ано явиться в штаб Объединенной
группировки, где меня встречал начальник моего направления майор Тавров.
Он ничего не стал объяснять, только подтвердил полномочия командира роты
и добавил, что я могу встретиться  еще  и  с  полковником  из  Генштаба,
который в это время находился в расположении  мотострелковой  дивизии  в
Ведено.
   - Вы встретились с ним?
   - Нет. Я не стал искушать судьбу, и, может быть, зря.  Простые  вроде
бы слова майора Таврова были  недвусмысленной  угрозой.  К  тому  же  он
сказал, чтобы я держал язык за зубами,  что  мой  заместитель  лейтенант
Скумбатов хочет занять мое место. Он одноглазый, кличка Один-Ноль, номер
в группе - "один-двенадцать". Вообще он замкнутый человек, нелюдимый.  Я
думаю, вряд ли  он  метит  на  мое  место,  но  приказ  выполнит.  Также
Казначеев  предупредил  и  насчет  общих  настроений  в   моей   группе,
подчеркнул, мол, второй расчет ничуть не  хуже.  Потом  многозначительно
добавил: "Или не лучше".
   - Пожалели своих бойцов?
   - Я жалею, что никто из них в конце концов не сделал того, что сделал
тот капитан-связист.
   - А как фамилия полковника, к которому  вам  рекомендовал  обратиться
куратор?
   - Алексей Гущин, отчество его я не знаю, он танкист. Но я не  уверен,
что между ним и Тавровым  существует  связь.  Майор  мог  назвать  любую
фамилию на выбор, лишь бы она была мне знакома.
   - Кроме роли проводников, чем еще, скажем так, нагрузил вас  командир
роты?
   - Через нас он передавал боевикам деньги, несколько раз мы доставляли
Давлатову боеприпасы  в  небольших  количествах.  В  основном  это  были
автоматные патроны.
   - А сам Давлатов покидал расположение своего лагеря?
   - С марта - четыре раза. На азербайджанской границе мы передавали его
в руки другой группы. Кто они такие, я не знаю.
   - Говорили они с акцентом?
   - Я не слышал их голосов, И  еще.  Недавно  мы  уничтожили  еще  одну
группу бандитов, при этом развязали язык одному хохлу, он тоже воевал на
стороне боевиков по контракту и намеревался вернуться на  родину.  Звали
его Ящук Леонид, родом он из Житомирской области, проходил подготовку  в
диверсионном  центре  Давлатова.   Это   мощная   база   по   подготовке
террористов. Всего насчитывается до трехсот иностранных наемников -  кто
уже с опытом, кто только еще учится. Неподалеку есть небольшой аэродром,
отрабатываются прыжки с большой и сверхмалой высот. Но  в  основном  там
обучают  методам  ведения  партизанской  войны,  готовят  диверсантов  и
террористов, обучают идеологической пропаганде.
   На базе есть мечеть,  больница,  столовая.  И  самое  главное.  Среди
инструкторов на базе кто-то из наших кадровых офицеров,  может  быть,  в
чине полковника, не знаю. Не знал этого и тот хохол-контрактник.
   - Почему вы так уверены?
   - Иначе он сказал бы, - ушел от ответа Заплетин.
   - Остановитесь поподробнее  на  этом  полковнике.  Может  быть,  Ящук
описал его внешность?
   - Тот полковник работает на Давлатова не  на  постоянной  основе,  он
приезжает в лагерь и обучает курсантов специфике  работы  с  российскими
военными,  тактике,  национальным  нюансам   мышления.   Одним   словом,
психологии.
   "Это может принести куда больший  вред,  нежели  обучение  подрывному
делу", - подумал Эйдинов.
   - Что еще можете добавить об этой личности?
   - Занятия он проводит в маске. Кто встречает и провожает его, я не  в
курсе. Скорее всего его работа связана с частыми командировками.
   - Я тоже об этом подумал. Что еще?
   - Не знаю, может быть, вам пригодится. Ящук  окончил  курсы  в  конце
июня, а в начале июля его с группой наемников перебросили в  Чечню.  Как
раз на этот период пришлась лекция того полковника. Это все.
   - А кто отдал вам приказ убрать капитана Макеева? Или лучше начните с
того, кто, когда и по какой причине заподозрил капитана.
   - Заподозрил я и сказал об этом Казначееву. Прошло некоторое время, и
меня вызвали к майору Таврову. Он выписал мне разрешение, и я в  тот  же
день военным транспортом, перевозившим раненых,  прибыл  на  авиабазу  в
Чкаловский. Он же давал мне инструкции: адреса капитана и его родителей,
которые проживают в Луховицах, номера  телефонов.  Напомнил  мне  и  мой
собственный адрес,  пошутил  насчет  моего  скорого  свидания  с  женой.
Сказал, где и как я возьму оружие - на всякий случай.
   - Как и где это происходило?
   - В Москве.  У  первого  подъезда  дома  номер  тринадцать  по  улице
генерала Доватора ко мне подошел человек и передал сверток.
   - Он знал вас в лицо?
   - Наверное. В отличие от меня.
   - Это серьезно. Сейчас мы сделаем небольшой перерыв и продолжим. Есть
хотите?
   - Нет, спасибо. Если можно - воды.
   - Хорошо, последний вопрос - и отдохнем. Из ваших слов я  понял,  что
последние несколько месяцев вы работали, именно работали на Таврова  или
Казначеева. Неужели они вам не платили?
   - Они - нет. Действительно,  последние  три-четыре  месяца  мы  брали
деньги  за  сопровождение.  Расплачивались  с  нами  непосредственно  на
границе, когда мы передавали клиента из рук в руки.
   - Расплачивались клиенты?
   - Да.
   - В открытую?
   - Да. Деньги брал я или Один-Ноль.
   - Не было ли заложников среди ваших клиентов?
   - Один раз мы переправили четверых. Руки у них были свободны, но  нам
запретили снимать с них маски и вести разговоры.
   - Запретил кто? Давлатов?
   - Майор Тавров.
   - А как он контактировал с полевым командиром?
   - Схема простая. В отряде боевиков есть несколько человек, которые не
числятся в розыске и не проходят в качестве подозреваемых по спискам ФСБ
и МВД. Через них осуществляется контакт. В своих селениях  они  значатся
активистами,  открыто  призывают  к  уничтожению   бандитов.   Все   они
официально входят в агентурную сеть ГРУ на Северном Кавказе. А Тавров  -
кадровый разведчик и по роду службы встречается с этими людьми.
   - Те заложники... Вы действительно не видели их лиц?
   - Я не уверен, что это были заложники.  У  боевиков  тоже  есть  свои
секреты. Нам было запрещено вести  с  ними  разговоры,  и  сами  они  не
произнесли ни слова. Так что вряд ли.
   - Хорошо. А теперь перерыв.
 
