что ехать к  владельцу  "шестерки"
нужно было в центр, на Таврическую улицу. Место,  знакомое  до  слез.  В
детстве одну зиму он ходил в Таврический  сад  кататься  на  коньках,  а
главное - надеялся встретить Штопку, бабушка которой жила  тогда  здесь,
неподалеку, забирала на  зимние  каникулы  внучку  к  себе  и  водила  в
Таврический на каток. Сейчас, с удовольствием идя по парковой аллее мимо
прудов, он вдруг подумал, что давно не видел детей с коньками  в  руках.
Осталось ли вообще  такое  занятие,  как  коньки,  в  культуре  детства?
Правда, зато появилось другое развлечение - например, в районе Дворцовой
площади кучкуются катальщики на роликах.
   Дмитрий вошел в старинное и очень просторное парадное, где в  древние
времена был камин и  на  стенах  еще  сохранились  помутневшие  изразцы,
поднялся по  широкой  лестнице  на  второй  этаж.  Там  тоже  его  ждала
неожиданность: на двери была не кнопка электрического  звонка,  а  нечто
древнее в форме медного бантика, с надписью на латунной табличке: "Прошу
повернуть".
   Дмитрий повернул, услышал дребезжащее треньканье, повернул  еще  раз,
потом третий, и лишь тогда раздались шаркающие шаги. Он понял,  что  его
разглядывают в глазок, который находился  посередине  двери  -  все-таки
кое-что современное здесь было, - и услышал басовитый старушечий голос:
   - Кто здесь?
   - Откройте, пожалуйста, я из милиции по поводу вашей машины, -  решил
сказать он полуправду.
   Старуха за дверью грохнула крюком и впустила его.
   При ближайшем рассмотрении  она  оказалась  никакой  не  старухой,  к
хозяйке подходили иные слова - это была пожилая видная  дама.  Когда-то,
лет пятьдесят и даже тридцать назад,  она  несомненно  была  потрясающей
красавицей  и,  может   быть,   светской   львицей.   Дмитрий   привычно
продемонстрировал на полувытянутой руке свое удостоверение.
   - Вы - Елизавета Петровна? - блеснул  он  знаниями,  почерпнутыми  из
базы данных. - А где же хозяин, Алексей Пахомович?
   - Неужели нашли? - перебила она радостно, оставив без внимания вопрос
о хозяине. - И машину, и этих мерзавцев?
   - Нашли, - подтвердил Дмитрий, стараясь, чтобы голос звучал как много
легче, - но пока только машину.
   - Она не  разбита,  не  разворована?  -  стала  допытываться  дама  с
тревогой. - А эти негодяи? Что же вы их-то не ищете?
   - Их-то я как раз и ищу. А с машиной  почти  все  в  порядке.  Задний
бампер немного помят и фонари разбиты, а так - все цело.
   - Где она? Вы ее привезли? Я могу сразу ее получить? У меня есть  все
документы и доверенность, и права - тоже.
   Похоже, что дама сделала движение, чтобы пойти в глубину квартиры  за
документами. Но Дмитрий ее остановил.  Его  чуть-чуть  насторожило,  что
дама уклонилась от ответа на вопрос о муже.
   - Тут возникли кое-какие проблемы. Мне хотелось  поговорить  с  вашим
супругом. Он в городе? Я могу его видеть?
   - Нет, вы подождите! Вы так мне и не сказали, где машина!
   Отчего-то  хозяйка  настойчиво  уклонялась  от  прямого  ответа   про
хозяина.
   Дмитрий в очередной раз вспомнил  о  показаниях  водителя  грузовика:
"шестерку" вел мужчина лет тридцати пяти и с ним  рядом  сидела  девочка
лет десяти-двенадцати. "Уж не родственник ли ее? - вдруг подумал он. - В
поведении хозяйки что-то было явно не так. Иногда такой угон  -  обычное
бытовое мошенничество, когда владелец хочет получить страховку, а машину
продал  в  соседний  гараж-мастерскую  на   запчасти   или   отогнал   к
родственникам. Забавно было бы, окажись мужчина тридцати пяти лет  сыном
старухи, девочка же - ее внучкой, - мечтательно подумал Дмитрий. - Тогда
бы следствие мгновенно упростилось. Только такие чудеса не случаются".
   - Машина будет, она на специальной стоянке. Так где  хозяин?  Я  могу
поговорить с ним?
   - Пройдемте в мастерскую, - предложила дама,  опять  отклонившись  от
ответа.
   - Извините, что я вас так здесь и держу.
