если мы не найдем еще двоих...Я, разумеется, условно говорю,
может, их тут сотня или две...Но нам пока известно только о двоих, значит, и
речь идет пока о них. А что мы имеем?
     -- Пока шерстим рынки. Двоих взяли с оружием, но это не те, это молодцы
из  заволжской группировки. Наркоты  два килограмма наковыряли, одно  старое
убийство подняли, -- Поспелов при этом загибал пальцы руки. -- Я уверен, что
количество рано или поздно перейдет в качество.
     Мороз сделал пометку в настольном календаре.
     --  Вот именно  --  поздно,  когда опять  где-нибудь не  рванет  фугас.
Сегодня какое число? Ну вот, до дня независимости Ичкерии остается несколько
суток.  А вы  сами  знаете,  по  оперативным  данным, именно  в этот день  и
намечена  их  вылазка,  --  Мороз  закурил.--  Вербуйте  людей,  платите  им
деньги...Сегодня     наш     министр    подписал    приказ    о    поощрении
агентуры...Привлекайте  алкашей,  бомжей,  эти  люди  лучше нас  знают,  что
делается на  улицах...  Выходите  на сторожей,  продавцов  киосков...Словом,
нужна сеть с очень мелкими ячейками. Вы поняли меня?
     -- Да, конечно, товарищ майор, все это  так, -- Акимов, когда  говорит,
не  смотрит  на  собеседника.  --  Но,  мне  кажется,  имея  в  виду  почерк
террористов,  они  пойдут  по  крупному. Сейчас  важнее  всего  держать  под
наблюдением   нефтеперегонный  завод,  дамбы  водохранилища  и,  разумеется,
подходы к плотине.. Я сейчас сам туда отправляюсь, ознакомлюсь с обстановкой
на месте.
     Майор подошел к карте, висевшей напротив его стола.
     -- Я  согласен с  тем,  что ты, Слава, говоришь,  но к этому  еще  надо
прибавить  тракторный тире  танковый завод, отделы  милиции, воинские части,
рынки  и еще полторы тысячи разных объектов. А пока у нас нет даже маленькой
зацепки...Вернее, она есть, но опять-таки лишь гипотетическая, -- Мороз имел
в  виду  слово "ГЕС",  которое было написано на карте,  принадлежащей убитым
террористам. -- Но версию плотины  я поддерживаю, поэтому не медли, Слава, и
отправляйся в этот район.
     ...Через полчаса Акимов уже проводил инструктаж со своими нештатниками,
дворниками и участковыми милиционерами. Словом, с  теми, кто непосредственно
живет или  работает  поблизости с ГЭС.  Потом они обошли весь жилмассив,  не
пропустив  ни  одного  подвала  и  ни одного  чердака.  Затем  начался обход
квартир: кто что  видел, что показалось  подозрительным,  какие  посторонние
люди появлялись возле плотины?
     На  саму  станцию  Акимов не  поехал, ибо знал: ГЭС целиком  взята  под
контроль людьми РУБОП.
     Когда на  уазике он подкатил к берегу Волги, начал накрапывать дождь, а
со стороны Астрахани надвигалась еще более черная, беспросветная туча.
     Акимов вышел из машины и направился в сторону видневшихся мачт лодочной
станции.  Берег  был  безлюден,  он  шел  по  слежавшемуся  мокрому песку  и
вспоминал свое детство. Первые нырки в воду происходили  здесь,  первые лещи
тоже ловились здесь...  Кажется, и вода была чище и сама Волга  -- шире.  Но
это, конечно, обман зрения, с  годами  так бывает...Он увидел  валявшуюся на
песке  мертвую  рыбку  и  едва  не  наступил  на  нее.  Окушок  с   темными,
опоясывающими  спинку,  полосами. Чуть ближе к откосу  он увидел  сигаретный
окурок.  Поднял -- "прима".  Он осторожно завернул  его  в носовой платок  и
положил в нагрудный карман.
     Откуда-то  сбоку  донесся  звук мотора  --  по дороге, в сторону  реки,
мчался синий  "жигуленок", оставляя  за собой шлейф пыли.  Акимов  его сразу
узнал, в такой машине ездит его  самый заядлый нештатник Шура Егоров. Сам он
работает  в  Волгоград-газе  дежурным  слесарем,  а  в  свободное  время  на
общественных началах мотается вместе с участковыми.
