быть,  не
признают спиртное в лагере полевого командира Давлатова?..
   А на манеже еще одна пара русских.  И  еще  одна  -  чеченцев.  Среди
которых оказался Иса Хамурзинов, обладатель 3-го дана школы  кекусинкай,
убивший в рукопашных боях одиннадцать российских солдат-"кукол".
   - Давай, давай! - подбадривал по-русски "своих" кто-то  из  толпы.  -
Мочи его!
   До морского пехотинца очередь еще не дошла, Медведев стоял  в  тесном
кольце бандитов. Он обернулся  на  голос,  отыскивая  глазами  азартного
болельщика. Не нашел. И бросил короткий взгляд на  грузного  человека  в
маске. Уже в который раз бросил. И сузил зрачки.
   "Почтительное" расстояние между  Зубахиным  и  стоящими  позади  него
боевиками вначале сократилось до  минимума,  а  потом  на  генерала  уже
начали напирать, и он подался чуть  вперед,  касаясь  коленями  сидящего
перед ним нукера. От арены его отделял  только  этот  боевик  да  ширина
набитого песком мешка.
   - Давай! Мочи!
   Убить противника пусть даже  в  неравном  поединке  почетно.  Так  же
почетно казнить его, пополнив свой архив очередной видеозаписью. Но  это
разные вещи, потому хочется и того, и другого.
   - Мочи русскую свинью!
   Теперь генерал не дергал головой, в азарте он  едва  ли  не  повторял
движения  атакующих  и  морщился  после  неточных  ударов.   Но   вскоре
порадовался "за своих": опытный Иса, сорвав с  себя  ремень,  захлестнул
его на шее жертвы и, удерживая обеими руками,  провел  красивый  бросок,
издали похожий на захват изнутри.
   Упавший на землю пленник не мучился. Он умер во  время  рывка,  когда
ремень  и  рука  каратиста,  послужившая  рычагом,  сломали  ему  шейные
позвонки.
   На одобрительные возгласы товарищей и  многозначительное  покачивание
головой иорданского гостя Хамурзинов еле заметно усмехнулся.
   - Жалко будет, если его убьют,  -  Давлатов  наклонился  к  Зубахину,
кивнув на вышедшего на арену морского пехотинца. - Пакистанцы давали мне
за него большие деньги, но я отказался. - И  еще  раз  кивнул  теперь  в
сторону Хамурзинова. - Даже Иса боится его.
   Зубахин не раз и не два слышал, по какой причине держит  Индус  среди
заложников пехотинца Медведева. Ничего нового  авторитетный  чеченец  не
изобрел. Когда ты сражаешься со слабым противником, то и сам становишься
слабым. А сильный учит тебя и помимо воли делает сильнее. Только  вот  в
случае с Медведевым вечно так продолжаться не может. А Индус ждет, когда
морпех  сломается  и  предложит  свои  услуги.  Предложит  едва  ли   не
добровольно - примеров тому множество. А пока он звереет; ни в повадках,
ни во взгляде уже не осталось ничего  человеческого.  Такие  опасны  для
общества в любые времена,  общество  не  примет  потенциального  убийцу,
отторгнет  его,  не  помогут   никакие   реабилитационные   мероприятия,
психологи и прочие лекари душ человеческих.
   Местный каратист выждал достойную паузу и удалился за барьер.
   Исключая  прерывистый  лай  "кавказцев",  толпа   наемников   хранила
молчание. Но следила за каждым движением русского солдата:  он  медленно
снял с себя изодранный  бушлат,  оставаясь  в  тельнике  без  рукавов  и
открывая на обозрение вытатуированного на плече белого медведя,  эмблему
бригады морского спецназа.
   Рука  "разводящего"  Рагимова  вспотела,  держа   рукоятку   ножа   с
чрезмерным  напряжением.  Начальник  школы  чуть  помедлил,  прежде  чем
бросить холодное оружие в центр арены.
   Медведев не спеша приблизился и поднял боевой нож, привычно взяв  его
лезвием к себе. И снова бросил незаметный взгляд на человека в маске.
   Как и остальные пленники, о "полковнике"  Юра  знал  немного,  ходили
разговоры, что он русский. Почти всегда рядом с ним находился  начальник
"Джафаль-лагеря" Мустафа, который готовил профессионалов психологической
и идеологической пропаганды. Лицо Мустафы трудно  было  различить  из-за
