ику времени уделял ей. Потому что ночью ему
нужно было набраться сил, чтобы утром сосредоточиться на  работе,  потом
отработать, потом осмыслить работу. Упрекнуть его было не в  чем,  такой
уж он был человек. Человек-работа.
   А Сергей, похоже, способен на неординарный поступок. Володя прям  как
стрела, а этот гибок, но гибкость  его  обманчива,  она  имеет  свойства
пружины или тетивы. В его взгляде целая гамма  из  лукавства,  наглости,
неприкрытой оценки и самоуверенности.
   "Сергей поживет у нас с  недельку",  -  сказал  Владимир  Николаевич,
представив  ей  гостя.  Да  хоть  две,  три,  месяц!   Чтобы   оправдать
накрашенные губы и ресницы,  умело  скроенные  юбки,  открывающие  часть
бедра, замысловатые прически и многое другое, что нужно было не  ей.  Ей
хватило бы всего пары-тройки слов: "О, сегодня у тебя  новая  прическа".
Или: "По-моему, вчера у тебя был другой цвет помады". И все. Это же  так
просто! Удивить - и самому удивиться.
   Хотя бы неделю чувствовать  давно  забытую  неловкость,  встречая  по
утрам взгляд мужчины. Пусть даже не оценивающий,  лишь  бы  отличный  от
привычного, ничего не замечающего. Отвечать на  спасибо  пожалуйста,  на
улыбку улыбкой, а не  ее  копией  -  ведь  любая  копия  становится  еще
искаженнее.  Дальше  -   больше:   откровенное   смущение,   "нечаянное"
прикосновение руки, "нечаянное" вторжение в ванную комнату, где слышится
плеск воды: "Ах, извините!" И ждать, затягивая процедуру купания,  когда
его рука отворит дверь...
   Весь этот ком чувств и эмоций краской выступил на лице женщины. Почти
мгновенно  она  мысленно  изменила  Володе,  но  думала  иначе:  не  ему
изменила, а его отношению к ней.
   За  короткий  промежуток  времени  она   досконально   изучила   лицо
Марковцева, который был на год-два старше Эйдинова. Лоб у него открытый,
взгляд менялся по желанию, отчего мелкие морщинки  под  его  глазами  то
наползали друг на друга, то сглаживались; крылья носа чувственные, изгиб
губ... наверное,  больше  коварный.  Открывавшиеся  в  улыбке  ровные  и
крупные зубы сказали Людмиле, что Сергей не привык мелочиться. Последнее
сравнение было скорее  спорным,  нежели  утверждающим.  Но  мелкие  зубы
сделали бы его улыбку отталкивающей. Неосознанно  она  подгоняла  каждую
черту его лица к собственным  предпочтениям.  И  перешла  на  его  руки.
Длинные и сильные пальцы, ладонь узкая, на запястье правой руки след  от
недавнего ожога. Рукава  рубашки  должны  скрывать  скрученные  в  жгуты
мышцы.
 
*** 
 
   - Кто он? - ночью, лежа в  постели,  спросила  Людмила.  Над  головой
Эйдинова излучал бледно-розовый свет ночник, полевую руку  тумбочка,  на
которой неизменно находились пачка сигарет и пепельница.
   - Бывший военный, - уклончиво ответил Владимир Николаевич.
   - Это я поняла. Хотя вы совершенно разные люди, -  высказала  она  не
дающую ей покоя мысль.
   - Люда, - попросил Эйдинов,  -  не  докучай  человеку  вопросами.  Он
только что вернулся из длительной командировки.
   Она промолчала.
 
