е с Виктором  Штормом. Они вели,  или, вернее, тащили
за руки упирающегося  человека.  Он все время подгибал колени,  скалил зубы,
которые белой стрелкой прорезали густую черную бороду.
     -- Здесь  я, "Алик",  --  предупредил товарищей  Воропаев.  -- Кто этот
мудак, ради которого вы тут застряли?
     Когда они подошли ближе, Гулбе, отдыхиваясь, произнес:
     --  Этот выползень  прошлым  мартом  со своими гаденышами  уложил целую
роту...
     -- Вы лучше посмотрите вон туда, там наш генерал загибается.
     Боевика уложили  лицом  в землю,  ему на  спину ступила нога Воропаева.
Ствол автомата он  уткнул ему в затылок. Гулбе со Штормом отошли к  яме, где
сидел закованный человек.
     -- Он готов...умер,  --  сказал возвратившийся  Гулбе.  -- Тут мог быть
только один генерал...генерал Цвигун...
     -- Да я  только  что с  ним  разговаривал, -- у  Воропаева  тоже что-то
случилось  с голосом.  Он вернулся к яме  и, действительно,  человек откинув
свой неправдоподобно огромный череп к стене,  широко раскрыв рот, словно  он
кого-то  звал на помощь, не  подавал признаков  жизни.  -- Эх, старина, мать
твою так-перетак, ты что же,  не выдержал встречи со своими...-- Тугой комок
подкатил к горлу и Воропаев, чтобы снять невыносимую с души маяту, присел на
корточки, утопил  голову в колени и разрыдался. Потому  что  на мгновение он
сравнил  страдания  этого человека с  теми, которые  выпали  на его долю.  В
припадке бешенства Воропаев,  подняв  ствол автомата, направил его в сторону
раздражавшей  его  люстры.  И стрелял  до тех  пор  пока не  угас  последний
светильник и не оборвался трос, поддерживающий ее на весу. Люстра с грохотом
упала на пол  и последние стеклянные висюльки, сохранившиеся от пуль, звонко
разлетелись по углам.
     Они уже подходили к лестнице, когда услышали наверху стрельбу.
     -- Да пристрелите вы эту суку, -- Воропаев указал автоматом на пленного
боевика. -- Слышите, возвращается его отряд, сейчас будет не до него...
     -- Мы не можем его убивать, Гараев должен всю оставшуюся жизнь провести
за решеткой.
     -- Наивняк, боюсь,  что  прежде тебя съедят земляные черви, -- Воропаев
кинулся  по лестнице наверх, где Изербеков уже вел бой с  входящими в ущелье
боевиками.
     Гулбе подтащил  пленного  к  лестнице  и  наручниками  приковал  его  к
перилам. Вместе с Виктором они тоже побежали наверх.
     ... Так получилось:  Изербеков,  намерившийся  сообщить  о  возвращении
боевиков на базу полковнику Шторму, был на  половине пути к овальному входу,
когда услышал конское ржание и скорее почувствовал, чем увидел, спускавшихся
в ущелье людей. Он  повернул назад и, путаясь ногами в кустах можжевельника,
устремился к тому месту, где  находились гранатомет и миномет, принадлежащие
боевикам. И опять  ему пришлось переступать через тела убитых и опять внутри
него  что-то запротестовало,  но страх и опасение,  что он не  успеет занять
позицию, гнали его вперед.
     Станину  гранатомета  покрывала  обильная  роса, руки  соскальзывали  с
металла.  Однако  ободряло  то,  что коробка  с выстрелами  была на  месте и
оставалось только  выбрать нужный азимут. И  когда он  развернул гранатомет,
уселся у его затвора, широко раскинув в сторону ноги. Автомат положил рядом,
ладони тщательно вытер о штанины.
     Он видел  как  впереди  вспыхнул огонек,  возможно,  кто-то из боевиков
прикуривал, услышал цоканье копыт, разговор, смех и речь, которую, он хорошо
понимал. И  он подумал -- почему они так беспечны, почему идут в открытую, и
неужели у них не было связи с теми, кто находился под скалами? Но ведь и они
с Воропаевым  тоже  не могли соединиться  со своими...хотя почему  не могли,
ведь  возможен  был  и  другой вариант...Возможно,  просто  не  с  кем  было
соединяться?  От этой  мысли холодок  прошел по  спине  и Махмут  взялся  за
поручни гранатомета.
     Ствол был задран  кверху и  он его выправил в горизонтальное положение.