     Акимов развернулся и пошел к оставленному уазику. Егоров  в машине  был
не один -- с  уже немолодой женщиной, с аккуратно уложенным на голове седыми
волосами.  Она  степенно  вышла  из  машины,  поправила  цветастое платье  и
внимательно смотрела на приближающегося  Акимова. Шура  представил  ему свою
попутчицу:
     --  Екатерина  Васильевна,  жительница  с Покровской улицы,  --  Егоров
повернулся и указал рукой на белеющий вдали  девятиэтажный дом.  -- Ее  окна
как раз выходят на берег, впрочем, Екатерина Васильевна расскажите сами, что
вы вчера видели здесь.
     Женщина засмущалась. Легкий румянец подкрасил ее ровно загоревшее лицо.
     -- Смелее, Екатерина Васильевна,  -- ободрил ее Акимов.-- Вы, наверное,
догадываетесь,  что милицию  интересуют некоторые  детали...А  точнее, любое
событие, связанное с плотиной и вообще с этой частью прибрежной полосы.
     --  Да я, собственно,  мало  что  видела. У меня  муж обычно рыбачит за
дебаркадером  и порой задерживается до темна.  А  я  иногда беру его морской
бинокль...сам он бывший моряк, и наблюдаю за ним...Беспокоюсь, он у меня  не
очень здоров, пережил войну, два инфаркта...
     Акимов   такие  увертюры  привык  выслушивать  и  они  его  никогда  не
раздражали,  потому что  иногда  в мешанине сердечных  изливаний проявляется
одно коренное -- определяющее слово.
     -- Так, так, -- живо поддакнул он даме, -- и что же было дальше?
     --  Да ничего  особенного, но  Саше  Егорову  показалось  здесь  что-то
подозрительное.  Примерно  в три часа дня  я видела, как  мимо нашего дома в
сторону реки проехал велосипедист...
     -- Обрисуйте,  пожалуйста,  --  Акимов нутром  ощутил  какое-то  важное
предвестие.
     --  Велосипед  старый, с никелированными  щитками, на том,  кто ехал на
нем, была  черная  шапочка  с длинным козырьком и к раме привязаны удочки. А
может, одна удочка только разложенная. И вот этот велосипедист,  приехав  на
берег, сначала  немного  половил рыбу. А  потом стал фотографировать  и  мне
показалось, что фотографировал он в основном плотину и дебаркадер.
     -- Как долго он этим занимался?
     -- У нас  тоже есть фотоаппарат и я  скажу...если нормально снимать, за
это время можно отснять целую пленку.
     -- А вы, случайно, не заметили марку фотоаппарата?
     -- Далековато он  находился, но фотообъектив был удлиненный, это точно.
Затем  к нему подошел  человек,  вышедший  из  будки  дебаркадера,  и  после
переговоров  он  на велосипеде рыбака  поехал в магазин. Почему я  знаю...Он
приехал в винно-водочный  магазин, который на первом этаже нашего  дома... И
вернулся  на берег  с  авоськой  полной  бутылок. Потом  они долго  сидели в
сторожке дебаркадера и возвращался этот велосипедист в конце дня, под вечер,
но еще было светло, солнце только-только зашло за дома...
     -- Что вам еще бросилось в глаза?
     -- Когда  он фотографировал, все время озирался по  сторонам, а главное
домой ехал без  удочек. Мой муж тоже рыбак.  Но чтоб он  когда-нибудь бросил
свои удочки...Скорее меня где-нибудь забудет, чем снасти.
     -- А ваш  муж ничего не заметил, ведь он тоже неподалеку от дебаркадера
ловил рыбу?
     Женщина пожала плечами.
     -- С рыбалки он приехал весь разбитый, плохо клевало да и зрение у него
плюс четыре...
     -- Тетя Катя, -- встрял Шурик, -- вы не сказали лейтенанту, что до сего
дня этого парня вы никогда раньше не видели.
     -- Ну, это, по-моему, неважно, район большой всех не упомнишь.
     И снова в разговор вступил Акимов.
     -- Давайте, Екатерина Васильевна,  отойдем  немного в сторонку и вы мне
самым подробнейшим образом опишите этого рыбака-велосипедиста: рост, одежду,
ее цвет и другие приметы...
     Через полчаса, Акимов оставил  наблюдать  за дебаркадером Шуру Егорова,
пообещав прислать  наружников-профессионалов,  а сам помчался  в УВД  города
Волгограда, в уголовный розыск.
     Майор Мороз был на месте. После того,  как Акимов доложил  ему о  своих
розыскных  действиях, Мороз задумался.  Курил,  накапливая на конце сигареты
длинный   хвост   пепла,  затем   стряхивал  его   в   пепельницу   и  снова
накапливал...Это  игра  "кто   кого"  его  как-то  успокаивала  и   помогала
сосредоточиться.
