ными косынками головами, на
тачках  вывозили  откуда-то изнутри горы  квадратные плиты, которыми  другие
люди  мостили  дно  ущелья.  Им  помогал  шустро  передвигающийся  небольшой
колесный  бульдозер. С  его помощью разравнивали  землю  и  транспортировали
плиты. В глаза бросались вооруженные  люди, которые  следили  за  действиями
тех, кто мостил дно ущелья.
     Первым нарушил молчание  Путин: "Готовят посадочную полосу". Ему вторил
Шторм: "С  помощью рабов...Значит,  залетка  скоро будет  здесь."  Он  повел
взглядом  вдоль  выстланной  метров  на восемьдесят  дорожки  и  его  взгляд
споткнулся на П-образном сооружении  -- блокпосте.  Хорошо была  видна часть
крупнокалиберного пулемета  и голова  часового, сидящего возле  него. Второй
блокпост  виднелся справа,  он  смотрел  дулом  пулемета  в  противоположную
сторону от первого. Два других поста они видеть не могли, они находились под
ними, почти под углом в девяноста градусов.
     Шторм  вытащил  из кармана блокнот и  что-то в него стал записывать. Он
насчитал три входа под стену --  один, напоминающий округлый лаз  с  пологим
пандусом и тяжелой металлической дверью, и два темных прямоугольных провала,
откуда то и дело появлялись люди и снова там исчезали. Присмотревшись, Шторм
заметил шестерых боевиков  в  полной  амуниции,  сидящих у  самого  подножия
стены,  сливаясь  с  густым  кустарником  можжевельника. Они,  наверно, были
счастливы, ибо  их спины пребывали в спасительной тени, прислоняясь к еще не
успевшей попасть  под  солнце  скале...Курили.  У  кого-то  из них автоматы,
стоймя,  находились между  ног, и  люди,  словно играя ими, вертели оружие в
руках, временами скидывая цевье с одной ладони в другую. Два автомата лежали
на  земле. Чуть  дальше от боевиков, раскорячив станину,  и выставив в  небо
рыло, застыл гранатомет АГС-17. В  метрах двадцати  от гранатомета -- 120-мм
дульно-зарядный миномет,  рядом  с  которым солидной пирамидкой  возвышались
мины-сигары с гребешками стабилизаторов.
     -- Я ожидал большего, -- продолжая смотреть в бинокль, прокомментировал
Шторм. Ему мешал пот и он время от времени отводил от глаз окуляры и большим
пальцем смахивал со лба капельки влаги. -- Я ожидал тут увидеть  пару систем
залпового огня  и  по  крайней мере полк до зубов вооруженных душманов...Мне
непонятно назначение  этих  металлических  прутьев,  которые соединяют стены
ущелья. Десять стяжек, любопытно...
     Путин тоже  видел несколько рядов блестевшей на солнце проволоки и даже
подумал, что, возможно, это антенны для радиопередатчиков боевиков.
     -- Мне тоже непонятно, что бы  это могло быть, -- сказал  президент. --
Может, какие-то непонятные для нас антенны.
     --Товарищ полковник, -- подал голос Гулбе,  -- у людей может возникнуть
обезвоживание...жара сами видите...
     -- Что предлагаешь?
     -- Надо развести соляной раствор и напоить ребят...И поесть надо...
     -- Действуйте, -- тихо проговорил Шторм, не отрываясь от бинокля.
     Гулбе,  развернувшись  на   локтях,  пополз  в  сторону  сложенных  под
смоковницей ранцев.
     Шторм  вдруг  напрягся, его  плечи  подались  вперед  и  застыли  двумя
выпуклыми кочками.
     --  Смотри-ка,  --  прошептали  его  губы,  --   смотри-ка,  какие  тут
вырисовываются  выкрутасы.  --  Ногой  Шторм  тронул ногу  президента. -- Вы
только взгляните на этот цирк...
     И Путин,  и Щербаков уже и сами видели то,  что так поразило Шторма. Из
прямоугольного проема  вышли четыре  вооруженных  боевика  и заняли попарную
позицию  и  тут  же из отверстия показалась коляска-качалка,  которую толкал
безусый молодой  человек. А  в коляске, в  вязанной  узорчатой шапочке сидел
никто иной, как  сам Шамиль Тайпан. Когда коляску вывезли из тени на солнце,
Тайпан снял шапочку, подставив светилу бледный лысый череп. Но эту бледность
компенсировала густая  черная  борода,  ниспадающая  ему на  живот.  Тот  же
парень, который управлял коляской, подошел к вождю и, встав на колено, начал
засучивать  штанину   на   левой  ноге.   Показалась  бледная   с   красными
послеоперационными рубцами культя, которой, наверное,  тоже хотелось воздуха
и солнца.
