ий.
   Час от часу не легче!  Я  оставила  скользкую  тему  и  перешла  к  более
приятному.
   - Гонорар?
   - Гонорар получишь тогда, когда я разопью с клиентом  чашку  кофе.  И  не
волнуйся, я же никогда не подводил тебя, девочка...  Начало  в  девятнадцать
ноль-ноль. Удачи.
   Я уже ухватилась за дверную ручку, когда Стас догнал меня.
   - Я на тебя надеюсь, голубка Варенька. И вот еще что: сотри лак с ногтей.
***

   Лишний билетик "на Олева Киви" спрашивали от  метро,  "шестерку"  удалось
припарковать только в  трех  кварталах  от  филармонической  бойни,  чертово
платье сидело на мне так же ловко, как  меховой  тулуп  на  уроженце  Берега
Слоновой Кости, и ко всем несчастьям я сломала ноготь... Не самый лучший фон
для прослушивания сюиты ј 1 соль мажор для виолончели соло.
   И. С. Бах.
   Далее, если верить программке, должны были последовать Брамс, Шуберт и А.
Рубинштейн с фантазией "Демон", но и одного Баха мне хватило бы с лихвой. Да
и ряд, который мне достался,  вовсе  не  располагал  к  прослушиванию  такой
тяжелой музыки, - чертов Стас даже не потрудился создать мне комфортабельные
условия  для  работы.  Слева  мой  локоть  подпирала  какая-то   потасканная
климакгеричка с камеей на том месте, где обычно располагается грудь.  Справа
благоговейно  посапывал  лысый  сатир.  Хорошенькое  соседство,  ничего   не
скажешь.
   Появление Олева Киви и банды его ассистентов было встречено вставанием.
   Я тоже встала - с трудом  подавляя  в  себе  желание  убраться  из  этого
симфонического склепа. Пока не поздно.
   Но было поздно.
   Олев Киви устроился на стуле, притянул к себе свой инструмент -  и  пытка
началась. К окончанию сюиты ј  1  я  сгрызла  все  ногти  на  левой  руке  и
перекинулась на правую. Потом - только для того, чтобы не заснуть, -  начала
размышлять о  провокационной  сущности  виолончели.  Эта  бандура  выглядела
довольно эротично, равно как и  поза,  в  которой  пребывал  эстонец.  А  на
последних тактах сюиты я вдруг вспомнила скабрезную хохму, которую на плохом
русском отпустила как-то Анне Раамат, звезда эстонского любительского порно:
"Вопрос: Женщина, которая занимается  своим  делом  с  раздвинутыми  ногами?
Ответ: Виолончелистка".
   Раздвинутые  ноги  как-то  примирили  меня  с   тусклой   филармонической
действительностью,  но  то,  что  произошло  дальше,  выглядело  совсем   уж
нереально.
   Олев Киви посмотрел на меня.
   Это был не случайный взгляд, нет, скорее - заученный поворот головы.  Его
глаза впились в меня, как впивается  заноза  в  пятку,  смычок  соскочил  со
струн, и бурный финал на секунду оказался скомканным. Он не спускал  с  меня
глаз  во  время  продолжительных  аплодисментов,  переходящих  в  овацию.  И
неизвестно, чего в этом полуобморочном  взгляде  было  больше  -  удивления,
ненависти или смертельного обожания. Я почувствовала себя голой. Голые руки,
голые ноги и - самое главное - голая задница,  уткнувшаяся  в  развороченный
муравейник.
   Вот это номер.
   Стервец Стас Дремов, даже если он темнит, оказался прав на сто процентов:
эстонские симфо-интеллектуалы просто млеют от неухоженных  волос.  Или  Олев
Киви при кажущемся здоровье подслеповат и забыл  свои  контактные  линзы  на
краешке унитаза в гостиничном номере?..
