пять возле редакции...
   Сергуня выскочил  из-за  столика,  и  я  мысленно  послала  ему  вдогонку
воздушный поцелуй.
   Несколько минут мы сидели  молча.  Кодрин  не  узнал  меня,  он  даже  не
прикладывал усилия к тому, чтобы узнать. У Фили-затворника  была  незавидная
судьба: ни днем ни ночью его не оставляли в покое исполненные немой  страсти
женские взгляды. Бесконечный гон, ни секунды передышки.  А  что  может  быть
более банальным и более однообразным, чем страсть?..
   - Значит, Римма, - Кодрин тоже  переключился  на  солонку.  -  Вы  правда
мужененавистница?
   - Лесбиянка, - сама не зная почему, брякнула я. - Еще вопросы будут?
   Вопросов не  последовало,  но  тело  Филиппа  сразу  обмякло  и  потеряло
бдительность. Солонка больше не интересовала Кодрина: теперь он во все глаза
смотрел на меня. Еще бы, я как женщина  не  представляла  для  него  никакой
угрозы.
   - Закажете что-нибудь? - Я старательно избегала кодринского взгляда,  так
же как и он избегал моего сутки назад, в приснопамятном кафе на Петроградке.
   - Может быть, подыщем более оригинальное местечко? -  неуверенно  спросил
он. - Располагающее к беседе.
   - Как знаете.
   Если он потащит меня в какой-нибудь специфический клубешник -  плохи  мои
дела!.. Но ничего экстремального Филипп не предложил.  Мы  забрались  в  его
видавшую  виды  "Ауди",  и,  прежде,  чем  завести  двигатель,  он  еще  раз
внимательно осмотрел меня с ног  до  головы.  Я  стойко  держала  лесбийскую
марку: полупрезрительная улыбка на лице, ноль внимания  на  медальный  Филин
профиль, ноль кокетства в голосе.
   - Какого года тачка? - Я решила добить его абсолютно мужскими вопросами.
   Кодрину польстило такое внимание к технике.
   - Восемьдесят третьего. Но пробег небольшой.
   - Не сыплется?
   - Пока нет. Вы даже не спрашиваете, куда мы едем, Римма.
   - Мне все равно. Главное, чтобы вам было удобно.
   Филиппу было удобно только у себя, в  эрмитажном  закутке.  Зайдя  в  тыл
служебным помещениям музея, мы юркнули  в  комнату,  отдаленно  напоминающую
чулан при пагоде. К тому же комната явно жала Кодрину в плечах: там с трудом
помещались стол, два шкафа, чайник и телефон.
   - Чем вы занимаетесь? - спросила я.
   - Декоративно-прикладное искусство  Индии.  Вот  оно!  Индия,  соседка  и
закадычная подружка Юго-Восточной Азии! Филипп  Кодрин  и  таинственный  Тео
Лермитт стремительно сближались еще секунда - и они сольются  в  экстазе  у
ступней Будды. Но потрясать Тео Лермиттом перед носом Филиппа  я  не  стала
Все будет зависеть от того, куда выведет нас разговор.
   - Кстати, чай тоже индийский, - сказал Филипп, орудуя чайником.
   - Со слоном? Одесской чаеразвесочной фабрики?
   - Зачем? Мне присылают друзья из Мадраса. Элитные сорта.
   "Элитные сорта" меня не  вдохновили.  Я  сделала  несколько  глотков  (из
вежливости) и раскрыла блокнот:
   - Вы были знакомы с Олевом Киви?
   - В какой-то мере, - Филипп устроился против меня и опустил подбородок на
руки. - Он был женат на моей сестре. На моей покой...
   Печальные воспоминания Филиппа  прервал  телефонный  звонок.  Извинившись
коротким взмахом ресниц (Микки Рурк в последней  трети  "Харлей  Дэвидсон  и
Ковбой "Мальборо"), он прижал трубку к уху.
   - Да, дорогая... Понимаю... Прости, что не перезвонил... Мне  нужно  было
уехать... Ну, какая женщина, о чем ты говоришь?!