Или  почти в горизонтальное. И  когда, как ему казалось, до  цели оставалось
метров триста, а  может, и  того меньше,  он  начал стрелять,  на  несколько
градусов смещая  ствол гранатомета  то  влево то вправо. Отдача  была тугой,
тренога  не  имея  под  собой  вязкой  почвы,  скользила  и  перемещалась по
каменистой  насыпи  и ему надо было  все  время ее  укрощать. Но не  это его
волновало, после пятого выстрела  его слух поразило лошадиное ржание  -- оно
походило на  плачь ребенка, тоскливое  и болезненное.  Однако  он  услышал и
человеческие   крики  --  грубые  и  гортанные,   сопровождаемые   неистовой
интенсивности стрельбой...
     Появившиеся из подземелья  Гулбе с Виктором, пригнувшись,  перебежали к
противоположной стене ущелья и заняли оборону.
     --  Если они  сюда  просочатся, --  голос  у Виктора  загустел  и  стал
неузнаваем, -- нам отсюда не выйти. Ни одному...
     -- Махмута  надо  поцеловать  в темечко...Просто  молодчага  парень, --
Гулбе, не стреляя, выжидал, всматриваясь в темень, и после каждого  выстрела
гранатомета закрывал глаза, чтобы взрывы их не слепили.
     Не  стрелял  и  Шторм.  Но  когда   гранатомет  замолчал,  он  отдернув
предохранитель, послал несколько коротких, из пяти-шести патронов, очередей.
В ответ,  по низу, сплошняком  рассыпался веер  из  пуль, и,  казалось, этой
железной поземки не будет конца.
     -- У них скоро должен кончиться боезапас, -- сказал Гулбе, -- с задания
обычно идут пустыми...
     -- А может, они как раз ходили за пополнением вооружения.
     -- Может быть...Витек, прикрой меня, я схожу к Махмуту...
     И  Айвар, забросив  автомат на  спину, по диагонали  пополз  в  сторону
кустарника...
     ...  Когда Шторм-старший и следовавшие за ним  Путин с Щербаковым и оба
морпеха  попытались  выйти  из укрытия, сделать  это оказалось  невозможным.
Плотность огня была настолько велика, и он был настолько  настильный, что ни
о  каком  продвижении  вперед не  могло  быть  и  речи.  Полковник подошел к
мини-бульдозеру  и кулаком стукнул по  кабине. Обернулся к сгруппировавшимся
рабам, спросил:  "Кто из вас может управлять  этой  машинкой?" Вперед  вышел
седовласый, в потрепанной солдатской форме человек. Готовность быть полезным
и подавленность отражались в его широко расставленных глазах.
     --  Тогда,  парень,  заводи  эту  малютку.  Скребок подними  до  уровня
ветрового стекла...
     Все понимали, что задумал полковник.
     Шторм подошел к Путину.
     -- Владимир  Владимирович,  я не знаю, что делается  на той стороне, но
здесь мы гадов не нашли, --  Шторм внимательно наблюдал за разворачивающимся
бульдозером.  --  Поэтому приказываю,  вы сейчас со  своим  телохранителем и
морскими  пехотинцами по ущелью направитесь на юг, подниметесь  на гребень и
той же дорогой, которой мы шли сюда, добираетесь до  места  сбора. Туда,  на
высотку, прилетит вертолет...
     --  Но...--  Путин  пытался возразить, однако  полковник не  давал  ему
слова.
     --  Володя, так надо...-- Он явно  хотел вывести президента из  боя. --
Патроны у  людей  небезграничны, у бандюг численное  превосходство, так  что
будем считать  это нашим  тактическим маневром...  Не  сейчас, но мы их  все
равно зануздаем...
     -- А что будет с вами? Что будет с ними? --  взгляд в сторону рабов. --
Пришли вместе и уйдем вместе, и заберем их...Прошу к этому разговору  больше
не возвращаться...
     Шторм понял -- согласия не будет.
     Бульдозер  между  тем подкатил к выходу и случилось неожиданное: Путин,
отбросив автомат за спину, вскочил на подножку и рванул дверь на себя.
     -- Подвинься! -- крикнул он рабу и взялся за баранку.
     Он  порулил  туда, откуда  шли отзвуки  боя и  когда  вышел на  прямую,
услышал  сильную  вибрацию,  которая   охватила  передок  бульдозера.  Пули,
ударявшиеся  о  поднятый скребок,  искрами  отлетали  в  сторону,  напоминая
электросварку.
