говоря это, Путин  смотрел  вниз,  в  землю,  которая была
усыпана гильзами и обильно полита кровью...
     Что  бы еще президент  сказал -- одному Богу известно, ибо в этот самый
момент  все отчетливо  услышали пение зорянки тиу-тиу-тии,  тиу-тиу-тии. Оно
исходило  откуда-то  из земли и Шторм, вскочив на ноги, ринулся  к ступеням,
ведущим вниз. "Путин с  Щербаковым  остаются здесь,  остальные за  мной", --
вполголоса приказал Шторм и, перехватив автомат, побежал в преисподнюю.
     Это был  обыкновенный подвал с решетками -- тюрьма  и  первым, кого  он
увидел  за  ними,  был  стриженый,  небольшого  роста,  в  клетчатой рубашке
парнишка. Прижавшись лицом к железным прутьям, он  продолжал издавать птичье
пение. Это был тот самый  паренек, который вместе с другими  рабами трудился
на прокладке  взлетной полосы.  Сайгак,  Валерий Мирченко... И  рабы, увидев
людей в камуфляже, отпрянули от  решетки,  сжались,  пытаясь превратиться  в
ничто -- видимо, решив, что их пришли убивать. И только Сайгак, прилепившись
к железу, продолжал ждать.  Подойдя  к нему, Шторм тихо  сказал: "Валера, мы
сейчас вас  освободим,  подниметесь  наверх  и  там найдете оружие.  -- И  к
Бардину: --  Взломайте  замок, а если не  получится, взорвите его к чертовой
матери...А ты, парень тоже отойди к стене..."
     Но  взрывать не пришлось, с помощью автомата и ножа Бардин сломал дужку
замка и распахнул решетку. Встав в проеме, Шторм произнес речь:
     -- Кто не умеет или не хочет стрелять, может остаться здесь...
     Ему  не  дали  договорить:  руки  узников  дружно  поднялись  и  подвал
огласился  почти  истерическим   кличем:  "Даешь   стволы!...Оружие   рабам,
мать-перемать и  еще раз и еще раз мать-перемать..."  И только один  пожилой
человек, видимо, доходяга, как сидел в углу, так и остался там сидеть...
     -- Возможно, у него инфаркт, -- объяснил Сайгак и шагнул за решетку.
     -- Валера, -- обратился  к  нему Шторм, -- бери  командование рабами на
себя. Но  прежде, если, конечно, в курсе, обрисуй мне ситуацию...Словом, где
могут сейчас отсиживаться главные удавы?
     -- Их апартаменты на  той стороне, за стеной, -- Сайгак указал рукой на
север...
     -- Тогда вперед, наверху ждут мои люди, поэтому я пойду первым.
     В  течение  десяти  минут  две  трети  численного  состава  рабов  была
вооружена принадлежащим убитым боевикам оружием. Пулеметом,  который еще был
теплый от стрельбы  и  из которого поливал боевик богатырского вида, овладел
Сайгак. Второй пулемет достался взъерошенному долговязому человеку,  одетому
в  изодранную солдатскую гимнастерку, застегнутую на  единственную пуговицу.
Под   гимнастеркой  --  тельняшка,  тоже  видавшая  виды,  но  говорившая  о
принадлежности хозяина к особому роду силовых  структур. Он подошел к Шторму
и представился:  "Иван  Кострома,  вологодский  ОМОН...если  можешь, одолжи,
парень, хоть  одну  гранату..." Полковник вынул из подсумка две ручных Ф-1 и
протянул  бывшему  омоновцу.  Спросил: "Драться  очень  хочешь?" Но  парень,
засунув гранаты в карманы  затасканных штанов,  скривился, словно от сильной
зубной боли, и ни слова не говоря, начал заправлять ленту в пулемет.
     Но,  видимо,  на все Господня  воля. Снаружи, и это так  же хорошо было
слышно,  как  дыхание  рядом находящихся людей,  вдруг началась ожесточенная
стрельба. И  частые взрывы гранат. Путин прислушался, вне всякого  сомнения,
основные отголоски  боя исходили с северной стороны, и он допустил самое для
них неприятное: в бой вступила возвращающаяся группа боевиков, которая утром
под боевые кличи уходила на задание...И как потом выяснилось, он не ошибся.
     Но зато глаза у Шторма  вмиг  изменились, в  них  заиграла жизнь, и  он
сказал: "Раз стреляют, значит, наши в порядке..."
