стается?
   Официант? Портье? Бармен, который пытается замазать всех  черной  краской
только для того, чтобы отвести 5 подозрения от своей собственной персоны?..
   Или я сама?
   Я сама - вот идеальная мишень. Я сама под руководством Ножа. Я уже знала,
как воздействует Нож на мою психику... А вдруг я страдаю лунатизмом? Я убила
Киви, чтобы тотчас же благополучно забыть об этом...
   Но тогда...
   Будь я проклята, если знаю, что делать тогда!.. А единственное, за что  я
могу ручаться, - так это за то, что не я убила Стаса Дремова.
   - Приехали, девушка, - напомнил о себе водитель. - Канонерский...

***

   Ну, конечно же, "опелек" Рейно уже стоял на исходной позиции.  Интересно,
сколько на этот раз он заплатил себе самому, чтобы, как собака,  ждать  меня
здесь?
   Я отпустила машину и направилась прямиком к "опельку".
   - Поздновато возвращаетесь, - мягко пожурил меня Рейно.
   - Разве? А по-моему, в самый раз.
   Рейно не стал вступать в дискуссии,  а  протянул  мне  лист,  испещренный
цифрами.
   - Что это?  -  спросила  я.  -  Черт...  Фаршированный  шницель  из  мяса
косули...  Капуста  по-богемски...   карлс-бадский   рулет...   Кнедлики   в
салфетке... Что за фигню вы мне подсовываете? Что это за, мать их"  кнедлики
в салфетке?!
   - Это счет из ресторана...
   - Совсем оборзели! - Только теперь до меня стал доходить  страшный  смысл
бумажной цифири. - Он что, в баксах?
   - Естественно... Объект наблюдения обедает в хороших ресторанах.
   - А вы? Какого черта вы... там делаете?! - Я поймала себя на  мысли,  что
готова повторить матерные подвиги Полины Чарской, но вовремя  сдержалась.  -
Здесь же трехзначная цифра! Не могли ограничиться кофе?!
   - Только кофе в дорогом ресторане? - Рейно прищурил глаза, в которых  все
еще нагло болтался фаршированный шницель из мяса косули. - Это дурной тон...
   - А не дурной тон опускать меня  таким  образом?!  Я  сама  никогда...  А
теперь должна еще и оплачивать ваше набитое брюхо?!
   - Мы заключили с вами договор, Варя,  -  все  также  мягко  напомнил  мне
Рейно. - Там есть этот пункт...
   - Нет там никакого пункта... Транспортные расходы -  это  я  признаю.  Но
кнедлики в салфетке - это, простите,  -  из  своего  кармана!..  Гад!  -  не
удержавшись, добавила я. - Madu!!!
   - Форс-мажорные обстоятельства, - попытался оправдаться подонок Рейно.  -
Если бы  он  предпочел  блинную  или  рюмочную...  Или  какую-нибудь  ookia
... Я бы с удовольствием его туда сопроводил.
   - Кого?
   - Тео. Тео Лермитта.
   - Так вы нашли его?!
   - Ну, конечно, - Рейно позволил себе улыбнуться. - Вот фотографии.
   Он протянул мне пакет с фотографиями и выпирающим бочонком негативов.
   - Последние несколько дней  он  находился  в  Ломоносове.  Консультировал
реставраторов  Китайского  дворца.   Теперь   вернулся   в   Петербург,   на
научно-практическую конференцию. Конференция будет проходить в Доме  ученых.
С   завтрашнего   дня.   У   Тео   Лермитта   большой   доклад:   "Мифы    в
декоративно-прикладном искусстве народов  Юго-Восточной  Азии".  Я  раздобыл
копию доклада...
   Мне в  руки  полетела  черная  папка,  которая  почти  примирила  меня  с
безобразным ресторанным счетом.
   - Хорошо, Рейно. Отличная работа.
   - Что вы собираетесь делать?