20 
Коломна 
 
   Евгения Заплетина побледнела, когда, не спросив разрешения, а  вместо
приветствия сухо кивнув головой, в квартиру вошел сначала один человек в
длинном распахнутом плаще черного цвета, следом за ним другой, одетый  в
короткую куртку-"пилот" и модные высокие ботинки.
   - Вы жена Виктора Заплетина?
   - Да, а что случилось?
   - Где он?
   - Он еще не приходил. А вы?..
   - Во сколько он ушел сегодня из дома?  -  прервал  ее  тот,  что  был
постарше. Он достал из  плаща  удостоверение,  не  раскрывая  его  перед
хозяйкой.
   - На часах было пять минут десятого, я точно помню. А что...
   - Ему никто не звонил перед  его  уходом?  -  продолжил  опрос  Игорь
Михеев.
   - Нет.
   - И никто не заходил? - В разговор вступил более молодой, с рябоватым
лицом и блеклыми рыбьими глазами Андрей Столяров.
   - Никто.
   Правда...  У  Жени  до  сих  пор  из  головы  не  выходила  странная,
оставившая  в  душе  неприятный  осадок  встреча  Виктора  с  незнакомым
мужчиной, одетым в темное пальто. Они поговорили две-три минуты и уехали
на машине. Вроде бы ничего необычного, но...  они  не  поздоровались  за
руку. Витя шагнул к нему, а мужчина отступил.
   - Так заходил за ним кто-нибудь или нет?
   - Нет. - Пока она не переговорит с Виктором, лучше все отрицать.  Она
почему-то догадывалась, кто эти люди. - А что случилось?
   - У нас с ним была назначена встреча, - неохотно отозвался Столяров.
   - Вы из батальона? - спросила Женя. Игорь Михеев не стал  разубеждать
хозяйку. Партнеры были агентами 2-го главка, в их  удостоверениях  стоял
один и тот же номер воинской  части  -  5146,  оба  значились  офицерами
медицинской службы.  У  них  действительно  была  назначена  встреча  со
старшим лейтенантом Заплетиным, но тот  не  появился.  Такие  люди,  как
Столяров и Михеев, не тревожат понапрасну телефонными звонками.  Прождав
Заплетина в Москве лишние полчаса, они выехали к нему домой.
 