     -- Эй, Валера! -- окликнул он Сайгака, -- возьми пару человек и проверь
внутренности этого каземата. Только будь осторожен, тут много сюрпризов...--
И  Шторм,   отфутболивая   ногами  гильзы  и  переступая  лежащих  боевиков,
направился к выходу.  За  ним пошли  Путин,  Щербаков  и  оба  морпеха...  У
Бардина,  видимо, было  осколочное  ранение  в ногу  и там,  где  он ступал,
оставались бурые капли
     Сайгак,  между тем, подняв руку, громко объявил: "Всем рабам оставаться
на  месте...Трое добровольцев  -- за мной, в разведку!"  К  нему устремилось
несколько  человек,  но отобрал  он  на  его  взгляд  самых боеспособных,  к
которым,  видимо,  успел  приглядеться еще  за  решеткой. Среди  них  был  и
омоновец с красивой фамилией Кострома.
     К Сайгаку обратились двое пожилых заложников и пожаловались, что  им не
хватило оружия...Кто-то еще сказал, что автоматы есть, но патронов мало...
     -- Зубы есть,  руки есть -- рвите и душите гадов, а  те, у кого в руках
стволы, стреляйте только в яблочко...Займите оборону и ждите нас...
     И Сайгак  в сопровождении трех  оборванцев,  сжимающих в руках  оружие,
бегом  направился  в  глубину подземелья, в  те двери, из  которых несколько
минут назад он поднимался наверх...



37. Бой в ущелье в ночь с 11-го на 12-е августа.


     Когда Гулбе с Виктором Штормом, прокладывая себе путь с помощью гранат,
вошли в подземелье, на них со всех сторон обрушился автоматный огонь. Он был
столь  плотный, что не  позволял поднять  головы.  Они залегли  за какими-то
ящиками,  старыми  седлами  и  короткими,  экономными  очередями,  старались
подавить сопротивление.
     Сзади звякнули  пустые  гильзы -- это  подползал  Изербеков.  Части его
лица, которые были видны из прорезей маски, превратились тоже в черный цвет.
Пороховая  копоть  въелась  в кожу,  что,  впрочем,  было не  самой  большой
проблемой в его жизни.
     Махмут прижался  к  полу, и плоским движением руки достал из-под живота
гранату, затем скотч и двухсотграммовую тротиловую шашку.  Обвязав гранату с
шашкой, и  выдернув  стопорное  кольцо,  он  с  максимальным  воодушевлением
швырнул связку за ящики. Взрыв был неслабый. Над  головой пронесся  вихрь из
стекла и дробленого камня. Жаркий  пых прошелся по загривку и  Гулбе, подняв
голову, погрозил Изербекову кулаком: мол, не валяй, парень, дурака,  смотри,
куда бросаешь.... Но как бы там ни было, после тротиловой зачистки наступила
тишина и Гулбе, а  за ним и  Шторм с Изербековым,  зигзагами преодолели  еще
метров двадцать и уткнулись в округлое сооружение, сильно напоминающее лифт.
Он был  встроен в  скалу и его двери из нержавейки  носили  следы осколков и
пуль. Они были приоткрыты и на  самом урезе лифта лежали  один на другом два
человека в камуфляже. Ствол автомата,  оброненного в лужу крови, по-видимому
еще   был  раскаленный  --  под  ним  крошечными  пузырьками   вскипало  это
пресловутое буро-красное нечто...
     За лифтом -- лестница и Гулбе, бросив вперед гранату, побежал вниз.
     Но наверх тоже  шли ступени  и  Изербеков на  мгновение затушевался, не
зная, куда направиться.
     -- Махмут, жди нас здесь, -- приказал ему Виктор и устремился за Гулбе.
     Когда их  шаги  умолкли  и где-то  хлопнули двери,  раздались выстрелы.
Изербеков,  осторожно   ступая,  пошел  наверх.  Как  сурок,   вытянув  шею,
прислушиваясь,  он миновал  два  пролета и ничего,  кроме пустой  сигаретной
пачки, окурков, валявшихся на ступенях, не обнаружил.
     На  лестничной  площадке, куда он  поднялся,  увидел стальные двери без
ручек. Но там, где они  должны  быть, виднелась небольшая  бронзовая кнопка,
которая, видимо, и служила средством  общения с теми,  кто был за дверью. Но
кто бы там ни находился, добраться туда не было никакой возможности.
     Изербеков  спустился  вниз  и пошел на выход. Он слышал,  как внизу,  в
подземелье, строчат автоматы, то замолкая, то объединяясь в непрерывный хор.
Раздавались одиночные взрывы, очевидно, в ход пошли гранаты.
     Воропаев,  оставленный  Гулбе на  входе  "на всякий  случай", лежал  за
порогом, у подножия скалы.