   Дмитрий  пошел  по  темноватому  коридору  вслед  за   нею,   пытаясь
сообразить, что  это  может  быть  за  мастерская  в  обычной  городской
квартире, и готовый к любой  неожиданности.  Но  когда  хозяйка  открыла
перед ним  широкую  дверь,  он  все-таки  замер,  именно  от  той  самой
неожиданности.
   В глаза ему из широких окон ударил яркий дневной свет.
   Эти окна он отметил еще, подходя к дому. Так  вот  что,  оказывается,
было за ними - мастерская художника. Теперь Дмитрий  стоял  в  небольшом
зале с высоким потолком, и  со  всех  стен  на  него  смотрели  картины,
гравюры, литографии и маленькие наброски, а с этих картин, с карандашных
набросков сделанных на бумажных листах, отовсюду его разглядывали  дети.
Дети были играющие, катающиеся на  самокатах  и  велосипедах,  плачущие,
поставленные в угол, отвечающие  у  классной  доски.  Какие-то  из  этих
картин он вроде бы смутно помнил с детства - видел их то ли  в  школьной
хрестоматии, то ли просто в книжках.
   - Потрясающе! - сказал он хозяйке,  которая  с  молчаливой  гордостью
ждала его реакцию. - Это все нарисовал ваш муж?
   - Кое-что мы вместе, но основное - его работы. - Хозяйка  еще  больше
выпрямилась и стала как будто выше.  -  Это  -  из  знаменитого  альбома
"Город в блокаде". Вам их показывали в школе.
   - Да, верно, - согласился Дмитрий,  -  Я  помню.  Так  это  тоже  его
работы? Он уже тогда рисовал?
   - Это для вас, молодой человек, блокада  -  древняя  история,  -  она
улыбнулась, - а для нас... Алексея Пахомовича на фронт не взяли, даже  в
ополчение, из-за хромоты. Ему после перелома не правильно ногу срастили.
И в первую блокадную  зиму  он  рисовал  город  -  Невский  в  сугробах,
засыпанные снегом троллейбусы... Все это вы видите здесь.  Его,  кстати,
постоянно отводили к вам,  в  милицию.  Тогда  же  была  шпиономания,  и
прохожие в каждом странном человеке видели немецкого  лазутчика.  А  тут
двадцатилетний парень что-то рисует  посреди  Невского.  Не  успевал  он
поставить этюдник, как его хватали - и  в  отделение.  Но  там  его  уже
знали. "Успокойтесь, - говорили, - граждане. Благодарим за бдительность.
Но это наш, советский художник, он рисует город на память  потомкам".  И
что вы думаете? Ведь так и случилось. Блокадный  город  изучают  по  его
работам.
   - А это - тоже работа вашего мужа? - удивился Дмитрий, потому что  уж
этот-то рисунок помнил очень хорошо: он писал по  нему  в  пятом  классе
изложение - к годовщине прорыва Ленинградской блокады.
   Это был знаменитый плакат "Николай Николаевич" или "Все для  Победы",
на котором художник изобразил на фоне  работающей  у  станка  женщины  в
ватнике, в платке, тощего мальчишку лет шести -  в  ушанке  и  в  старом
пальтишке,  который  полировал  двумд  ручонками  деталь  для  танкового
двигателя. Дмитрий и сейчас помнил эту историю: учительница повесила над
доской плакат, прочитала  им  известный  рассказ  о  том,  как  художник
получил во  время  блокады  задание  нарисовать  лучшего  рабочего  (для
плаката, чтобы размножить его на всю страну), его привели в  цех  и  там
оказалось, что лучшие рабочие - мать и ее  сын  -  шестилетний  мальчик,
которого звали Николай Николаевич. Рисунок  художника  был  напечатан  в
газетах, у нас и за  границей,  плакат  действительно  висел  во  многих
городах страны, и его даже сегодня часто показывают в фильмах о войне.
   Маленький Николай Николаевич приобрел мировую славу, в России  о  нем
сочинил стихи самый знаменитый поэт страны, стихи положили на музыку,  и
эту песню, превращенную в фокстрот, исполняли негритянские джаз-бенды  в
Америке. А потом, спустя  тридцать  лет  после  победы,  художник  снова
пришел однажды на этот завод, чтобы порисовать людей для книги, и на том
же самом месте, где  рисовал  во  время  блокады  шестилетнего  рабочего
мальчика, он увидел того же самого Николая Николаевича. Только, понятное
дело, ему уже было не шесть, а тридцать шесть, и виски  у  него  к  тому
времени слегка серебрились. "Николай Николаевич Иванов, лучший  работник
нашего цеха", - сказали тогда художнику.