   - Я? Для начала почитаю доклад. А потом видно будет.
   - Моя помощь нужна?
   - Еще не знаю. Думаю, что вы еще понадобитесь. Ладно, я пошла.
   Я уже готова была выбраться из "опелька", когда Рейно перехватил меня  за
рукав.
   - Мне хотелось бы, чтобы вы все мне рассказали. Варя. Все - значит все. Я
работаю на вас и хотел бы знать, как обстоят дела на самом деле...
   - Дела на самом деле обстоят хреново, - честно  призналась  я.  -  Но  за
слезоточивую жилетку я вам не доплачивала. Так что не будем о грустном.
   - Мне кажется, вы меня недооцениваете, -  барабаня  пальцами  по  рулю  и
глядя прямо перед собой, сказал Рейно. - И ситуацию тоже.
   - Я подумаю над вашими словами...
   - Мне продолжать наблюдение за объектом?
   - Если вас не затруднит.
   - Если вас не затруднит выплачивать мне деньги вовремя, - ввернул  Рейно.
И все испортил.
   - Меня не затруднит, - сжав зубы, сказала я.
   -  Тогда   договоримся   о   связи.   Это   очень...   earatioaale...
нерационально - все время ловить вас в этой кишке.
   Я улыбнулась. "Earatioaale" - любимое эстонское словечко Монтесумы  с
ударением на его первую часть. "Earatioaale"  -  увесистая  дубинка  для
особо наглых клиентов из прошлой жизни. Достойный ответ  на  истерики  Стаса
Дремова,   теряющего   лакомый    процент.    Как    она    там,    отважная
Монтесума-Чоколатль?.. Сегодня же нужно будет заехать в "Севан"...
   - Что будем делать со связью? - повторил Рейно.
   - Я в бегах. Вы знаете. Телефона у меня нет...
   - А здесь? В том доме, где вы живете?
   - Это исключено.
   Рейно остервенело почесал затылок.
   - А этот ваш черный приятель из кафе? Вы ведь там бываете?
   - Да.
   - В определенное время?
   - Да. - Скрывать очевидное было бессмысленно.
   - Очень хорошо. Вы будете там сегодня?
   - Надеюсь.
   - Если случится что-нибудь неординарное, я подъеду.
   Я выскочила из машины и направилась в сторону Сергуниного подъезда.
   ...Квартира "тяпа-осеменителя" встретила  меня  яростным  стуком  пишущей
машинки. Я аккуратно прикрыла Дверь и на цыпочках  двинулась  в  комнату.  И
остановилась на пороге, перед канатом, перегораживающим комнату.  На  канате
болталась картонка: "НЕ МЕШАТЬ!"
   А  в  самом  импровизированном  магическом  кругу  в  одних   веселенькой
расцветки семейных трусах восседал Сергуня. Его позвоночный столб  сотрясала
дрожь, а голова дергалась в такт каждому удару  по  клавише.  Восхитительная
картина, ничего не скажешь. Жаль только, что не я  явилась  причиной  такого
острого приступа вдохновения. Подтянув к себе телефон, стоящий  на  полу,  я
отправилась на кухню.
   510 - 19 - 68.
   Мне даже не нужно было вынимать банкноту из кармана.
   Чувствуя пустоту в желудке, я набрала заветные семь цифр.
   -  Средняя  школа  ј  113,  -  ответил  мне  чей-то  хорошо  поставленный
математический (или  физический,  или  химический,  или  начальных  классов)
голос.
   Твою мать, что это еще за школа ј 113?!
   Я бросила трубку и, подумав секунду, все-таки  вынула  двадцать  потертых
шиллингов. Нет, ошибки быть не могло: "5101968".
   Что ж, попробуем. Еще раз. И я снова набрала номер, тщательно контролируя
каждую из цифр.
   - Средняя школа ј 113, - ответил мне тот же голос.  Я  в  нерешительности
замолчала. И мое молчание было истолковано самым удивительным образом.