16 
18 ноября, суббота 
 
   Сергей проснулся еще до ухода Эйдинова  и  присоединился  к  нему  на
кухне, принимая от него чашку кофе. Они были одни.
   - Нервничаешь? - спросил Марковцев, глядя на осунувшегося полковника.
   - Ты не забыл назвать меня Вовкой? - Фраза  из  фильма  "Ларец  Марии
Медичи", сказанная артистом Рыжаковым, подошла как нельзя кстати.
   Марк склонился над  кухонной  раковиной  и  сполоснул  лицо.  Взяв  с
подоконника  Людмилино  зеркальце,  пошевелил  бровями,  наморщил   лоб,
приоткрыл губы.
   - Мне бы внешность изменить. Удлинить нос,  подпилить  зубы.  Найдете
специалиста?
   - У меня  пять  групп  профессионалов,  -  невесело  пошутил  хозяин,
взглянув на часы. - Отдыхай, Сергей. О делах поговорим вечером.  И  еще.
Личная  просьба.  Твоя  одежда...  -  Хозяин  наморщился.  -  Вроде  как
награбленная. Или с покойника. Неприятное чувство.  Переоденься  в  мое,
найдешь в шкафу. Без церемоний.
   - В вашем я, наверное, утону.
   - Ну извини, я забыл похудеть перед твоим  воскрешением.  И  запомни:
Людмила о тебе ничего не знает. Ты - бывший военный. Будет спрашивать...
   - Я расскажу ей какую-нибудь историю, -  пообещал  Марковцев,  -  про
себя.
   - Не очень-то увлекайся.
   - Владимир Николаевич, за два года я не отсидел даже задницу,  не  то
что  мозги.  Отнесись  ко  мне  спокойно,  ладно?  Будете   говорить   с
начальством, еще раз объясните мои условия:  я  работаю  на  вас,  а  вы
отдаете мне Бараева. Гарантии - ваше слово. Тебе я верю.
   - Бараева не так-то просто взять, - Эйдинов покорно проглатывал  явно
намеренные сбивки Марковцева с "вы" на "ты". Он или  валял  дурака,  или
тихо издевался.
   - Возьмем. С божьей помощью, - добавил Сергей. - И развяжем ему язык.
   Эйдинов ушел. Марковцев подобрал себе одежду - очень свободные джинсы
и просторную рубашку хозяина, убрал постель и включил телевизор.
   Трехкомнатная квартира Эйдинова  окнами  выходила  на  станцию  метро
"Медведково". Ночь Сергей  провел  в  спальне,  сейчас  он  находился  в
большой комнате, обставленной стандартным набором мебели:  стенка,  пара
кресел с велюровой обивкой, справа от дивана-кровати шкаф с  секретером,
пара книжных полок.
   В половине десятого в приоткрытую дверь постучали, и в комнату  вошла
Людмила.
   - Доброе утро, - она улыбнулась гостю и шагнула  к  окну,  распахивая
шторы. На ней была юбка чуть ниже колен, на ногах бордовые шлепки. - Как
спали? - спросила она. - Я приготовила завтрак. Ничего, что так поздно?
   - Ничего, - похвалил ее Марковцев, закрывая  книгу,  взятую  с  полки
наугад.
   - Чем заинтересовались?
   -  "Подходцев  и  двое  других",  -   прочел   на   обложке   Сергей,
усмехнувшись. Согласно ситуации, повесть Аркадия Аверченко  должна  была
называться "Марковцев и двое других".
   - Нравится?
   - Это моя настольная книга.
   Он вслух прочел на первой попавшейся странице:
   - "... мне ее так жалко, что плакать хочется. Я уже полчаса  наблюдаю
за  ней.  Сидит  тридцатипятилетняя,  не  знавшая  мужчины,  некрасивая,
одинокая, все ее обходят, никому она не нужна, и  кроме  всего,  обязана
делать вид, что ей весело...". Грустная  история,  -  констатировал  он,
вслед за хозяйкой входя на кухню и еще раз отмечая стройность фигуры.
   Людмила не была красавицей - симпатичная, выглядевшая на тридцать,  с
внимательным и пристальным  взглядом.  Обычно  внешность  женщин  такого
плана словно тормозится на несколько лет. Ей будет  сорок,  а  выглядеть
она будет на те же тридцать.
   - Володя сказал, что вы были в длительной  командировке.  Как  долго,
если это не военная тайна?
   Сергей будто бы сосредоточенно стал загибать пальцы,  шевеля  губами.
Когда  пальцы  на  руках  кончились,  он  сообщил,  что  два  года.  Она
рассмеялась.
   Ему интересна была реакция женщины, еще вчера  он  отметил,  пожалуй,
чрезмерное внимание к себе с ее стороны. Невольно сложилось впечатление,
что полковник и Людмила брат и сестра. Хотя  братец  оказался  ревнивым.
Сергей   понимал   контрразведчика,   не   случайно    утром    спросил:
"Нервничаешь?"
   Они сидели друг против друга. Людмила спросила о семье Сергея.  Гость
еле заметно усмехнулся.
   - У человека родственников может быть целая куча, - сказал  он,  -  и
главное не в том, встречаются они или нет. Главное - помнить о них.  Или
забыть. Что касается меня... На сегодняшний день меня волнует лишь  один
человек.
   - И кто же это? - полюбопытствовала хозяйка.
   - Моя бывшая одноклассница. Я  встретил  ее  в  1998  году  -  мы  не
виделись со школьной скамьи.
   - Ну и? - женщина вопрошала глазами.
   Марк продолжил эксперимент, солгав:
   - Я затащил ее в постель. Ничего, что я так вот, откровенно?
   - Нет,  все  нормально.  Продолжайте.  Сергей  не  просто  так  завел
разговор о своей однокласснице. Последние полгода он часто ловил себя на
мысли, что часто думает о ней, невысокой, хрупкой и доверчивой  девочке.
Поначалу эти воспоминания вызывали  у  него  приятное,  хоть  и  немного
грустное чувство ностальгии. Девочка стала  проводником  в  безвозвратно
ушедшие времена. Она словно  водила  его  по  тихим  московским  улицам,
спокойным до невозмутимости,  шла  вдоль  парт  и  касалась  их  нежной,
аккуратной ладошкой, бросала на  Сергея  смущенные  взгляды,  в  которых
проскальзывало извинение, - за то, что она осталась в том времени, а  он
лишь виртуальный гость здесь, с жадностью впитывающий в  себя  атмосферу
пустующего класса - с коричневатой доской и неизменно сухой тряпкой.
 