     -- То, что ты сейчас рассказал, о  чем-то,  конечно,  говорит,  но я не
думаю, что те,  кто готовит  такой  серьезный  теракт, так  бедно технически
оснащены. Велосипед, какой-то фотоаппарат... Хотя могли быть джип  "черокки"
и   стационарная   телекамера  с   целым   набором  объективов...Потом   эта
пьянка...впрочем, подожди.
     Мороз поднялся  с  места и,  вытащив из стола видеокассету,  подошел  к
стоящей в углу  на небольшом столике видео-паре...  Вставив в гнездо кассету
стал  ждать.  Это  была оперативная  съемка,  сделанная  в аэропорту,  после
анонимного звонка.
     Пошли  первые кадры: общий  план здания аэропорта,  двери,  из  которых
появляется  двое в форме  гражданской  авиации --  мужчина и  женщина. Затем
камера съезжает на стоянку машин  и -- газон, где раскинулся настоящий табор
из пассажиров и персонала аэропорта. И тут  оператор потрудился как следует:
методически,  метр  за  метром,  лицо за  лицом,  он заснял  все  и вся, что
присутствовало на тот момент на поле.
     -- Стоп! -- воскликнул Акимов, -- можно немного прокрутить назад?
     --  Я  его  тоже увидел,  -- майор нажал на  кнопку пультика  и кассета
крутанулась  в  обратную сторону.  -- Вот он,  голубчик...-- Кадр застыл  на
месте...
     На  газоне,  возле  поваленного  велосипеда полулежал мужчина в  черной
бейсболке, из-под козырька которой смотрели внимательные глаза. Тут же рядом
с ним лежала пачка "примы", накрытая газовой зажигалкой.
     -- Как ты думаешь, Слава,  что он тут делает? Явно  не  пассажир, ибо в
самолет с велосипедом не сажают и не из персонала, опять же велосипед...
     --   Но  приметы   один   к   одному,   даже   цвет   брюк   и   крылья
никелированные...Видите,  как  на солнце  блестят?  Да и окурок,  который  я
подобрал на берегу, тоже "прима"...
     Мороз не  спуская  глаз с экрана.  С  конца его сигареты упала  длинная
колбаска пепла, но он этого даже не заметил. Сказал:
     --  Вот  он мобильный  анонимщик,  который  поднял на уши  весь  город.
Минуточку, я сейчас...
     Майор вернулся  к столу  и  через селектор  попросил зайти следователя,
занимающегося этим делом.
     В  кабинет  вошел  еще  молодой  человек в гражданской  одежде. Капитан
Владимир  Вронский. В  Управлении  его называли  "князем",  возможно, за его
фамилию.
     -- Володя, обратился к нему Мороз, тебе этот кадр ничего не говорит?
     Вронский изучающе смотрел на велосипедиста и чем дольше он смотрел, тем
ближе склонялся к телевизору.
     --   Дворник,  работающий   на  Центральном  вокзале,   пояснил  нашему
оперативнику, что  никого подозрительного, кроме безобидного  велосипедиста,
возле телефонов-автоматов он не заметил...Возможно, совпадение...
     -- Вот так безобидный, -- тихо сказал Мороз, -- совсем безобидный... Но
мы не знаем, что он в аэропорту делал: или ждал кого-то, или любовался делом
своих рук...
     -- Точнее --  делом своего языка, -- сказал Вронский. -- Я дам  задание
оперуполномоченным, чтобы этого молодца во что бы то ни стало найти...
     И Мороз преподнес сюрприз следователю: рассказал о донесении Акимова.
     -- Идем, Слава, ко мне, сниму с тебя показания, -- обратился Вронский к
Акимову и вместе с ним вышел из кабинета.
     Мороз  тут  же  позвонил  в  УФСБ,  полковнику  Гордееву.  У  них  была
договоренность сообщать друг другу  о всех вновь открывшихся обстоятельствах
расследовавшегося дела о терроризме.




8. Воронеж. На заброшенной армейской автобазе.



     Бывшая автобаза находилась  в нескольких километрах от окраины Воронежа
и   Воропаеву  пришлось  до  автобусной  остановки  идти  пешком.  Чтобы  не
привлекать внимания, он надел на себя старую фуфайку, резиновые сапоги, а на
голову --  потраченную молью шерстяную кепку.  В руках у него была авоська с
демонстративно торчащими из нее горлышками бутылок. Ну, шагает себе человек,
возможно,  с  дикого  бодуна, идет сдавать стеклотару  и нет до него  никому
никакого дела. Однако всю дорогу он  присматривался к местности,  особенно к
открытым  пространствам --  не  появится ли  где-нибудь очертание или  дымок
уборочной  техники...Но  поля  были, как назло, пустынны,  словно  поспевшие
зерновые  здесь оставлены  на  веки вечные и нет  к ним у  человека никакого
интереса.
