й гору на две части.
     До  рассвета  оставались  считанные  часы  и  Шторм,  расставив  дозор,
принялся с другими бойцами маскировать бивак.
     Прошло еще сорок минут.
     Никто  не спал.  Путин  со  Штормом,  полулежа  за  каменными  зубцами,
старались что-то высмотреть внизу. Тут  же поблизости находился и  Щербаков.
Ему нестерпимо хотелось курить и оттого, что он об этом постоянно думал, рот
заволокла густая слюна. Он чувствовал себя, как бы посторонним, как, видимо,
чувствует себя на съемочной площадке актер, исполняющий небольшой эпизод. Но
это  его  ничуть  не расстраивало,  потому что его задача  --  не руководить
операцией, а  охранять главу государства. Который  волею то ли  судеб, то ли
черта с рогами оказался в столь нештатной ситуации. Поэтому  Щербаков сидел,
глядел в теснину  и,  ничего  в  ней  не  видя, представлял картину,  как он
вытащит из ранца пачку "Дуката" и, не  торопясь...непременно,  не  торопясь,
распечатает ее и вытащит сигарету, которую тоже не будет сразу совать в рот,
а  степенно  помнет,  погреет,  короче,  посмакует  момент  и  только  потом
закурит...
     Шторм, наклонив голову к Путину, тихо прошептал:
     --  Такое  впечатление, что  тут  со дня  пришествия  не  ступала  нога
человека.
     -- У меня  такое  же ощущение. Правда, минуту назад мне показалось, что
слева, в устье ущелья, как будто зажегся огонек...
     --  Это горы,  кварцевые вкрапления, они иногда  горят не хуже вот этих
звезд,  --  Шторм  мотнул  головой.  --  Подождем  Гулбе,  он  должен  найти
подходящий спуск...
     Наступило молчание, которое было нарушено  шуршанием нового  камуфляжа,
когда Путин вытянул затекшую ногу.
     -- А мне кажется,  нам надо дождаться дня, -- сказал президент. -- Днем
все,  как на ладони... И если  они действительно ждут  столь высокого гостя,
завтра здесь будет страшный ажиотаж.
     --  Согласен,  но  нам  лучше  бы  быть  поблизости к  месту  встречи и
вообще...И днем здесь  будет пекло. Эх, черт, хорошо бы иметь ковер-самолет,
-- и Шторм снова прилип к биноклю.
     -- Не исключается, что они  уже сменили дислокацию,  -- в голосе Путина
сквозило заметное сомнение.
     --  Не думаю,  второго столь глухого места трудно  себе представить.  Я
нутром ощущаю их присутствие. Они, щитомордники, здесь и чувствуют себя, как
у Аллаха за пазухой...
     ...Гулбе  со Штормом-младшим и Изербековым пробирались  вдоль ущелья, к
его  южной  границе. В метрах трехстах,  где  наметилось  заметное понижение
гряды,  они  увидели  опасную, почти  незаметную,  трещину, и  куда  едва не
свалился нетерпеливый Изербеков. Буквально в  последний момент Гулбе схватил
его за  погон  автомата и  оттащил от змеей притихшей  расщелины.  Они пошли
вдоль нее,  лавируя  меж  валунов  и огромных, времен  ледниковых  периодов,
скальных  сколов.  Ближе  к ущелью  расщелина размывалась, теряла  контур  и
глубину.
     Шторм  снял  с плеча  бухточку  страховочного  троса  и конец  протянул
Изербекову. Гулбе поднес палец  к губам -- мол, молчи и так ясно, что хочешь
сделать.  Однако, взяв трос у Шторма, он сам  направился в  сторону  ущелья.
Изербеков дважды  опоясавшись вторым концом троса, уперся ботинком в валун и
изготовился к натяжению.
     Гулбе уже скрылся из  глаз, и прошло более пяти минут, а трос как лежал
так  и продолжал  спокойно лежать на  белесых  камнях.  Шторм,  вытянув шею,
прислушивался к ночи,  но ничего кроме  отдаленного цикадного напева она  не
несла. Он сделал несколько шагов в направлении ущелья и снова застыл, внимая
безмолвию. Ему знакома такая благодушная, обманчивая тишина.
     Он никогда не забудет Аргунского ущелья,  когда  вот так  же, в группе,
они  шли в разведку  и  двое дозорных первыми  скрылись за нависшим каменным
выступом...Была такая же ночная застылость, разве что не цикады ее ворошили,
а отдаленные пулеметные очереди  и взрывы гранат -- это собровцы  из  Томска
добивали  взятую в кольцо банду афганца Заура...И  вот когда они обошли этот
каменный выступ, увидели своих ребят, лежащих рядом со своими головами...Все
произошло беззвучно и так  быстро, насколько быстро  кинжал способен  отсечь
человеческую голову...
