улемета,  из  которого
Сайгак поливал тех, кто стрелял из сумеречной глубины прохода.
     Подползший Шторм констатировал банальную истину: "Толя готов,  перебита
сонная артерия". И словно оправдываясь: "Думаю, дальше идти  нам не следует,
слишком опасно." Путин: "Согласен... но все  бросать на полпути...Они где-то
здесь..." "Возможно,  -- не желая спорить с  президентом, холодно проговорил
Шторм. Он думал  не о себе, слишком велика на нем лежала ответственность, --
но  у них явное преимущество  --  засада,  которую обойти  будет чрезвычайно
трудно.".  "Жаль,  ведь второго такого  случая может не представится..."  --
рука президента  лежала на  еще теплой щеке Щербакова и ему казалось тело не
холодеет, а наоборот -- набирает температуру...
     Но ситуация неожиданно изменилась.  Пока они  рядом с убитым Щербаковым
выясняли  отношения, Сайгак  по  рысьи  бесшумно  миновал  слабо  освещенный
туннель  и,  перешагнув застреленного  им  боевика,  нырнул  в  отходящий от
главного ствола проход. Однако не успел он ступить за каменистый выступ, как
уловил чуждое присутствие. Рядом кто-то был и Сайгак инстинктивно кинул руку
к ножу, который он снял накануне с убитого боевика.
     В  свете  одинокой, слабого накала, лампочки он  увидел  прижавшуюся  к
стене  фигуру  бородатого  человека, в  руке которого чернел длинноствольный
пистолет. Сайгак взмахнул рукой и отсекающим движением саданул по предплечью
своего  противника. Он видел как тот, скривившись  от боли, выронил  оружие.
Опустившись на колено, человек начал  здоровой рукой шарить по земле. Сайгак
сделал шаг и, обняв его за шею, приставил клинок к горлу.
     --  Не рыпайся, дорогой, -- предостерег Мирченко  боевика, --  мы здесь
вдвоем и никто  тебе не  поможет... А теперь,  будь  добр,  скажи, где  твои
эмиры?
     Но  вместо  внятного  ответа,  он  услышал  какое-то  нечленораздельное
мычание. Человек явно был не из местного племени. Тогда Сайгак объяснил суть
своего  вопроса  по-английски и, к своему удивлению, получил быстрый  ответ,
который выражался  в красноречивом жесте боевика. Здоровой рукой тот  указал
куда-то вдоль прохода, загребая  ладонью воздух.  Затем  он  поднял руку над
головой и сделал такое же крутящееся движение...
     -- Ты говоришь о геликоптере? (по-английски)
     -- Да, да, они улетают в Арабию... Хозяин ранен в голову и ногу, Шамиль
убит...(по-английски)
     ...Рассказ Сайгака дал им надежду. Но возникла  проблема: Путин, ощущая
моральную ответственность за своего телохранителя, не знал, как поступить --
брать ли тело Щербакова с собой или оставить в подземелье.
     Однако его торопил Шторм.
     --  Если  это  правда,  о  чем  говорит Валера, нам  надо  спешить.  За
Анатолием мы обязательно вернемся...
     Президент наклонился  к убитому товарищу, положил ухо  к нему на грудь.
Нет, жизнь ушла, все было спокойно и мертво в груди телохранителя.
     И они вновь  устремились по узким ходам, стараясь не  выпускать из виду
продвигающуюся впереди юркую, невысокую фигурку Сайгака. Когда они повернули
в проход, наткнулись на окровавленный труп боевика.
     Совершенно неожиданно  они уловили свежее дуновение. И ароматы августа.
Однако  под впечатлением скорого  выхода  из-под земли едва не напоролись на
ловушку. Провод шел на уровне живота и первым с ним соприкоснулся Сайгак. Он
замер на  полшаге и, подняв руку, дал  сигнал опасности. Шторм с президентом
прижались к стенам прохода, ожидали выстрелов  или  взрыва. И дождались  бы,
если  бы Сайгак  плохо  освоил диверсионное  дело, которому  его  обучали  в
спецшколе. Он  пупком почувствовал опасность.  И верно: тонкая нитка провода
шла к порогу и за ним оказывалась в сцепке с МОН -- противопехотной миной, в
брюхе  которой два кило тротила. Рвани она, и не  было бы о  чем говорить, а
так, отсоединив замедлитель, он позвал Шторма. Тонким пением, каким общаются
между собой зорянки.