   - Если ты, подонок, скажешь, что школа заминирована, я тебя из-под  земли
достану!!! И голым в Африку пущу. И твои  родители-алкаши  всю  жизнь  будут
бабки отхаркивать... Обнаглели совсем, ученички! Третий раз за неделю!!!
   - Со школой все в порядке, - пискнула я и снова бросила трубку.
   Черт возьми, непруха за непрухой!
   И с чего я вообще взяла, что это питерский телефон? С таким же успехом он
может быть московским. Или гонконгским. Или венским.  И  тогда  у  меня  нет
никаких щансов. Единственный способ узнать, что это за телефон,  -  потрясти
Калью.
   И еще  не  факт,  что  он  расколется.  Фактом  является  другое:  людям,
связанным с этим номером на банкноте, в средней школе ј 113 делать нечего.
   Чтобы окончательно не впасть в пессимизм, я вытащила свой баул  и  решила
произвести его ревизию. В конце концов, не так уж мало фактов я собрала.  Не
так уж мало фактов и не так уж мало улик.
   Через несколько минут все они были разложены на столе:
   1. Нож-ваджра.
   2. Фотография Аллы Кодриной.
   3. Квитанция из антикварного салона "Бирюза" с упоминанием об И.И. Шамне.
   4. Фотографии Тео Лермитта (старые, 3 шт.).
   5. Фотографии Тео Лермитга (новые, 5 шт.).
   6. Австрийская банкнота с номером 510 - 19 - 68.
   7. Перстень Аллы Кодриной.
   8. Приглашение в винную галерею "Каса Марэ"  (им  теперь  можно  вытереть
задницу).
   9. Якобы анонимное письмо Тео Лермитта Олеву Киви, переданное мне Рейно.
   10. Книга "ARM AND RITUAL", украденная у продавца Дементия.
   Все.
   Кажется, все.
   Чтобы не терять времени, я начала  с  фотографии  Аллы  Кодриной:  "Алла.
Кронштадт. Мартовские тени". Эту фотографию я видела  бессчетное  количество
раз,  так  же  как  и  непритязательную  физиономию  Аллы,  так  же  как   и
непритязательную розу в ее руках. Но теперь меня интересовала не она сама  и
не цветок.
   Фон.
   Фон может многое рассказать мне. Если я, конечно, сумею его выслушать.
   Я уже знала, что в  загаженном  тараканами  ящике  Сергуниного  кухонного
стола валяется лупа. Такая же загаженная,  с  мутным,  уставшим  от  времени
глазом. Должно быть, эта лупа была спутницей Сергуниного детства с  марками,
значками и этикетками от спичечных коробков.
   Лупа оказалась на месте, и я еще добрых пятнадцать минут вымывала ее  под
краном - от омерзительного  кухонного  налета,  скопившегося  на  стекле  за
долгие  годы  бездеятельности.  Приведя  в   порядок   немудреную   подпорку
начинающего филателиста, я поднесла лупу к фотографии  и  принялась  изучать
ее.
   Но ничего хорошего из этого не вышло: детали не только  не  приблизились,
но и странным образом расплылись (эх, Варвара, Варвара! Меньше нужно дешевых
фильмов смотреть!).
   Алла Кедрина была сфотографирована с достаточно близкого расстояния,  так
что в снимок влезла только часть какого-то книжного шкафа.  Да  окно  позади
покойницы. В его темном провале виднелись четыре светящиеся буквы: одна  под
другой. Буквы были не в фокусе, но вполне читабельны: "П О Г  Р".  Очевидно,
это была часть какой-то вывески на доме. Но что могли  означать  эти  буквы:
"погром"? "погремушка"?  "пограничник"?..  "по  гроб  жизни  не  забуду  эту
хреновую историю"?..
   Но, даже не дойдя до конца  воображаемого  списка,  я  воспрянула  духом.
