дил ученого до служебного входа.
   - Простите нас,  Аскер  Алиевич,  мне  очень  стыдно,  -  сказал  он,
прощаясь.

ЛЮДИ ИЗ ПАСЬЯНСА

   Дмитрий Самарин в очередной раз разложил свой пасьянс  на  столе.  За
неделю были обойдены и расспрошены родственники, одноклассники,  девушки
и  соседи  исчезнувших  юношей.  Из  всех  этих  многообразных  сведений
возникало кое-какое представление о прежней жизни пропавших. И теперь он
пытался отыскать те точки, в которых эти жизни пересеклись.  Потому  что
только эти самые найденные точки пересечения, если они,  конечно,  были,
могли стать зацепкой.
   Одна зацепка лежала на поверхности - двое из исчезнувших юношей  жили
почти по соседству, в районе улицы Марата.
   Итак, первый - Корольков  Станислав  Борисович.  Двадцать  один  год,
генеральный директор ООТ "Марат". Поздний ребенок. Родился, когда матери
было тридцать шесть. Мать приехала из деревни, работала дворником, потом
уборщицей в жилконторе. По ее словам, Стасик всегда был тихим, послушным
мальчиком. После его рождения работала уборщицей в яслях  -  тех  самых,
куда отдала сына, потом вместе с ним перешла  в  детский  сад,  потом  в
школу.
   С Корольковой разговаривала Катя. От нее она узнала еще, что  близких
друзей у Станислава не было и девушек тоже.
   По словам классной руководительницы, она же преподаватель математики,
Стасика  с  трудом  дотянули  до  восьмого  класса  -  не  справлялся  с
математикой и физикой. Катя  записала  фразу  учительницы:  "По  причине
отсутствия абстрактного мышления".
   Бывшие одноклассники вспоминали Королькова с трудом, хотя со школьных
времен прошло всего  несколько  лет.  Характеризуют  одинаково:  "Всегда
сидел в заднем углу. Тихий, незаметный".
   Мать  благодарна  бывшему  соседу  по  лестничной   площадке   Марату
Соломоновичу Зальцману,  в  настоящее  время  постоянно  проживающему  в
Израиле. По ее словам, Зальцман относился к  ее  сыну  лучше,  чем  отец
родной. Кстати, на вопрос об имени настоящего отца она отмахнулась:  "Да
так, договорилась с одним хорошим человеком. У него своя  семья,  ну,  я
его попросила".
   Марат Соломонович в прошлом заведовал мясным  отделом  в  универсаме,
потом создал свое дело -  закупал  на  птицефабрике  в  Лаголово  кур  и
развозил их по ларькам.  Ему  как  раз  потребовался  честный  помощник.
Сначала Стасик был  грузчиком  -  перетаскивал  лотки  с  курами,  потом
получил водительские права, с помощью все того  же  Марата  Соломоновича
купил старую "двойку" и тоже стал заниматься развозом битой птицы.  Чуть
больше года назад старик-благодетель  решил  переехать  на  историческую
родину и оставил фирму на Стасика. Какие-то у них там были свои расчеты,
что-то Стасик должен  был  перечислять  то  ли  в  синагогу,  то  ли  на
кладбище, где похоронены родственники Зальцмана.  Мать  этого  точно  не
знает.
   По словам немногочисленных сотрудников Королькова, именно в последний
год неожиданно расцвел его талант. Они и прежде любили его  за  вежливое
обращение, а главное - за честность. Как ни странно,  это  помогало  ему
договариваться и с птицефабрикой и с "крышей". За год Станислав расширил
дело, арендовал подвал, где поставил холодильные установки, и теперь его
машины с курами и коробки с яйцами сновали по всему городу.
   Исчез он неожиданно. Сотрудники в первый  день  удивились,  когда  не
застали его в офисе, но не  придали  значения.  Потом,  когда  позвонили
домой и узнали, что дома он тоже не ночевал, даже порадовались: наконец,
мол, и Стасик начал встречаться с  девушкой,  может  женится...  Никаких
записок о том, что он собирается куда-то уехать, он не оставил.  Врагов,
пугающих звонков - не замечали. Долгов, от которых сейчас  бегают,  тоже
не было.