*** 
 
   После ухода неожиданных гостем Женя осталась в полной  растерянности.
Жена офицера, она сразу поняла, что гости - из особого отдела, а значит,
их визит напрямую связан с деньгами, которые Виктор привез из Чечни.
   Что остается? Только ждать, ждать его. Встретить и  заглянуть  в  его
красивые глаза: "Сколько тебе могут дать?"
   Господи! Что же ты натворил, дурачок!
   В отсутствие мужа она часто подходила к серванту, за стеклом которого
стояла фотография Виктора, снятого  в  военной  форме.  И  сейчас  Женя,
предчувствуя беду, смотрела в его лицо.
 
21 
Москва 
 
   Эйдинов вынул из сейфа бумажный пакет с пистолетом Заплетина, взял со
стола ключи и,  поманив  за  собой  Марковцева,  прошел  в  комнату  для
допросов.
   - С этой минуты для тебя  начинается  основная  работа.  -  Полковник
вынул из пакета оружие и некоторое время не сводил с  него  глаз.  Затем
пододвинул пистолет к Сергею. - Тебя проконтролировать?
   Эйдинов обращался к Марковцеву,  но  смотрел  на  пакет,  и  с  таким
выражением лица, словно его вот-вот должно было вырвать.
   - Я тебя спрашиваю, - повысил он голос.  Полковник  не  сомневался  в
Марке как в профессионале и прекрасно  помнил  место  из  обвинительного
заключения: "Находясь от потерпевшего на расстоянии восемнадцати  метров
(платформа ж/д ст. "Царицыно"), Марковцев С.М. произвел четыре  выстрела
из пистолета системы "вальтер"..." И все пули попали в  голову  и  грудь
жертве.  Спрашивается,  почему  он  не  подошел  к  жертве  вплотную  (а
платформа станции "Царицыно", как известно, открытая), как это принято в
определенных кругах? С восемнадцати метров из винтовки не каждый военный
попадет в цель, а этот... Уверен, очень уверен в себе.  Профессиональная
планка у Марковцева установлена на должной высоте.
   Откровенный и  прямой  вопрос  о  контроле  Эйдинов  позаимствовал  у
генерала Прохоренко.
   - Было бы неплохо проконтролировать Марка на этом первом  задании,  -
сказал тот. - В дальнейшем нерационально  и  глупо  приставлять  к  нему
человека.
   Беседа с приехавшим из Управления Прохоренко произошла сразу же,  как
только Эйдинов закончил допрос старшего лейтенанта Заплетина.
   Прослушав длительную беседу, записанную на  пленку,  генерал  выкурил
сигарету и в течение  десяти  минут  молча  анализировал  ситуацию.  Как
всегда, выводы его были лаконичными и грамотно выстроенными.
   - У нас мало времени, - генерал испытующе глянул на Эйдинова. - Будем
исходить из того, что майоры Казначеев и Тавров лишь пешки в этой  игре.
Стало быть, над ними стоят полковники и  генералы  из  разведывательного
управления или  Генштаба,  преследующие  определенные,  пока  не  совсем
понятные цели. Держать у себя Заплетина нам нет смысла. Он не  то  чтобы
все рассказал, просто нам большего не требуется. А вот его наверняка уже
хватились - не пришел на место встречи.  Рано  или  поздно  наши  вечные
"друзья" из ГРУ выйдут на нас. - Прохоренко хмыкнул и  после  нескольких
секунд молчания продолжил:
   - К тому же он все равно не жилец, не сегодня так завтра его  уберут.
Я еще удивляюсь, что этого не произошло до сих пор. Информация  о  нашем
участии в деле уйти не должна. Иначе на нас начнут давить  либо  сверху,
либо снизу - выберут оперативника из твоей группы и шлепнут его.  Может,
мы и пожалеем о ликвидации Заплетина, но выиграем время.
   Вспомнив  эти  слова,  Эйдинов  хмуро  оглядел  агента.  Разговор  не
складывался, Марковцев по привычке дерзил и, похоже,  нервничал,  о  чем
полковник, не мешкая, осведомился.
   - Нет. - В утвердительной форме короткий ответ агента  не  прозвучал.
Он скорее вопрошал: "Я нервничаю?"
   - Советую тебе не утруждать  мозги  догадками.  Ты  спускаешь  курок,
большего от тебя я не требую.
   - Утруждать?! - изумился Сергей. - Вы  еще  раз  взгляните  на  меня,
Владимир Николаевич. По-вашему, именно так выглядят полные болваны?
   - Ствол назад не тащи, - закруглился полковник. - И не забудь стереть
с него отпечатки пальцев.
   - Владимир Николаевич, - вставая, словно  у  него  невыносимо  болела
спина, Сергей сморщился, - вы со своей женой на эту тему  поговорите.  И
потом: не разговаривайте со мной как с наемным убийцей, я ваш  агент  по
особо щекотливым поручениям. Так мне нравится больше.
   - Мне отрекомендовали тебя как дерзкого человека. А ты просто хам.
   - А еще я негодяй. Об этом вы тоже узнаете. Мне нужна  машина,  чтобы
отвезти Виктора до места. Ключики дадите?
   - Я дам тебе не только ключи. С тобой поедет Петров.
   - Да? Ну ладно. Но если Петров сунется не в свое дело, я  положу  его
рядом с Заплетиным.
   Эйдинов подался вперед:
   - В каком смысле - не в свое дело?
   - Вы дали мне работу, дали ученика. Вот пусть он сидит и не рыпается.
Пусть учится. - Марк заиграл желваками и  нервно  хрустнул  пальцами.  -
Заплетин не тот человек, которому можно просто пустить пулю  в  затылок.
Прежде всего он - солдат. А тебе  этого  не  понять,  полковник.  Ты  не
знаешь, что такое спать  на  снегу,  в  день  покрывать  стокилометровые
расстояния и задыхаться от бега. Как убивать и изо всех сил пытаться  не
спрашивать себя - зачем это нужно. Это кому-то нужно, а мучаешься ты.  У
меня свои методы, свои подходы к людям. Так что предупредите Петрова.
 