     -- Ну как там? -- спросил он, не поднимаясь с земли.
     -- Трупов много, но  кроме тех, которые нам  нужны.  Где-то  тут лежали
мины? -- Изербеков обвел ущелье взглядом.
     -- Пройди вдоль стены, за кустами найдешь.
     Но  сначала он наткнулся на минометный  расчет,  уничтоженный  в  самом
начале боя Штормом-старшим и Воропаевым.
     На мгновение  Махмута охватила дрожь,  но, преодолев минутную слабость,
стал на ощупь  шарить руками,  пока не наткнулся на пирамидку мин. Подхватив
за стабилизаторы две  пузатые дуры, он бегом направился  назад в подземелье.
Воропаев   вслед   бросил:   "Слышь,   Махмут,   потом   не   забудь    меня
сменить...Надоело валяться без дела..."
     --  Отдохни еще минуту, скоро появится вакансия, -- ответил Изербеков и
побежал к лестнице.
     Он поднялся на этаж, к железным дверям, и сделал закладку:  прибавил  к
мине брикет тротила и вставил в него конец бикфордова шнура... Но прежде чем
его поджечь, он  закурил и всласть затянулся. Это была первая затяжка  почти
за сутки. Когда шнур затрещал и  огонек побежал  в сторону шашки, он кинулся
вниз  по  лестнице  и  устремился  на  выход.  Бросился  на  землю  рядом  с
Воропаевым.
     Взрыв был такой силы, что  вымел из-под скалы  все, что там находилось:
ящики,  накрытые  бурками  седла,  рулоны ковров, валявшиеся гильзы  и  даже
одного  из  мертвых  боевиков,  который   лежал  между  лифтом   и  каменной
перегородкой.
     -- Подъем, Алик! -- подхватился Махмут и устремился назад, туда, откуда
еще валила пыль и тротиловая гарь.
     Они  взбежали  по лестнице, усыпанной  каменными крошками, но  сразу не
стали  соваться  в  открывшийся проем. Рваные  края металлических дверей еще
дымились,  и Изербеков, чтобы не терять времени,  одной рукой держа автомат,
дал очередь,  на что  ему тут же  ответили сдвоенной порцией автоматического
огня. Пули звонко щелкали по остаткам двери и тут же падали горячими смятыми
червячками.
     --  Тут  без  этого не обойтись, --  Воропаев  одну за другой  метнул в
отверстие две гранаты и снова прижался к искореженному от взрыва обудверку.
     После разрывов гранат наступила неверная тишина.
     Изербеков, выждав секунды, предельно пригнувшись, вбежал в помещение, в
котором, вопреки ожиданиям, было так много света, что он зажмурился. И чтобы
не быть  подстреленной  куропаткой,  он  тут  же  упал  на цементный  пол  и
осмотрелся.  Он не видел, но почувствовал, что Воропаев находится рядом... И
то, что они увидели снизу, их поразило. Вдоль просторного помещения шли ряды
столов,  к  которым  во  множестве подходили  пучки проводов. В  промежутках
столов в разных позах лежали люди.
     Изербеков  огляделся и  понял,  что  находится в  некоем  вместилище, в
котором доминируют телевизионные экраны. На одном из них он увидел застывшую
картинку: горный  склон, подлесок  и ему показалось, что этот  пейзаж он уже
видел.  Вспомнились слова  Шторма,  когда  тот  инструктировал  группу перед
вылетом  из  Бочарова ручья.  А говорил  он о центре  электронного слежения,
который  есть  у  боевиков  и  который  контролирует  территорию  в  радиусе
нескольких километров.
     Но как  только  Махмут приподнялся, чтобы сделать шаг вперед, откуда-то
из-за  распределительного  щита выстрелили и  пуля обожгла  щеку Махмута. Он
перекатился к стене и вытащил из подсумка гранату.  Оглянулся  на Воропаева,
который хищно приготовился  к прыжку. В руке у него блеснул нож...Однако это
было слишком рискованно и Изербеков жестом  остановил товарища, красноречиво
подбросив в руках  РГД-5.  И тут  же размахнувшись, отправил ее туда, откуда
стреляли.  Взрыв сотряс  помещение, внося  еще  больший хаос  и  разрушения.
Несколько  телевизоров рухнули на пол, раздались хлопки --  звучно  лопались
кинескопы...
     -- А теперь, Алик, делай так, как я, -- Изербеков поднялся во весь рост
и начал  поливать  помещение из автомата. Он шел  вдоль рядов "самсунгов"  и
"филипсов"  и  с видимым  удовольствием  разносил их в  пух и  прах. Веер из
стекла и пластмассы раскинулся от одной стены до другой.