     ...Виктор  Шторм  после  каждых  трех-четырех  шагов  останавливался  и
пытался понять, что же  эта ночь от  него  хочет. Он  даже поправил наушник,
однако это ничего  не изменило: цикады хоть и  настырно,  но  мерно выводили
свои  однообразные  рулады и  создавалось впечатление,  что весь мир  создан
исключительно  для них, для их бестолкового пения...И  вдруг он уловил тень,
она  дважды  мелькнула  на фоне  скалы и  через мгновение он  увидел  Гулбе.
Капитан  передвигался  большими расчетливыми  шагами, ставя  ноги на крупные
плоские камни. Шторм  услышал прерывистое дыхание. Гулбе махнул рукой, давая
понять, что надо отходить.
     Известие, которое  принес Гулбе,  было нерядовым: на  нисходящей  части
ущелья он обнаружил чеченский  блокпост,  который контролировал южную  часть
ущелья.
     -- Расскажи поподробнее, -- попросил Шторм-старший  Гулбе.  --  Сколько
там человек, какое вооружение, какие подходы?
     --  Каменная  кладка на  уровне почти человеческого роста... Для троих,
максимум,  четырех человек. Ленточный крупнокалиберный пулемет, у стены, как
дрова,   сложены  гранатометы...Обыкновенные  наши  "мухи"...Я  видел  двоих
боевиков  неопределенного возраста -- длиннобородые,  в  таком  же,  как мы,
камуфляже. Но  что  примечательно:  разговаривая, не таятся...словно у  себя
дома... Собственно,  я  их и  вычислил  по разговору...  и  дыму. Эту вонь я
почувствовал метров за тридцать, наверняка курят какую-то травку.
     -- Возможно, такой же  блокпост находится и на противоположной  стороне
ущелья,  --  предположил Шторм, -- и, как  симметричный вариант, по два -- в
северной  его  части. Но  нам  надо решать, что делать с этим  постом? Брать
сейчас или...
     -- Я думаю, надо подождать до утра, -- голос у президента звучал хоть и
приглушенно, но отчетливо. -- Ликвидация одного поста  нам ничего не даст, я
не вижу дальнейшего развития...А днем можно лучше рассмотреть позиции...
     -- Согласен, хотя есть одно  "но", -- сказал Шторм-старший и, обращаясь
к Гулбе:  --  Айвар, дай задание Виктору или Махмуту, чтобы  выяснили время,
когда сменяется пост.
     -- Я  уже распорядился, -- с готовностью  ответил Гулбе.--  Изербеков с
Виктором сейчас там, -- латыш вытянул в сторону руку, указывая направление.
     --  Есть  одно "но", --  продолжал  прерванную  мысль Шторм, --  и  оно
заключается  в том, что время играет не  в нашу  пользу.  Я  боюсь, что  уже
завтра может  прилететь афганская птаха и у нас не останется времени,  чтобы
подготовить силки...
     Наступила  пауза,  в  которой по-прежнему господствовало  хоровое пение
цикад.
     -- Если, конечно,  она  прилетит. Но  в любом случае,  мы  должны здесь
установить  буи,  -- сказал Путин. -- Но прежде необходимо  на сто процентов
убедиться, что это как раз то место, ради которого мы сюда пришли.
     -- А мы сейчас в этом убедимся...
     Шторм  поднялся  и отошел  к  Воропаеву, который  вместе  с  Калинкой и
Бардиным находился в дозоре со стороны подлеска.
     -- Олег, мы сейчас с первым  лицом немного отлучимся, а вы тут смотрите
в оба, -- Шторм развернулся и ушел в темноту.
     Замысел Шторма был прост: выйти к северной  границе ущелья и попытаться
разузнать обстановку.
     Они пошли втроем: Шторм, Путин и Щербаков.
     "Время  бежит,  а  мы  еще  ничего  не  сделали,"  --  одолевали  мысли
президента. Его телохранителя  снова начала  мучить зубная  боль, и ему  еще
нестерпимее хотелось курить.
     Ночь близилась к  рассвету  и звезды,  как  и все  перед своим  концом,
засияли еще ярче  и красочнее. Шедший впереди Шторм вдруг остановился: левая
нога,  ощутив  что-то  лишнее, замерла  и  все внутри него тоже  замерло. Он
догадывался,  что это было: присев на корточки, и  прикрыв  ладонью фонарик,
посветил.  Поперек  подъема  ноги  струилась  стальная  проволока,  уходящая
концами в завалы камней.
