рой  когда-то  я
читал слова присяги.  И  я  перешел  на  другое  поле.  Я  клевал  глаза
бизнесменам, чиновникам, бандитам... В конце  концов,  это  занятие  мне
стало нравиться. Себе в оправдание  я  нашел  довольно  сносное  словцо:
реализация. Я реализовывал себя. Вот и все.
   - Сейчас тоже? - спросил Пантера.
   - И сейчас, Миша. Недавно я беседовал с  одним  могущественным,  даже
страшным человеком, который возомнил себя богом, - а быть  богом  всегда
трудно. Еще труднее любить бога, прощать его, а главное - заставить  его
прощать других. И вот бог встал на  путь  исправления,  он  сказал  нам:
"Выбор за вами". И я  тоже  мучаюсь,  выбирая.  Как  в  том  фильме  про
гладиатора. "Скажи еще раз, Максимус, что  мы  здесь  делаем?  Зачем  мы
здесь?" - спросил цезарь. "Ради процветания  империи,  сир",  -  ответил
генерал Северной армии. Дай-то бог, - покивал Марк, улыбнувшись Пантере.
- Дай-то бог.
   - И кто был тем  страшным  человеком?  -  вполголоса  поинтересовался
Пантюхин.
   -  Генерал-полковник  Ленц,  -  ответил  Марк.  -  Главная  рыбина  в
Аквариуме. Помнишь: "Главный - Один-Двенадцатому"?
   - Ты говорил с Ленцем?  -  на  лице  Пантеры  было  написано  крайнее
изумление.
   - Более того: мы пили коньяк, посасывали лимон  и  бросали  корки  на
серебряный поднос. Ленц называл меня ласково - то трупом, то Сережей. Он
сказал: "Победите, а я подхвачу вашу победу". Это потому, что без нас он
никто. Мы нужны ему, а он нужен нам. Вот и все, Миша. Я  рассказал  тебе
больше, чем хотел.
   - Да, я понимаю, - кивнул Пантера, - теперь понимаю.
   - Но это ничего не значит, - предупредил  Марк.  И,  приблизившись  к
Пантере вплотную, что придало его словам значительность, прошептал:
   - Я с вами, а вы со мной - это единственное, о чем мы должны помнить.
66 Диверсионная школа, ночь с 19 на 20 декабря
 