   За Бахом последовали указанные в программке товарищи.  Воспаленные  глаза
эстонца подстерегали меня за каждым поворотом  музыкальной  темы.  Устав  от
домогательств, я занавесилась ресницами и  молила  только  об  одном:  пусть
скорее  закончится  это   бесконечно-паточное,   как   цыганские   козинаки,
отделение.
   Хвала всевышнему,  отделение  закончилось  еще  до  того,  как  я  успела
состариться, потерять всякую сексуальную  привлекательность  и  купить  себе
вставную челюсть. И я была первой,  кто  выскочил  из  зала,  едва  не  сбив
сомлевшую продавщицу компакт-дисков.
   А  теперь  прочь  отсюда!  Только  под  страхом  гильотинирования  я  еще
когда-нибудь войду под своды этого бога-в-душу-мать храма искусств.
   ...На улице перед филармонией я сразу же увидела Стаса.
   Стас угрожающе улыбнулся и ухватил меня за рукав.
   - Куда направляешься, голубка Варенька?
   - Вот... Решила подышать... - проблеяла я. -  Слишком  много  впечатлений
для моего неокрепшего организма.
   - А я было подумал, что ты бежать решила. - Он видел меня  насквозь,  мой
идейный сутенер. Прикидываться бесполезно.
   - Если честно, то от классики у меня может развиться ложная беременность.
Будь милосерден, Стасевич!
   Договорить я не успела: он уже тащил меня  к  своему  покопанному  джипу.
Водрузившись на пассажирском сиденье, я вытащила  сигарету  и  вопросительно
посмотрела на Стаса. Но он даже не подумал поднести мне зажигалку, напротив,
отобрал всю пачку и без сожаления выкинул ее в окно.
   - О куреве  придется  забыть,  детка.  Хотя  бы  на  период  токования  с
клиентом. Курящих женщин он на дух не переносит.
   - Ты-то откуда знаешь? - Я с сожалением посмотрела  на  бедненькую  пачку
"Vogue", нашедшую последний приют в луже.
   - Знаю, - продолжал темнить Стас. - Возьми-ка вот это.
   Он протянул мне не к ночи помянутые контактные линзы.
   - Спасибо, но боюсь, что со зрением у меня все в порядке.
   - Возьми. Знаешь, как надевать?
   - Видела в мексиканском сериале,  -  огрызнулась  я,  но  линзы  все-таки
нацепила.
   К нерезкой и тотчас же сгинувшей  боли  я  оказалась  готова:  потерявшим
девственность на повторную дефлорацию глубоко начихать.
   - Ну, как? - поинтересовался Стас.
   - Как-как... Об косяк, инквизитор.
   Я полезла в сумочку, достала  зеркальце  и  воззрилась  на  себя:  глаза,
предательски отказавшиеся от родной светло-зеленой гаммы, стали карими.
   - Кивиха, - я прозорливо цыкнула зубом.
   - Алла Кодрина, - поправил меня Стас. - Фамилию мужа она не брала.
   - Очень мудро с ее стороны, - я кокетливо улыбнулась патрону. -  Ну  что,
похожа я на почившую нимфу?
   - Не очень, - Стас был самокритичен. - Но общий абрис сойдет.  Он  должен
клюнуть.
   Я едва удержалась от того,  чтобы  не  рассказать  ему  о  гипотетических
притязаниях виолончелиста в первом  отделении,  но  вовремя  промолчала.  Не
стоит обнадеживать Стасевича раньше времени.
   - Что будем делать? - Перспектива возвращения под своды  филармонического
зала меня не прельщала.
   - Второе отделение, - напомнил Стас.
   - Уже началось. Так что в зал меня не пустят.
   - Черт с тобой. Сделаем так: я подброшу тебя в "Европу", он объявится там
часа через полтора. Дальше действуй по обстоятельствам. И помни, обедать  вы
должны вместе.