     -- Отойдите, --  тихо  сказал  Шторм,  и Путин с  Щербаковым  осторожно
отступили назад.
     Щербаков  всей  тяжестью  надавил на плечи своего  шефа и заставил того
лечь  на  землю.  Острые  камни  терзали  ляжки  и  кисти рук, грудь  спасал
бронежилет.  Президент попытался спихнуть с  себя  телохранителя, однако тот
еще теснее прижал его к земле.
     Казалось, время затаилось и Щербаков начал про себя  вести счет. Так он
делал  всегда, когда смертельная опасность оказывалась от него на расстоянии
вытянутой руки и страх помимо воли одолевал все его существо. Он досчитал до
двадцати и понял, что взрыва не будет.
     Президент был недоволен, но отчитывать своего  охранника  не стал. Лишь
сказал:  "Я  когда-нибудь  загнусь, но не  от  пули террориста, а  от  твоих
медвежьих объятий..."
     Подошедший  Шторм  смятым  голосом  объяснил,  что  они  наткнулись  на
"элементарную  растяжку", которую он  не стал  разминировать. Между  прочим,
подчеркнул  полковник, боевики в  ловушке использовали  две  противопехотные
мины МОН, каждая по два килограмма взрывчатки.
     Через несколько метров они вновь едва не угодили в западню. Это была не
очень тщательно замаскированная яма и выдали ее еловые, уже подсохшие ветки,
накиданные поверху. Они  даже в ночи  выделялись  на белесых  камнях.  Когда
Шторм, отодвинув в сторону ветки и поднял несколько небольших камней, пальцы
нащупали  хлипкие деревянные  поперечины.  Под ними чернел  провал. В  свете
карманного  фонарика  они увидели  неглубокую, сантиметров  на  восемьдесят,
выемку,  в  которой  хищно  поблескивала  туго  натянутая  стальная  струна,
соединенная с фугасным снарядом. Рядом с ним -- две канистры...
     -- Осколочно-фугасная чушка, -- с придыханием откомментировал Щербаков.
-- Калибр 230...
     -- Вся  эта  пакость  называется  огневой фугас,  -- Шторм  осторожными
движениями снова заложил  яму камнями  и  на верх положил ветки.  -- Значит,
что-то  у них тут есть такое, чего нам знать не  положено...Вот что, вы пока
тут  покукуйте,  а  я, чтобы  не  рисковать всем,  пробегусь  вдоль  кромки,
пошукаю, -- и  Шторм  легко,  пружинисто подхватился с земли, и  вскоре  его
кривоногую, собранную фигуру поглотила темнота.
     --  Чертовски  хочется курить,  -- сказал Щербаков, покусывая  веточку,
которую он оторвал от ели.
     --  Это  не  смертельно.  Сиди  себе,  отдыхай,  дыши  целебным  горным
воздухом... Для таких, как мы, детей города  это очень полезно,  --  голос у
президента  был спокойный,  хотя  минуту назад,  когда он  глядел  на фугас,
что-то внутри него шевельнулось -- не то беспокойство за исход  операции, не
то неотчетливое осознание того, что его близкие могут понести "невосполнимую
утрату", но только не страх за свою жизнь. Он не  раз ловил себя на том, что
страха, как такового, он вообще не испытывает. Еще в  разведшколе, когда все
проходили тестирование на  экстремальные ситуации, его физиология  была,  по
словам  экзаменаторов,  "чудовищно  индифферентной"  к  опасности.  И  когда
прыгали  над озером с  парашютом,  и  когда по  рельсу,  перекинутому  через
глубокое ущелье, надо было пройти за пятьдесят  секунд, и даже тогда, когда,
будучи на Кубе, приходилось переплывать реку, в которой кишели крокодилы, он
не испытывал страха. И, конечно, он понимал, что  отсутствие страха  --  это
своего  рода  патология,  ибо  страх  --  один  из  тех  факторов,  который,
собственно, и делает из человека homo sapiens...
     ... Шторм появился внезапно,  но совершенно с другой  стороны.  Видимо,
ему  пришлось  преодолеть  крутой  подъем,  его  дыхание  было  сбивчивым  и
заговорил он только после того, как немного отдышался.
     --  Там  два  блокпоста,  -- сказал он, --  так что нам  надо  поломать
голову, если хотим побывать на приеме у Барса...Но самое главное...вы мне не
поверите  -- сидим  мы  над ними.  Их берлога тут, внизу,  -- Шторм постучал
костяшками  пальцев  по земле. --  И поэтому хочешь  не хочешь,  а  придется
перебираться на ту сторону ущелья.