Во-первых, теперь я знала, что родина  этих  четырех  букв  -  Кронштадт.  А
Кронштадт  -   слишком   небольшой   городок,   чтобы   не   найти   в   нем
одну-единственную вывеску. А потом прикинуть - хотя бы приблизительно -  дом
напротив. В этом доме напротив обязательно должны знать Аллу  Кодрину.  Хоть
кто-то, но должен.
   Я откинулась на стуле: решено. Сегодня  же,  после  встречи  с  Акопом  в
"Севане", я отправлюсь в Кронштадт. И найду эту  чертову  вывеску.  И  найду
дом, в котором, в окружении мартовских теней, была сфотографирована Алла...
   Отлично.
   Мне будет чем заняться, потому что вторым номером  в  программе  числится
квитанция из антикварного салона "Бирюза" с господином Шамне под  руку.  Его
тоже не мешает припереть к стене, гимназиста очкастого!..
   ...Именно с такими мыслями я приехала в "Севан" в половине второго дня.
   Акоп, ничуть не удивившийся моему появлению,  молча  встал  из-за  стола,
собрал нарды и ухватил меня за руку.
   - Едем, - бросил он сквозь плотно сжатые губы.
   - Куда?
   - На встречу. Здесь недалеко есть сауна...
   - Предлагаешь потереть мне спинку?
   - Я бы с удовольствием, - хмыкнул Акоп, выразительно глядя на меня. -  Но
думаю, что спинку тереть не придется...
   - Холку будут намыливать?
   - Увидишь...

***

   ...Сауна тоже была  армянской  и  тоже  оглашалась  неистовым  "Танцем  с
саблями". В скромном закутке перед дубовой дверью я была передана с  рук  на
руки  толстому  курчавому  банщику.  Банщик  не  сказал  мне  ни  слова,   а
ограничился  лишь  вручением  пакета  с  резиновыми  шлепанцами  и  махровым
полотенцем. А затем приоткрыл дверь и втолкнул меня в клубы пара.
   Я ощупью пробралась в комнатушку, заставленную  диваном,  двумя  кожаными
креслами и низким столиком, на котором стояла  бутылка  коньяка  и  блюдо  с
виноградом.
   Шардонне.
   Ну, конечно же, шардонне, любимый сорт Монтесумы-Чоколатль.
   - Монти! - крикнула я. - Монти, ты где?!
   В ответ  раздался  тихий  плеск  воды:  очевидно,  Монтесума  нежилась  в
бассейне. Я быстренько разделась, натянула на ноги шлепанцы и  двинулась  на
плеск.  И  сразу  же   увидела   по-змеиному   изящную   голову   Монтесумы,
покачивающуюся на поверхности.
   Монти помахала мне рукой: прыгай!
   Разбежавшись,   я   прыгнула   в   бассейн   и    оказалась    рядом    с
отчаянно-прекрасной и прекрасно-отчаянной Монти. Монтесума ухватилась за мой
коротко стриженный череп и макнула его в воду.
   - Жива и на свободе? - поприветствовала меня она. - Здорово!
   - Относительно жива... Спасибо за деньги...  Я  отработаю...  Как  только
кончится весь этот кошмар...
   - Не валяй дурака. Ты ничего мне не должна. Ничего...
   Разговаривать с Монтесумой на темы финансов было  бесполезно.  Во  всяком
случае - сейчас. И я переключилась на Лемешонка:
   - А как ты? Как твой фээсбэшный "хвост"?
   - Отрубила, - коротко бросила она.
   - Интересно, каким образом?
   - Пожаловалась кое-кому на не в  меру  ретивых  работников  органов.  Его
вызвали на ковер, вот я и улизнула... Подонок! Дрянь!  Гиена!  Членоподобное
чертово! Вешать надо таких подлецов за бейцалы!