   Такую  хрестоматийную  историю-миф,  по  которой  он  писал  в  школе
изложение, вспомнил Дмитрий, остановившись у рисунка.
   - Естественно, это работа мужа,  -  подтвердила  дама.  -  А  сейчас,
только это большой секрет, но  вам,  как  сотруднику  милиции,  я  скажу
правду. - И хозяйка перешла  на  шепот,  словно  их  кто-то  подслушивал
рядом:
   - Мой муж находится в больнице. В результате угона у  него  произошел
инфаркт. Мы же собственными глазами видели, как они  из-под  окон  увели
нашу машину. Вы представляете! Мы даже в форточку им  кричали!  А  потом
муж выскочил, в чем был, и тогда они на  него  накинулись.  Два  молодых
парня стали бить  пожилого  человека,  знаменитого  художника,  лауреата
нескольких государственных и международных премий!
   - Как он сейчас? - сочувственно спросил  Дмитрий,  еще  раз  окидывая
взглядом те работы, которые висели на стене прямо перед ним.
   "А этого человека я тоже где-то видел", - подумал Дмитрий,  глядя  на
мужчину, изображение которого висело рядом  с  "Николаем  Николаевичем".
При  этом  у  него  было  ощущение,  что  с  мужчиной  он  недавно  даже
разговаривал.
   - Я, конечно, тоже  выбежала  следом,  и  они  стали  бить  меня.  Вы
представляете степень его унижения?! Он лежал на земле, видел, как  меня
избивают, и не мог меня защитить.
   - Подонки! - проговорил Дмитрий.
   - У него произошел инфаркт не  из-за  угона  машины,  а  из-за  этого
унижения!
   - Как он сейчас? - повторил свой вопрос Дмитрий. - Он в реанимации?
   - Нет, из реанимации уже вышел, в обычной палате. Но работать пока не
может. А издательство дало ему срочный заказ. Этот заказ выполняю я,  но
никто не должен об этом знать. Вы меня понимаете?  Никто!  Всюду  должна
стоять фамилия мужа, потому что он -  народный  художник  СССР,  а  я  -
просто художник.
   - Вы можете описать мне угонщиков? Вы ведь их хорошо видели.
   - Конечно, видели. Я же говорю, мы в  форточку  им  сначала  кричали,
чтобы они отошли от машины. Естественно,  я  могу  их  описать.  Я  даже
описала в заявлении, когда вызвала милицию. Все их приметы.
   Это была удача!
   - Сейчас повторить это описание сможете? Специально Для меня.
   Дмитрий вынул стандартный лист для опроса  и  собрался  зафиксировать
показания дамы, но тут-то настигло его  разочарование.  Выяснилось,  что
никаких важных деталей мадам сказать не может. Дело было ночью.  В  окно
они видели угонщиков со спины, супругам показалось, их было  двое,  один
длинный, другой - короче, и на длинном была серо-голубая куртка.
   - Когда у мужа от унижения зажало сердце, я все-таки  надеялась,  что
боль отойдет, и вызвала только милицию.  А  уж  милиционер,  молоденький
мальчик, сам вызвал "скорую", врач сделал кардиограмму и сразу  отправил
в больницу, - рассказывала дама. - Я поехала вместе с ними. А в  милицию
пришла только во второй  половине  дня.  Представляете  -  там  даже  не
сделали вида, что станут искать и машину и угонщиков. Ведь они  по  сути
дела убийцы. Я же легко могла потерять мужа,  вы  понимаете?  А  милиция
искать и не  думает.  В  конце  концов,  Дантеса,  вызванного  на  дуэль
Пушкиным, ненавидят до сих пор. А Алексей  Пахомович  -  тоже  достояние
русской культуры, я пыталась это втолковать милиции.
   - А они?
   - Что они? Не желают хотя бы притвориться, что  внимательно  слушают!
То есть мы оказались абсолютно  бесправными  перед  двумя  негодяями!  -
Что-что, а это Дмитрий  представить  мог.  Было  бы  странным,  если  бы
случилось наоборот. - Они сообщили номер нашей машины по своей сети,  но
и только. У меня ощущение, что для них было  самое  важное  -  не  поиск
воров, а другое - чтобы я не настаивала  на  заведении  дела.  Но  я  не
уходила до тех пор, пока дело не было открыто, и даже знаю его номер.
   - Ну и как?
   - То есть как - как? По крайней мере, машину вы ведь нашли?! Вы ее  в
самом деле нашли?
