ие  в   беретах,
бородатые.  Несколько  корреспондентов  суетливо  снимали   выступавшего
телекамерами.
   -  Какой  кадр!  Какой  кадр!  -  приговаривал  молодой  человек   из
российского телеканала, сладострастно потирая руки. - Попросите его  еще
раз повторить эту речь прямо в камеру! - сказал он вдове художника. -  И
пусть про губернатора скажет, о том, что это городская власть превратила
героев блокады в бомжей!
   Но вдова, одетая во все черное, сделала вид, что не слышит суетливого
телевизионного человека.
   Агния стояла немного в стороне, речей она произносить не  собиралась,
о каком-то специальном материале для своей газеты тоже не думала,  да  и
на кладбище поехала  почти  нечаянно.  Просто  из  автобуса,  в  который
садилась публика после отпевания, ее окликнул художник Кирилл  Агеев,  в
мастерской у которого она  была  совсем  недавно,  друг  детства  Антона
Шолохова.
   - Агния Евгеньевна, здесь есть место! Вы с нами едете?
   "Ну конечно, Агеев тоже здесь  -  ведь  он  же  ученик  Федорова",  -
подумала она. Отказываться было неловко, и Агния пошла к автобусу.
   - Мы тоже с вами поедем, это же близко, - обрадовался  телевизионщик,
с которым она в  последний  год  часто  виделась  на  разных  культурных
действах, но до сих пор не запомнила его имя.
   - Это знаменитый блокадный мальчик, Николай Николаевич. Его на многих
плакатах  изображали  в  советское   время.   А   сейчас   он   бомжует,
представляете? - негромко объяснил Агнии Кирилл Агеев на кладбище.
   Телевизионщики  и  газетчики,   которые   разочарованно   кучковались
поблизости и уже  жалели,  что  потащились  на  погост  -  ничего  особо
примечательного здесь не происходило, -  услышали  слова  Кирилла.  А  в
результате на другой день газета "МК в Питере" выдала на первой странице
громадный заголовок: "На похоронах знаменитого  художника  с  надгробной
речью выступил бомж". Под заголовком  набрали  только  несколько  строк,
основной же текст, как обычно,  скандальный,  поместили  на  обороте.  И
рассказывала  статья  о  том,  что  в  доме,  часть  которого   занимает
прокуратура Петроградского района, у человека, который вписал свою жизнь
в историю города, жулье отобрало квартиру. А прокуратура делает вид, что
этого не знает. Пора бы выяснить: сколько стоит это хорошо  проплаченное
незнание?
   Николай  Николаевич  Иванов  снова   сделался   героем   телеканалов.
Операторы во всех подробностях показали его  обход  дворовых  помоек,  а
потом те самые плакаты, с которых он смотрел ребенком на жителей страны.
Но  если  бы  они  остановились  только  на  этом!  Они  углядели  дверь
прокуратуры  Петроградского  района,  подстерегли  у   нее   Дмитрия   и
набросились на него как стая молодых волков.
   - Почему вы бездействовали, когда на ваших глазах отнимали квартиру у
героя блокады?! - с честным пристрастием допрашивал один.
   - Не прячьте лицо от камеры! - требовал другой. - Пусть вас видят все
россияне!
   - Вы признайтесь, сколько вам дали за  эту  квартиру!  -  с  циничной
улыбкой всезнающего человека интересовался третий.
   Дмитрий, с трудом  удерживаясь,  чтобы  не  врезать  в  эту  циничную
самодовольную рожу, демонстративно подчеркивал свою политкорректность. А
сзади, оттесненный телевизионщиками, понуро стоял сам  герой  -  Николай
Николаевич Иванов.
   - Да им-то как раз  спасибо,  -  приговаривал  он.  -  Они-то  мне  и
помогли! - Но его никто не слышал и в этот момент не снимал.
   Кадры, в которых Дмитрий выступал в роли главного злодея, показали не
только по федеральному каналу, но и по Евровидению. Сам  Самарин  их  не
видел, но Агния, едва только он появился на  экране,  позвонила  к  нему
домой и застала Штопку.
   - Я много  от  них  навидалась  бесстыдства,  -  оправдывалась  потом
сестрица, - но чтоб такого! Димка  же  честнейший  человек!  -  Ей  было
неловко  -  ведь  это  именно   ее   разговор   с   Агеевым   подслушали
телевизионщики. -  Сегодня  же  напишу  опровержение,  -  пообещала  она
Штопке.
   У нее даже текст в голове сложился,  этакий  насмешливо-едкий.  Но  к
вечеру она так устала, что решила перенести написание  его  на  утро.  А
утром появились другие дела.