   Сообщение от первой группы дозора Рустэм  Давлатов  принял  в  22.45,
затем вызвал  на  связь  командира  второго  секретного  отряда  Мансура
Сарулиева испросил, все ли у того в порядке. С вечно отекшими глазами  и
незаживающей язвой под ухом  Сарулиев  проверил  своих  людей,  один  из
которых...
   Индус прервал связь и зашел в  кабинет  начальника  школы.  Одетый  в
полевую униформу Увайс Рагимов сидел спиной  к  теплой  печке-голландке,
положив ноги на спинку стула.
   Давлатов выдернул из-под ног Рагимова стул и сел на него.
   - Они сняли двух дозорных.
   Вопреки нежеланию Ахмеда Закуева принять план Индуса, Давлатов все же
сделал  по-своему;  но  послал  не  сто   двадцать   человек   навстречу
диверсионной группе, а  выставил  на  предполагаемом  пути  русских  три
дозора по десять человек  в  каждом.  Хитрости  тут  было  мало,  больше
неуступчивости и веры в свою изобретательность и интуицию.  Последняя  в
этот раз не подвела Рустэма Давлатова. Как бы не подвела.
   Из кабинета начальника школы Давлатов связался с Асланом Магометовым,
который руководил десятком дозорных, мерзших в двух километрах  от  базы
на пути следования русских десантников.
   - Аслан, все твои люди на месте? - запросил Давлатов. -  Проверь  еще
раз. - Отложив шипящую на приеме рацию, Индус потеребил кончик  носа.  -
Диверсанты наткнулись на первый дозор и сняли караульного. Развязали они
ему язык или нет, мы не знаем. Так или иначе, они в курсе, что мы...
   - Что мы в курсе, - прервал возникшую паузу Рагимов. - И все-таки они
пошли дальше. - Подумав, он покачал головой:
   - Нет, Рустэм, они не развязали караульному язык. Иначе повернули  бы
назад.
   Давлатов выслушал сообщение от Аслана Магометова и на время  выключил
рацию.
   - Все его люди на месте, - сказал он.
   - Значит, диверсанты повернули-таки.
   - Или решили зайти с другой стороны. Эти русские начинают действовать
мне на нервы, - скрипнул  зубами  Давлатов.  -  Я  вообще  не  пойму  их
тактику. Хотя она проста как блин: пробраться на  базу  незамеченными  и
заминировать здания. Без мин они никто, просто тринадцать  автоматчиков.
Считай, сейчас мы играем в открытую. Я выставляю дозоры, а  они,  вместо
того  чтобы  обойти  караульных,  убивают  в  каждой  группе  по  одному
человеку.
   - Придется поднимать всех людей, ставить по периметру базы и  держать
до рассвета. И поднимать прямо сейчас. Другого выхода я не вижу.
   - Они смеются над нами, Увайс. Они поняли, что их планы  раскрыты,  и
просто напрягают нас. Они же не дураки  нападать  на  базу,  чей  личный
состав поднят на ноги. Они ушли, это факт, но продолжают держать  нас  в
напряжении. Я бы все отдал, - под глазом Индуса забился нервный  тик,  -
