ных прочих дел Волк исправно
стрелял в тире и даже на  армейском  полигоне.  А  сегодня  прямо  перед
цирком положил заказанную тетку. Он всадил ей только одну пулю, но точно
в сердце, оставил карабин и, выйдя через черный  ход,  ушел  дворами  на
Фонтанку, где его ждал "мерс".
   Чеченец был доволен и спокойно отправился спать. А Волк  заступил  на
дежурство  перед  его  дверью.  Однако  только  что  ему  доложили,  что
застреленная тетка воскресла и болтала по телефону с малюткой-циркачкой.
И теперь Волчара ломал голову, как  быть:  сразу  сообщать  эту  новость
Чеченцу или подождать до утра.
   Но тут подоспела и другая новость: у очередного терпилы  сошла  тату.
Была татуировочка - и не стало! С такой новостью можно  было  Чеченца  и
будить.
   Ожившая тетка уходила теперь в тень.
   Хотя их разделяли стена и дверь, просто так к  Чеченцу  входить  было
западло. С недавних пор шеф  стал  остерегаться  всего  и  своей  дверью
распоряжался только сам. Если вдуматься, то дела  у  шефа,  видно,  были
настолько чмовые, что самое время Волку было с них  соскочить,  пока  не
настало полное  вязалово.  Он,  Волчара,  всегда  раньше  всех  унюхивал
капканы, которые расставляла им жизнь.
   Потому  и  спасался.  И  сегодня  он  тоже  чувствовал  знакомый  дух
мышеловки. Но что там ни говори, а доложить обо всем Чеченцу надо.
   На своем сотовом он набрал его номер, пропустил гудков восемь,  снова
набрал. Чеченец не отзывался, хотя все знали, что сон у него такой,  что
его шорох пылинки разбудит. Это было  странно,  потому  что  шеф  всегда
отзывался сразу. Приходилось Волку решаться. И он, предчувствуя  плохое,
нажал на кнопочку в полу, о которой знало только несколько человек.
   Двери  раздвинулись,  Волк  шагнул  в  апартаменты  Чеченца,  пересек
небольшую промежуточную комнату и, громко кашлянув, но все равно  рискуя
нарваться на пулю, открыл двери, которые были слева.
   На него сразу дунуло холодком. Решетка на  окне  была  спилена,  рамы
распахнуты, апартаменты можно было не  изучать,  все  и  так  ясно  -  в
расстеленной кровати шефа не лежало. А за  открытым  окном  раскачивался
капроновый трос, на котором он был спущен.
   Первой мыслью Волка было поднять тревогу. Вторая  мысль  перечеркнула
первую  и  приказала  немедленно  заняться  бабками,  а  потом  в  темпе
исчезнуть. Где Чеченец держал "зеленые",  нужные  для  дневных  дел,  он
приблизительно знал. И не ошибся.
   То, что бабки были на  месте,  тоже  говорило  о  многом.  Волк  даже
примерно предполагал, кому понадобилась жизнь  его  теперь  уже  бывшего
шефа. Но это имя вслух лучше было не называть. Не зря  Чеченец  так  его
боялся, что даже перед дверью поставил пост. И  Волк  сделал  правильно,
промолчав, что человек этот встретился ему на днях посреди улицы,  когда
они с пацанами въехали на "мерсе" в борт какому-то лоху.
   Зеленых у Чеченца оказалось немеряно. Волк  набил  все,  какие  были,
карманы, застегнул на себе куртку и наполнил  пространство  за  пазухой,
так что у него раздулся живот. Запрыгнув на подоконник,  он  подтянул  к
себе болтающийся капроновый  шнур  и,  стараясь  не  спешить,  чтобы  не
ободрать ладони, цепляясь  подошвами  за  глухую  стену,  стал  медленно
спускаться.
   Он успел вовремя. Стоило ему отгрести метров на сто от бассейна,  как
туда подъехало несколько автобусов, и из них высыпал ОМОН в масках.
   Что-то в его мыслях было не так.