   ...В "Европе" для меня был заказан столик. Стас самолично проводил меня к
нему, поцеловал руку, шепнул очаровательную непристойность  и  испарился.  Я
осталась одна в чарующем обществе испанского муската "Миральва".  Вино  тоже
было выбрано по настоянию Стаса.  Откинувшись  на  спинку  стула  и  прикрыв
глаза, я вертела перстень на пальце и повторяла про себя  последние  Стасовы
наставления: ног не раздвигать, губы не облизывать,  призывно  не  смотреть,
водки не требовать, на колени не садиться, ремней не расстегивать и о  таксе
не заикаться.
   Не задание, а куличики на Пасху. В ближайшие же  выходные  отправлюсь  на
Смоленку к Ксении Блаженной и преставлюсь свечечками.
   Олев Киви появился в ресторанном зале, когда я уже приговорила винишко  и
с упоением разглядывала матрону за соседним столиком. На  старой  мочалистой
бизнес-вумен был очаровательный костюмчик,  гармонировавший  с  чем  угодно,
только не с ее морщинистой, вытянутой, как у пристяжной лошади, шеей. Я даже
зарисовала  фасончик  на  салфетке  и  теперь  обдумывала,  во  сколько  мне
обойдется пошив такой миленькой вещицы.
   Именно  за  этим  благородным  занятием  застали   меня   проголодавшийся
эстонец-виолончелист и свора его прихлебателей. Они  оккупировали  столик  в
углу, недалеко от меня, и вся ресторанная  шушера  во  главе  с  метрдотелем
слетелась к ним, как воронье к падали.
   Пусть  терзают,  подумала  я,  свято  выполняя  заповеди  Стаса:  никаких
провоцирующих телодвижений.
   И еще вина.
   Вино появилось на моем столе спустя пять минут. А еще через пять минут ко
мне подсел худосочный молодой человек с лицом законченного психопата.
   - Позволите? - хрипло спросил он, ухватившись за край скатерти.
   Только этого не хватало!
   Я оценивающе посмотрела на его побелевшие пальцы: отодрать их  от  стола,
во всяком случае в ближайшие полчаса, не представлялось никакой возможности.
   - У кого лечимся? - сочувственно спросила я. Молодой человек дико  скосил
на меня глаза и вытащил из кармана визитку: "Петербургская Аномалия".  Отдел
расследований. Сергей Синенко. Спецкор".
   С диагнозом все было ясно, и я тяжело вздохнула.
   - Вы ведь тоже?.. - сглотнув слюну, прошептал Сергей Синенко.
   - Что - тоже?
   - Тоже за ним охотитесь?
   - За кем?
   - За эстонцем. За Олевом Киви.
   От неожиданности  я  вздрогнула,  но  тут  же  взяла  себя  в  руки:  две
древнейшие профессии постоянно сталкиваются лбами где угодно, даже здесь,  в
респектабельном зале "Европы".
   - С чего вы взяли?
   - Мне показалось...
   - ???
   - Уж слишком старательно вы на него не смотрите.
   Я поморщилась:  чего  мне  не  хватает  в  жизни,  так  это  доморощенных
детективов.
   - Не говорите глупостей, - осадила я зарвавшегося репортеришку.
   Репортеришка заткнулся, но ненадолго.
   - Простите, я не мог вас видеть раньше? Дурачина ты, дурачина, всех твоих
жалких спецкоровских грошиков не хватит, чтобы увидеть  меня.  Даже  в  окне
проезжающей машины, не говоря уже о какой-нибудь пикантной позе.
   - Боюсь, что нет. - Я замаскировалась бокалом и сделала мелкий глоток.
   - Мне нужно взять у него интервью, - не отставал он.
   - Берите, - великодушно разрешила я. - Я-то здесь при чем?
   - Все дело в том, что он не дает  интервью.  Уже  год,  с  тех  пор,  как
погибла его жена.
   - Вот как?