*** 
 
   Заплетина выводили,  как  и  привезли  на  Большую  Дмитровку,  через
запасной выход во  дворе  здания,  на  запястьях  наручники,  на  голове
вязаная маска.
   - Ну что, Витя, поехали? - Марковцев освободил старшего лейтенанта от
маски. - Ты извини, наручники с тебя я потом сниму. Приедем на место,  и
сниму. Обещаю.
   Марк не нервничал, но чувствовал себя не в своей тарелке. Как  назло,
в голову лезли воспоминания. Он видел перед собой  молодого,  неопытного
лейтенанта, который хотел выглядеть бывалым, тертым  офицером  спецназа.
Он и стал таким, но перешагнул через запрещенный рубеж,  следуя  чьим-то
оставленным на пограничной полосе следам. Издержки профессии. А до  того
были слезы - настоящие, когда он, двадцати  с  небольшим  лет,  по  сути
пацан еще, Витя Заплетин, молчал под тяжелыми пытками.  Тогда  для  него
все было реальностью: ракетный  комплекс,  пароль  и  допуск,  страдания
товарища, свои  собственные  мучения  на  фоне  абсолютно  теоретической
Родины-матери, перед которой, интересно, он испытывал натуральный долг.
   Через десять минут неторопливой езды по столичным глумливо наряженным
улицам, не пытаясь определить,  следует  ли  за  ним  машина  с  другими
оперативниками,  ибо  ему  было  наплевать,   Марк   притормозил   перед
магазином.
   - Я водки куплю, будешь?
   Заплетин покачал головой. Он прекрасно понимал, куда  и  зачем  везет
его бывший инструктор. Он не смирился со своей участью, просто  понимал,
что пришло время. С одной стороны -  рано,  с  другой  -  в  самый  раз.
Надоело все, обрыдло. Он и в наручниках  мог  рвануть  дверцу  машины  и
выскочить, но не хотел получить позорную пулю в спину. Даже если  Сергей
не выстрелит, то остролицый худой опер, сидящий  позади,  выполнит  свою
работу.
   Марк завозился, доставая из кармана сигареты, несколько  раз  щелкнул
зажигалкой.
   - На, закури, Витек. Покури - и поедем.
   С Кольцевой Сергей свернул на дорогу до Подольска, выбрал более-менее
удобный съезд и скрыл машину в  кустах.  Опять  вспомнился  вечер  после
учений. Как и обещал, в тот же день Марк усадил Виктора на койку  в  его
первой роте и долго молчал, глядя в зеленоватые  глаза  лейтенанта.  Они
пили горячий чай, болтали ни о чем, и Виктор забыл, что  капитан  обещал
кое-что рассказать ему. Вспомнил об этом только на  следующий  день,  но
спросить не решился, "Как безболезненно и быстро уйти из  этой  жизни  и
как помочь товарищу, если тот не  в  состоянии  идти.  Это  часть  нашей
работы". Ответ на эти вопросы  пришел  только  сейчас.  Теперь  они  оба
должны помочь друг другу. Сергею Максимовичу еще шагать по этой земле, а
вот Витя Заплетин идти уже не в состоянии.
   А бросить нельзя.
   Нельзя бросить его.
   В глазах Виктора кричала мольба. Но голос старшего лейтенанта остался
ровным:
   - Командир, последняя просьба. Я сам. Понимаешь меня?
   - Да, да, я знаю, - Сергей держал ключи наготове. - Давай твои  руки,
Витя. - Наручники  полетели  на  колени  Петрову.  Марк  смело  протянул
лейтенанту пистолет и прикрикнул  на  майора,  завозившегося  на  заднем
сиденье:
   - Сидеть!
   Сейчас он ничем не рисковал, его мысли  бились  в  унисон  с  мыслями
Заплетина: не сейчас, так немного позже, какая  разница?  Тогда  к  чему