*** 
 
   - Помнишь: "Кто дежурный? Намочите тряпку"?
   Оказалось, что он думал вслух.
   Людмила кивнула. Впервые она встречала человека,  который  говорил  с
грустным вдохновением. Именно такое  определение  пришло  ей  на  ум,  и
отделаться  от  него  она  уже  не  могла  и  как  зачарованная  слушала
Марковцева. А он рассказывал про  нескончаемые  школьные  коридоры,  про
звенящее эхо вестибюля, про тяжеленные, с  трудом  открывающиеся  двери,
ведущие на школьный "пятачок".
   Женщина не могла отделаться от чувства, что Сергей говорите ней,  что
она его первая  любовь.  Он  вел  рассказ  раскованно,  не  стесняясь  в
выражениях. Вернее, он называл вещи своими  именами.  Говорил  просто  и
незамысловато. И что-то похожее на  ревность  отпустило  ее,  когда  она
поняла, что никакой близости с одноклассницей у него не было.
 
*** 
 
   Юльку он  так  ни  разу  в  жизни  и  не  поцеловал.  Никаких  особых
препятствий не было. Он боялся, и все. А ведь у него был шанс - и какой!
Юлька своей мудростью опередила его на добрую  четверть  века,  с  двумя
подругами придя к нему домой. Оказывается, она  сохла  по  нему,  но  до
Сергея этот факт дошел, как до жирафа. Слово за  слово,  девчонки  стали
намекать, что КОЕ-КТО из класса... ну... неравнодушен к нему. И кто  же?
- задался он вопросом. Не кто-то же из этой  троицы!  "Что,  по  фамилии
назвать?" - съязвила Танька Белозерова. "Ну хотя  бы  первую  букву",  -
здорово выкрутился он. А Юлька, потупив глаза, сказала: "Я". "Яшина, что
ли?" - Сергей рассмеялся: нашли за кого просить. Верку  Яшину,  конечно,
жалко - высоченная, нескладная девчонка. "Ладно, пошли мы", -  вздохнули
девчонки. А он поздно  сообразил,  что  открытый  текст  Юли  принял  за
кодированный.
   - Вот так и кончилась наша любовь - вместе с последней, произнесенной
девочкой буквой, - вздохнул Сергей.
 
*** 
 
   Видела бы его  девочка,  когда  Марковцев  набрал  форму  породистого
скакуна: сила, ловкость, грация. А лучше уж взглянула  на  него  десятью
годами  позже,  когда  он  бил  морду  своему  шефу  прямо  в   кабинете
начальника, когда разум затмила ненависть, а честь перла наружу.
   Одно время Сергей был приставлен  к  замначальника  10-го  управления
Генерального  штаба  и   исполнял   при   нем   функции   телохранителя.
Генерал-лейтенант Иванян страдал по женскому  полу,  и  Марковцев  лично
поставлял ему шлюх в кабинет, на дачу, на время выходил из машины...  Он
имел  отличного  напарника,  приличное  жилье,  красивую   жену.   Очень
красивую. Но преданности оказалось больше в  напарнике,  шепнувшем  ему,
что... Когда  Сергей  вломился  в  кабинет  генерала,  в  полуобнаженной
женщине, раскинувшей ноги на широком диване, не сразу узнал  свою  жену.
Черные чулки на поясе  и  контраст  белого  тела,  наполовину  опущенный
кружевной бюстгальтер - все это было знакомо, но только по  отношению  к
многочисленным шлюхам шефа, у жены подобной упряжи он никогда не видел.