густых бровей и бороды,  которая  начиналась  от  самых  глаз.  Лица  же
"полковника" никто из заложников не видел. Хотя у него и не  было  нужды
скрываться перед "куклами". Ни один  из  них  никогда  и  ни  при  каких
обстоятельствах не покинет  живым  эту  преступную  базу.  Даже  мертвые
обречены навсегда покоиться под неродной землей. Их сотни  -  без  вести
пропавших.
   "Медведь"  держал  нож   левой   рукой,   имея   преимущество   перед
праворукими: смещаясь под неудобную руку противника,  он  вынуждал  того
либо отступать, либо контратаковать с непривычной позиции. Вот и сейчас,
двинувшись вправо, получил преимущество. Впрочем... перевес  и  так  был
очевиден. Медведев мог сделать один-единственный  выпад  и  покончить  с
вооруженным  ножом   оппонентом:   его   первым   противником   оказался
запланированный Рагимовым труп - дышащий на ладан  наркоман-смертник  из
лагеря  Исы  Хамурзинова.  Однако  накачанный  напоследок  героином  для
поднятия боевого духа.
   Игра с ним не получилась изначально.
   На смену наркоману, труп которого вынесли из манежа,  против  "белого
медведя" выступили сразу два противника, и Юра  приступил  к  исполнению
заранее намеченного плана.  Первым  делом  он  занял  позицию  спиной  к
солнцу, используя естественную подсветку в глаза противнику.  Солнце  уж
не такое яркое, чтобы уповать на его помощь, но главное в другом, в том,
чтобы маневр сержанта правильно поняли боевики,  сидящие  перед  русским
генералом, и заранее не напряглись. А когда  он  отступит  еще  на  пару
шагов, наступит время решающего броска. А пока...
   Пока нужно  защищаться.  Противники  "медведя"  словно  нащупали  его
слабину  и  уже  решительно,  подстегивая  себя  гортанными   выкриками,
подходили с двух сторон...
   Впервые видя не совсем решительные действия "куклы", Давлатов покачал
головой и снова склонился к плечу Зубахина, повторяясь:
   - Клянусь, я пожалею, если его убьют.
   - Пожалей о другом, о том, что вовремя не продал его  пакистанцам,  -
удачно пошутил генерал.
   - Какая разница, - вяло отозвался Индус, морщась от такого же чахлого
начала поединка.
   А генерал вдруг потерял всякий интерес к тому, что разворачивалось на
его   глазах.   Наверное,   он   пресытился    предыдущими    убийствами
соотечественников, а смерть наркомана, которому Медведев распахал  ножом
живот, вызвала легкий приступ тошноты. В связи  с  этим  Зубахин  сделал
неожиданный для себя вывод: смерть чеченцев его просто не интересует, не
трогает, тогда как смерть русских...
   Вроде бы все правильно, так и должно быть, но повеяло вдруг  в  груди
генерала ледяным ветерком ненормальности.
   Стоящий справа Ахмед  Закуев  демонстративно  зевнул,  но  глаза  его
остались напряженными.  Лучшая  "кукла",  делая  редкие  предупреждающие
выпады в сторону то одного, то другого противника, отступала.  Еще  пара
шагов, и русский  пехотинец  перевалится  через  ограждение.  Напряжение
спало,  когда  Ахмед  увидел  красиво  проведенный  прием  в  исполнении
"медведя". Вытянув на себя одного боевика, он неожиданно переключился на
другого, с разворота  ударив  его  ногой.  Следующий  шаг  русского  был
очевиден: так  же  молниеносно  вернуться  к  первому,  во  время  атаки
встретившему  ножом  пустоту.   Но   вместо   этого   Медведев,   сильно
оттолкнувшись, в длинном прыжке буквально завис над головами  сидящих  в
первом ряду охранников и занес нож для решающего удара.
   Генерала сзади  продолжала  подпирать  разномастная  публика.  Справа
вплотную к нему стоял Ахмед, слева -  Индус.  Свободно  и  быстро  можно
двинуться только вперед. А  впереди  -  сверкающий  на  солнце  стальной
клинок и прожигающий насквозь взгляд русского солдата.
   Закуев действовал на удивление быстро, для большинства присутствующих
здесь чеченцев - неожиданно и... неразумно. Он развернулся,  наваливаясь
на генерала и подставляя под удар "катрана" свое правое плечо...
 