***

   Петя лежал на топчане и  пытался  сообразить,  зачем  его  тюремщикам
понадобилась татуировка. Ну да, в какой-то  книге,  вроде  бы  в  "Осени
патриарха",  престарелый  диктатор  угощал   строптивых   генералов   их
фаршированными коллегами.
   Может быть, здесь нечто похожее  -  выживший  из  ума  олигарх  любит
закусывать фаршированными людьми. Уж если верить в  этакое  безумие,  то
нужно идти до конца: олигарх предпочитает людей с татуировкой  на  теле.
Что же будет теперь, когда они обнаружили, что татуировка исчезла?
   Понятно, что эти люди  его  не  отпустят.  Даже  если  он  поклянется
хранить их тайну. Если им не понадобится его  тело,  оно  просто  станет
частью фундаментного блока. И поэтому лучше закончить свою  жизнь  прямо
сейчас, пока с него  снято  наблюдение.  А  то,  что  за  ним  перестали
следить, он почувствовал сразу.
   И все же надежда умирает последней. Быть может,  он  все-таки  найдет
способ отсюда выкарабкаться.
   Неожиданно его печальные мысли прервал глухой, но сильный  взрыв,  от
которого дрогнули стены. Похоже, что рвануло где-то в здании, потому что
сразу после этого Петя услышал далекие звуки - едва слышный топот многих
ног, выстрелы, команды.
   "Неужели спасают меня!" - Он боялся поверить в такое чудо, и  все  же
начал  прислушиваться  к  каждому  звуку.  Топот  отдалился,  стал  едва
различимым.
   - Эй! - крикнул Петя, не очень веря в то, что его услышат. - Люди!  Я
здесь!
   Как ни  странно,  топот  стал  снова  приближаться,  хотя  его  крик,
конечно, никто не услышал.
   Потом где-то близко лязгнула металлическая дверь.
   - Есть тут кто живой? - донесся голос. - Товарищ майор, тут вроде  бы
никого!
   -  Я  здесь!  Здесь!  Помогите!  -  закричал  изо  всех  сил  Петя  и
почувствовал, как слабо прозвучал его крик. Но его услышали.
   - Товарищ майор, кто-то есть!
   В коридоре послышались шаги, и Петя снова крикнул:
   - Я здесь сижу, в камере!
   - Сейчас откроем, - сказали ему из-за двери. - Только оружие  на  пол
сначала.
   - Нет у меня оружия, я заключенный.
   - А-а! - обрадовался спаситель. - Тебя-то мы и ищем.
   Дверь распахнулась, и Петя увидел омоновца в пятнистом комбинезоне, в
бронежилете и маске. Омоновец наводил на него автомат.
   - Не стреляйте, вы что! - испуганно крикнул Петя.
   - К стене, стоять! Руки над головой! - скомандовал омоновец и крикнул
кому-то:
   - Товарищ майор, тут он. Его обыскать?
   - Ну, обыщи, - согласился невидимый майор.
   - Я свой, - с трудом проговорил Петр. - У меня оружия нет.
   - Порядок такой, - объяснил омоновец, проводя ладонью вдоль его тела.
- Ты не обижайся, я-то верю, а  порядок  есть  порядок.  Так,  повернись
лицом, - скомандовал он. - Теперь спокойно, медленно иди вперед.  Бежать
не вздумай, буду стрелять.
   Под конвоем автоматчика Петя  прошел  по  узкому  коридору,  повернул
налево, вошел в более широкий коридор, поднялся по бетонным  ступеням  и
оказался перед развороченным выходом на улицу. Оттуда  на  него  дохнуло
таким свежим воздухом, что в голове сразу началось легкое кружение.
   Петя остановился на крыльце  и  увидел  десяток  парней,  стоящих  на
коленях вокруг автобуса со стянутыми назад руками.
   - Привел. Говорит, заключенный, - доложил автоматчик слегка  сутулому
пожилому человеку с домашним лицом. Он единственный был здесь без маски.
   -  Привел,  хорошо,  -  сказал  человек,  видимо,  руководитель  всей
операции. - Опусти автомат, а то еще прихлопнешь парня, освободитель.  -
И он повернулся к Пете. - Имя, фамилия, адрес?
   - Петр Геннадьевич Веселовский, - произнес Петя и  почувствовал,  что
губы его задрожали.
   - Есть такой пропащий у нас в списке, - весело подтвердил командир.
   Петя не удержался и всхлипнул, но сумел  договорить  то,  что  считал
важным:
   - Они меня в камере откармливали, чтобы съесть.
   - Да нет, - и командир улыбнулся невоенной улыбкой, - Кушать вас  они
не собирались. Им нужна была ваша кожа.