   Дмитрий несколько дней чувствовал себя совершенно  оплеванным.  И  от
каждого телефонного звонка ждал гадости - был уверен, что  теперь-то  уж
начальство без строгача его не оставит.
   Когда-то после таких телекадров люди мгновеннно слетали с должностей.
Вне зависимости от того,  правду  показали  или  халтурный  вымысел.  Но
теперь  на  телевизионные  страшилки   начальство   перестало   обращать
внимание. Уж слишком их стало много. Точнее, выводы делались, но  только
тогда, когда они были нужны начальству.
   Очередного строгача Дмитрий так и не дождался.  По  крайней  мере,  в
течение первой недели после телепередачи.
   - Агния Евгеньевна, я слышала, вы  пишете  книгу  про  татуировки?  -
спросила гримерша с телевидения.
   - Ниночка, это испорченный телефон,  -  рассмеялась  Агния.  Гримерша
была ей симпатична. Прежде она работала в Комиссаржевке. -  Я  пишу  про
Шолохова. Нет, не про "Тихий Дон", а про художника Антона Шолохова.
   - А я хотела вам помочь. Я ведь еще и в салоне работаю, на Невском.
   - Там, где делают татуировки? -  заинтересовалась  Агния.  -  Спасибо
большое, Ниночка. Я как раз думала, кто бы мне  показал.  Потому  что  в
моей книге о Шолохове есть такой сюжет, с татуировками.
   - Так я вам и покажу, у меня сегодня вечерняя смена.
   Через  несколько  часов  Агния  спускалась  в  полуподвал,  где   был
знаменитый салон. У дверей ее встретила сама Ниночка.
   - Я вас поджидаю. У нас по записи, а у меня клиентка как раз заболела
- герпес. Мы с герпесами не работаем.
   Она провела Агнию в зал, где в раздвижных креслах, похожих на те, что
стоят в современных  стоматологических  кабинетах,  сидели  и  возлежали
несколько девиц разного возраста.
   Над ними колдовали мастерицы. В основном  разрисовывались  плечи.  Но
одной девушке на щеке изображали колокольчик, а другой - чем-то украшали
грудь.
   - Мужчинам сюда вход запрещен, - объяснила Ниночка, - мужской  зал  -
там.
   Если интересно - вон в углу на столике журналы и альбомы с  образцами
"тату".
   - А где ваше место? - спросила Агния.
   - Там, у стены. У меня работа специфическая: я  исполняю  татуаж  под
макияж. . - Что-что? - переспросила Агния.
   - Чтобы не подводить  каждый  день  карандашом  губы,  можно  сделать
татуировочку, - объяснила, улыбаясь, Ниночка. - Тут  тоже  много  разных
фасонов.
   Хотите, я вам сделаю?
   - Ниночка, мне надо с мужем посоветоваться,  -  испуганно  отказалась
Агния.
   - Правильно, у нас многие клиентки советуются с мужьями. Даже рисунки
уносят домой. Если хотите, взгляните -  там  большой  выбор,  это  очень
интересно.
   И совсем не то, что в той противной  книге  о  тюремных  татуировках.
Помните?
   Недавно вышла. Сейчас такие уже  почти  не  делают.  Хотя,  если  кто
захочет, наши мастера исполнят. У нас  же  все  -  настоящие  художники.
Некоторые летом по контрактам в парижских салонах работают. А  запись  к
нам - за месяц вперед.  И  вообще,  сегодня  красивая  татуировка  стала
знаком современного человека.
   Пока Ниночка объясняла, явилась записанная к  ней  клиентка,  девочка
лет шестнадцати.  Нина  усадила  ее  в  кресло,  отрегулировала  свет  и
принялась, сверяясь с выбранным  рисунком,  трудиться  над  ее  губками.
Агния в это время перелистала несколько журналов. И поняла,  что  пришла
не зря, потому что наткнулась на разворот, имеющий  прямое  отношение  к
Шолохову. Там были помещены две фотографии с татуировок,  которые  делал
он лично. Агния мгновенно  узнала  его  манеру:  искривленное,  выпуклое
пространство и огромные лики каких-то святых.
   Такие работы составили бы славу любому музею.

НОВЫЙ ПОХОД В ЦЕРКОВЬ

   Все же Ольга исполнила совет Михаила и отправилась домой, чтобы сразу
составить список знакомых старшего сына. Дома ее встретил Павлуша.
   - Мам, что, Петька еще не приходил? - спросил он беззаботным голосом.
   - Ты же видишь, нет. - Неожиданно для себя она всхлипнула.