     Когда  он  пришел  на  автобусную  остановку, начал  накрапывать мелкий
дождь, и  Воропаев  встал  под дырявую крышу давным давно  неремонтированной
остановки.
     Подошли  две женщины, тоже в фуфайках, в косынках, с цинковыми ведрами.
Из  разговора он  понял -- женщины направляются на  животноводческую  ферму.
Когда  подъехал  автобус, Воропаев пропустил  вперед своих попутчиц,  а сам,
оглянувшись  и  не  увидев  за собой  слежки, забрался  в пахнущий соляркой,
добитый сельскими дорогами автобус. И  каково же было его  удивление, когда,
между  пятой  и  шестой  остановками  он  увидел  за окнами  высокий забор с
огромным  фанерным щитом  над  ним: "Здесь трудится  коллектив  СУ-126, тел.
765430, прораб Ахтырцев П. Д."
     Воропаев сошел с автобуса и направился назад,  в  сторону строительного
объекта. Конечно, никаких сторожей на стройке не было, он свободно прошел на
территорию   и   слева,   в   глубине    разворошенной    площадки,   увидел
вагончик-времянку,  где обычно получают  наряды строители. Справа застыли  в
лени трактор "Беларусь" и два МАЗа, нагруженные кирпичами.
     Теперь ему авоська  мешала, могла  вызвать недоверие и  он  засунул  ее
между двумя панелями, прислоненными к забору.
     Постучав и не  получив ответа, вошел  в  вагончик. Там стояла удушливая
атмосфера -- табачный перегар,  смешанный  с человеческим  потом и  долго не
стиранными  спецовками.  За  столом сидел человек  и что-то писал в  толстый
журнал.
     -- Вы не скажете, где я могу найти Ахтырцева? -- спросил он у пишущего.
И  тут  он  заметил,  что  у незнакомца  волосы  слегка  курчавятся  и имеют
симпатичную проседь.
     Не поднимая головы, человек ответил:
     -- Я и есть он...Привезли, наконец, цемент?
     Воропаеву  очень хотелось на этот  вопрос ответить утвердительно, тогда
бы разговор меду ними был совершенно определенный...
     -- Нет,  я хотел  бы  на пару  часов у вас арендовать трактор. У  нас в
совхозе молоковоз застрял в кювете...дожди, развезло землю...
     -- Неужели у вас в хозяйстве нет ни одного трактора? -- Ахтырцев поднял
лицо и оно выражало не то недоумение, не то презрение.
     --  Есть,  конечно,  но нас  задушил  лимит на горючку. Весь  транспорт
стоит.
     -- А нас,  думаешь,  он  не  душит?  И  кадры такие, хоть харакири себе
делай... Вчера мой лучший тракторист в стельку упился, а сегодня  звонит его
жена и говорит, что ее Петя отравился грибами.
     -- Обойдемся без водителя, я сам шоферю.
     -- Сам же говоришь -- лимит на горючку...
     --  Да  мы  это  понимаем и кое-что  собрали  всем миром, --  Воропаев,
прикидываясь простачком, вытащил из  кармана мятые  рубли и положил на  край
стола. -- Здесь двести, больше не можем...
     -- Убери, парень.  свои  бумажки!  -- Ахтырцев  рукой сделал отметающий
жест. -- Если за каждый чих будем считаться, скоро хвост отрастет. Оставь на
десять литров  солярки,  а остальное забирай.  Выедешь через  вторые ворота.
Если нужен трос, спросишь у работяг...
     Но поскольку  Воропаев  не  знал, сколько  стоит солярка,  он вял назад
десятку и, поблагодарив за помощь, направился на выход
     Ахтырцев,  взглянув  на  тикающие  на  стене  ходики,  вслед  Воропаеву
крикнул:
     --   Сейчас   половина   десятого,   в  двенадцать   будь   здесь,  как
штык...Подменщик Петра должен к этому времени подгрестись...
     -- Нет проблем, буду даже раньше...
     Действительно,  один из рабочих помог смотать трос в бухточку и открыть
ворота,  через  которые Воропаев благополучно  вырулил  на  гаревую дорожку,
ведущую  к  шоссе. Через сорок минут  он уже  въезжал на  территорию  бывшей
автобазы. И тут только вспомнил об оставленных на стройплощадке бутылках, на
которых,  между прочим,  остались и его отпечатки  пальцев. Но  подумав, что
вряд  ли  кому  придет  в  голову  связывать  стеклотару  с  его  посещением
Ахтырцева, он тут  же  забыл о бутылках,  тем более, к  нему уже направлялся
Ахмадов.