   Даже для мужененавистницы Монтесумы это было чересчур круто. Но она и  не
думала   останавливаться:   после   поношения   несчастного   Лемешонка   на
ненормативном русском она  перешла  на  ненормативный  эстонский,  потом  на
ненормативный армянский и закончила тираду словом  "наглая  спецзадница"  на
ненормативном шведском.
   - Ты  меня  только  за  этим  вызвала?  -  Я  терпеливо  дождалась  конца
извержения вулкана по имени Каринэ Суреновна Арзуманян.
   - Не только... Пошли погреемся. Все тебе расскажу. Мы вылезли из бассейна
и направились в сауну. Монтесума растянулась на полотенце и повернула голову
в мою сторону.
   - Тебе привет от Кайе, - сказала она.
   - Ей тоже привет. Передай, что я достала автограф Чарской...
   - О господи! - Монти закатила глаза.
   - Вручу его при первой же возможности...
   - Она тоже для тебя кое-что достала... Вернее, для нас для всех. В  Питер
заявился венский адвокат Киви. Его поверенный в делах.
   Я тотчас же вспомнила, что Кайе уже упоминала о  венском  адвокате.  И  о
том, что у Олева Киви было оформлено единственное завещание  -  на  покойную
жену Аллу Кодрину.
   - Ну, и?
   - Вот здесь-то и начинается самое интересное, - Монтесума вытерла пот под
носом. - Олев Киви благополучно загнулся. Его жена загнулась еще раньше.  Но
завещание-то  он  не  переписал!  Ни  на  кого!  Целый  год  неизвестно  чем
занимался,  а   когда   гигнулся,   знаешь,   кто   оказался   единственными
наследниками?
   - Кто?
   - Брат покойной Аллы Филипп Донатович Кодрин. Ну, и его  жена...  Каково,
а? Вот адвокат и приехал на предварительные переговоры. Сумма наследства...
   Монтесума замялась.
   - Ну? - поощрила я ее. - И какова сумма наследства?
   - Даже не хочу об этом говорить... Квартира  в  Вене,  загородный  дом  в
Эстонии, пара автомобилей... Счет в банке... И коллекция драгоценностей.
   - Скажи хотя бы, сколько нолей?
   - Больше шести. - Монтесуму скрючило, как от боли в пояснице.
   Я даже присвистнула. Больше шести - это уже миллион долларов как минимум.
   - Намного больше? - осторожно спросила я.
   - На две цифры. А может, и на три...
   Ай да Филя, ай да сукин сын - вместе со своей слепошарой женушкой Яночкой
Сошальской! А  прикидывался-то,  а  прикидывался  -  голубь  мира  в  тесной
эрмитажной клеточке! Лишенец, да и только! У меня как будто  пелена  с  глаз
спала: теперь, по крайней мере, ясно, почему он при встрече  с  журналисткой
Риммой Хайдаровной Карпуховой так стремился  переложить  ответственность  за
убийство сестры на плечи Ол„ва Киви. Почему он во что бы то ни стало пытался
опорочить его. Банальные долларовые нули в банковских счетах и завещании...
   - Вот сукин сын! - в сердцах бросила я.
   - Но это не самое главное, -  пропела  Монтесума  и  повернулась  ко  мне
блестящей от пота смуглой спиной.
   - Не самое главное?
   - Нет. Главное заключается в том, что Филипп Донатович  Кодрин  отказался
от венского наследства.
   Я даже не сразу поняла, о чем говорит мне Монтесума.
   - Подожди... То есть как это - отказался?
   - А вот так. Самым банальным образом. Сказал  адвокату:  валите-ка  вы  в
свою Вену с вашими погаными долларами. А я,  гордый  русский  человек,  буду
жить на свой оклад, пить по вечерам фруктовый кефир и любить свою  женку  на
продавленном диване...
   -  Ты  что-то  путаешь,  Монти...  Как  можно  отказаться  от  нескольких
миллионов долларов?