   - Ну дает! - сказал сын неодобрительно. - Хотя бы позвонил!
   Еще недавно  Ольга  с  легким  раздражением  пыталась  успокоить  Еву
Захарьянц, когда та растерянно лепетала что-то о своем  сыне.  А  теперь
она и сама вела себя точно так  же.  Ну  что  ей  могут  сказать  бывшие
одноклассники Пети, с которыми он не виделся года два?! Однако  всех  их
она тоже внесла в список. И начала обзвон.
   - Здравствуйте. Попросите, пожалуйста,  Диму.  Димочка,  это  говорит
Ольга Васильевна, Петина мама. Скажи,  пожалуйста,  ты  давно  не  видел
Петрушу?
   Она старалась говорить  легким  голосом,  чтобы  не  испугать  ребят.
Менялись имена: Ваня, Боря, Лида, Семен. Кто-то из них видел Петю  очень
давно, кто-то месяц или неделю назад.
   Но никаких полезных подробностей они ей не  сообщили.  Иногда  вместо
одноклассников она разговаривала с их родителями.
   - Да бросьте переживать, - уговаривал ее один из отцов.  -Они  только
этого  и  добиваются,  чтобы  мы  за  них  переживали.  Это   называется
"воспитание родителей методом доведения до инфаркта". Мой обалдуй, он же
что устроил, когда я его отругал. Сел  в  поезд  и  уехал  в  деревню  к
бабушке. Я его три недели по всем моргам искал, поседел, а он у  бабушки
на блинах нежился! Представляете! И врал ей, что это мы  его  в  деревню
отправили.
   Это было бы счастьем, если бы Петя поехал к кому из  родственников  в
деревню, но только не было у них деревенских родственников.
   Ночью Ольга Васильевна почувствовала, что сходит с ума. Например, она
поставила  включенную  настольную  лампу   на   подоконник:   ей   вдруг
показалось, что Петя бродит вокруг по темным пустым улицам  и  не  может
найти дорогу домой.
   "Увидит свет в окне и поймет, что ему - сюда, - подумала  она,  ставя
лампу.
   Потом стала лихорадочно искать большую фотографию сына, чтобы отнести
ее завтра в церковь. - Буду  молиться  перед  иконой  и  покажу  ей  эту
фотографию".
   На этой мысли она себя и перехватила. И  в  который  уж  раз  набрала
номер Михаила.
   - Олечка! - Михаил отозвался сразу. Он уже не спрашивал  о  новостях,
потому что понимал, что никаких новостей у нее быть не может.
   - Миша, мне так плохо, я не знаю, что делать! - пожаловалась Ольга. -
Поговори со мной, если можешь.
   За эти часы  они  уже  обсудили  все  варианты.  Мишины  знакомые  из
милицейско-адвокатского мира не смогли нигде обнаружить Петиных  следов.
По их уверениям, ни в каких милицейских сводках ее сын не  значился.  Но
сидеть сложа руки и ждать было все равно невозможно.
   - Олечка, я узнал, что нужно сделать в  церкви.  Я  как  раз  недавно
дозвонился до одного приятеля. Он артист,  приходит  домой  поздно...  У
него брат учится в Лавре, в Духовной академии...  -  После  разговора  в
кафе на Стрелке Михаил, похоже, отбросил свой скептический тон и  больше
не повторял, что нынешнюю православную церковь по причине ее  застойного
фундаментализма ждет превращение в  этнографический  заповедник.  -  Так
этот брат говорит,  что  нужно  заказать  молебен.  Он,  конечно,  стоит
дорого, но это максимум того, что мы с тобой можем сделать в направлении
церкви. Священнику надо объяснить ситуацию, и он найдет нужные  молитвы.
Хочешь, пойдем завтра утром вместе?
   - Миша, спасибо! - Ольга сразу почувствовала  себя  легче.  -  Я  все
должна сделать сама. То есть мы пойдем в церковь с Павлушей.
   - Мама, может, не надо, а? -  убеждал  Павлуша  Ольгу  Васильевну  по
дороге  в  церковь.  -  Давай  еще  подождем...  Вдруг  сегодня   Петька
найдется...
   Сын выглядел испуганным. Он испугался сразу, как только Ольга сказала
ему, что вместо школы он пойдет с ней в  церковь  заказывать  молебен  о
возвращении домой Пети.
   - Напишу записку,  ты  отнесешь  ее  в  школу,  -  успокаивала  Ольга
Васильевна, накладывая ему в тарелку утреннюю кашу. -А  Петю  необходимо
найти любыми средствами. Если для этого надо заказать  молебен,  значит,
закажем. Ведь Петя сам ходил в церковь...