ТРИ ВЕСЕЛЫХ ПАССАЖИРА

   - Прокололись мы, - докладывал Дубинин своему шефу. -Опоздали часа на
два.
   Взяли всякую  шушеру,  а  главного  упустили.  Хорошо  хоть  парнишку
спасли, студента.
   На втором этаже в офисе как бы охранного предприятия "Эгида  +"  было
пока   малолюдно.   Не   сидела    в    приемной    перед    компьютером
красавица-секретарша, да и другие сотрудники, не занятые в операции, еще
только собирались на службу.
   Внизу тоже было непривычно свободно. Дубинин отпустил  большую  часть
группы захвата на отдых, приказав явиться к одиннадцати.
   - Кто его упредил? - продолжал  Дубинин.  -  И  еще:  там  есть  одна
смущающая  подробность  -  блок  на  крыше,   перепиленная   решетка   и
разрезанное стекло.
   -  Не  одна,  а  целых  три,  -  шутливо  уточнил  Плещеев,  а  потом
поинтересовался:
   - По Брамсу вы новенького ничего не получали?
   - Если не считать, что в выходной я сам подвез человека,  подходящего
под его описание, ничего. Думаете, это его игра?
   - Может быть, может быть, - задумчиво проговорил Плещеев. -  Попробую
уточнить по своим каналам. Отдыхайте, Осаф Александрович.
   - Я только хотел спросить, -  Дубинин  уже  встал,  но  задержался  у
кресла. - Приказ о его обязательном уничтожении еще действует?
   - Да как вам сказать. Письменного приказа я не видел.  Мы-то  с  вами
читали только информацию о нем. Ходили слухи, что и устное  распоряжение
отменено. Так сказать, дела давно минувших дней, другая  страна,  другие
руководители, ошибки прошлого. Первое-то его  преступление  ведь  в  чем
заключалось:  ему  полагалось  погибнуть,  а  он  выжил,  его  к   Герою
собирались посмертно представить, а он  -  живой.  Короче,  насколько  я
знаю, до него сведения об отмене распоряжения были доведены и однажды он
якобы  получил  задание.  Скажем  так,  пресечь  деятельность   чересчур
ретивого то ли физика, то ли биолога. Это  был  как  раз  момент  пылкой
любви с американской державой, и приказ исходил от обеих сторон. Чего-то
этот умник такого наоткрывал, что грозило устроить большой  непорядок  в
мире. И якобы тот, о ком  мы  говорим,  приказ  недовыполнил  -  скальпа
физика не представил. То ли пожалел парня и отпустил,  то  ли  сам  куда
упрятал. Но предупреждаю, это -  сугубо  неофициальная  информация.  Как
говорят, за что купил, за то и продаю.
   - То есть он остался вольным стрелком?
   - Ну насколько вольным, а насколько - подневольным, мы не знаем, но -
стрелком.
   Когда Дубинин вышел, Плещеев набрал электронный адрес,  в  "Эгиде  +"
известный только ему одному. Этот адрес не был нигде записан и  хранился
лишь в памяти. Сообщение состояло  из  одного  слова:  "Позвони".  Минут
через двадцать он услышал сигнал сотового.
   - Звал? - коротко спросил голос.
   - Скажи,  пожалуйста,  Чеченца  ты  у  нас  увел?  -  поинтересовался
Плещеев.
   - Если да, так что?
   - Несправедливо. За ним большой хвост, он нам тоже нужен.
   - Справедливо. У вас он через  год  выкупится,  а  там,  куда  я  его
сплавил, будет сидеть пожизненно. Или скорчится. На электрическом стуле.
За ним хвостов, как у нас с тобой пальцев. И все большие.
   - Ну спасибо, что отозвался. Теперь хоть есть ясность. Будь.
   - Ты тоже, будь, - и звонивший отключился.