   - Только пресс-конференции. Тухляк на темы искусства...
   Дело начинало принимать интересный оборот, и я  решила  поощрить  тайного
агента газеты "Петербургская Аномалия" Сергея Синенко.
   - И что же с ней случилось?
   Спецкор приоткрыл было пасть и тут же с лязганьем ее захлопнул: к  нашему
столику приближался Олев Киви.
   - Он... идет... - апокалиптическим шепотом пробубнил Синенко.
   Я и сама это видела: эстонец, сжимавший в руках бокал  с  красным  вином,
надвигался, как множественный оргазм у записной  нимфоманки  -  неотвратимо,
бесповоротно и стремительно.
   Но тем не менее первой жертвой горячего эстонского парня оказалась  вовсе
не я, а несчастный затравленный спецкор.
   - Я могу поговорить с вашей дамой? - обратился к нему Олев Киви.
   - Да, конечно... - выдавил из себя мой неожиданный знакомый.
   - Наедине. - О, эта артикуляция, подернутая легкой  ленцой!  Таллин,  без
сожаления оставленный четыре года назад, снова ухватился за меня  узловатыми
чухонскими пальцами.
   - Конечно, конечно...
   Синенко сполз со стула и неуверенной  походкой  направился  к  выходу.  Я
расставила локти (только локти, Стас,  ничего  криминального!)  и  принялась
рассматривать Олева Киви.
   Он был неплох, совсем неплох,  с  таким  можно  завалиться  в  койку  без
предварительной оплаты: тяжелая челюсть и легкие губы, брови в цвет  глаз  и
глаза в цвет волос - именно так выглядят дюны под сентябрьским солнцем. И не
где-нибудь в загаженной яхтами Пирите, а на заповедных островах  с  длинными
окончаниями.
   На этих островах я никогда не была.
   Эстонец тоже не остался в долгу: он жадно ощупывал мое  лицо  сузившимися
зрачками, он все еще не знал, в каком море бросить якорь  и  в  какой  бухте
сойти на берег.
   Пауза затягивалась  и  становилась  почти  неприличной.  И  я  наконец-то
решилась помочь этому горе-мореплавателю.
   - Слушаю вас.
   Вместо ответа он уставился на этикетку на вине, и кадык его  предательски
дрогнул.
   - Это ведь случайность, правда? Вы выбрали  вино  наугад?  -  Его  мягкий
голос умолял меня, подсказывал ответ, подталкивал к безопасной колее.
   Но на колею,  сдобренную  худосочным  эстонским  черноземом,  я  была  не
согласна.
   - Это только любовников выбирают наугад. И презервативы в  аптеке,  -  не
удержалась от сарказма я. - А к винам привыкают.
   Олев Киви сморщился  и  поерзал  на  стуле,  как  какой-нибудь  отставной
майор-геморройник.
   - Да, я понимаю... Простите за бестактный вопрос.
   - Выпьете со мной? - Черт возьми, мой огрубевший  в  постельных  баталиях
рот явно доминировал над мозгами. Я  форсировала  события,  а  это  вряд  ли
понравится Стасу.
   Эстонец захлопал коровьими ресницами и надолго замолчал. Молчание зависло
над его недопитым бокалом с красным вином, над моим бокалом с "Миральвой"  и
над  целомудренными  дольками  лимона  в  блюдце.   Только   спустя   минуту
виолончелист решился. Он выплеснул остатки красного в соусник и потянулся  к
моей бутылке.
   Теперь мы были на равных - оба с мускатом в руках.
   - Как вас зовут? - он испытующе посмотрел на меня.
   - Варя. Варвара. Некоторые зовут меня Барбара, это тоже не  воспрещается.
- Имя "Барбара" предпочитали все прошедшие через мои руки иностранцы и  один
отечественный бизнесменчик, большой любитель долгоиграющей "Санта-Барбары".
   - Мне нравятся русские имена, - Киви перевел дух и как будто  успокоился.