     Левым  бортом  он  притерся к  стене.  Человек,  находящийся на  втором
сиденье, все время оборачивался, словно стреляли не в лоб, а сзади.
     -- Смотри-ка, хлопцы идут  за нами,  -- сказал пассажир  и Путин понял,
что  он  имел  в виду.  Да  он  и  сам  догадывался, что  Шторм  обязательно
воспользуется прикрытием и потому особенно на газ не жал.
     Сначала  разорвало правое переднее  колесо,  раздался мощный  хлопок  и
бульдозер скользнул вбок. Потом второе... Неожиданно распахнулась дверца и в
проеме Путин увидел полковника Шторма. Тот буквально влетел в кабину. Одышка
мешала сразу начать разговор.
     --  У проемов тормозни, --  он  положил руку на баранку  рядом  с рукой
президента.  --  Я  только  что  разговаривал  с   Виктором...они  захватили
заместителя    Барса,    и    нашли    генерала    Цвигуна...К    сожалению,
мертвого...Главных сволочей там тоже  нет,  но необследованным  остался весь
низ...лабиринт и, возможно, они там.
     На  раздумье  у президента  было  ноль секунд и он  отрезал:  "Не  вижу
причин,  чтобы не устранить этот пробел...Однако  идет бой..." Шторм: "Здесь
достаточно сил без нас... Притирайся к стене...", -- и полковник выскочил из
бульдозера.
     Перед тем как сделать то же самое, Путин обратился к рабу:
     -- Сколько времени вы не были дома?
     -- Уже и не помню...три или четыре года,  я тут после первой войны,..--
голос человека  дрожал и президент, желая его ободрить,  положил руку ему на
плечо.
     -- Тогда я вам не советую лезть в эту кашу. Возвращайтесь назад...
     --  Ну  уж  этого не будет...У  тебя, браток,  не  найдется  сигаретки,
зверски хочется курить...
     -- Нет, я не курю. Тогда хотя бы не лезьте на рожон и ждите нас здесь.
     Путин выбрался наружу и увидел  Шторма, стоящего среди убитых боевиков.
Запах  солярки  сменился  на  жуткие ароматы,  которые  источают  застарелые
подтеки крови.
     Проходя мимо  дверей и  глядя на  их бронированную непоколебимость,  он
подумал,  что   им  мог  бы  позавидовать  любой  банк  мира.  От  дверей  в
металлическую раму входили два гидроцилиндра  "пятидесятки", что  говорило о
массивности  и  крепости запоров. Из одного из  них,  видимо, развороченного
взрывом гранаты, стекала густая, как смола, жидкость.
     Шторм нетерпеливо курил и когда президент оказался рядом, сказал:  "Вот
куда ушли денежки, которые направляются на восстановление Чечни..." Он обвел
рукой пространство и,  развернувшись,  зашагал  в  сторону лифта.  Шел  так,
словно был здесь уже не раз и знает  каждый метр этого пропахшего порохом  и
кровью дьявольского лабиринта.
     Миновав  лифт,  они подошли к  прикованному,  висевшему  на  наручниках
боевику -- он не мог сидеть и не мог встать во весь рост, ибо был прикреплен
к одной из серединных поперечин перил.
     -- Где  твои  кумовья,  Гараев?  --  спросил  его  Шторм. --  Не хочешь
сотрудничать, будешь здесь болтаться пока не подохнешь...Куда ведет лифт?
     Однако откровения не последовало. Человек скрежетал зубами, его  мучила
адская боль: впившиеся в  мясо кольца наручников рвали жилы  и ломали  кисти
рук.
     --  Может,  его  пристрелить, чтобы не  мучился? --  предложил  Шторм и
президент снова почувствовал себя не в своей тарелке.
     -- Его надо связать, а то от болевого шока отдаст концы...
     -- И пусть подыхает, -- однако Шторм,  выдернув  из  одного из карманов
вязку, ножом отмахнул от нее пару метров.
     Сначала  связал  боевику  ноги, обутые,  кстати,  в  десантные ботинки,
которые американцы  специально выпускают  для своей "Дельты".  Когда он  его
перевернул, чтобы спутать руки, где-то внизу послышался звон  гильз, громкий
топот  бегущих  ног.  Путин  изготовил  автомат и  на две ступеньки поднялся
вверх,  прислонясь  спиной к стене. Когда дверь  распахнулась,  они  увидели
Сайгака --  он был разгорячен и в глазах плясали чертики.  За ним показалось
лицо Костромы, с которым он уходил в подземелье.