   - Нашли-то нашли, но хорошо бы еще найти  и  этих  подонков.  Поэтому
машина несколько дней постоит у нас. Вы не  волнуйтесь,  она  охраняется
хорошо.
   -  Вот  видите!  Теперь  вы  зашевелились,  после  письма  из   Союза
художников.
   Даже личностью преступников заинтересовались. Кстати, вы первый.  Там
в отделении это было никому не интересно, - повторила она с  горечью.  -
Один только пожилой капитан, я даже его фамилию знаю, но вам  не  скажу,
услышал, как я настаиваю на заведении дела, и, когда мы остались вдвоем,
посоветовал обратиться к мафии.
   - Так и сказал: "Толку от нашей конторы вам никакого, но  я  вам  дам
человека, который наверняка поможет. Вы только ему сразу объясните,  кто
ваш муж, и за четверть цены он найдет, если ее  на  запчасти  не  успели
разобрать".
   - И что этот человек?
   - Нет, я не стала брать его телефон - еще не хватает попасть  в  лапы
мафии!
   Все эти истории Дмитрий знал наизусть. Он и сам из сострадания  порой
был готов дать потерпевшему наводку на того или другого авторитета. И те
на самом деле иногда помогали. Правда, трудно представить, какой был  бы
толк браткам от четы пожилых художников, всю жизнь изображавших в книгах
детей. Разве что авторитет тоже писал изложение в школе...
   - Но, может быть, вы  что-то  еще  вспомните?  -  спросил  Дмитрий  с
надеждой. - Похоже,  что  они  -  не  простые  угонщики...  -  Он  хотел
добавить: "а очень опасные преступники", но  вовремя  остановил  себя  и
спросил:
   - У вас здесь столько детей?
   Вы их, наверно, с натуры рисовали,  со  своих  собственных...  или  с
внуков и внучек...
   - Нет, своих детей у нас с мужем не было. Так что и внуков с внучками
тоже... Бог не дал. А натура... Когда-то, - она  посмотрела  с  грустной
улыбкой на Дмитрия, - когда вас  еще  не  было  на  свете,  мы  с  мужем
выезжали в пионерлагеря, брали типажи...  Хотя,  с  другой  стороны,  вы
наверняка знаете,  что  Айвазовский  написал  все  свои  работы  дома  в
мастерской...
   Дмитрий об этом как-то раз слышал от сестрицы Агнии, поэтому кивнул с
видом знатока. О едва наметившейся версии с сыном он уже  не  думал,  но
хоть какую-нибудь наводку на преступников получить от  самого  владельца
автомобиля надеялся.  Если  тот  по  возрасту  еще  в  состоянии  что-то
запоминать.
   - И все-таки я бы хотел повидаться с вашим супругом...
   - Зачем? Это только разволнует его. Машина - единственное, что у  нас
осталось, кроме прошлых  работ.  Хотите,  я  вам  покажу  его  юбилейные
альбомы? У него было два больших юбилея...
   - Я бы с удовольствием, но в другой раз...
   - А зря, молодой человек.
   - Ехать надо, преступников ловить, - пошутил Дмитрий.
   - Вот что, я вам нарисую их фигуры - так, как разглядела.  Но  только
учтите, что было темно...
   Дама отошла к громадному, составленному из  двух  письменных,  столу,
который  стоял  посередине  мастерской,  быстро   набросала   карандашом
очертания двух фигур, видимых со спины и сбоку. Отдельно рядом с длинным
она нарисовала его лицо со слегка искривленным носом.
   "Это уже кое-что, - обрадовался Дмитрий, - все лучше, чем  фоторобот.
И нос наверняка сломан в драке".
   - Может быть, пригодится, - сказал она Дмитрию.
   - Еще как! - подтвердил он абсолютно искренне, убирая листок в папку.
- Одно из самых важных свидетельств. И простите меня, - он спросил уже в
дверях, - мужчина, изображенный рядом с Алексеем Пахомовичем - он кто?
   - Так это же Николай Николаевич! - удивилась вопросу хозяйка.  -  Тот
самый мальчик, только через тридцать лет. Разве я вам не рассказала  про
него?
   - Не успели, но мы это проходили в школе...
   Спускаясь по лестнице, он подумал, что правильно поступил, не  сказав
о страшном  грузе,  который  преступники  перевозили  в  их  "шестерке".
Следствие это бы не продвинуло, а супругов могло и доконать.