- За вас, Варя.
   Русские имена, кто бы мог подумать!
   Мы чокнулись и молодецки заглотнули мускат. Чертова "Миральва"  была  мне
также безразлична, как и воинственная мужская анатомия: тело и тело, вино  и
вино, одно из тысяч, - но Олев Киви!.. Он  устроил  из  пошленького  первого
тоста настоящий  ритуал!  Вначале  он  пил  медленно,  маленькими  глотками,
прислушиваясь к себе.  А  потом,  не  ввдержав,  опрокинул  в  себя  остатки
муската. Как будто бежал изо всех сил к своему прошлому.
   Бежал и боялся опоздать.
   Отставив пустой бокал, он откинулся на спинку  кресла  и  снова  принялся
пожирать меня глазами, - как и тогда, в филармонии. Вот тут-то я  и  поняла,
что его блеклые эстонские очи вступили в явное противоречие с его  таким  же
блеклым умишком: "jaa, jaa, jaa" ,  -  нашептывали  очи,
"mitte, mitte, mitte" , - настаивал умишко.
   "Нет. Этого не может быть".
   Необычайным усилием воли Олев Киви  шуганул  распоясавшийся  организм.  И
снова обратился ко мне.
   - Я видел вас в филармонии сегодня, - пролепетал он. - Ведь это были вы?
   -  Неужели  вы  в  состоянии  рассматривать  зал  во  время  концерта?  -
уклонилась от прямого ответа я.
   - Все не так... - он пощелкал пальцами, подбирая выражение.  -  Я  увидел
вас, потому что... потому что хотел увидеть...
   Не закончив, он снова потянулся к  спасительной  "Миральве"  (заказанной,
между прочим, на наши со Стасом денежки) и снова опрокинул в себя бокал.
   - То место, на котором вы сидели...
   - Я всегда заказываю билеты именно на него,  -  я  понимала  подвыпившего
виолончелиста с полуслова. Стас мог быть мной доволен.
   - Maaia , -  жалобно  пробормотал  он.  Полностью  с  тобой
согласна, дорогой мой.
   - Вы что-то сказали? - участливо спросила я и положила руку ему на рукав.
   Перстень, болтавшийся у меня на пальце, по-змеиному изогнулся и  выскочил
-  камнем  на  поверхность.  Симпатичным,  но  самым  обыкновенным   камнем,
хрестоматийным и не слишком чистым изумрудиком, к тому же довольно  небрежно
ограненным. Но его чудесное возникновение произвело фурор. Даже  известие  о
штурме таллинской ратуши русским спецназом  (куда  только  смотрит  НАТО?!!)
было бы встречено эстонцем с  меньшим  волнением.  Он  совсем  непочтительно
перехватил мою руку и едва не сорвал перстень. Воздуха ему явно не хватало.
   - Откуда это у вас? - Киви едва шевелил посиневшими губами.
   - Семейная реликвия,  -  я  четко  следовала  дремовским  инструкциям.  -
Подарок матери. Отпустите, пожалуйста. Вы делаете мне больно...
   Его отчаянные, ополоумевшие пальцы слегка ослабили хватку.
   - Maaia, - снова повторил он. - Как вас зовут, вы сказали?
   - Варвара. Варя.
   Совсем не то, что он жаждал услышать.
   - Это не может  быть  семейной  реликвией,  Варя.  Не  вашей,  во  всяком
случае... Этот перстень я подарил своей жене.
   Он осекся и перевел взгляд с моей руки на  свою.  Я  последовала  примеру
виолончелиста. На его мизинце ловко сидел перстень. Не  такой  же  (перстень
был мужским), но очень похожий.  Во  всяком  случае,  камни  казались  почти
идентичными.
   - Ей хотелось, чтобы мы всегда помнили друг о друге. - Киви  понял,  куда
именно я смотрю.