   У Сергея с  женой  было  что-то  наподобие  любовных  игр,  но  свое,
какое-то родное, чего с избытком хватало обоим.  Ни  свечек,  ни  роз  с
призывно  распускающимися  бутонами.  Ему  хватало  ее  влажных   волос,
короткого халатика, который открывал ее красивые бедра, изящной  походки
ее босых ног по ковру, просто взгляда из-под ее длинных ресниц.
   Ей же захотелось чего-то новенького, острых ощущений. И  в  тот  день
она получила их много.
   Марковцева хорошо натаскали в тренировочных лагерях. Он  с  легкостью
танцора скользнул к шефу, стоящему на коленях  перед  его  женой.  Левой
рубанул генерала в шею и, ухватив за подбородок, резко приподнял грузное
тело. Развернув его к себе лицом, Сергей чуть оттолкнул босса и  той  же
левой провел мощный боковой в голову.
   - Одевайся! - Он ногой пихнул к жене  валявшиеся  на  паркетном  полу
трусики. Огляделся в поисках платья. Но наткнулся  лишь  на  ее  длинный
серый  широкий  плащ.  -  Мило,  -  процедил  он  сквозь  зубы.  И  едва
сдерживался, сжимая и разжимая кулаки.
   Иванян,  в  прошлом  неплохой  боксер,  хорошо  держал  удар;  позади
Марковцева раздался его голос:
   - Сергей, погоди, так нельзя. Мы оба потеряли голову.  Я  потерял.  А
член думать не умеет.
   - С меня литр, - бросил Марковцев напарнику, выведя жену из  кабинета
и прикрыв за собой дверь. - За каждый раз, который вспомнишь, еще  литр.
Ну! - поторопил он товарища.
   - Только литр, Сергей. Это в первый раз.
   - Меня бережешь или свои зубы?
   Марковцев так и не  поверил,  что  та  связь  была  единственной,  ей
предшествовали десятки случек, о  чем  говорил  плащ  с  сюрпризом,  под
которым обнаружилась поношенная сбруя. Невозможно было представить,  что
жена пришла к генералу в таком виде впервые. А что и как было до  этого?
В машине, на роскошной даче Иваняна; и первый раз наспех и  с  таким  же
поспешным бегством жены, искусственно сгорающей со стыда, с  мокрыми  от
поцелуев губами и влажными бедрами. Потом стыдливо опущенные глаза,  уже
не противящиеся губы, податливая грудь, безвольные бедра - теперь можно,
потому что уже был первый раз. А третий - чуть нетерпеливый,  и  он  же,
несмотря ни на что, новый, неистовый.
   "Сука! Какая же ты сука, генерал! - бесновался Марковцев. - Ты не ее,
ты меня сношал".
   Что он вытворял с ней! Фантазия проделывала  над  Сергеем  немыслимые
вещи. Ревность и сейчас хлестала так, будто не было этих лет.
   Тогда он ушел, так и не объяснившись с женой, не  выяснив,  как  и  с
чего у нее это началось. Был порыв вернуться и снова жить вместе, но  он
быстро потонул в ненависти вперемешку с презрением, с  живописным  видом
собственной башки, украшенной армянскими рогами. Вот  главная  подлость:
АРМЯНСКИМИ.  В  полусумасшедших  мыслях  он  добрался  до  хилых  рожек,
русских, родных, но злоба только усилилась. Вот это поимел его  армянин!
Вот это протянул его "через года и века"! - и до сих пор слышится где-то
позади издевательский, спортивно-армянский голос: "Эй, сохатый! Лыжню!"
 