ухо свое бы отдал, чтобы захватить хотя  бы  одного  из  них.  Ты  прав,
придется поднимать  всех,  включая  бойцов  Джафаля  А  утром  дадим  им
отдохнуть.
   - Ты и завтра хочешь выставлять посты?
   - Я хочу одного: взять этого...  Марковцева,  что  ли.  Тигр  с  умом
лисицы, сказал мне Бараев. Кем бы он ни был, в светлое время суток он  -
обычный стрелок. Самое обидное то, что их всего-то  тринадцать  человек.
Тринадцать мух в комнате, которых хрен поймаешь. Не кусаются, падлы,  но
спать не дают.
   Встав с места, Давлатов распорядился:
   - Поднимай людей, Увайс. А с рассветом отправляй их отдыхать.  Только
посты усиль вдвое.
   Индус прошел в свой кабинет и, не разуваясь, лег на узкую  солдатскую
койку. Все происходящее казалось ему шуткой, злой шуткой  Вахи  Бараева.
Однако на кого списать трупы караульных? Ладно бы  они  замерзли,  но  у
одного от кадыка до уха распорото горло, а у  второго  дырка  точно  под
подбородком.
 
67 
Москва, 20 декабря, утро 
 
   В семь часов утра полковник Эйдинов был уже на  ногах.  Генерал  Ленц
оставил ему координаты майора Савченко - для связи. Но  если  таковая  и
состоится, то односторонняя: начальнику профильного отдела нечего  будет
сказать Савченко.  Разве  что  поделиться  новостью,  которая  дошла  до
Владимира Николаевича после возвращения из Аквариума: накануне вечером в
своей машине был застрелен Николай Григорьевич Постнов.
   В  первые  минуты  Эйдинов  почему-то  решил,  что  это  работа   его
суперагента по особо щекотливым  поручениям,  что  каким-то  образом  до
Марка дошла информация о смерти Жени Заплетиной и  он  сумел  отомстить.
Придет пора, и Сергей узнает о гибели Жени,  тогда  вся  вина  ляжет  на
полковника.   Мысля   юридически-кощунственно   и   в   то   же    время
самоотверженно, Владимир Николаевич прикинул, что  по  совокупности  ему
положена пуля.
   Спустя какое-то время он понял, что Постнов распрощался  с  жизнью  и
своим роскошным "Пежо" не  без  помощи  Ленца.  Марк  знал  куратора  по
фамилии  от  Кати  Скворцовой,  а  Спрут  не  мог  не   заинтересоваться
невидимой, но ощутимой связью между профильным отделом ФСБ и Совбезом.
   Еще Ленц в категорической форме потребовал от Эйдинова  передать  ГРУ
все отработанные профильным отделом связи генерала Зубахина. А  на  того
работало около двух десятков военнослужащих.
   Умывшись холодной водой и похлопав себя по щекам, Эйдинов  прошел  на
кухню и решил, что сегодня обойдется  без  завтрака.  Бросив  взгляд  на
часы, отметил время, когда согласно личному  плану  Марковцева  начнется
боевая операция.
   Он подошел к окну. То ли утро, то ли вечер, не разберешь.
 