     -- Сегодня? -- спросил Щербаков.
     -- Сейчас и ни минутой позже...Светает...
     Путин поднял голову к небу -- небо посветлело, звезды стали терять свою
алмазную игривость...
     Было два часа десять минут по полуночи.




32. Там же, 11 августа. Разговорчивый "язык".


     Снова разделившись на две  группы, они  в  противоположных направлениях
отправились вдоль  ущелья.  Надо было  обойти  блокпосты  и уже с пониженных
уровней ущелья перебраться на другую его сторону.
     В первой  группе, как  и при  высадке, были те же Шторм-старший, Путин,
Щербаков и Воропаев с Изербековым. Но перед тем как тронуться в путь, Виктор
Шторм с  Махмутом дождались смены  караула на  блокпосту, который они первым
обнаружили, однако, это  ничего  не дало -- они  не  знали  в  котором  часу
произошла предыдущая смена....
     ...Когда  тронулись  в  путь, Шторм  предупредил: "Думайте  ногами,  не
тянитесь, ступайте  так, как  будто  наступаете на собственное горло..." Шли
шаг  в  шаг, держа  дистанцию  в три  метра. Первым  свет  заметил Воропаев.
Возможно это была вспышка от  зажженной спички, возможно, случайный просверк
от карманного фонаря. Свет  исходил со  стороны ниспадающей гряды, по правую
руку от их  следа. Воропаев издал звук, похожий на пение зорянки и Шторм тут
же замер  на  месте.  "Впереди свет", -- тихо передал  по  цепочке Олег;  он
подтянул  автомат со спины  на грудь  и стал  ждать. По знаку  Шторма группа
присела, а сам Шторм вместе с Изербековым ушел вперед.
     Путин  взглянул  на  светящийся  циферблат   часов  и  снова   ощущение
быстротечности времени вызвало в нем тревогу.
     Послышалось  шарканье, какое обычно издают  сухие камни,  когда по  ним
ступает нога человека. Появились силуэты, но к удивлению Путина, вместо двух
силуэтов  их было три.  Это  приближались  Шторм с Изербековым, но  не одни.
Между ними маячила бесформенная фигура третьего человека.
     Когда они подошли  ближе, картина прояснилась: они вели,  вернее тащили
за заломленные назад руки незнакомца, с накинутой на  голову маской. Это был
пленный чеченец, во всяком случае, так им казалось, когда они  его захватили
на самом  спуске в  ущелье. Этот человек, как  потом рассказал Шторм, поил в
загоне лошадей. Его подвела  недисциплинированность и неосведомленность:  он
курил  и, видимо, не  знал, что  свет от зажженной  спички человеческий глаз
может  зафиксировать  на   расстоянии   ста  километров.  Тем   более,  если
наблюдатель в очках ночного видения.
     Парень  не сопротивлялся, и перед тем  как ему на голову  надеть маску,
заткнули рот  резиновым  кляпом. Однако, когда поволокли из загона, он начал
бодаться и дрыгать ногами.
     -- Его надо допросить, -- сказал Шторм,  -- но не здесь. Здесь он может
разораться,  позвать   на  помощь...Воропаев  с   Махмутом  остаются  здесь,
остальные за мной.
     А остальные -- это президент и его телохранитель. Щербаков помог Шторму
оттащить пленного метров на сто от ущелья, где с  него сняли маску. Но перед
тем  как извлечь изо  рта кляп,  Шторм  вдавил ствол  "Глока"  ему  в худую,
поросшую  черной щетиной щеку. "Выбирай, правоверный, -- или сейчас  я  тебя
отправляю к Аллаху, или  будешь отвечать на  все мои вопросы,"-- и Шторм еще
круче нажал на рукоять пистолета. Пленный  закивал головой и Щербаков резким
рывком вытащил  у него  кляп. Но "язык" от  этого не  стал  разговорчивее, а
Шторм спешил и опять провел дулом пистолета перед лицом чеченца.
     -- Сколько здесь  боевиков, кто командир? -- для начала поинтересовался
Шторм  и  взглянул на Путина.  А  тот чувствовал неловкость: "Я же президент
страны, а не  зритель древнего Колизея..." Однако он себя тут же поставил на
место:  "Не  раскисай.  Ты  же  знал,  за чем сюда идешь, поэтому  веди себя
соответственно".  Он  отвел руку  Шторма  и, взяв  человека  за  подбородок,
заставил того смотреть на себя.