*** 
 
   - Вот так часто я заглядывал в прошлое  -  далекое  и  не  совсем,  -
закончил Марковцев. - А теперь, Люда, скажи, что это было не смешно.
   Пораженная, женщина долго молчала.
   - Смешно?.. Я не знаю...  -  Она  снова  взяла  паузу  и  возобновила
разговор, переходя на "ты". - Ты это придумал?
   - А тебе самой как больше хочется?
   Опять пауза. Затем ее возбужденный шепот:
   - Сейчас мне хочется, чтобы все это оказалось правдой.
   "Извини, Вовка", - Марк не в состоянии был противиться, когда Людмила
обвила его шею руками и первой нашла его губы.
   Это был первый его за два года поцелуй.
   Свободной рукой Сергей  смел  со  стола  остатки  завтрака  и  усадил
хозяйку на краешек. Не по размеру свободные брюки шефа буквально упали с
него.
   Он без особого труда  угадывал,  что  нужно  этой  женщине.  Вряд  ли
толстяк Эйдинов хоть раз рвал на ней блузку, поднимал ее юбку так, чтобы
трещали швы. А юбка была с сюрпризом - трусиков под ней не оказалось.
   - Какая же ты сука! - шепнул он ей.
 
17 
 
   Эйдинов вернулся домой в восьмом  часу  вечера.  Повесив  на  вешалку
дорогой кожаный плащ и сняв ботинки, полковник бросил взгляд в  зеркало:
щеки красные и... толстые. Похож на Калягина: "И жрать хочется, и худеть
хочется".
   - Как  прошел  день?  -  Люда  появилась  в  прихожей:  юбка,  кофта,
прическа, улыбка. Улыбка. Не часто он видел ее последнее время.
   - Нормально. Как гость?
   Она пожала плечами.
   - Что-то пишет в комнате. Даже обедать не вышел. - Людмила подставила
для поцелуя щеку и указала на огромный полиэтиленовый пакет в  прихожей.
- А это что?
   - Одежда для нашего гостя. Ужин готов?
   - Сейчас разогрею.
   - Давай. А я переговорю с Сергеем.
   Эйдинов ушел.  Теперь  зеркало  показывало  Людмилино  отражение.  Во
взгляде ее появился какой-то плутовской оттенок,  словно  перешедший  от
Сергея. Тревога,  залегшая  под  глазами,  граничила  с  не  поддающимся
описанию чувством азартной погони и преследования одновременно.
 