     --  Вот  его  бы  сейчас  отсюда  вжикнуть  из  гранатомета,  --  почти
мечтательно проговорил Щербаков.
     --  Не время, -- Шторм буквально впился в человека,  который  наворочал
столько событий и  которого  он считал личным врагом. -- Сдал Шамилек, очень
сдал...Это ему не в Буденовске с медсестрами воевать...Вояка е....й, на него
даже плевка жалко...
     --  А вот и  второй  наш герой, -- Шторму в  словах  Путина послышалась
усмешка.
     Из-под  скалы, не спеша,  появился пышнотелый, чернобородый, с  пухлыми
девичьими губами Барс. Он был в простой майке-футболке с короткими рукавами,
раненую руку в кожаном чехле он держал у пояса, на нем были шорты и пляжные,
без задников, сандалии. Однако при  всем курортном наряде  на  голове Барса,
сдвинутый  на  левый бок,  сидел  его знаменитый  черный  берет с  блестящей
эмблемой.
     -- Ну что, Владимир Владимирович, работаем? -- почти беззвучно произнес
Шторм. -- По крайне мере двумя удавами на земле будет меньше.
     --  Не расслабляйтесь,  Андрей  Алексеевич, -- так же беззвучно ответил
президент.  -- Мы с вами не киллеры и должны  взять их живыми,  чтобы отдать
правосудию.  Но   если  не  получится  и  начнется  драка,  вот  тогда  будь
по-вашему...
     "А чего,  собственно, ты  тут из себя строишь девочку? -- спросил  себя
президент. --  Почему же ты плакал,  когда взорвали в Буйнакске дом, и когда
увидел  на  экране убитого ребенка, извлеченного из-под обломков? Это что --
минута слабости? Ты тогда задал себе глупый  вопрос -- как Люди могли  такое
совершить?  И  что  ты  в ту  минуту  ответил  себе? Это не  люди...но  и не
животные, ибо животные на такое зло просто не  способны. Ты так подумал и  в
тот же  вечер гусенята из НТВ  озвучили  версию одного бандитского  главаря,
который утверждал,  что взрыв -- это дело рук  российских спецслужб. И когда
сейчас ты говоришь,  что ты не киллер, ты лукавишь  и снова оглядываешься на
тех же  гусенят.  Скажи себе  прямо: я пришел  в это ущелье, чтобы сотворить
справедливое  возмездие и пока будет биться  мое сердце, я от этой  мысли не
откажусь. Эти люди находятся вне закона  с того летнего дня, когда они вошли
в Буденовск и  погубили 120 безвинных душ. Тебе этого мало? А как же  быть с
непреложным:  пусть  лучше  погибнет весь  мир  только  бы  восторжествовало
правосудие?..  Ведь тебя  этому  учили в  университете. Учили...Тогда  давай
разберемся,  что ты понимаешь  под словом "правосудие"? Обыкновенное дело --
процесс:  расследование,  доказательства вины, борьбу сторон -- обвинения  и
адвоката.  А разве у меня мало доказательств? Вопрос в другом: можешь ли ты,
глава  государства, быть в одном лице и судьей  и  палачом?  Даже, если речь
идет  о террористах? А вот это уже заумь: сейчас я частное лицо и меня могут
убить, взять в  плен и я могу сейчас подохнуть от солнечного удара... И, как
частное  лицо, убив тех, кто на  протяжении  многих  лет  терроризировал мою
страну, я всю ответственность и весь грех беру на себя. И  только на  одного
себя. Я готов один  гореть в аду и быть проклятым всеми гусенятами мира лишь
бы больше не взрывались дома и не висела угроза разлома государства..."
     И как будто Шторм услышал его мысли.
     -- Я не согласен, что этих  ребят надо обязательно отдавать правосудию.
Они нетранспортабельны. И  они  делом  доказали,  что  категорически  против
российского судопроизводства. И,  в-третьих, это сугубо мужское дело, как мы
друг с  другом поступим...Мы  с ними устроим  маленький междусобойчик -- кто
кого первый умоет, тот и в дамках...