*** 
 
   Со связанными за спиной руками сержант лежал на боку в центре  арены.
Повернуться ему не давали трое бандитов, прижимая к  земле  его  сильное
тело. Двое держали ноги пленника, а третий, стоя, сильно  нажимал  ногой
на висок.
   Зубахин хотел и не  мог  найти  причину,  которая  бы  заставила  его
ненавидеть солдата. Наоборот, что-то  наподобие  жалости  коснулось  его
сознания,  когда  после  неудачного  нападения  десяток   рук   скрутили
пленника. Какая-то неуместная жалость, лишняя гостья в груди  предателя.
Мало того, он  почувствовал  себя  виноватым.  А  все  из-за  того,  что
обманным путем переписали  конец  сценария,  который  в  конечном  итоге
принес целый букет из разочарования, смертельного испуга, жалости и вот,
пожалуйста, чувства вины.
   Давлатов с поражающей точностью разобрался в  том,  что  творится  на
душе генерала.
   - Ты можешь выкупить его, - и с усмешкой указал рукой в центр арены.
   А там уже стоял раненый Ахмед. Поверх раны его  предплечье  опоясывал
жгут - ремень, с помощью  которого  Иса  Хамурзинов  убил  свою  жертву.
Закуев ни словом, ни взглядом не спросил у Давлатова разрешения на казнь
заложника.  Руководитель  лагеря  по  подготовке  диверсантов,  он   мог
позволить себе поймать утвердительный  кивок  Индуса  лишь  в  последнее
мгновенье, когда сталь широкого ножа коснется горла дерзкого десантника.
   Правая рука Ахмеда онемела и едва слушалась, но именно в ней,  причем
намеренно, чеченец держал свой кинжал.
   Медведева продолжали  удерживать  в  положении  лежа  -  так  удобнее
перерезать горло, только  еще  больше  запрокинули  голову,  на  которую
продолжал давить чеченский сапог. Закуев  опустился  на  одно  колено  и
только сейчас глянул на Индуса.
   Рустэм кивнул.
   Совсем рядом работала видеокамера. Опытный бородатый хроникер присел,
чтобы из кадра не ускользнуло ничего: ни движения ножа, ни  распахнутого
горла, ни плотно сжатых губ жертвы, которая пытается хватануть воздух не
ртом, а жуткой раной.
   - Открой глаза, - потребовал Ахмед от пехотинца.
   Вплотную  к  мешкам  подогнали  четверку  заложников  -  обязательное
правило и метод устрашения. Они смотрели на своего товарища,  зная,  что
их ждет, если они отведут взор.
   - Открой глаза! - Закуев повысил голос.
   Пехотинец распахнул веки и смело бросил коротенькое слово:
   - Смотри.
   Прежде  чем  убить  солдата,  на  арене-жертвеннике  Ахмед   произнес
привычную речь, без которой  не  обходится  ни  одна  бандитская  казнь.
Подобные высказывания порой отпечатываются и  вывешиваются  на  всеобщее
обозрения в  Грозном,  Ростове,  Волгограде  и  подписываются  от  имени
правоверных мусульман Северного Кавказа.
   Палач смотрел в объектив видеокамеры.
   - Сейчас сдохнет еще одно русское  дерьмо.  Мать,  смотри  на  своего
выродка! А завтра  мы  вспорем  живот  тебе,  твоей  дочери-суке.  Мы  -
мусульмане, нет той силы, которая могла бы нас удержать. А  вы,  русская
погань, сгнили. Слава Аллаху!
   Лезвие на миг заслонило от взгляда солдата ставшее красноватым солнце
и пропало из виду...
   Не сразу, а в несколько приемов, словно держал в руках ножовку, Ахмед
перерезал десантнику горло.
 
*** 
 
   - Ты  жрать  хотел,  -  напомнил  Индус,  с  усмешкой  поглядывая  на
генерала.
   Зубахин ответил с задержкой:
   - Не сейчас. Позже.
   - Позже все остынет. Хотя ты можешь подождать своего человека.
   Все происходящее затмило разум генерала. Если бы не Рустэм, он бы  не
вспомнил о своем помощнике Андрее Столярове, который с утра  копался  на
частном аэродроме, готовя группу десантников из диверсионного  центра  к
показательным  прыжкам  с  парашютом  со  сверхмалой  высоты.  Если  эта
скоротечная  групповуха  кого-то  и  взбодрит,  то   не   его,   Евгения
Александровича Зубахина.
   Но зря он казнил себя: к вечеру, когда "Як-40"  вытряхнул  из  своего
чрева полтора десятка парашютистов, к  нему  снова  вернулся  аппетит  и
частично - настроение. Окончательно поправить дела помогла бы  бутылочка
любимого "Мукузани".
 