     -- Трос  привез?  --  спросил Ахмадов, как будто других забот у него не
было.  --  Может, Алик, сам без Николеску оттащишь эту панель? Завези ее  за
казарму, будет неплохое прикрытие от пуль...
     -- Что ты, Саид, имеешь в виду?
     --  Я  имею в  виду пули,  которыми нас  будут  поливать, если  мы себя
обнаружим...
     -- А на кой хрен тебе понадобилось наводить здесь порядок?
     -- Скоро узнаешь, не все могу тебе говорить.
     Воропаев,   сбросив   с   трактора   трос,   стал  разворачиваться.   У
железобетонной глыбы его уже ждали молдаванин и тщедушный Изотов.
     На всю работу ушло несколько минут. Но возвращаться на стройку Воропаев
не  спешил. Он  сошел  с  трактора  и сходил  в  туалет  --  сохранившийся в
полуразрушенной  казарме  и  приведенный  Николеску  в  порядок.  Потом   он
отправился попить, а перед дорогой выкурил две сигареты.
     Возвращаясь  на стройплощадку, он  думал о своем Подмосковье,  ибо там,
где он  жил, были точно такие же заросли ивняка и такая  же разбитая дорога.
Ему  жаждуще  захотелось пройтись  по той дороге  и полежать  на  ее  мягких
откосах. От мысли, что все  уже отрезано навсегда и  нет ни малейших  шансов
восстановить прежнюю жизнь, его обдало жаром. Он нажимал на газ и старенький
трактор,  тарахтя  и  подпрыгивая  на  выбоинах,  как  будто просил  пощады,
демонстрируя всю свою уязвимость и дряхлость сердца...
     В  одиннадцать  тридцать  пять он въехал  в ворота  объекта  Ахтырцева.
Заглушив мотор, он отправился  в вагончик, однако тот был пуст. На выходе он
остановился  возле панелей и пошарил рукой в тайничке,  где накануне оставил
сетку с  бутылками,  но  ее  там  не  оказалось. Он  даже встал  на  колено,
нагнулся, чтобы  поглубже  просунуть  руку,  но  -- тщетно. И  эта маленькая
неувязка омрачило его.  Ему  стало казаться, что за ним  наблюдают  со  всех
сторон.  Исподлобья,  насколько  хватало угла зрения,  он обвел пространство
взглядом, но не увидел ничего подозрительного. Двое рабочих сгружали с МАЗов
кирпичи, экскаватор  с  монотонным  скрежетом ковша  рыл котлован.  Воропаев
повернулся и направился в сторону проезжей части улицы. Однако на  остановку
автобуса  не пошел.  Смешался  с  прохожими и не спеша направился в  сторону
городской окраины.
     Шел напрямки по лесопарковой  зоне, ориентируясь по шумам, доносившимся
от  шоссе. Он шел и думал, как год  назад  его захомутали в селе Самашки. Он
находился в кабине газика, трое омоновцев, которых он вез на блокпост менять
смену, вышли, чтобы попить у  самотечной трубы. Они направились вправо,  а с
левой  стороны  тянулся  забор  с   предупреждающими  надписями  "Осторожно!
Заминировано!" Он даже не видел,  как  две доски  отошли в сторону и  в  них
куницами проскользнули люди в масках. Он только почувствовал на щеке холодок
от  ствола автомата,  а через секунду его  буквально  выдернули из  машины и
поволокли через дырку  в  заборе. Он слышал как совсем рядом кричали и звали
его  товарищи,  услышал автоматную очередь  и увидел  отщепки отлетевшие  от
телеграфного столба. Но его волокли и волокли, как  волчица в  зубах волочит
своих щенков -- за загривок,  не щадя и не  обращая  внимания на  скулеж. Ей
надо их спрятать. В подвале разрушенного дома Олегу завязали глаза, заклеили
рот и со связанными руками  оставили на  ночь. Он слышал  шорохи, стрельбу и
один мощный взрыв, но его никто не трогал  и никто с ним не говорил. Сколько
прошло времени, он не знал.
     Видимо,  от  пыли и плесени ему заложило нос и он  задыхался,  не  имея
возможности дышать через рот. И, наверное,  умер бы от асфиксии, если бы под
утро его не увели из подвала. Его куда-то везли, это чувствовалось по тря