     Между тем, пока  Барс усаживался в плетеное огромных  размеров  кресло,
который  ему   поднесли  два  боевика,  из  крайнего  прямоугольного  проема
появились вооруженные люди и цепочкой направились в сторону северного створа
ущелья.  Их  было  человек  двадцать,  у  всех  на   плечах  противотанковые
гранатометы,  поперек  груди --  автоматы, двое  несли  продолговатый  ящик,
возможно,  с патронами. Один из тех,  кто сидел у  стены,  что-то им крикнул
по-чеченски, махнул рукой и цепочка разразилась громким хохотом.
     -- Весело мальчуганы идут, -- сказал Шторм, -- но  поглядим, какими они
вернуться  назад...  --  Смотри-ка, да  они большие интеллектуалы,  играют в
нарды, -- Шторм имел в виду Барса с Тайпаном.
     И  действительно, в бинокль Путин  хорошо рассмотрел принесенный кем-то
плетеный стол, расположенные на нем нарды и черно-белые игральные шашки.
     -- Не  дать  не  взять --  дачники на своей  семейной  фазенде, --  зло
выругался Шторм.  -- Сейчас все можно решить одной гранатой...У  меня во рту
столько слюны, что если я сейчас чего-нибудь не попью, сдохну от злости.
     Однако  Шторму не пришлось долго ждать воды. Подползший сзади Изербеков
доставил им "завтрак разведчика" в самонагревающихся пакетах  и три фляжки с
пресной и подсолоненной водой.
     --  Давайте, Владимир  Владимирович, подкрепимся, --  Щербаков бесшумно
вскрыл пакет. -- О, пахнет, как у мамы на кухне...
     Однако им не суждено было в ту минуту начать трапезу. Слева, со стороны
южного  входа  в  ущелья, что-то  привлекло их внимание.  Послышались  крики
"Аллах  акбар!  Аллах акбар!" Это возвращалась  с  задания  очередная группа
боевиков, которых  приветствовали  все, кто был  на  блокпостах и кто вообще
находился в ущелье. Правда, кроме тех людей, кто с лопатами и ломами в руках
устилал плитами  ущелье. Прекратив работу, рабы молча следили за  вошедшим в
теснину  отрядом...  Это  были  те люди, которых  они ночью  встретили после
высадки из вертолета.
     Впереди   размашисто   шагал    широкоплечий    бородатый    детина   с
крупнокалиберным пулеметом  на плече, с болтающейся у самых колен полупустой
пулеметной  лентой.  Рядом с ним, не очень  активно  шевеля  ногами, тащился
Мегаладон. На груди у него висел автомат, а на нем покоились обе руки...
     Судя по затрапезному виду, эти люди побывали в серьезной переделке, кое
на ком  одежда  висела клочьями,  лица закопченные,  усталые... Но каково же
было торжество  в их взглядах  и  осанке!  И даже те, кто нес  своих раненых
товарищей на носилках, шли с гордо поднятыми головами и склабились в бороды.
Лошади шли с понурым видом, вяло отмахиваясь от мух хвостами.
     -- Считай, целый  взвод, -- прокомментировал Щербаков. -- Очевидно, эти
вояки Аллаха скубали какую-нибудь нашу колонну...
     --  И  этих  мы тоже можем сейчас запросто замочить,  -- сказал Шторм и
положил руку на раскаленный ствол автомата.
     --  Когда мы  встретили  их было двадцать  четыре  человека,  -- сказал
Путин, -- возвращаются намного меньше...и не хватает трех лошадей...
     --  Значит,  не  все коту  масленица...Сейчас  бы всю  эту шайку  одним
скопом...но погодь, среди них, кажись, есть и наши...
     И  верно,  в самой середине группы  боевиков, со связанными через грудь
руками шли трое в форме российской армии. Двое молодых, наверное, второгодок
и один в возрасте,  в висящем клочьями камуфляже... Лицо у него было в синих
буграх, и он опадал на одну ногу. Возможно, офицер.
     Но  среди  российских военнослужащих  затерялся  еще  один  человек,  у
которого тоже  были  связаны руки, и который шел в одном  исподнем.  Это был
заместитель  главы районной администрации,  которого взяли прямо в  постели,
под плачь  и  крики  жены  и  двух дочерей. Об  этом  эпизоде позже  напишут
газеты...
     С высоты хорошо было видно, как на вошедшую в ущелье группу реагировали
вожди  -- Тайпан и  Барс. Они,  подняв  руки,  что-то прокричали и вслед  им
откликнулись те, кто находился в кустах можжевельника, в тени скал и те, кто
бдел на блокпостах...