     --  Хорошо,  что  вы здесь,  -- стараясь  сдержать  дыхание, проговорил
Мирченко. --  Эти  катакомбы  ведут  в горы, тут всюду ловушки и мы  едва не
угодили в...
     --  Стоп, парень, не тарахти! -- Шторм глазами указал на боевика. Обняв
Сайгака за плечи, отошел с ним в сторону.
     -- Говори, Валера, по существу, у нас мало времени...
     -- Вы видите, здесь все сообщается...Мы сейчас побывали в  подземелье и
вот  что  там нашли...--  Сайгак вытащил из кармана и передал  Шторму клочок
материи.  Хоть и  было сумеречно, но полковник  с  первого взгляда определил
непреходящую ценность находки.
     -- Ты вот что, отправь своих людей наверх, надо помочь нашим...
     -- А что мне делать?
     -- Ты пойдешь с нами и покажешь подземные ходы.
     Сайгак круто развернулся, но его за рукав удержал Шторм.
     -- Ты очень прыткий...Послушай, со мной может всякое случиться и я тебе
должен   сказать  одну   вещь...Этот   человек,   который   со   мной,   наш
президент...Путин...
     Сайгак сглотнул слюну, глаза  его,  не маскируясь, выразили  недоверие.
Понимая  это,  он  их  опустил и  стал поправлять пулеметную  ленту, которая
свисала с одного плеча.
     -- Не может этого быть, -- тихо прошептали жгутом свитые губы.
     -- Может, а сейчас отдавай команду своим людям и веди нас в пещеру.
     Сайгак остался один, его рабы направились в сторону выхода.
     И  снова звон  гильз раскатился  по  всему  лабиринту подземелья.  В их
сторону бежал потерявший президента Щербаков. Ворот у него был расстегнут, в
одной руке он держал автомат, в другой -- маску, которой он время от времени
вытирал  лицо. И  когда  он увидел Путина, сбавил  шаг  и,  как ни в чем  не
бывало, встал рядом и стал наблюдать за действиями Шторма
     А тот, перевязав морским  узлом руки пленного, снял  с него наручники и
отбросил их в сторону.
     Кусок материи,  которую  Сайгак  передал Шторму, был  в  крови  и когда
полковник показал  его  Путину,  Щербаков  сразу  же отреагировал: "От чалмы
Эмира, видимо, кто-то из наших достал его..."
     Они  спустились вниз  и  шедший впереди  Сайгак привел  их к  узкой,  с
тонкими  перилами,  лестнице,  ведущей  вниз.  Когда  двадцать  три  ступени
остались  позади,  перед ними открылся довольно  широкий проход, заполненный
инженерными  сооружениями.  Под  потолком  --   светильники  в   проволочных
колпаках.  Несколько  труб большого  диаметра уходили  в перспективу,  более
тонкие -- частым гребешком соединялись с потолочным перекрытием.
     -- Автономная вентиляция, -- тихо сказал Шторм.
     --  И  не  только,  --  ответил  президент,  --   автономное  водо-   и
электроснабжение.
     Однако  больше всего их поразили  огромные, примерно, метровой  высоты,
пружины,  расположенные  по  всему  периметру помещения.  Это,  вне  всякого
сомнения, были противотектонические стабилизаторы, подпирающие весь скальный
монолит. Таким рессорам  не  страшны ни мощные подземные  толчки,  ни прямое
попадание ядерной ракеты.
     Путин, глядя на эти гигантские пружины, силился  вспомнить, где  он мог
подобное видеть?  И  вспомнил: еще учась в 101-й  разведшколе, им показывали
документальный   фильм  об  американском  центре  наблюдения   за  летающими
объектами...Он тоже расположен в скалах и там  точно такие же стабилизаторы,
подпирающие ту засекреченную гору...Целый город  с автономным  обеспечением,
разве что без окон. И в котором без выхода на поверхность можно продержаться
более двух лет...И  тогда преподаватель  поставил  перед  ними задачу: найти
наиболее  эффективный  способ получения  информации  из этого, казалось  бы,
непреодолимого скопища плодов американской научно-технической мысли...