*** 
 
   Уже у себя в кабинете Эйдинов в первую  очередь  перевернул  страницу
календаря.
   20 декабря, 9-й Лунный день. Символ -  нетопырь.  "Лучшее  занятие  -
исправление ошибок".
 
Глава 22 
"Цыганочка" с выходом 
 
68 
Азербайджан, 20 декабря, 9.50 
 
   К полету все было готово. Место  второго  пилота  пустовало  -  Ас  с
рюкзаком и парашютным ранцем за плечами не умещался  в  кресло  и  стоял
позади, "над душой" у Адама Хуциева. Хусейн Гиев расположился  на  месте
бортового механика.
   Злодей первым прицепил карабин вытяжного тросика к центральному лееру
и занял место у створки люка. Следом  за  ним  "прицепились"  Один-Ноль,
Моряк,  Удав,  Рубильник,  Марк,  Муха,  Подкова,  Македонский,  Скутер,
Подкидыш и самым последним - самый легкий боец Пантера.
   Между Мухой и Подковой осталось место для Аса. Гринчук покинет кабину
пилотов перед самой выброской, ему только бы успеть  защелкнуть  карабин
на леере. А вообще, именно Асу предназначалась роль пилота,  и  то,  что
Адам Хуциев оказался на месте, для диверсантов было везением и отнюдь не
маленьким.
   Самолет уже стоял  на  ВПП.  Турбины  призывно  ревели.  Ас  привычно
пробежал  глазами  по  показаниям  приборов:  положение   стабилизатора,
положение рулей и элеронов, магнитный курс...
   Сейчас Гринчук выполнял роль диспетчера.
   - Поехали, Адам! - отдал он команду. - У тебя "черные ящики" есть?
   - Какие ящики! - нервничал пилот. - Одни гробы!
   Хуциев начал разбег, взяв штурвал  немного  на  себя,  отражая  напор
бокового  ветра.  Набрав  сто  шестьдесят  километров,  Адам   переложил
стабилизатор до минус пяти градусов. Сто семьдесят  в  час  -  и  летчик
поднял переднее шасси и, спустя секунды после отрыва, перевел  элерон  в
нулевое положение.
   Высота сто тридцать; с небольшим опозданием Адам убрал закрылки.
   - Опаздываешь, Козлевич, - заметил Ас.
   - Это вы торопитесь, а  мне  спешить  некуда.  -  На  Хуциеве  поверх
спортивного костюма была наброшена видавшие виды потертая летная куртка,
на голове темно-синий берет, натянутый до самых бровей. - Не передумали?
- на всякий случай спросил азербайджанец.
   И не дождался ответа.
   Ас повернулся к распахнутой двери кабины экипажа, оглядывая  замерший
на лавке стройный ряд разведчиков, смотрящих перед собой.
   - Проверка! - крикнул он, привлекая внимание отряда. - Жми, Хусейн.
   Бортмеханик привел в действие синюю сигнальную лампу над дверью.
   Крайний, Пантера, приподнял руку: "Вижу".
   Ас занял прежнее положение.
   - Адам, крутнись над аэродромом - выбросим твоего водителя,  а  потом
жми к базе.
   - Знаю. - Хуциев переложил штурвал, делая правый разворот.
   У Марка слегка заложило уши. Он широко, до хруста за ушами открыл рот
и снова сомкнул губы.  Под  его  курткой,  как  и  у  остальных  бойцов,
вплотную к подмышке был пригнан автомат "АС", разработанный  под  патрон
СП-6 с бронебойной пулей, а компактный штурмовой "вихрь" висел на  ремне
в районе живота и также под курткой - чтобы ни одна деталь вооружения не
смогла  помешать  принудительному  раскрытию  парашюта,  9-миллиметровый
"вихрь",  на  дальностях  до   двухсот   метров   насквозь   прошивающий
бронежилеты, должен первым вступить в бой.
   По правую руку от Марка сидит  Муха  -  Дима  Родимов.  Голова  бойца
приподнята, глаза закрыты. Дышать старается глубоко и не часто. Слева  -
Рубильник, тезка Марковцева, 25-летний носатый Сергей Евдокимов. Смотрит
перед собой, раскрытые  ладони  держит  на  коленях.  Перехватив  взгляд
Марка, Евдокимов повернул голову и подмигнул.
   Кроме десантников и экипажа, в  салоне  самолета  находился  водитель
"ЗИЛа", за плечами которого  висел  парашютный  ранец.  Прыжок  водителя
должен был оправдать взлет самолета, который не  могли  не  заметить  на
базе. Выброс одинокого  парашютиста  запланировали  произвести  всего  в
полутора километрах от КПП, после чего, "нарисовавшись", "Як-40" сделает
разворот, чтобы в бреющем полете пройтись над учебным центром Давлатова.
   В проеме двери снова показался Ас.
   - Берегись - люк!
   - Майнуй помалу! - крикнул Злодей, сидящий первым.
   Вот она, пасть десантного самолета, с отвисшей челюстью створки люка,
скалящаяся телескопическими подъемник1ми.