     Шедший впереди боевик,  скинув с  плеча  пулемет  и  полупустую  ленту,
прошел по вымощенной дорожке к столу и опустился на колено. Руку, протянутую
ему Барсом, он целовать  не  стал, лишь поднес  к разгоряченному  ходьбой  и
зноем лицу и  дотронулся лбом. Поднявшись, стал  докладывать  о  проведенной
операции. И сколько времени боевик говорил, столько  же Барс  держал на лице
довольную, благостную  улыбку, чем  сильно  подбадривал  своего  товарища по
оружию. Затем к столу подвели  плененного  заместителя главы администрации и
лицо  Барса  приобрело  совершенно другое выражение. Он смотрел на  пленного
так,  как, очевидно,  судья  смотрит на приговоренного к  высшей мере -- без
всякого выражения...
     И действительно,  суд  свершился быстро  и  без заморочек.  Вышедший из
округлого  провала  пожилой,  сухой  как вобла,  человек начал быстро-быстро
что-то бормотать, и пока он это делал, двое боевиков, подхватив пленного под
локотки, оттащили к  скале. Однако ни Путин,  ни Шторм, ни его телохранитель
не  могли видеть последние  мгновения жизни  того несчастного  человека:  он
находился прямо  под ними.  Они лишь видели, как трое  боевиков из автоматов
его расстреляли. И  это было именно  так: после автоматных очередей, один из
душманов  бросился  к стене и  вскоре вновь  появился, таща  за ноги убитого
человека.  Нижняя рубашка у  того  на  спине  задралась  и незагорелое  тело
скользило по битому камню, переехало настил и  было  брошено у ног тех,  кто
продолжил играть в нарды.
     Троих  пленных солдат под конвоем тоже  подвели к  Барсу с  Тайпаном  и
последний задал им несколько вопросов.
     --  Если  их будут  расстреливать,  -- сказал Шторм,  -- я  тоже  начну
стрелять.
     Но солдат не стали  казнить, их, видимо, решили или употребить  в  виде
рабсилы, или как следует допросить позже. Их подвели к овальному отверстию и
пинками  загнали  внутрь  скалы.  Возможно,  их  там  ждала  тюрьма  и  свой
палач...Туда же занесли носилки с ранеными...
     --  Это настоящий  укрепрайон,  --  сказал Щербаков и  отвинтил  крышку
фляжки, обтянутой материей.
     --  И теперь нам  известно,  что, по крайней мере, там достаточно места
для личного  состава,  что  там  есть тюрьма,  куда  наших  ребят  наверняка
засадили  и  есть лазарет.  Это мы знаем точно, -- Шторм  тоже разорвал свой
пакет. -- А вот  чего  мы не  знаем -- выдержим ли  мы  это проклятое ярило,
которое  проело  всю  плешь...  хватит  ли  нам  терпежа  дождаться  главной
персоны...
     Путин жевал, запивая водой из фляги.
     -- Солнце уже в зените, еще  немного и оно начнет падать, -- сказал он.
-- А чтобы мы тут не превратились в головешки, надо по одному переползать, в
тень, под  смоковницу, там все же попрохладнее...Тянем жребий...-- Он сорвал
ветку багульника и разделил  ее на три части. -- Меньшая ползет первая, -- и
он протянул щепотку веточек Шторму.
     Удача выпала Щербакову, но тот заартачился,  заявив, что  ему  нравится
быть на солнце и что он свою очередь адресует президенту.
     Однако Путин, как ни в чем не бывало, продолжая поглощать пищу, покачал
головой:
     --  Ты зря,  Анатолий,  теряешь  время и тем  самым  подвергаешь нас  с
Андреем Алексеевичем лишним испытанием...Бы-стро, круу--гоом марш!
     Когда они  остались  одни, Шторм, глядя поверх ущелья, в небесные дали,
где как будто начали образовываться еле заметные облачка, проговорил:
     -- Кажется,  мы выбрали не совсем правильную  тактику...Может, нам надо
было еще одну группу держать в резерве...где-нибудь поблизости.
     -- Это было бы идеально...
     -- Я думаю, что с прилетом Эмира, неплохо было бы завязать бой, хотя бы
начать  поливу  отсюда,  оттянуть  часть банды  на себя, и  дать возможность
второй группе войти  в ущелье с дальнейшим проникновением  в  его  казематы.
Если  даже мы установим радиомаяки и если  на них  прилетят крылатые ракеты,
это ничего не даст. Даже если их будет пять, десять или двадцать...Это будет
походить  на   обычные  дноуглубительные  работы   с   применением  ракетной
технологии  и только... Взрывная волна пройдет вдоль ущелья и -- все...Самой
же берлоги они не достанут...