     И каково же их было удивление, когда они услышали стрекот цикад и кожей
ощутили прелесть августовской ночи. Они вышли наружу, что подтвердило вывод,
к которому еще раньше пришел  Сайгак: катакомбы  явно соединялись  с внешним
горным миром, о чем свидетельствовали  силуэты деревьев и  раскинувшееся над
ними яростно сверкающее мирозданье.
     Взглянув на  небо, Путин нашел Полярную звезду и понял, что опоздал  на
"свидание" со своей  Людмилой Александровной. По часам было  уже  далеко  за
полночь.
     -- Тут вертолет приземлиться не может, --  Шторм присел возле пенька. В
голосе нотки настороженного успокоения.
     -- Почему не  слышно выстрелов? --  спросил  Путин и  тоже опустился на
землю.
     Сайгак поднял голову и словно настороженный олень повел головой.
     --  Значит,  банду добили,  -- резюмировал он. -- Теперь  надо взять за
бороду Барса и можно возвращаться.
     Путину  показалось,  что  в  хоре  цикад появился  лишний  звук. С  юга
нарастали характерные шумы. Рокот, который не  спутаешь  ни с  каким другим.
Шторм  поднял голову и  окинул  взглядом  сектор неба.  Непоседливый Сайгак,
вскочив на ноги, поднялся на валун и тоже оглядел небо.
     -- Вертушка, -- Сайгак соскочил с камня и  подошел к Шторму. -- Товарищ
подполковник  (он  еще  не   знал  о  повышении  в  звании  своего   бывшего
наставника), судя по  нотам, скоро начнется эвакуация заграничного гостя,  а
мы не знаем, где это знаменательное событие может произойти.
     -- Только в одном месте, -- в голосе Шторма звучала безапелляционность.
Он поднялся и шагнул в том же направлении, откуда слышались звуки вертолета.
-- Это  может  произойти только на  седловине, на  западной  стороне ущелье,
откуда мы начинали операцию.
     -- Это вероятнее всего, -- Путин направился вслед за Штормом. -- Весьма
подходящее место для посадки вертолета.
     Они  спешили.  За  ноги  цеплялся  бересклет,  но  самое  сложное  было
преодолевать  полосу  камнепада,  которая белесой дугой  подходила  почти до
самого  гребня  ущелья. Однако  наступающий  рассвет  облегчал  путь  и  они
довольно ходко подобрались к тому месту, откуда начиналась зубчатая гряда.
     Президент думал  о Щербакове. Из головы не выходили его последние слова
"я мертвец", которые были несовместимы с веселым характером  и здравомыслием
Щербакова. "А что ты скажешь перед  тем  как уйти в тот мир? --  спросил  он
себя.  --  Впрочем, это может  случиться в  любой  момент...  А  может,  уже
случилось и я пребываю в своем  последнем сне? Нет, это не сон  --  реальнее
реальности  не  придумаешь. Впереди  идет  пожилой  человек,  кости  и  жилы
которого старее  моих на целых  десять  лет. Конечно,  он устал и ему  такая
гонка  ни к чему... А этот парень, благодаря которому мы выбрались из ада  и
движемся к  чему-то неизвестному и, возможно, еще более  страшному испытанию
-- что он чувствует?  Усталость, желание отомстить, восторг  от предвкушения
схватки?"
     -- Володя, давай руку, -- донесся до него голос Шторма.
     Путин   поднял  голову  и  на  фоне  бледнеющего   неба  увидел  силуэт
полковника, взобравшегося на скальный выступ..
     Гул  вертолета между тем приближался.  Нарастал  снежным  комом  и  они
побежали.  Впереди заросли вереска,  три или четыре карликовые  сосны  и  --
поляна. Видимо, на нее и был настроен садиться вертолет.
     Дыхание  начало  срываться  и  на  мгновение  Путин  остановился, чтобы
схватить воздуха. К нему вернулся Шторм.
     --  Еще рывок  и  мы на месте,  -- тоже  срывающимся  голосом  произнес
полковник.
     Ночь сдавалась.
     "Каждая нация считает  себя выше других наций. Это порождает патриотизм
и  войны... Кто же сказал эти замечательные слова?  Сейчас  доберусь до того
дерева и вспомню... А что Толстой думал о патриотизме? Прибежище подлецов...
Нет, нельзя путать патриотизм с национализмом, это совсем другая опера..."
     Дистанция была слишком  близкая,  а потому небезопасная для  них. Но по
другому нельзя -- кустарники и редкие деревья не позволяли атаковать с более
рациональной  дистанции. Шторм, разумеется, это прекрасно  понимал и  потому
предложил:
     -- Володя, не  будем рисковать всем  гамузом, тебе надо немного отойти,
прикрыть нас.