   Филя понизил голос, а я надменно, - в полном соответствии с неблагодарной
ролью "буч", выбранной мной, - улыбнулась.
   - Да, буду дома вовремя, Яночка... Я помню. Обязательно перезвоню.
   Яночка.
   Я вспомнила красную Сергунину папку с досье Аллы  Кодриной.  Яночка  тоже
фигурировала там, но только как Яна Сошальская, супруга  Филиппа  Донатовича
Кодрина.  Хотела  бы  я  взглянуть  на  римскую  волчицу,  на  моих   глазах
превратившую в фарш этот замороженный кусок мужского филе!
   Филипп положил трубку и снова уставился на меня.
   - Простите. Это жена. Беспокоится...
   - Понимаю, - сказала я, хотя не понимала ровным счетом  ничего.  При  его
росте, внешности и идеальном разлете бровей ютиться под каблуком у  какой-то
склочной дуры... Просто бред какой-то! К тому же она его не кормит, судя  по
всему: не станет же нормальный мужик, выйдя  из  дома,  бросаться  в  первую
попавшуюся точку общепита!..
   - Очень ранимое существо, - хрюкнул Филя.
   - Кто?
   - Моя жена. - Похоже, он до сих пор находился под впечатлением  разговора
с ней. - На чем мы остановились?
   - На вашей покойной сестре,  -  допустила  бестактность  я  и  тотчас  же
попыталась исправиться:
   - Вы сказали, что Олев Киви был женат на вашей покойной сестре...
   - Я не очень хорошо его знал...  И  вообще...  Этот  брак  показался  мне
скоропалительным.
   Теперь это неважно, Филя.  И  он,  и  она  -  мертвы.  Брак  оказался  не
скоропалительным, а скоропостижным...
   - А ваша сестра...
   - Подождите, - сразу же насторожился  Филипп.  -  О  ком  вы  собираетесь
делать материал? Об Олеве или о моей сестре?
   - Мне показалась, что в их уходе есть трагическая закономерность...
   - Да? - неожиданно разволновался брат покойной.
   - Убийства с промежутком чуть  больше  года.  Мне  кажется,  что  причины
смерти Киви кроются в убийстве его жены.
   Филипп поднялся, снова сел, ухватил себя за  нос,  потянулся  к  чайнику,
отодвинул ящик стола, задвинул его и только потом решился поставить меня  на
место.
   - Я не  хочу  это  обсуждать.  Мы  с  женой  едва  пережили  прошлогодний
кошмар... Не хотелось бы, чтобы он возобновился снова.
   - Но вы же умный человек, - польстила Филиппу я. -  Вы  должны  понимать,
что дело Аллы Кодриной не раскрыто. А теперь  еще  и  убийство  ее  мужа.  У
следствия могут возникнуть вопросы... Дополнительные вопросы.
   По виску Филиппа поползла предательская капля.
   - Вы имеете какое-то отношение к следствию? - выдохнул он.
   - Нет, но...
   - Я согласился встретиться с вами только потому,  что  меня  попросил  об
этом Сергей... И мы договорились с ним: никаких вопросов о сестре.
   - Хорошо, - сразу же пошла на попятный я. - Никаких. Вы общались с Олевом
Киви после того, как... Вы общались с ним в последний год?
   - Нет, - Филиппу наконец-то удалось взять себя в руки. - Мы не общались с
ним. Он тоже не выказывал к нам никакого интереса.
   Тема разговора стремительно исчерпывалась,  на  имя  Аллы  Кодриной  было
наложено табу: о чем спрашивать Филиппа дальше, я не знала. Но он сам пришел
мне на помощь.
   - Вы обратились не по адресу, - после недолгого молчания сказал он.  -  Я
не смогу добавить в его портрет ни одной светлой краски. Несмотря на все его
регалии.
   - Вот как?
   - Может быть, для музыкальной общественности это и невосполнимая  утрата.
Хотя я сомневаюсь, что он пиликал на своем инструменте лучше Ростроповича...
Лично для меня его смерть - пустой звук. Я никогда его не любил.  Ни-ког-да!
И не считаю, что произошло убийство.