***

   К набережной Макарова  там,  где  Васильевский  остров  изгибается  в
сторону реки Смолении, между Тучковым мостом и началом Малого  проспекта
пришвартовался  на  радость  прохожим  огромный  океанский  корабль.  Он
возвышался над городскими постройками, и солнце, отражаясь в  окнах  его
кают и салонов, слепило глаза жильцов многих соседних  зданий.  Прохожие
любовались его белизной, современными обводами. В районе верхней палубы,
где-то на высоте крыши семиэтажного дома, вдоль фальшборта  торжественно
тянулась надпись, оповещающая о названии судна, которое на русский  язык
переводилось, как "Корона Карибов".
   Санкт-Петербург был последним пунктом  в  тридцатидневном  туристском
маршруте корабля. Отсюда он прямым  ходом  отправлялся  через  Атлантику
назад, к латиноамериканскому  берегу,  чтобы  высадить  богатых  пожилых
людей, уставших от долгого  плавания  и  обилия  впечатлений,  в  портах
Бразилии, Аргентины, Колумбии и Мексики.
   Порядок входа и выхода туристов был упрощенным. Лишь  у  трапа  стоял
круглосуточный пост - два сменяющихся  пограничника,  которые,  проверив
паспорта, осматривали строгим взглядом каждого, кто поднимался на  судно
или спускался на берег.
   Вечером накануне отплытия судна в Мариинском дворце,  где  помещалось
Законодательное собрание, был устроен прием  в  честь  посетивших  город
почетных гостей. Туристов  не  стали  утомлять  долгими  экскурсиями  по
дворцу и скучными речами. Довольно скоро торжественная часть  перешла  в
фуршет. А потом желающим была  дана  последняя  возможность  прогуляться
вдоль невских набережных. Ровно в двадцать три часа  судно  должно  было
отчалить.
   В  десять  вечера  вблизи  угла  Третьей  линии  и  Малого  проспекта
остановилась серая "Нива". К ней подошли трое загорелых элегантно одетых
мужчин  и,  перебросившись  с  водителем  несколькими   фразами,   стали
усаживаться в машину. На заднем сиденье за спиной водителя уже был  один
пассажир, который, судя по всему, находился в глубоком пьяном забытьи.
   - Хо! - весело  сказал  один  из  тех,  что  сели  с  ним  рядом,  и,
дружелюбно похлопав его по  щекам,  положил  во  внутренний  карман  его
пиджака паспорт, а потом шутливо позвал:
   - Пс-пс-пс-пс-пс.
   Но пьяный не отозвался.
   "Нива" выехала на Малый проспект и через несколько минут  затормозила
невдалеке от корабля, на котором уже празднично  светились  разноцветные
огни иллюминации. Пассажиры весело, громко переговариваясь  по-испански,
стали высаживаться из машины, а сойдя, заботливо  спустили  на  землю  и
своего товарища.
   Только теперь стало заметно, что  вся  компания  находится  в  легком
подпитии.
   Один из них, сунув несколько бумажек водителю, помахал  ему  рукой  и
послал воздушный поцелуй. Машина сразу отъехала, а  недавние  пассажиры,
заботливо  обняв  своего  товарища,  по-прежнему   смеясь,   подошли   к
пограничному посту у трапа.
   - Спасибо! До свидания! - выкрикнули они хором русские слова  русским
дежурным.
   Тот, что расплачивался с водителем, собрал у всей компании  паспорта.
Для этого ему пришлось залезть в карман  пиджака  к  приятелю,  которого
друзья обнимали с обеих сторон и чья голова лишь пьяно болталась.
   - О-о-о! - объяснил он пограничникам, вручая все паспорта  вместе.  -
Водка!
   Русска водка! О-о-о!
   Пограничники тем не менее проявили бдительность и сверили  каждую  из
фотографий с пьяным оригиналом. А еще через минуту два веселых пассажира
уже потащили своего соотечественника и собутыльника по пружинящему трапу
на борт, а третий, приплясывая, подталкивал их в спины.
   К кораблю с разных сторон подъезжали таксисты и частники и высаживали
точно такие же развеселые компании, которые сразу направлялись к  трапу.
До отправления судна оставалось полчаса.
   В  полночь  недавний   водитель   серой   "Нивы"   включил   ноутбук,
подсоединенный  к  его  сотовому,  и  прочитал   на   экране   очередное
электронное послание:

   "Дорогой друг!
   Февральские друзья выражают Вам признательность за  точно  пройденный
путь и сообщают  о  том,  что  все  взятые  ими  на  себя  обязательства
выполнены по стандартной схеме.
   Примите также и мои поздравления!
   Ваш Координатор".

ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ

   На Васильевском острове в Петербурге  есть  старинное  кладбище.  Его
называют Смоленским. Там среди крестов, памятников и  дорогих  надгробий
находится могила знаменитого  инженера  Людвига  Нобеля,  осветившего  в
начале XX века всю Россию дешевым керосиновым светом. Это его дети после
смерти отца первыми придумали давать премию Нобеля лучшим  изобретателям
России. А уж спустя несколько лет, воодушевленный таким примером,  самый
богатый человек мира, динамитный  король  Альфред  Нобель  завещал  свое
состояние тем, кто своими  изобретениями  способствовал  упрочению  мира
среди людей. Но его прах покоится в другой земле.
   Здесь же, на Смоленском кладбище, захоронена и святая юродивая Ксения
Петербургская,  покровительница  города,  к  стенам  часовни  которой  и
сегодня прикладываются те, кто надеется получить от нее благость.
   Почти посередине между этими двумя знаменитыми могилами, над недавним
братским захоронением поставлена стела из розоватого мрамора со странным
рисунком: сквозь едва прочерченный, словно выступающий из небытия силуэт
человека просматривается другой - в котором  при  желании  можно  узнать
кого-либо из святых апостолов.
   В нижней части стелы выбито несколько имен, ничего не говорящих  тем,
кто проходит мимо. Это - имена молодых людей, чьи тела,  лишенные  кожи,
так и не удалось индентифицировать. Лишь одно имя может обратить на себя
внимания "Антон Шолохов". После многих согласований с комиссаром Симоном
Пернье Дмитрию Самарину удалось транспортировать в Россию тело  мужчины,
которое наводило ужас  на  сотрудников  парижского  морга.  Генетическая
экспертиза подтвердила, что именно в этой оголенной  замороженной  плоти
несколько  лет  назад  обитала  душа  художника.  И  поэтому  тело  было
разрешено похоронить в той же  братской  могиле.  А  стелу  со  странным
рисунком сделал друг его детства Кирилл Агеев.
   Ева Захарьянц, получив после долгих печальных хлопот то, что осталось
от ее сына, увезла эти останки на родину, где и осталась сама навсегда.
   И Нина, спасенная Брамсом от грабителей и насильников, не зря  везла,
рискуя жизнью и честью, прядку волос исчезнувшего  жениха.  Генетическая
экспертиза помогла идентифицировать его  обезображенное  и  обезличенное
тело. К великому горю родителей и невесты. Но самая страшная правда  все
же лучше, чем годы безнадежной неизвестности.
   А останки Василия Афиногенова удалось получить  одной  пожилой  даме,
чье имя в городе известно многим. По слухам, она подхоронила их в могилу
своего мужа.
   Пока никому так и не  удалось  выяснить,  в  чьей  частной  коллекции
спрятана главная часть несостоявшегося "иконостаса" - распятие,  которое
Шолохов нанес на собственную грудь. Но время от времени фотографию этого
творения можно увидеть в журналах, посвященных современному боди-арту.
   В последний месяц перед сдачей рукописи Агния работала днем и ночью.
   Некоторые  страницы  будущей   книги   она,   словно   Лев   Толстой,
переделывала по многу раз. С той лишь  разницей,  что  Толстому  будущие
тома  переписывала  многодетная  супруга  Софья  Андреевна,   Агния   же
занималась этим сама. Слово  рукопись  теперь  имеет,  скорее,  условный
смысл. Агния держала в руках  четыреста  страниц  текста,  набранных  на
компьютере и распечатанных на лазерном принтере.
   И наконец назначенный день  настал.  Она  сошла  с  поезда  и  решила
выполнить тот самый план, который так неудачно сорвался  в  день,  когда
она приехала подписывать договор. Для этого ей снова надо было  обменять
бумажку в сто долларов. Стрелка на Каланчевке рядом с выходом из вокзала
по-прежнему указывала вниз, на  подземный  переход.  И  курс  был  опять
намного выгодней, чем в Петербурге.
   Агния спустилась по ступеням и пошла направо в тупичок  к  обменнику.
Как и в прошлый раз, у окошечка не было клиентов, но  только  она  стала
доставать свою  купюру,  как  оно  захлопнулось,  и  появилась  табличка
"технический перерыв".
   - Какая обида! - Тот же самый интеллигентного вида  мужчина,  который
обманул в прошлый раз, уже стоял за ее спиной. -  Мне  так  срочно  надо
купить сто долларов! Ну что делать?! Что делать?! - спросил он у  Агнии,
и в голосе его прозвучало искреннее отчаяние. - Поможете мне? У вас ведь
как раз сто долларов!
   И на проценте мы вместе выиграем.
   Агния отошла от  двери  обменника  и  обнаружила,  что  важного  вида
напарник уже встал наизготовку.
   - Они у вас настоящие? - спрашивал интеллигент,  смущаясь.  -  А  то,
знаете, я недавно нарвался и мне так от жены попало!
   - Даже не знаю, - проговорила Агния, разыгрывая растерянность. -  Мне
говорили, что можно менять только в кассе. Вон тот человек говорил. -  И
она указала на его важного напарника.
   - Но вы же видите деньги.  Тут  как  раз  на  сто  долларов.  Следите
внимательно, я их буду пересчитывать.
   - Нет, вы знаете, я передумала, - весело объявила Агния. -  И  вообще
вы у меня оба уже описаны.
   - Чего? - произнес ч