ВСТРЕЧИ В БОЛЬНИЧНОЙ ПАЛАТЕ

   Это  прежде,  чтобы  написать  мало-мальскую   статью   об   умершем,
журналисту приходилось неделями, а  то  и  месяцами  собирать  материал,
пользоваться недостоверными  свидетельствами  врагов,  которые  выдавали
себя за друзей усопшего. С пришествием в мир Интернета все  упростилось.
До замужества Агния смотрела на компьютеры со стихийным ужасом. У нее  с
детства были плохие отношения со всеми предметами, относящимися  к  миру
механики и железа. И до компьютера она осмелилась  впервые  дотронуться,
лишь переселившись в квартиру Глеба. На обучение  у  них  ушел  выходной
день, она, по словам мужа, оказалась на редкость способной ученицей.
   Теперь   же   Агния   не   представляла   жизни   без   Интернета   и
справочно-поисковых программ вроде Рамблера и  Яндекса.  Оказалось,  это
просто: набираешь нужную фамилию - и через несколько минут  перед  тобой
многочисленные  сведения  о  носителе  этой  фамилии,   его   открытиях,
публикациях, докладах и экзотических поступках. А ты  уж  сама  выбирай,
что отбросить, а что перекачать в личную папку.
   За несколько ночных часов - ночью Интернет дешевле  -  Агния  изучила
то, что писала об Антоне Шолохове русскоязычная пресса. Публикаций  было
много, но все они, как Агния быстро сообразила,  пользовались  переводом
большой статьи французского искусствоведа Жан-Поля Трюдо. Некоторые,  не
смущаясь возможным наказанием за плагиат, нахально передирали без всяких
ссылок его статью, при этом сокращая на свой манер  и  перевирая  факты.
Антон   Шолохов   рассказывал   французскому   искусствоведу   о   своем
петербургском периоде, называл имена друзей и учеников.
   Агния выписала эти имена в новый большой красивый  блокнот.  Она  уже
давно поняла,  что  такие  блокноты  -  своего  рода  визитные  карточки
журналиста, и, делая свои многочисленные интервью, никогда не забывала о
представительском блокноте.
   Одним из первых в ее списке был известный художник, о  котором  Антон
Шолохов  отзывался  с  благодарностью.  Узнать  адрес  любого  человека,
прописанного  в  Петербурге,  тоже  стало  несложным  в  эпоху  всеобщей
компьютеризации. И Агния,  не  теряя  времени,  отправилась  по  нужному
адресу к художнику, которого она думала  описать  в  книге  как  учителя
жизни и живописи.
   - Нет, милая моя, Алексея Пахомовича сейчас дома нет, а где  он  -  я
сказать не могу. -  Пожилая  хозяйка  осмотрела  ее  весьма  критическим
взглядом.  Судя  по  этому  взгляду,   Агния   показалась   ей   девицей
подозрительно молодой и легкомысленной. А потому чрезвычайно опасной.
   Таких оберегательниц семейных гнезд Агния хорошо знала и нисколько не
осуждала их. А  ну  как  поманит  заслуженного  мужа  какая-нибудь  юная
чаровница в мини-юбке и оставит подводить в печальном одиночестве  итоги
нескольких десятилетий супружеской жизни.  Да  еще  и  квартиру  отнимет
вместе с долларовой заначкой. Правда, Агния не так уж часто  попадала  в
разряд юных чаровниц.
   Впрочем, если и попадала, то, как это ни забавно, не оскорблялась.
   - Но он хотя бы в городе? Я уже несколько раз оставляла сообщения  на
автоответчике.
   - Я их слышала, - барственно проговорила хозяйка.
   - Это очень важно, я пишу книгу о его ученике,  об  Антоне  Шолохове.
Это такой художник...
   - Милая моя, Антошу Шолохова я кормила супом в этой  квартире  тогда,
когда вас еще не было на свете...
   - Может быть, тогда вы расскажете... какие-нибудь детали.
   - О том, как он ел  суп?  -  В  голосе  хозяйки  Агния  почувствовала
едчайшую иронию.
   - Ну он же не  только  ел  суп,  он  же  что-нибудь  говорил,  делал,
показывал рисунки.
   - Вы уже начали писать свою работу? - заинтересовалась вдруг хозяйка.
   - Приступаю, собираю материал... Так, может быть, расскажете?
   - Не беритесь вы за эту книгу, вот что я вам посоветую...  -В  голосе
пожилой собеседницы Агния почувствовала грусть  и  усталость.  -  А  про
Антошу Шолохова ничего хорошего я вам рассказать  не  смогу.  Хотя,  как
говорят, победителей ведь не судят? Вот и не буду судить. Но и  говорить
не стану.