   Водитель встал в метре от люка. Он не раз прыгал с  парашютом  и  был
спокоен.
   - Пошел!
   Азербайджанец, оттолкнувшись, покинул борт.
   Все. Теперь очередь за мастерами.
   Сделав двойной разворот, самолет с десантниками  на  борту  пошел  на
последнюю прямую, дрожа и резко снижаясь.
   Бойцы  почувствовали  эту  прямую,  протянувшуюся  по  направлению  к
асфальтированной дороге учебного центра, их головы непроизвольно  пришли
в движение.
   - Попер, родимый!
   - С ветерком под горку!
   - Кардан бы не отвалился...
   Гринчук вернулся к пилотам.
   - Спускайся ниже, Адам! - крикнул он.
   - Куда ниже?! - запсиховал азербайджанец. - Сто сорок метров!  Я  вам
не истребитель!
   - Давай до ста!
   - Разобьетесь на хрен!
   - Рули! - перекрывая шум турбин, крикнул Ас. - Рули, Козлевич!
   Хуциев отдал штурвал от себя, и "Як-40"  ухнул  вниз  еще  на  четыре
десятка метров.
   - Вот так, - одобрил десантник, поглядывая на показания высотомера. -
Хусейн, - Гринчук тронул бортмеханика за плечо, -  включай  сигнал,  как
только пересечешь грунтовку - двести метров от КПП. Понял?
   - Да.
   - Не проспи, - еще раз предупредил Ас. - Он глянул вперед, на учебный
центр, который неумолимо приближался, и прошел на свое  место  в  строю.
Щелкнув карабином, сам отдал команду:
   - Готовсь!
   - Есть готовсь! - Злодей встал с места. Его ботинки замерли  на  краю
пропасти. Он немного  согнулся,  чувствуя  на  спине  ладони  командира:
Один-Ноль  стал  вплотную  к  головному   десантнику,   который   теперь
справедливо мог  бы  упрекнуть  Скутера,  что  тот  находится  в  хвосте
колонны. Колю Чернова, самого тяжелого в отряде, словно берегли для этой
решающей минуты, когда  головой  вперед  он  первым,  увлекая  за  собой
товарищей, полетит в пропасть.
   Скумбатова подпирал  сзади  Моряк,  того  -  Удав,  Колесников  Антон
Андреевич, что в аббревиатуре совпадало с именем  удава  из  "Маугли"  -
КАА. В затылок Сергею Марковцеву  дышал  Муха.  Последним  покинет  борт
Пантера. Он "снимет" сигнал и передаст команду.
   До выброски - считанные мгновения. Мастер-класс  Андрея  Столярова  и
рядом  не  стоял  с  тем,  что  собирался  показать  полевому  командиру
Давлатову бывший подполковник спецназа со своей новой командой.
   Голова Сергея заранее начала коротко подергиваться - это не нервы,  а
может, и нервы, черт их разберет, предвкушение  боя:  грохот  автоматных
очередей, свист пуль, взрывы гранат, крики, мат, стоны...
   Адам Хуциев вел "Як" прямо на КПП, курс - строго над асфальтированной
дорогой. Командир экипажа только качал головой: сто метров! Это  предел:
три-четыре метра ниже  -  и  от  десантников  останутся  камуфлированные
лепешки.
   Хусейн Гиев положил руку  на  красную  кнопку  сигнала  и  напряженно
всматривался в приближающееся  здание  контрольно-пропускного  пункта  и
тонкую полоску грунтовки, которая  и  была  контрольной  отметкой,  была
финишной чертой, за которой - ад.
   До нее оставалось примерно двести метров.
   Место бортового механика находилось позади кресла второго пилота, что
позволяло Хусейну бросать короткие взгляды в салон. Сто пятьдесят.
   Командир экипажа держал штурвал мертвой хваткой.  Мышцы  Адама  будто
сковало. Он расслабится, когда наберет "нормальную" высоту.
   Сто метров.
   Бортмеханик тяжело сглотнул. Он  волновался  так,  словно  командиром
экипажа был Талалихин.
   Полста.
   Все. Нос самолета вторгся в  чужое  измерение,  где  отсчет  пошел  в
обратную сторону.
   Гиев вдавил клавишу, и над дверью загорелась синяя лампа.
   Пантера, облокотившись о спину Скутера,  смотрел  назад.  Его  желтые
глаза на миг взорвались синим цветом.
   - Сигнал! - Пантера надавил на Скутера.
   Его выкрик подхватил одноглазый командир диверсантов:
   - "Цыганочка" с выходом! Давай, Пантера! Жми!
   Последний в этой живой гусенице, Пантюхин, нажимал на Скутера, тот на
Македонского... И вся эта масса докатилась наконец до  Злодея,  которого
буквально вытолкали на свежий воздух.
   Диверсионный отряд  всем  составом  за  несколько  мгновений  горохом
прокатился по салону и исчез в разверзнутой пасти десантного люка.
   Как и не было никого; только  вытяжные  тросики;  собранные  в  кучу,
покачивались на леере.
 