Глава 9 
Первые результаты 
 
25 
Чеченская Республика, 21 ноября 
 
   На высокую просторную палатку с  двойными  стенками  майор  Казначеев
спокойно смотреть  уже  не  мог.  А  находиться  внутри  ее  было  сущим
мучением. Как мог Алексей успокаивал себя  деньгами,  которые  "капают",
пока он здесь. Отзовут его из командировки -  и  он  значительно  в  них
потеряет:  шеф  рассчитывался  со  своими  подчиненными  со   строгостью
бухгалтера и расчетливостью нормировщика. Но на него грех жаловаться. Он
регулярно передает  деньги  "рядовому  составу"  -  разведчикам  первого
расчета и не догадывается, что майор Казначеев присваивает их себе,  это
довольно значительная сумма. Алексей ковал  деньги  согласно  поговорке,
ведь скоро чеченская наковальня может остыть.
   Официальное  уведомление  о  гибели  своего  подчиненного   Казначеев
получил в штабе группировки, куда его вызвали и где он  в  течение  часа
отвечал  на  вопросы  офицера  особого  отдела   подполковника   Николая
Сергеева. А затем по  делу  его  обстоятельно  просветил  майор  Тавров.
Вернувшись в расположение роты, Алексей вызвал к себе в палатку, которую
называл бедуинской, лейтенанта Скумбатова. У  командира  роты  было  что
сказать одноглазому и, главное, как сказать.
   - Принимай расчет, Саша, под свое крыло.
   Лейтенант  прищурил  глаз.  Ничего  хорошего  от   спешного   отъезда
Заплетина в маленьком отряде не ожидали. Все  бойцы  надеялись  получить
объяснение из первых рук, от Запевалы. "Вон  оно  как,  оказывается",  -
подумал Один-Ноль, на все сто уверенный, что Вите Заплетину для  того  и
дали краткосрочный отпуск, чтобы он из него не вернулся.
   - А где Запевала? - спросил Скумбатов, не дождавшись скорого  ответа.
На  лейтенанте  была  темно-зеленая  майка  с  желтоватыми  пятнами   от
"белизны": это сердобольные связистки решили обстирать разведчиков и  по
ошибке бросили майку Александра в таз с женским бельем.
   - Заплетин не смог самостоятельно справиться с заданием.  -  Выдержав
паузу, ротный пояснил:
   - Пришлось помочь ему. Похороны послезавтра.
   - Чьи похороны? - Один-Ноль подался вперед. А ведь знал  ответ  и  не
смог сдержать себя. - Чьи похороны, я спрашиваю?
   -  Твоего  бывшего  командира.   Нашли   Заплетина   в   лесочке,   с
простреленной головой. И ты, Саня, не доводи себя до такого состояния.
   Сейчас майор говорил совсем другим тоном. В том далеком январе, когда
все только начиналось,  он  просто  отдавал  приказы  -  обычным  своим,
суховатым  голосом.   А   сейчас   интонации   ротного   изменились   до
неузнаваемости. В них  появились  угроза,  власть,  высокомерие.  Все  в
открытую, в глаза.
   Шрам на щеке Скумбатова побелел, и лейтенант еле сдерживал себя, сжав
кулаки.
   - Слушай, майор...
   Казначеев остановил его жестом руки:
   - Думай не только о себе, лейтенант, про  бойцов  своего  расчета  не
забывай. Теперь ты отвечаешь за  них.  Полностью,  -  выделил  последнее
слово Казначеев. - На эту тему я беседовал  с  Заплетиным.  Но  Витя  не
удовлетворился - видно, позу я принял несмелую и откровенную.  Тогда  он
поимел разговор с начальником направления. Тавров переслал его дальше по
инстанции, к полковнику Генштаба. Сколько можно, лейтенант? Ведь я  могу
плюнуть на  тебя.  А  это  будет  означать  одно:  ты  и  твои  бойцы  -
преступники. Просто преступники без "крыши" над головой. Сортировать  их
никто не будет - мол, семейный, холостой, одинокий.
   Скумбатов с ненавистью глядел на  майора,  который  в  своих  угрозах
дошел до крайности.
   - У Найденова два ребенка? Два. Два "найденыша". У Евдокимова два?  У
тебя один? Так что держи голову выше, Саня, и не доводи до  того,  чтобы
очень большие люди - ну очень большие! - не выкинули тебя из-под  опеки.
Пока твоя работа продиктована моими  устными  приказами  -  ты  человек,
живой человек. Не лишай себя протекции. Приказ на тебя в строевом отделе
готов. Так что иди, познакомь своих бойцов с новым командиром.  Будь  им
заботливым отцом, Саша.
   Когда Скумбатов в  полном  молчании  покинул  "резиденцию"  командира
роты, Казначеев, довольный, улыбнулся. Ему было плевать на этих  идиотов
- дохлого Заплетина, пока еще живого Скумбатова,  остальных  одиннадцать
душ в расчете.
   Чеченская наковальня остынет - это факт,  но  майора  ждал  приказ  о
повышении и уютный кабинет на троих во втором отделе штаба армии. И там,
где длинные коридоры и просторные кабинеты не переносят шума,  забудутся
одноглазке и ущербные разведчики, вонь общего туалета, сырость  и  холод
палатки, изжога от жирной тушенки... Там будет покой, к которому  сейчас
мысленно так стремилось существо по фамилии Казначеев.
 