     "Эх, старина Шторм,  твою  хитрость,  шитую белыми нитками, я, конечно,
ценю,  да только это не про нас.  Отошли лучше в тыл Сайгака. Ему еще жить и
жить..." -- подумал президент, но вслух сказал другое.
     -- Летают, сволочи, словно у себя дома.
     Они залегли  как  раз  в  тот момент,  когда  над  поляной  завертелись
ураганные вихри. Машина  шла на  посадку без  единого огня и лишь  по абрису
можно было догадаться, что  это легкий вертолет, способный взять на  борт не
более трех-четырех человек.
     -- Вот  черт!  Вы  видите?  -- Шторм  смотрел левее  вертолета,  откуда
появились люди. Двое несли  носилки,  двое других  вели под  руки  человека,
одетого в светлое. И это одеяние многое им рассказало.
     -- На носилках, видимо,  труп Тайпана, а  этот баклан с подбитым крылом
наш Эмир...
     --  Но я  не вижу  Барса, --  сказал  Путин,  для чего  ему нужно  было
поднести губы к самому уху полковника.
     Но Шторм не ответил,  он,  словно  подслушав  мысли президента,  что-то
сказал Сайгаку  и тот, сорвавшись с места, пригнувшись,  скрылся за кустами.
До Путина  не долетели слова, сказанные Штормом  Сайгаку: "Отсюда нам  самим
уже не выгрестись,  беги,  сынок, на  502-ю высотку, к  нашим и соединись  с
Касьяновым, он в курсе... Пусть пришлет  пару-тройку вертолетов  с десантом,
тут  скоро может  многое  измениться...И запомни  пароль:  "Перелетные птицы
остаются зимовать". Эти слова откроют тебе дорогу..."
     Когда Сайгак уже поднимался с места, вдогонку ему Шторм бросил:  "Если,
не дай Бог, больше  не  увидимся, обними Виктора и  скажи  ему, что батя его
очень любил..."
     Вихри  от  вертолетных  винтов  продолжали   бушевать  в   предутренних
кустарниках.
     -- Пусть все  усядутся  и тогда...-- полковник вытащил  из подсумка еще
одну гранату и положил рядом с автоматом. -- У тебя заряжено? -- спросил он,
имея в виду подствольный гранатомет.
     Путин кивнул.
     --  Тогда  в  два  смычка  сыграем эту увертюру,  --  в  голосе  Шторма
слышалось не то бравурность, не то  непроизвольное желание как-то подбодрить
своего президента. -- Я бью в винт, а ты постарайся засадить в брюхо...
     Путин  опять кивнул.  Хотелось спросить -- куда Шторм отправил Сайгака,
но тут их отвлекли.
     Сначала хотели занесли  в  вертолет носилки,  но человек, соскочивший с
него  на землю,  отметающими  жестами дал  понять, что  до них еще не  дошла
очередь. Носилки поставили на землю и  несшие  их люди  стали наблюдать, как
медленно, словно речь  шла о  фарфоровой статуэтке, в вертолет стали вводить
Эмира.  Ему надо было преодолеть три ступеньки, сброшенной  с борта лестницы
и,  видимо,  эти  три  ступени  были   для  него  настоящим  Эверестом.  Его
поддерживали под руки, но входя в дверь,  автомат одного  из  сопровождавших
боевиков зацепился за корпус вертолета, не позволяя войти во внутрь. Стоящий
внизу  человек,  из  тех, которые сопровождали  носилки, поспешно поднялся и
высвободил  зацепившийся ствол.  Когда  боевик спустился  обратно  на землю,
случилось непредвиденное:  из  вертолета возник короткий  трассер  и двое  у
носилок, словно подкошенные, упали возле них.
     -- Барс,  сволота, кажется, уносит  ноги,  бросает своих союзничков...А
вот он и сам, -- и действительно из темноты, низко пригнувшись,  придерживая
рукой  на голове берет, показался Барс.  За  ним -- двое с большими баулами.
Барс остановился у вертолета и подождал пока груз занесли во внутрь. И вновь
в дверном проеме появился человек и стал  что-то жестами объяснять Барсу. Но
тот тоже замахал руками и, выхватив из поясной кобуры пистолет, наставил его
на стоящего в дверях. Однако это не помогло: людей Барса постигла судьба тех
двоих,  оставшихся  лежать  у  носилок...Из-за  спины  стоявшего   в  дверях
бородача, кто-то дважды выстрелил и двое приближенных Барса тут же уткнулись
носами в  землю.  Человек подал Барсу руку и тот, засунув  пистолет за пояс,
принял помощь и залез в вертолет...