   Только тут до Павла дошло, что со старшим братом случилась беда.
   В церкви, как и день назад, было сумрачно, пусто и тихо. Видимо,  час
для богослужения еще не настал.  Или  уже  прошел.  Лишь  кое-где  перед
иконами горели свечки,  да  несколько  человек  крестились  в  согбенных
позах. Неумело перекрестившись,  Ольга  с  Павликом  подошли  к  той  же
старушке, которая справа от входа стояла за лотком с дешевыми  иконками,
брошюрами и набором свечей.
   - Молебен? - переспросила старушка. - Это дорого, матушка. Денег-то у
вас хватит?
   - Мы заплатим, сколько бы это ни стоило, - уверенно ответила Ольга. -
Вопрос жизни моего сына.
   - Я просто предупредить хотела, -  смутилась  старушка.  -  Вон  там,
около алтаря, мужчина стоит, это диакон, отец Никодим. Поговорите с ним.
   Отец Никодим был молодым человеком с редкой светлой  порослью  вместо
бороды. Ольга ожидала, что он ответит ей  на  каком-нибудь  малопонятном
языке Кирилла и Мефодия. Но диакон заговорил, как самый обычный  человек
с улицы.
   - Молебен у нас стоит сто пятьдесят долларов, -  сообщил  он.  -  Вам
как,  срочно  нужно,  или  дело  терпит?  Если   терпит,   тогда   можно
договориться о скидке.
   - Нам надо срочно, - ответила Ольга,  придерживая  младшего  сына  за
руку.
   - Тогда сейчас с отцом Василием и переговорим.
   Он направился к сумеречной стене,  на  которой  помещались  несколько
рядов икон. Как раз такую стену и называют иконостасом, вспомнила Ольга.
Идя следом  за  молодым  диаконом,  она  даже  рассмотрела  ряд  икон  с
двенадцатью апостолами, похожими на тех, что Антон Шолохов  вытатуировал
на мальчиках.
   -  Вы  куда,  женщина?  -  неожиданно  резко   спросил   ее   диакон,
остановившийся у небольшой двери в этой стене. - Там же алтарь, вы  что,
не знаете? Нельзя женщинам в алтарь!
   Что-то такое Ольга однажды слышала.
   - Простите, Бога ради! - смутилась она. - Вы нам сказали, что надо  с
отцом Василием переговорить, я и пошла. Чисто автоматически.
   - Стойте здесь. Сейчас я отца Василия сюда приглашу.
   Он скрылся за стеной, плотно прикрыв за собой дверь. Несколько  минут
Ольга вместе с Павлушей простояли в безмолвии. Потом поблизости  от  них
остановилась пожилая женщина с мальчиком лет десяти, видимо внуком.
   - Ежели у Бога попросишь с искренней верой, так Он все тебе  даст,  -
объясняла она, крестясь на икону правой рукой, а левой  пригибая  голову
внука. - Что попросишь, то и даст. А ежели без веры, так Он и не услышит
тебя...
   И тут из той  же  двери,  которую  прикрыл  за  собой  диакон,  вышел
светлобородый священник. Был он тоже не стар, высок и красив.  Оглаживая
недлинную модную бородку, он шагнул от иконостаса и,  посмотрев  с  едва
заметной брезгливостью  на  пожилую  женщину  с  мальчиком,  поманил  их
пальцем. Те боязливо приблизились, при  этом  женщина  снова  попыталась
пригнуть за затылок голову внука. Священник о чем-то  спросил  их  тихо,
женщина отрицательно покачала головой. Тут за спиной священника появился
диакон и  показал  на  Ольгу  Васильевну  с  Павликом.  Тогда  священник
подозвал их.
   - Сын ваш? - спросил он  специальным  "церковным"  голосом.  -  Очень
хороший мальчик. Расскажите  свою  нужду.  -  И,  подтянув  рукав  рясы,
взглянул на часы. - Вы наши цены знаете?
   - Знаю, - подтвердила Ольга. -  Расскажите.  Только  времени  у  меня
немного.
   Торопясь, путаясь, Ольга стала рассказывать об исчезновении  сына.  И
вдруг  почувствовала,  что  священника  отвлекает  какая-то  посторонняя
мысль. Неожиданно она перехватила его  взгляд.  Этот  взгляд  был  Ольге
знаком.
   Больше тридцати лет назад, когда она, девятилетняя второклассница шла
из школы, ее остановил вполне приличный мужчина.
   - А я тебе шоколадку купил, - сказал он ласково и крепко взял  ее  за
руку.