   Теперь уже мне не хватало воздуха. Жучара Стасевич подложил  мне  свинью,
теперь я знала это наверняка. Свинью  с  гарниром  из  индийской  мелодрамы.
Сейчас этот виолончельных дел мастер начнет призывать  на  помощь  ожиревшее
ресторанное секьюрити. И клясться  государственным  флагом  Эстонии,  что  я
воровка и стянула перстенек  у  его  жены,  прибегнув  к  эксгумации  трупа.
Нетрудно предположить, что за этим последует...
   - Отпустите... Если вы не прекратите, я  позову  метрдотеля,  -  отчаянно
труся, прошипела я. И, помолчав, добавила:
   - Сумасшедший...
   Слава богу, моя последняя  реплика  подействовала  на  него  отрезвляюще.
Эстонец обмяк, отстранился и закрыл лицо руками.
   Бедняжка.
   - Vaatama... Простите... Простите меня, ради бога... Не  знаю,  что  на
меня нашло... Простите...
   Он извинялся бы так до второго пришествия, хлюпая носом и перескакивая  с
языка на язык, - и я решила осадить его.
   - Все в порядке, Олев... - я впервые назвала его по имени.
   - Вы знаете мое имя? - он поднял голову и посмотрел  на  меня  со  жгучим
недоверчивым интересом.
   Фильтруй базар, старуха. Так и завалиться недолго.
   - Ну, конечно. Виолончель - мой любимый инструмент.  Я  не  пропускаю  ни
одного концерта. - Господи, прости мне эту ложь!..
   За  угловым  столиком,  где  расположилась  команда  Киви,  уже  началось
брожение:  виолончельные  клевреты  отчаянно  семафорили   своему   патрону,
призывно стучали вилками, фужерами и кольцами для салфеток - и даже  уронили
стул. А спустя минуту выделили парламентера для переговоров с отбившейся  от
рук знаменитостью. Парламентер - плюгавый  мужичонка  с  покатыми  плечиками
(скрытый педик, не иначе) - приблизился к нам и что-то почтительно залопотал
по-эстонски. Общий смысл речи сводился к следующему: "Олев,  твою  мать,  мы
все тебя ждем, твою мать, в конце концов, это просто неприлично, твою  мать,
заставлять ждать такое количество людей, твою мать, и сидеть за одним столом
с этой русской шлюхой, твою мать".
   Я послала белобрысому молевидному педику благодарный  взгляд:  история  с
обольщением Олева Киви нравилась мне все меньше  и  меньше,  даже  обещанная
Стасом прибавка к жалованью не делала ее привлекательной.  В  конце  концов,
мне вполне хватает моих комиссионных,  а  на  крайний  случай  всегда  можно
устроиться  кондуктором  в  трамвайный  парк.  Все  лучше,  чем  дергать  за
конечности  скелетов  в  шкафу  истеричного  эстонца  и  разгребать  за  ним
окаменевшее дерьмо. Тем более что в нашей семье уже есть один специалист  по
дерьму.
   Если сейчас виолончелист встанет и  уйдет,  я  буду  считать  это  лучшим
порно-эскортом в своей жизни.
   Так что извини, Стасевич.
   Но  чертов  Киви  не  встал  и   не   ушел.   Напротив,   он   вылил   на
педрилу-парламентера целый поток бесполых эстонских ругательств и  подкрепил
их  смачным  русским  матерком.  Я  даже   мысленно   зааплодировала   такой
экстравагантности:  молодцы  чухонцы,  хоть  чему-то  научились  у  Большого
Брата!..
   Педик ретировался, оставив после себя запах селедки в молочном соусе  он
сдался. Но я, в отличие от него, сдаваться не собиралась.
   - Кажется, ваши друзья недовольны...
   - Не обращайте внимания... Варя, -  он  выговорил  мое  имя  осторожно  и
ласково, привыкая к новому для него сочетанию букв.