   - От нескольких десятков миллионов, - поправила меня Монтесума.
   - Тем более... Нет, ты не путаешь... Ты просто меня разыгрываешь!
   - Сведения абсолютно достоверные. Кайе из своего мента веревки  вьет,  ты
же знаешь.
   - Но он хоть как-то мотивировал этот свой отказ? Филипп Кодрин?
   -  По  слухам,  заявил,  что  суеверный  человек.  Что  двое  обладателей
наследства, включая его сестру, благополучно преставились и что он не желает
быть следующим...
   - Но это же  бред  какой-то!  Я  сама  видела,  как  он  подрабатывал  на
экспертизе оружия... - Какая-то смутная мысль мелькнула в моей голове, но  я
тотчас же ее потеряла в целом скопище других мыслей. - Имея  слепую  жену  и
незавидную должность искусствоведа, отказаться  от  целого  состояния...  Он
ненормальный, Монти.
   - Или слишком нормальный, - неожиданно сказала Монтесума. - Когда в  дело
вступают миллионы долларов, любое суеверие поджимает хвост...  Значит,  дело
не в этом. А в чем?
   - А в чем? - эхом повторила я.
   - Я думаю, что он что-то знает. И это "что-то" дороже денег.
   - Не смеши меня! Что может быть дороже денег?
   - Ты же сама мне рассказывала, что тело сестры обнаружили  сам  Кодрин  и
его жена. Мало ли...
   - Хочешь сказать, что они убили Аллу в надежде заполучить денежки?  Тогда
зачем им отказываться от состояния  сейчас?  И  откуда  они  могли  знать  о
завещании Киви? И откуда они могли знать,  что  завещание  не  аннулировано?
Киви мог уничтожить его в любой момент, он просто обязан  был  это  сделать.
Если, конечно, у него было все в порядке с мозгами. Так что ты несешь  чушь,
уж прости меня...
   Монтесума и сама поняла, что сморозила полную глупость. Она лягнула  меня
круглой розовой  пяткой,  вскочила  с  раскаленных  досок  и  отправилась  в
бассейн. Я поплелась следом.
   Присев на прохладный голубой кафель, я несколько минут  наблюдала  за  ее
независимым и смертельно обиженным затылком, а потом тихонько заскулила:
   - Прости меня... Я не хотела сказать ничего  дурного...  Монти  ушла  под
воду и спустя несколько  секунд,  от-фыркиваясь  и  отплевываясь,  вынырнула
рядом со мной.
   - Ты права. Обвинять Кодрина и его жену в убийстве Аллы - полная чушь. Но
ведь должна же быть  причина,  по  которой  они  отказываются  от  денег?  И
достаточно убедительная...
   Мы обе посмотрели на выложенное плиткой дно бассейна, Как будто бы именно
там скрывалась эта неуловимая и достаточно убедительная причина.
   -  А  что,  если...  -  синхронно  сказали  мы  друг  другу  и  синхронно
расхохотались.
   - Давай ты... - предложила я Монтесуме.
   - Нет, сначала ты, - великодушие Монти не  знало  границ.  -  Давай  свою
версию...
   - А что, если Кодрины - не единственные  наследники?  То  есть  первые  в
списке, но есть еще кто-то... Если они откажутся, то деньгами  воспользуется
этот кто-то... И этот кто-то уже объявился в поле зрения  Филиппа  и  теперь
угрожает ему расправой... Мол, если ты не откажешься, устроим тебе "японское
танго"... Или "колумбийский галстук"... Или что-нибудь еще в этом роде... Ты
как думаешь?
   Еще не  закончив  предложения,  я  поймала  себя  на  мысли,  что  и  эти
предположения выглядят не очень разумно. То  же  самое  отразилось  на  лице
Монтесумы.
   - Хлипковато, -  прокомментировала  мои  выкладки  она.  -  Какого  черта
угрожать Кодрину и привлекать всеобщее внимание к этому делу?.