   - Пойдем, я отведу тебя к твоей мамочке.
   Мужчина ласково  улыбался,  но  смотрел  на  нее  так  бесстыже,  как
смотрели  только  мальчишки,  подглядывавшие  за  девочками  в  школьном
туалете. И она испугалась.
   Ее спасла мать другой девочки, с которой Оля сидела  тогда  за  одной
партой.
   Она хорошо знала родителей Оли. В тот день  мать  одноклассницы  шла,
чуть поотстав, и заметила ее замешательство.
   - Мужчина, что вам надо от девочки?! - спросила она. громко,  на  всю
улицу.
   - Отпустите ее немедленно! Папаши, помогите же, что  вы  смотрите!  -
обратилась она к родителям, которые, встретив своих малышей, вели их  из
школы домой.
   Отцы  сразу  обступили  мужчину,  оттеснив   от   него   девятилетнюю
школьницу,  и  повели,  не  слушая  его  лепета,  в  милицию.  Отделение
находилось поблизости, через два дома. На следующий день к ним  в  класс
пришла молодая милиционерща и рассказала, что вчера родители поймали  на
улице опасного преступника, который уже  два  раза  сидел  в  тюрьме  за
приставание к маленьким девочкам.
   - Если к вам на улице, станет приставать такой человек, сразу  громко
кричите. Если вас незнакомый дяденька станет звать в гости, не ходите  к
нему и не ездите вместе с ним в лифте, - инструктировала она школьниц.
   Ольга на всю жизнь запомнила  взгляд  того  человека  и  страх  в  ту
минуту, когда он, крепко держа ее за руку, смотрел на  нее  так,  словно
она голая. И теперь она перехватила точно  такой  взгляд  светлобородого
человека в рясе.
   Только смотрел этот человек  не  на  нее.  Он  смотрел  на  ее  сына,
Павлика! А Павлик стоял перед ним, испуганно сжавшись.
   Возможно, ей просто показалось. Но Ольге сразу  захотелось  заслонить
его от странного священника. Она окончательно сбилась в своем рассказе и
растерянно замолчала.
   -  Рассказывайте,  рассказывайте,  ну  что  же  вы,  -   поощрил   ее
светлобородый человек в рясе, и в его голосе  Ольге  послышалось  что-то
ласково-хищное. - Так  какие  у  вас  проблемы?  У  вас  такой  славный,
красивый мальчик! - Он рассматривал ее сына и сглатывал слюну.
   - Извините, лучше я вам изложу на бумаге. - Ольга схватила Павлика за
руку и потащила его к выходу. - Напишу и принесу вам! - почти прокричала
она на ходу.
   Скорее всего, этот взгляд ей  просто  померещился.  Еще  не  хватает,
чтобы в церкви работал  извращенец.  Но  береженого,  как  говорят,  Бог
бережет.

САВВАИСНЫ

   Объяснять младшему сыну, почему она так внезапно изменила  решение  и
увела его из церкви, Ольге не хотелось. Тем более что ей и в самом  деле
все  могло  только  померещиться.  Но,  похоже,   Павлик   тоже   что-то
почувствовал. По крайней мере,  когда  они  вышли  на  высокое  каменное
крыльцо и вдохнули свежего воздуха, сын сказал:
   - Он на меня смотрел как удав на кролика.
   - Ладно, изложу нашу просьбу на бумаге дома и зайду к вечеру снова, -
соврала Ольга. - А ты поезжай, сынок, в школу. Я,  как  дойду  до  дома,
сразу позвоню вашему завучу, объясню как-нибудь.
   На самом деле она приняла твердое решение в храм, по крайней мере,  в
этот - больше не ходить. Недаром, видно, совсем недавно в  вагоне  метро
она слышала разговор двух людей по соседству:
   - В эту церковь я больше ни ногой!
   - Да и я тоже. Бог там не живет! Не живет там Бог!
   Как знать, быть может, они говорили, как раз об этой церкви.  А  она,
наивная дурочка, еще переживала...
   Ольга Васильевна посмотрела, как сын сел в переполненный  автобус,  и
пошла по улице в направлении дома. Она знала, кто ей может помочь.  Петю
спасет только Савва. Как и около года назад, когда Петя попал в беду.
   Этот чудесный странный человек в старомодной  черной  шляпе,  которая
была на нем в любую погоду, однажды поселился в  их  квартире  и  прожил
несколько месяцев.
   А потом, когда Геннадий обрушился на семью как снег на голову,  сразу
исчез.
   Вроде бы несколько месяцев он жил у бывшего мужа  ее  университетской
под