     -- Если  уж речь  зашла  о группе поддержки,  то лучше,  чем  воздушный
десант ничего не придумаешь.
     -- Нет! -- решительно отреагировал Шторм, -- менять  коней на переправе
глупо...Если Эмир оправдает наши надежды  и  прибудет  собственной персоной,
будем делать то, ради чего, собственно, заварили всю эту хреновину.
     Еще последние слова полковника  не потеряли свои обертоны,  когда до их
слуха донесся едва уловимый звук, не то летящего на большой высоте самолета,
не  то  идущего на  бреющем  полете  вертолета...Шторм поднял  голову,  стал
прислушиваться. Путин тоже вытянул шею, затаил дыхание. Глянув вниз, увидел,
как  сидящие у скалы люди вскочили с места и схватились за оружие. К Тайпану
подскочил  человек и коляску с  ним быстро укатил  под  свод  пещеры.  И  те
боевики,  которые   надзирали   за   работающими,  замахали  руками,  что-то
прокричали  и люди, побросав  инструменты,  цепочкой устремились  в  сторону
ходов  под скалы  и  вскоре  все скрылись  в  овальном  проеме...  Туда  же,
торопливо,  словно  жук-скоробей, заехал миниатюрный  бульдозер,  оставив за
собой несколько колец голубых дымков.
     Барс,  оставшись  в  ущелье,  подняв  голову  кверху,   всматривался  в
безоблачное,  накаленное зноем  небо. Он  не торопился, и спокойной походкой
направился  в  сторону  подземелья.  Он  боком  протиснулся  между  медленно
закрывающейся  стальной  дверью  и  скалой   и  через  секунду  темная  щель
сомкнулась.
     -- Вот и все дела, -- сказал Шторм, -- но оно и к лучшему. Теперь  ваша
очередь, Владимир Владимирович, воспользоваться барокамерой...
     Шторм  имел в виду  тень  под смоковницей. Щербаков уже  снова лежал на
краю ущелья,  ему было  намного легче  после  принятой порции  относительной
прохлады...
     -- Нет, надо блюсти субординацию -- командиру приоритет...Так что идите
вы, Андрей Алексеевич, а мы с Анатолием побудем здесь.
     -- Это исключено. Я очень вас прошу, выполняйте приказ, полковник, -- и
президент  в  словах  Шторма  не  услышал  и  намека на  иронию.  И это  ему
понравилось.
     Когда Путин приблизился к дереву и почувствовал ее  свежее дыхание, ему
вспомнился Крым,  восхождение на Ай Петри  и сход  с нее... Стояла такая  же
жара. Когда они с будущей женой Люсей выбрались наконец  в  районе Алупки на
дорогу, силы их оставили.  Разморенные  зноем, прошедшие нелегкий путь,  они
как подкошенные упали в траву и проспали до первых звезд...
     ...Под  деревом находилось все, что они принесли с собой: ранцы, ручной
пулемет, снайперская  винтовка,  гранатометы,  буи  и отстегнутые подсумки с
гранатами. Однако тень была неплотная. Солнце уже сместилось на юг и как раз
с той стороны ветви смоковницы зияли продольными проплешинами.
     Он  лег  на спину, заложив руки  под  голову, и ему  было  хорошо.  Так
хорошо,  что  невольно воспаленные от  солнца  веки  сомкнулись  и  сознание
затянула приятная  истома.  Разбудило его  пение  птицы.  Он открыл  глаза и
увидел  прямо над собой пичужку с  оливко-серыми  крылышками, оранжево-рыжим
горлом и  белым  брюшком. Нагнув  голову,  и  глядя одним глазом на лежащего
человека,  птица была  в  нерешительности  --  улетать  или  продолжать свой
вокал..."Что,  птаха,  ты  мне  хочешь  сказать?"  --  он  сделал  несколько
пружинистых отжимов и сел, прислонившись к бугорчатому стволу.
     Вдруг   неожиданно,  абсолютно  не  в  контексте  с  происходящим,  ему
вспомнились слова Ельцина,  сказанные  им  в день  взрыва на  дороге А105  и
посещения  Барвихи: "Я знаю, ты парень кремень и потому успокаивать тебя  не
буду. Но вывод  все же сделай. А  вот какой --  подумай." "Что он этим хотел
сказать? О чем предупреждал меня этот старый бобер? Если речь идет о свободе
печати, то я далек  от того, чтобы кому-то укорачивать руки. Но вместе с тем
я не  хочу,  чтобы  страна погрязала  во лжи,  клевете,  которая  становится
всесильной,   когда  сходит  со  стр