     Шторм, встав на колено, прицелился. То же самое сделал и Путин -- через
прорезь  прицела  нашел  нижний  обвод вертолета  и  указательный  палец  на
казеннике гранатомета медленно заскользил к спусковому крючку.
     Вертолет, набирая обороты, задрожал,  его хвост вздернулся вверх и было
очевидно,  что  груз в нем неподъемный.  Однако через  силу винты преобороли
таки  земное притяжение, машина еще больше завибрировала  и как будто начала
отрываться. И  в эти напряженные  секунды, произошло  непредвиденное: что-то
сверкнуло  с  той  стороны,  откуда  пришел  Барс,  прочертило  предутреннее
пространство и огненно соприкоснулось с вертолетом.  Рвануло. Винты хаотично
заплелись  и,  подчиняясь  центробежной  силе, тяжело  рухнули  на  землю  и
несколько метров  своими  острыми  ребрами гибельно  скребли  землю.  Вторая
граната,  пущенная  с  несколько  смещенного  угла,  клюнула  дюралевый  бок
вертолета и к небу взметнулся гигантский стог огня и того, из чего состоял и
что в себе таил геликоптер...
     Носилки взрывной волной подняло  и, как осенний лист, протянуло  метров
на двадцать в сторону ущелья. Человек,  лежащий на них, вывалился на землю и
остался  лежать  лицом  вниз.  Но  несколькими  мгновениями  раньше,  Шторм,
сорвавшись  с  места,  сделал  в  сторону  президента  немыслимый  прыжок  и
отгородил его от огня и осколков пораженного насмерть вертолета...
     Их тащило вместе несколько  метров по земле, пока  сознание не погасло.
Когда  Путин  снова открыл глаза, увидел спокойное пламя и россыпь  огненных
очагов -- это горели островки разбрызгавшегося керосина.
     Он огляделся, но никого  рядом с собой не обнаружил. Он еще не понимал,
что  на  какое-то время потерял  сознание  и времени  прошло больше, чем ему
казалось. Он хотел позвать Шторма,  но язык не повиновался. И ноги, когда он
попытался встать, тоже не подчинились. Пополз, но двигаться мешали карманы и
то, что в них  было. Перевернувшись на спину, он какое-то время так и лежал,
вперившись пустым взглядом в небо. И его губы помимо воли  стали произносить
то,  что  болезненно  подсовывала  память: "Сверх  меры  мир в  пространстве
небосвода, запасы света в  дальних закромах. Как странно нам величие исхода,
но как близки прощание и страх! Звезда  упала. На  устах у всех за нею вслед
желанье просияло:  что  истекло  и  что  нашло  начало?  Кто провинился? Чей
искуплен грех?" (Рильке "Ночное небо и звездопад").
     Сколько он пролежал в полузабытье, он не знал.  Рука, лежащая на земле,
ощущала сырое прикосновение травы, другая рука  сжимала ремень от  автомата.
Само оружие находилось где-то у изголовья и он, подтянув его к себе, положил
на грудь. И закашлялся. Нащупал  флягу и сполоснул ее содержимым рот. Сделал
глоток, второй...в ноги потекло тепло, в душу -- обманное успокоение.
     Когда он поднялся  на  ноги, весь  мир кувыркнулся, но  тут же встал на
место. В тех местах,  где,  по  его воспоминаниям, еще  недавно пылал огонь,
теперь стояла серая мгла, в которой отчетливо выделялись кусты и деревья. Он
сделал шаг  и ощутил под собой не очень надежную твердь. Ему показалось, что
где-то  за  кустарниками, именно  в  той  стороне, откуда прилетел вертолет,
раздались  одна  за  другой   короткие  очереди.  Затем   --  два  одиночных
выстрела...
     Дойдя  до  границы кустарника, огляделся и то, что  больше всего боялся
увидеть, увидел. Шторм лежал на боку без признаков жизни.
     Путин ощутил мертвенный  холод  и  никчемность  его автомата,  за ствол
которого  взялся, чтобы  освободить от него руку полковника. И  взяв  за эту
руку, он перевернул его и увидел глядевшие  в небо безмерно  уставшие глаза.
Они  были светлы  и спокойны, но не мигали, не  вопрошали  и  не внимали.  В
уголке левого  глаза скопилось мокро,  и Путин своей маской-шапочкой неловко
вытер эти уже успевшие охладиться капли влаги.