     А  по  низу,  обрубая коммуникации,  стрелял Воропаев, отчего некоторые
столы накренились и с них с грохотом начала падать на землю аппаратура. Этим
маневром  он не  позволял подняться на  ноги тем,  кто еще мог  находиться в
помещении.  И действительно, из левого угла снова  начали  стрелять, но пули
прошли  поверху. Когда Воропаев  приблизился к тому месту,  откуда оказывали
сопротивление,  он увидел  раненого в лицо совсем молодого  человека,  одной
рукой держащего автомат "узи"...Приставив ствол своего АК  к груди раненого,
Воропаев выбил ногой у него автомат. Спросил: "Чем, чмо, ты тут занимаешься?
Отвечай, но только быстро..."  Однако  человек,  скорчившись  от  боли, вяло
отмахнулся от автомата и упал  лицом  на пол. Его  встряхнула  судорога и он
затих.
     Изербеков громко окликнул Воропаева.
     -- Алик,  ты  только взгляни, что происходит  на  экранах? -- в  голосе
Изербекова слышалась глухая озабоченность.
     Воропаев  не  хотел  верить  своим  глазам,  когда  взглянул  на  экран
уцелевшего телевизора: на фоне  того пейзажа, который он только что видел на
другом  экране, передвигались вооруженные  люди,  перепоясанные  пулеметными
лентами, несущие гранатометы и носилки с ранеными. Некоторые из них вели под
уздцы лошадей, поперек спин которых находились связанные люди...
     --  Да  это  же...Черт  возьми,  да  это  же  возвращаются боевики!  --
воскликнул Воропаев. Он неотрывно, словно завороженный, смотрел на экран, и,
наконец, размахнувшись, сильно саданул по нему прикладом автомата.
     -- Дерьмо! Надо доложить Шторму.
     -- А где ты его возьмешь? Хотя...Попытайся вызвать его по трубке.
     Но трубка, по имени "моторола", безмолвствовала.
     -- Гоним  отсюда!  -- Воропаев решительно направился на  выход, а когда
они оказались на пороге этого электронного чистилища, вырвав зубами чеку, он
бросил гранату в сторону  распределительного щита. Пока она летела до  точки
приземления, они  скатились по лестнице. Направляясь  к выходу, Изербеков, с
трудом сдерживая дыхание, проговорил:
     --  А  что,  Алик,  наш  президент  того...Зачем   он  ввязался  в  эту
авантюру?...
     --  Оставь, парень, это не нашего ума дело...Тебе не кажется, что Гулбе
с Виктором что-то подозрительно долго молчат...
     Изербеков  смотрел на взведенные бешенством  глаза  Воропаева,  на  его
камуфляж, из плечевой части которого был вырван целый лоскут.
     -- Но сейчас важно предупредить наших о приближении боевиков....
     --  Согласен. Вот  ты  и  сгоняй к  полковнику Шторму, предупреди,  а я
спущусь  вниз, --  Воропаев,  резко  сменив направление, побежал к лестнице.
Возле лифта отчетливо ощутил запах крови.
     Потянуло  сыростью,  порохом  и  жженой оружейной  смазкой. И  ни  шагу
ступить   --  всюду   гильзы,   которые,   подобно  роликовым   подшипникам,
перекатывались под ногами, превращая камень в скользящий лед.
     Перед ним  было несколько дверей и он, ориентируясь по гильзам, вошел в
ту,  которая находилась  прямо  перед  ним.  Но когда он осторожно приоткрыл
дверь  и  шагнул  за нее, взгляд уперся в  огромную, никак  не меньше, чем в
Большом  театре,  хрустальную  люстру.  Слева,  на  стене,  в  металлическом
наморднике, горела лампочка, но ее свет полностью поглощался люстрой..
     Он  оказался  в  довольно  обширном   помещении,   сплошь  заставленном
солдатскими  кроватями.  На  стенах  --  большие  красочные  портреты, среди
которых знакомые лица -- Барса, Тайпана, Гараева и главного туза -- Эмира, в
чалме и с автоматом в руках.. На черном полотнище -- скрещенные сабли, а под
ними  арабская вязь...Все койки были застланы  коврами, на некоторых из  них
лежали черные каракулевые бурки и папахи.