продолжать это бессмысленное и мучительное истязание самого себя?  Ответ
был; был он несмелым и в то же время пафосным, но для  Сергея  -  вполне
справедливым: нужно добраться до той  гадины,  которая  помогла  Виктору
сократить дистанцию. Другой не понял бы Сергея  Марковцева,  но  он  сам
отчасти ходил в змеиной шкуре и  видел  искупление  в  своих  дальнейших
действиях. Наверное, по большому счету  такие  мысли  от  безысходности,
боль  их  притупится,  на  смену  ей  явится  холодный  расчет,  и  Марк
поквитается и за себя, и за лейтенанта, и за многих других.
   Сергей провожал взглядом высокую фигуру  Запевалы,  и  на  его  глаза
навернулись слезы. Он мысленно  обратился  к  богу,  которого  ненавидел
сейчас: "На, жри!"
   Петров качал головой, не веря своим глазам и недоумевая,  что  же  не
позволило ему рвануть из заплечной кобуры пистолет. Реакция была ни  при
чем, он просто находился в ступоре.
   Но считал про себя шаги старшего лейтенанта: еще пять-шесть  -  и  он
выскочит из машины и, обнажив ствол, бросится вдогонку.  Но  вот  офицер
остановился, поднял голову, оглядывая небо,  с  которого  вдруг  посыпал
легкий снежок, и опустился на колени...
   Марк едва расслышал скупой хлопок выстрела,  хотя  старший  лейтенант
отошел недалеко...
   Заплетин ушел из жизни тихо, красиво. О  ком  он  думал  в  последние
мгновения, не важно, важно другое - все  его  мысли  были  мучительными.
Чувствуя коленями мерзлую землю, словно прося у нее прощение, он вставил
ствол пистолета глубоко в рот, плотно  прижал  его  губами  и  нажал  на
спусковой крючок.
   Марк  понимал,  что  смерть   для   Виктора,   совершившего   военное
преступление, это благо, что он  не  будет  томиться  в  тюрьме,  ожидая
приговора. Он сам попросил пистолет, а это, что и говорить, поступок. Он
нашел в себе  силы  все  рассказать  и  поступил  так,  как  и  подобает
настоящему офицеру. Надо ли говорить, что он смыл позор кровью?
   Сергей еще раз проклял бога,  стоя  в  ногах  у  покойника.  Снежинки
падали на его лицо и таяли, крохотным пресным  ручейком  огибая  упрямые
скулы. Он давно понял смысл  жизни,  который  гласит:  нагуливай  грехи,
чтобы в конце жизни получить прощение. И то не  от  бога,  "почившего  в
день седьмой от всех дел своих".
   Все же Марк прошептал над телом покойника коротенькую молитву,  всего
два слова:
   - Ныне отпущающе... - бросил "прости" и сел за руль.
   Вечером он напился.
 
*** 
 
   На немой вопрос Эйдинова Петров ответил:
   - Дело сделано.
   - Ты какой-то бледный.
   - Несварение, - сморщился оперативник.
   - Как сработал Марк? - проявил интерес полковник.
   - Чисто, - ответил Петров. И добавил:
   - Самоубийство.
   - То, что нужно, - Эйдинов не стал вникать в детали, о них он  узнает
из подробного рапорта. -  Теперь  надо  навести  на  труп  твоих  бывших
коллег. Займись-ка этим вопросом.
   Отпустив  подчиненного  и  что-то  мурлыча  себе  под  нос,   Эйдинов
углубился в бумаги.
 
22 
 
   Человек лет сорока пяти, с мясистым  и  рыхлым  лицом,  в  нетерпении
поджидал своего двоюродного племянника. На часах  23.30.  Обычно  в  это
время Евгений Александрович с бокалом хорошего  вина  устраивался  перед
телевизором и выискивал