     Причину смерти Шторма он обнаружил не сразу. Это был дюралевый осколок,
по форме напоминающий равнобедренный треугольник. Он впился в шею, чуть ниже
затылочной впадины и, видимо, рассек позвоночник. "Это предназначалось мне",
-- президент  поднял к  небу  голову и  подобно волку-одиночке завыл. Что-то
невыразимо горькое вырывалось из груди и, вырываясь, заставляло его издавать
эти  нечеловеческие звуки. "Вот и все, теперь ты можешь и  сам подыхать", --
Путин прикрыл  полковнику веки и, взяв его автомат и две  гранаты, поднялся.
Он думал о Сайгаке и даже окинул взглядом  пространство, медленно  выходящее
из ночи, но ничего не заметил.
     Он  пытался сфокусировать  мысли,  но  они  подобно солнечным зайчикам,
разбегались в затуманенном сознании. Вопрос  был  простой:  кто  стрелял  по
вертолету?  Он даже снял с плеча оба автомата  и осмотрел  подствольники  --
гранаты были в гнездах.  Но как ни странно, догадка,  что по вертолету он не
сделал  выстрела, его не расстроила.  Значит,  в  том, что  он разлетелся на
куски,  их  заслуги  и  нет...Не  вины,  а  именно "заслуги", как  про  себя
прокомментировал Путин. Появилась мысль  об  американской спецгруппе, но это
было так чуждо его  ощущениям, что он  отбросил эту мысль, как очень далекую
от его конкретных переживаний...
     Он вышел на  поляну,  где пахло жженым горючим  и  алюминием. Ноги то и
дело  натыкались  на  обломки,  ступали  в  сгоревшую траву,  шли  по  всюду
раскиданным  зеленым  прямоугольничкам.  Они   липли  к  ногам,  порхали   в
предутренних воздушных ручейках и один из них он поймал и поднес  к  глазам.
Это  была новенькая  сто долларовая купюра. Он вспомнил посадку в вертолет и
двух  человек, которые вместе с  Барсом заносили  в него большие  баулы...На
обожженном  кусте  вереска, влекомый  воздушным  потоком,  колыхался светлый
лоскут от одеяния Эмира.  И  как  насмешка  -- внизу куста,  оскалившись,  с
открытыми глазами застыла его мертвая голова...
     И вдруг в абсолютной тишине он услышал стон и пошел на него. Была мысль
о Сайгаке, но когда  он приблизился  почти  к краю  ущелья,  увидел лежащего
человека без ноги. Он был  на спине,  голова откинута  назад, нос  и  борода
просяще  вздернуты к  небу.  Приблизившись к  человеку,  Путин  увидел белую
повязку, которая  охватывала грудь и на которой  отпечатались темные  пятна.
Человек  что-то  силился сказать и, судя  по  всему,  он говорил  на  своем,
непонятном Путину, языке.  Но когда человек открыл глаза, Путин узнал его --
этот взгляд нельзя было спутать  ни с каким другим. Но сейчас это был другой
взгляд -- отстраненный, страдающий.  Часть бороды была сожжена, от нее несло
палеными волосами, и рука, лежащая на груди, тоже напоминала головешку.
     Глаза смотрели вопросительно и  недоуменно. Путин,  тоже  не отрываясь,
вглядывался в лицо врага. "Здравствуй, Шамиль,  -- сказал  он  и  не поверил
своим  словам. --  Скажи, чем я могу тебе  помочь?"  Но тот не в  силах  был
шевелить языком. Однако стонать перестал. Смотрел, изучающе и, как будто  не
доверяя  себе, то  отводил  взгляд,  то  снова впивался в  лицо  подошедшего
русского. Наконец выдавил: "Пи-ить..." Рука просяще вяло поднялась от  груди
и  легла рядом с  коленом Путина. "Подожди, --  Путин  достал из  карманчика
аптечку и вскрыл ее. Разломил ампулу с морфием и набрал его в шприц. -- Тебе
сейчас полегчает, потерпи минутку..."-- Он взял Тайпана за руку и оголил ее.
Она не сопротивлялась, была вялая с дряблой бледной кожей. Когда делал укол,
Тайпан отвернулся  и  Путину  показалось, что его голова мертво отпала и  он
даже наклонился, прислушался  к его дыханию. Но нет, сердце  его жило, о чем
говорили сильно набухшая сонная артерия, тяжелое с присвистом дыхание...
     Он  хотел спросить  у раненого -- почему его бросили, но посчитал такой
вопрос пустым. Да и сам еще чувствовал себя прескверно -- кружилась го