   С этим утверждением я могла бы  и  поспорить.  Я  видела  лужу  крови  на
простынях, я вынула нож из груди поверженного маэстро... Не сам же  он  себя
проткнул, в самом деле!..
   - А что же тогда произошло?
   - Возмездие! Неожиданный поворот.
   - В каком смысле - возмездие? - спросила я.
   - Кара за смерть Аллы! - Он упомянул имя сестры, тотчас  нарушив  правила
игры, которые сам же  и  придумал.  В  любом  случае  -  руки  у  меня  были
развязаны.
   - Вы подозреваете, что он... причастен?
   - Я не могу утверждать этого, - Филипп сразу же сбавил обороты. - Но  вел
он себя довольно странно. И странным образом  оказался  в  Москве  -  именно
тогда, когда в Питер приехала Алла.
   - Но, насколько я знаю, она прилетела инкогнито?
   - Вы хорошо осведомлены. Для начинающего репортера, - он как будто что-то
вспомнил. - Я могу посмотреть ваше удостоверение?
   Вот ты и приплыла, Римма Хайдаровна!..
   Сергунин вариант с ветряной оспой - заведомо непроходной. Можно, в  конце
концов, сослаться на пластическую операцию или омолаживающий крем,  но  вряд
ли специалист по декоративно-прикладному искусству Индии этому поверит.  Так
ничего и не придумав, я с видом оскорбленной  невинности  протянула  Кодрину
зашморганные корочки: подавись,  сукин  сын.  А  затем  прикинула,  как,  не
возбуждая особой ненависти и не нарываясь на скандал, покинуть эту  музейную
лачугу.
   Филипп корочки взял,  но  открыть  почему-то  постеснялся:  лишь  мельком
взглянул на безыскусный дизайн. А потом и на меня -  такую  же  безыскусную.
Простую, как кусок арматуры, доморощенную лесбиянку. Маленькую,  но  гордую.
Которая не требовала от него домашнего номера телефона и  даже  не  пыталась
заглянуть ему в зиппер.
   - Вы не подумайте... - забубнил он.
   - Уже подумала, - отрезала я  и  ловко  выхватила  удостоверение  из  его
нерешительных пальцев. - Мне тоже не нравится это задание. Мне  не  нравится
копаться в нижнем белье. Я бы с большим удовольствием  писала  бы  о  гонках
Париж - Дакар... Вы говорили о своих подозрениях следователю?
   - Меня бы и слушать никто не стал. Олев Киви слишком известен. Но теперь,
когда он мертв...
   Теперь, когда он мертв, на него можно вешать всех собак, мрачно  подумала
я. Но Филипп явно хочет поделиться со мной какими-то умозаключениями.
   - Мы никогда не были близки с сестрой.  Зато  она  как-то  сразу  приняла
Яночку. Это моя жена. Так что об Олеве Киви я знал даже не из вторых рук,  а
из третьих. Но мне кажется, что отношения между Аллой и  ее  мужем  не  были
такими уж безоблачными.
   - На что вы намекаете?
   - Ни на  что,  -  сразу  же  испугался  Филипп.  -  Вы  знаете,  как  они
познакомились? Киви  давал  концерт  в  Питере,  Алла  пошла  на  него.  Они
познакомились в тот же вечер, в  перерыве  между  отделениями.  Кажется,  он
прислал кого-то  из  помощников,  и  тот  попросил  сестру  подождать  после
концерта.
   Я  с  глубокомысленным  видом  чертила  в  блокноте  сердца,   пронзенные
стрелами. Пока свидетельства  мертвого  Киви  и  живого  Кодрина  совпадают:
будущие супруги познакомились на концерте, и виолончелист почему-то сразу же
запал на ничем не примечательную слушательницу.
   - Они поженились через неделю. Прожили вместе три года. Думаю,  в  начале
их семейной жизни Алла была счастлива. Еще бы, исполнитель с мировым именем,
постоянные гастроли, приемы, калейдоскоп стран. Весь мир  в  кармане.  Слава
привлекательна так же, как и сыр в мышеловке. И  за  близость  к  ней  нужно
платить.