*** 
 
   - Откуда вещички? -  В  вытянутых  руках  Марк  рассматривал  плотный
пуловер светло-серого цвета.
   - Лучше не спрашивай. - Хозяин ослабил узел галстука  и  опустился  в
кресло. - Суббота, а работы невпроворот, - устало  пожаловался  Владимир
Николаевич.
   Сергей оставил ворчание хозяина без внимания, облачился в  рубашку  и
сменил брюки.
   Эйдинов внимательно наблюдал за ним. На правой руке агента он заметил
три пулевые отметины, полученные им при задержании. Его  брали  живым  и
стреножили, не дав произвести ни одного выстрела. Впрочем, стрелял бы он
- вопрос спорный. Марк мог убить заложника, но не стал делать этого.
   - Ты все сотворил, о чем я просил?
   - Мои труды на столе.
   Не поднимаясь с кресла, кряхтя, хозяин дотянулся до  столика  и  взял
несколько  листов  бумаги.  Пробежав  глазами  начало  рапорта,  отложил
исписанные листы в сторону и ненадолго задумался.
   - Ты хорошо отдохнул, Сергей?
   - А что?
   - Завтра у нас трудный день. Мы установили наблюдение за  домом  жены
Заплетина. Машина с аппаратурой засекла его телефонный разговор.  Завтра
утром он должен отправиться в Москву. Где и с кем он будет  встречаться,
неизвестно. Мужской голос сообщил ему, что встреча на  прежнем  месте  в
одиннадцать часов.
   - Откуда был  звонок,  установили?  -  Сергей  вдел  в  брюки  ремень
Эйдинова,  на  котором  он  еще  утром,  подгоняя  под  себя,   проделал
отверстие, и опустился на кровать.
   "Неторопливо, медленно работает полковник", - подумал Марк. Выйти  на
жену Заплетина можно было куда оперативнее. Но неспешность  объяснялась,
во-первых, тем, что работа профильного отдела  не  подразумевала  прямой
выход на то или иное правоохранительное ведомство, а во-вторых,  Эйдинов
не стал привлекать в качестве консультантов бывших  комитетчиков,  -  те
многое знают, но их знание имеет вид секиры,  обоюдоострое.  Скорости  и
отчасти  качеству  начальник  отдела  предпочел  более   замедленные   и
самостоятельные действия.  В  будущем  отдел,  возглавляемый  Эйдиновым,
виделся Марку довольно мощным. Чем черт не  шутит,  вдруг  перерастет  в
отдельное управление. Вполне возможно, Эйдинов подумывает  над  этим.  А
дело, которое он ведет, в случае его успешного завершения может принести
полковнику досрочное звание генерал-майора.
   - Звонок был из междугородного таксофона-автомата, - ответил  Эйдинов
на вопрос Марковцева.
   - Ваши оперативники - опытные люди, пусть они проследят за  Виктором,
- предложил Сергей.
   - Я думал над этим и пришел к выводу, что двух зайцев нам  не  убить.
Что, если в месте Икс Заплетина ждет киллер? Он сделает свою  работу,  и
еще не факт, что мы сможем взять его.
   - Да, не факт. Ствол будет в руках мастера.
   - Только вот непонятно, почему Макеева убрал Заплетин, а  не  тот  же
самый мастер? - Полковник неотрывно смотрел на агента, но взгляд его  не
был  вопрошающим.  -  К   чему   было   светить   старшего   лейтенанта,
откомандировывая его в Коломну? То, что оба офицера из одного города,  -
не объяснение. Для меня, во всяком случае.
   Сергей согласно кивнул и изложил собственную версию:
   - Заплетин закончил военное училище связи. Макеев тоже.  А  все  дело
замешано на радиоперехватах и пеленге.  Перед  тем  как  убить  Макеева,
Заплетин  мог  выяснить  неко