26 
Москва, 25 ноября, суббота 
 
   Почти все свое рабочее время Эйдинов проводил за изучением документов
и начинал полушутливо сетовать на слишком  активную  оперативную  работу
своих сотрудников.  Часть  документации,  правда,  он  отметал  сразу  и
складывал на столе справа от себя. Интересующий  его  материал  лежал  в
центре, под светом настольной лампы.
   Почти  все  бумаги  касались  учебного  центра   полевого   командира
Давлатова. И полковника, и  генерала  Прохоренко  в  показаниях  Виктора
Заплетина прежде  всего  заинтересовала  деятельность  некоего  высокого
российского  чина,  который  преподавал  на  базе  исламистов  секретные
дисциплины. За ним  закрепили  псевдоним  Консультант.  Прохоренко  даже
доложил свои соображения, может быть, преждевременные, в аппарате Совета
безопасности страны, где неожиданно  заинтересовались  делом.  Наверное,
как один из руководителей Управления военной контрразведки, он  не  имел
права полагаться лишь на интуицию, но, с другой стороны, очень  хотелось
верить, что  перед  ними  структура,  по  принципу  схожая  с  "обычной"
организованной преступной группировкой,  что  как  таковые  руководители
главков Генштаба, в частности ГРУ, в  этом  деле  не  замешаны.  Эйдинов
привык считать, что государственные интересы  превыше  всего.  В  лучшем
случае дадут на откуп какую-нибудь пешку в папахе, и все дела.
   Эйдинов не мог не отметить, что дело разрасталось  коряво,  поскольку
фигурантов  в  нем  прибавилось.  В  частности,  оперативная  работа  по
проверке данных, полученных от старшего  лейтенанта  Заплетина,  уходила
как бы в сторону - "Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю  что".
По сути - это уже два дела. Во  всяком  случае,  Консультант  заслуживал
отдельной папки.
   Также не вызывал сомнений тот факт, что группировка не ограничивается
лишь известными майорами - Казначеевым и Тавровым, ей  не  обойтись  без
чуткого руководства. Хорошо бы это был  генерал  -  мечталось  Эйдинову.
Генерал из Генштаба или Минобороны. Такого и взять приятно, и с  агентом
по особо щекотливым поручениям познакомить. Но одного.  Теплую  компанию
генералов, которая занимается криминальным  бизнесом,  можно  назвать  и
сговором, а если прибавить чуточку политики, то  и  заговором.  А  связь
офицеров Российской Армии с бандитами и убийцами как назвать? А что  это
за парни в черных  масках,  которые  встречали  клиентов  на  границе  с
Грузией и на азербайджанских рубежах?
   Перекур.
   Но  вместо  отдыха  Владимир  Николаевич  взял  со  стола   очередную
секретную сводку ФСБ, касающуюся полевого командира  Рустэма  Давлатова.
Была она датирована аж 1994 годом, и в ней шла речь о достаточно сильных
позициях ваххабитов в Чеченской Республике. Еще тогда  один  из  центров
"по обучению исламу и военной подготовке сторонников этого  направления"
находился в Шалинском ("Почему не в  Шаолиньском?"  -  подумал  Эйдинов)
районе  и  принадлежал  Давлатову.  "Преподавателями  являются  граждане
Пакистана и Саудовской Аравии". Сейчас  центр  Давлатова  перекочевал  в
соседнюю республику, и преподает в нем русский офицер.  Что  же  это  за
колоритная  личность,  своею  нетрадиционной   религиозной   ориентацией
затмившая граждан Пакистана? А что, если?..
   Это  мысль,  подумал  полковник.  Консультант  мог  б