*** 
 
   Выход был красивым, десантников разворачивало ногами вверх,  за  ними
поочередно  появлялись  серые   "хвосты",   стремительно   приобретавшие
очертания куполов парашютов. Затем положение парашютистов резко менялось
на  противоположное  -  рывком  и  сопровождающим  хлопком  парашюта  их
разворачивало вверх головой. Но уже у самой земли. Хлопки  куполов  едва
ли не совпадали с ударом ног о землю. Однако скорость падения погашалась
до положенного минимума.
 
*** 
 
   В основном из наемников Рустэма  Давлатова  курили  "братья-славяне",
прибалты, кое-кто из татар и наркоманы-смертники. Возле штаба до сих пор
друг против друга стояли две удобные скамейки, на которых порой отдыхали
новые "штабные", и пара чугунных урн.  В  теплое  время  года,  сидя  на
скамейке, бывший майор-десантник Увайс Ибрагимов по пять раз на дню  мыл
в тазу ноги и руки и зачем-то выливал черную воду в урны.
   После тяжелой ночи Увайс Рагимов вышел  на  крыльцо...  Долго  стоял,
щурясь  на  взошедшее  к  этому  времени   солнце,   проклиная   русских
диверсантов, брата Ваху Бараева, который устроил столь  тяжкую  проверку
на бдительность. Или на вшивость.
   Сейчас Ваха мирно спал в гостевой комнате и плевать хотел на усталых,
замерзших за ночь бойцов.  Повезло  тем,  кто  сорок  минут  назад  упал
наконец-то в койки и, кутаясь  в  одеяла,  мгновенно  уснул.  После  боя
такого не бывает,  не  дает  заснуть  возбужденное  состояние,  а  после
двенадцати часов напряженного и бесполезного ожидания - обратный эффект.
   А вот тем, кто остался нести караульную службу, не повезло. Начальник
школы видел их сейчас, устало слоняющихся вдоль "колючки",  прикорнувших
на стульях в помещении КПП.
   Из здания штаба вышел хмурый Рустэм  Давлатов  и  прошелся,  разминая
затекшие ноги. Прислушался,  различив  вдалеке  слабый  звук  набирающих
обороты турбин. Из-под ладони он наблюдал, как взмыл в  воздух  "Як-40",
принадлежавший  Адаму  Хуциеву.  К  полевому   командиру   присоединился
Рагимов.
   - Калымит Адам, -  определился  Увайс,  глядя  на  красивый  разворот
самолета.
   Давлатов не ответил. Он ждал, когда из чрева самолета скользнет  вниз
крохотная фигурка, за ней еще одна, еще... и над ними  расцветут  купола
парашютов. Сам Давлатов лишь однажды  прыгал  с  парашютом,  впечатлений
хватило, чтобы раз и навсегда отказаться от этого сумасшедшего  занятия.
Другое дело - смотреть. А вот десантник Увайс Рагимов  прыгал  с  каждой
группой курсантов.
   - Один, что ли, не пойму, - начальник школы продолжал всматриваться в
одинокого парашютиста,  парящего  в  километре-полутора  от  базы,  и  в
самолет, делающий очередной разворот.
   - Один? - Давлатов недоверчиво выпятил  губу.  Если  один,  то  очень
состоятельный человек.
   Самолет Адама Хуциева продолжал снижаться, выбрав  не  самый  удачный
курс: шел прямо на базу.
   - Хусейна, что ли, посадил за штурвал? -  продолжал  гадать  Рагимов,
выгнув черные брови.
   Давлатов на секунду прикрыл глаза. Какая-то  неприятная  и  тоскливая
мысль коснулась его сознания... И Рустэм зазывал ее, морща лоб  и  кривя
губы...
   Он снова посмотрел на самолет, который вдруг резко ухнул вниз, метров
на сорок-пятьдесят, продолжая следовать прежним курсом.
   - Чокнутый! - выругался Увайс. - Куда он прет?!
   Внезапно в горле Давлатова пересохло, и он не  сразу  сумел  ответить
товарищу. По коже прошла ледяная волна,  закончив  свой  бег  на  бритом
затылке полевого командира. Он уже знал ответ на вопрос  Ибрагимова,  но
стоял как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от ревущего в  трехстах
метрах от КПП самолета.
   "Вот сейчас..." - сквознякам пронеслось в голове  чеченца,  рождая  в
груди отчаянье вперемешку с обидой и злостью. В стонущей голове  Рустэма
билась одна только мысль: его переиграли вчистую. Оставили ли шанс, этот
вопрос, как ни странно, стоял  на  последнем  месте.  На  первом  -  все
усиливающаяся злость, растерянность, оскорбление... и тоска, заглушающая
даже пронзительный рев турбин. А вот и ОНИ.
   Что-то страшное было  в  появлении  русских  диверсантов  за  хвостом
теперь уже на