     Он  перебирал в памяти лица и фамилии своих однокашников пока, наконец,
не остановился  на Борисе  Мудрове. Через неделю после задания, тот пришел в
аудиторию  с плакатом, на котором с  дотошными подробностями, в  цвете, было
показано,  как  с  помощью  искусственного  дождеобразующего  порошка  можно
изменить  климат в  районе  Центра...На  первый взгляд  это  была  абсолютно
абсурдная  идея:   возникшие  ливни,  спровоцируют  сель,   который  подобно
грунтовке заполнит все  щели и выемки и, в том  числе, каналы вентиляционной
системы. И что самое фантастическое в задумке  Мудрова  -- в грязевые потоки
внедрить  тысячи  электронных микрожучков,  которые  подобно  холестериновым
бляшкам осядут  на  внутренностях бесчисленных  трубопроводов и станут затем
идеальным источником получения информации...
     ...Стрелять начали  из-за  едва различимого  сооружения,  напоминающего
египетскую  пирамиду.  Несколько  трассеров,  словно  новогодний  серпантин,
закрутились возле них и Щербаков, схватив президента за рукав куртки, бросил
его на пол.
     Рот и  слизистую оболочку  носа забила  сухая  пыль.  Хотелось чихать и
кашлять, но  президент, прижав к лицу  ладонь, сдержался, не издал ни звука.
Он услышал слова Шторма: "Отходим  к трубе, иначе  нас тут перещелкают..." И
быстро,  перекатом,  они  добрались  до  трубы,  по  которой   хлыстом  била
автоматная  очередь,  сдирая с нее теплоизоляцию.  Куски стекловаты вместе с
фольгой  закрутились  в бешенном  вихре и,  казалось,  еще  мгновение и  все
помещение вместе со всем железом, которого там было в изобилии, завертится и
подчиненное центробежным силам разлетится на мелкие куски...
     Шторм притаился возле большого вентиля, и ему хорошо были  видны точки,
откуда исходили автоматные очереди. Он прицелился, но его опередил Щербаков.
Одну за другой он бросил две гранаты и снова растянулся возле трубы, прикрыв
собой президента. А того, видимо, такая плотная опека раздражала и он локтем
саданул в бок своему телохранителю.
     Его не  отпускало чувство, что на всем протяжении операции он исполняет
роль нерасторопного, ни на что не  способного статиста. С одной  стороны его
сковывало осознание собственной неопределенности, с другой  -- ему просто не
давали возможности быть  самим  собой. "А какой  я? --  спросил он  себя.  и
вспомнил  кусок  от  чалмы...пятна  крови по  золотистому, в мелкую  зеленую
клеточку,  шелку.  --  И  через  это  его  мысли  отлетели  в  Свято-Данилов
монастырь,     где    он     получил    благословение     отца     патриарха
Алексия...Благословение,  чтобы   убивать?  Нет,  ставя   так   вопрос,   ты
оправдываешь   свою   нерешительность,   ведь   по   существу   тебе   очень
страшно...страшнее, чем  ты мог  себе это представить, и  все, что  было для
тебя  ясно  и  просто  в   Москве,  здесь,  под  скалами,  стало  совершенно
неоспоримым  фактом  --  жизнь  дается  один  раз  и  больше  ее никогда  не
будет...Верно,  она  дается один  раз, но так же верно  и то, что  рано  или
поздно  она  кончится.  Что бы  ни  произошло  в подлунном мире,  все  равно
кончится. Как  кончается бензин в машине или вот в этом автомате патроны..."
-- он положил ладонь на магазин. Он был холодный, как и металлическая труба,
до которой мог дотянуться его лоб.
     Тишина,  наступившая  после  того,  как  Щербаков  кинул гранаты,  была
абсолютной.  Если, конечно,  не  считать бешенных  ударов сердец  и  тиканья
ручных часов.
     Шторм, крадучись, начал  продвигаться вперед --  между трубопроводами и
стеной. За ним, пригнувшись, двинулся Путин. По-прежнему все было тихо.
     На повороте они увидели двух убитых человек: один уткнулся носом в кучу
щебня,  второй, раскинув крестом  руки,  лежал на спине. Рядом со сведенными
судорогой пальцами находилась снайперская винтовка с оптикой.
     Сайгак жестами указал дорогу.
     Они прошли еще метров пятнадцать, когда впереди вспыхнул и погас огонек
-- прозвучал  выстрел. Пуля проныла возле самой щеки Путина. Ему показалось,
что сзади  послышался  тяжелый  выдох человека... Он  боялся  оглянуться, но
сделал это -- прижав руку  к горлу, на земле сидел Щербаков  и сквозь пальцы
хлестали струи крови. Его глаза были широко  открыты, рот делал схватывающие
воздух движения и его последними  словами были: "Я мертвец".  Но убитый  еще
слышал  команду Шторма "ложись!",  и  тяжелую дробь  п