     Воропаев прошел вдоль рядов кроватей, спустился на три ступеньки вниз и
завернул  за  скальный,   ничем  не  прикрытый  угол.  Ни   малейших  следов
присутствия людей. И  каково же было  его  удивление, когда гнетущую  тишину
нарушили  странные звуки, которые, впрочем,  не могли принадлежать людям. Он
прошел еще пару  метров  и открыл низкую  дверцу:  за решеткой  увидел  двух
баранов, которые,  видимо,  тоже почувствовав присутствие  человека, жалобно
заблеяли.  Их  глаза с радужным  окоемом тупо  смотрели на него  и  Воропаев
понял, что жертвенное заклание отменяется.
     Пройдя еще несколько метров, он попал в  столовую, -- во всяком случае,
об этом говорил большой накрытый металлической, возможно, серебряной посудой
стол. Одиноко поблескивали  высокие с изогнутыми узкими горлышками и ручками
кувшины, большие блюда были заполнены разнообразным набором фруктов. У Олега
началось сильное слюноотделение и он, подойдя к столу, взял с  блюда грушу и
надкусил  ее.  Рот  наполнился  сладким   соком,  и  он  ощутил  несказанное
блаженство. Он взял еще одну  грушу  и яблоко  и положил их  в  подсумок для
гранат. Он помнил об Изербекове...
     Он стоял у стола и задавал себе вопрос: куда могли подеваться обитатели
подземелья? Где Гулбе с Виктором Штормом?  Почему  такая тишина и  нигде  не
слышно выстрелов?
     Рука непроизвольно легла  на спинку одного из стоящих стульев: она была
непомерно  высокая,  обитая  цветастым  ковровым  материалом.  Он   насчитал
тринадцать стульев. За  столом  --  раскрыв  зев, еще дымился камин...  Шаги
скрадывала  подстилка  с  большим  ворсом  и  нога в  нем утопала  по  самую
щиколотку.
     Он не стал  задерживаться  и вышел  из  столовой.  Подойдя к  еще  двум
дверям, рывком распахнул одну из них, а сам отпрыгнул в сторону, к стене. Но
это был обыкновенный душ с четырьмя смесителями, за второй дверью -- туалет,
выложенный кафелем, вдоль задней стены -- ряд унитазов...
     Пройдя   еще  несколько   метров,  он  вдруг  замер:  послышался  звук,
непонятный и неизвестно  откуда  исходящий. Нигде  больше дверей не было, но
ниша в стене показалась ему подозрительной. Он вошел  в нее и увидел  в полу
квадрат  с  утопленной  скобой-ручкой.  Присев  на  корточки,  Воропаев весь
превратился  вслух  и  отчетливо  услышал  слабое  покашливание.  Он  рывком
приподнял  крышку:  в яме метр  на полтора, в  скукоженной  позе, полулежало
существо,  отдаленно  напоминающее человеческое. Огромный,  обтянутый желтой
кожей  череп  и  такие же огромные  пустые  глаза  взирали  в темноту.  Рука
попыталась  подняться, но цепь, к  которой она  была прикована, не позволила
этого сделать. Человек был настолько истощен, что скорее напоминал  мумию, в
которой по каким-то незнакомым человеку законам еще теплилась искорка жизни.
     -- Кто  ты?  --  спросил  Олег  и взял  человека  за  руку. --  Я свой,
русский...
     Он  видел, как человек, открывая  рот, пытался сложить слова, но вместо
этого из  горла  выходил  сдавленный клекот.  Однако  глаза  как будто стали
осмысленнее, они  на мгновение закрылись  и  Воропаев увидел, как через веки
просматриваются зрачки. Это  его  поразило...Он взял  пленника под  мышки  и
почувствовал его невесомость. Он был легче малого ребенка.  Но унести он его
не смог: ноги у пленника тоже были скованы  цепью и Олег уложил человека  на
место. И вдруг Воропаев услышал тихие, невнятные, как будто склеенные липкой
слюной слова: "Я генерал...русский, два года здесь..."
     Воропаев силился вспомнить фамилию генерала, о котором так много писали
газеты, но, видимо, увиденное вышибло из него способность вспоминать.
     -- Мы  вернемся за вами, --  Олег ощутил  свою беспомощность да и время
было не с ним.  Вытащив  из кармана яблоко с грушей, он  положил  их рядом с
черепком, в котором на донышке была  вода, и отступил на шаг. Он больше не в
силах был смотреть на этого до предела измордованного жизнью человека.
     Но когда он бежал по коридору, чтобы вернуться  назад, позади раздались
выстрелы,  крики,  суматоха...Он  прислонился к стене и снял предохранитель.
Из-за  угла, за которым угадывалась  скала, появились  люди и  он,  к своему
облегчению, увидел Гулб