     --  Вас предали ваши главари и мы  пришли вас об этом предупредить,  --
сказал  Путин и ощутил в своем голосе  решимость. -- И  уйти  мы без  них не
можем,  потому что весь  чеченский народ тоже ими  предан за доллары...Когда
сюда прибывает высокий гость из Афганистана?
     Вопрос был  неожиданен даже  для  Шторма,  он  его оставлял на закуску.
Однако пленный  не  стал мяться,  ему, видимо, давно  было  наплевать на все
кроме собственной жизни.
     -- Скажу, только это пусть  будет между  нами...Меня казнят, шариатский
суд самый строгий...
     -- Все  умрет между  нами, клянусь. Поэтому говори и не тяни резину, --
Шторм нервничал.  И было  отчего -- время шло,  рассвет уже был свершившимся
фактом.
     -- Сегодня прилетает, сегодня вечером он будет здесь...
     -- Во сколько и на чем прилетает? -- этот вопрос задал президент.
     --  Не знаю...  может,  на маленьком  самолете.  Его  поехал  встречать
племянник Барса Исмаил Джамарханов.
     -- Время? Отвечай  и ты  будешь и дальше кормить своих коней, --  голос
Шторма зазвучал  как  будто  живее,  хотя так  же  нетерпеливо.  --  Считаю,
дорогуша, до трех...раз...два.... -- Шторм отжал предохранитель  и приблизил
пистолет к виску пленного.
     --   Вечером,  а  точно   не  знаю.  Но  их   тут  много,  очень  много
наших...Афганцев  много,  арабов много,  украинцев  много,  а  вас мало. Вам
отсюда  не  уйти, -- чеченец  вдруг  стал скалиться,  в его белозубой улыбке
появилось нечто хищное и мстительное.
     -- Ты так говоришь  только потому, что  я тебя не убил. Ответь  еще  на
один вопрос и  я  оставляю тебя  в покое...Где  расположены  ваши блокпосты,
сколько на них человек и когда происходит смена караула?
     -- Это уже три вопроса, а я знаю ответ только на один. Четыре поста...Я
-- конюх, я на посту не  стою, не знаю...Я  вообще не воюю, я мирный житель,
завтра хотел уходить домой...
     -- Заткните ему пасть, -- Шторм поднялся с корточек. -- И свяжите ноги,
чтобы лежал тут тихо пока мы не кончим работу...
     Этот  приказ Шторма покоробил Путина.  Он тоже поднялся и всю работу на
себя взял Щербаков.  Вытащив из-за пояса наручники,  он ими сковал чеченца и
довольно бесцеремонно вбил в рот резиновую пробку.  Затем, выпростав  из его
брюк ремень, спутал им ноги и привязал к ближайшей коряжине.
     Уже  во  всю светало,  когда  они, обойдя загон, поднялись на  каменную
гривку, простирающуюся вдоль ущелья.  Они оказались на гребне в тот  момент,
когда  с южной стороны  подкрадывалась группа  капитана  Гулбе. У всех  очки
ночного  виденья  были  приспущены, ибо  и  невооруженным  глазом, панорама,
открывшаяся с  высоты, просматривалась так же отчетливо, как если бы это был
видеофильм, отснятый при хорошем освещении опытной рукой оператора.



33. Гнилая яма. На солнцепеке.


     Это было  что-то невыносимое. Поднимавшееся над горами солнце медленно,
но неотвратимо превращалось  в настоящий ад. Бронежилеты,  амуниция, набитые
подсумки  и  карманы,  от которых никуда не денешься, превращались на теле в
камни,  из-под  которых  струились  потные   ручьи.  Единственный  плюс:   с
разрешения  Шторма  все  сняли  с головы  маски-шапочки,  что первые полчаса
позволяло отдохнуть коже,  избавиться от зуда, который  неизбежен при долгом
соприкосновении с  шерстяными ворсинками.  Но  постепенно, по мере того, как
день подходил  к полдню, разведчики,  спасаясь от  зноя, вновь  натянули  на
головы эти так осточертевшие головные уборы.
     Калинка  с   Бардиным   и  Воропаевым   заняли   позицию,   позволяющую
контролировать  три  стороны света. Под чахлой  сосенкой  Путин  со Штормом,
Гулбе  и Щербаков с помощью биноклей обозревали противоположный откос ущелья
и с особым вниманием его подножие. А там шла своя жизнь.
     Несколько человек, одетых в солдатские выцветшие гимнастерки, цивильные
рубашки, а  кто-то  по пояс раздетый, с перевязан