   На этой информации материалы по  Королькову  заканчивались.  Проживал
он, кстати, в Центральном районе - на Колокольной улице в  доме  девять.
Туда в районное отделение милиции мать пропавшего и принесла  заявление.
Полтора месяца назад. Но только по заявлению этому никто не работал.
   "Может быть, пытались отобрать фирму?" - думал Самарин.
   О втором, кроме того, что его звали  Василием  Афиногеновым,  Дмитрию
Самарину было известно намного меньше. И его следовало разработать.
   В половине четвертого ночи  Агния  закончила  набирать  первую  главу
своей книги, выключила ноутбук, щелкнула на кухне выключателем и вошла в
комнату.
   Лампа над кроватью так  и  не  была  погашена,  и  Агния  с  надеждой
взглянула на спящего мужа: вдруг проснется  и  согласится  стать  первым
читателем ее труда.
   "Как закончишь, сразу меня  поднимай",  -  сказал  Глеб,  отправляясь
вечером спать.
   Но сейчас Агния его пожалела. В отличие от нее он  был  жаворонком  и
отход ко сну после двенадцати принимал как чрезвычайное  событие,  а  на
ночной звонок по телефону его могла подвигнуть разве что весть о пожаре.
За два года семейной жизни они оба изменили кое-какие привычки,  но  эти
остались  при  них.  Агния  -  театралка,  к  тому  же  и  по  профессии
театральный критик, не реже пяти раз в неделю возвращалась домой  именно
к полуночи. Ведь после  спектакля  надо  было  встретиться  с  завлитом,
поговорить  с  коллегами  из  других   изданий,   неплохо   было   также
переброситься  хотя  бы  несколькими  фразами   с   ведущими   актерами,
режиссером. Театральный мир всегда отходил ко сну далеко за полночь и  с
трудом разлипал веки утром.
   Обычно Глеб стойко ее поджидал:  лежа  в  постели,  читал  что-нибудь
свое, научное. Она, стараясь  не  громыхать  стальной  дверью,  входила,
улыбалась ему из  прихожей,  быстро  стаскивала  сапоги,  накидывала  на
вешалку пальто -  и  являлась  перед  мужем.  Тот  приподнимался,  чтобы
поцеловать ее. Почему-то они говорили друг с другом  шепотом,  словно  в
квартире был кто-то третий и они боялись его разбудить.
   Потом она шла на кухню, и тут на нее часто нападал жор.  Каждое  утро
Агния клялась начать новую жизнь и перейти на  сугубо  овощное  питание.
Глеб, раз услышав эти клятвы, стал готовить ей  куски  вареной  капусты,
морковное пюре. Он даже разогревал  эту  пищу  к  ее  приходу.  Но  она,
отголодав весь день и вернувшись домой, решалась чуть-чуть, хотя  бы  на
мгновение, уступить  себе  -  отломить  корочку  от  батона  и  отрезать
прозрачный ломтик ветчины. А дальше все происходило так, как при запое у
алкоголика.  Агния  успокаивалась  лишь,  когда  от  батона  и   ветчины
оставались крошки. Потом, размягченная, она еще принимала душ,  а  выйдя
из ванной, набрасывала рецензию на просмотренный спектакль. У  нее  была
отдельная комната, где  она  расставила  свои  книги,  энциклопедии,  но
работать Агния привыкла на кухне. В три часа она появлялась, наконец,  в
комнате, которую супруги называли общей.  Глеб  к  тому  времени  сладко
спал.
   В своей  любви  к  нему  Агния  ощущала  что-то  материнское.  Она  с
нежностью смотрела на узкое, нервное лицо мужа и со стыдом думала о том,
что опять съела его завтрак, а ведь собиралась наоборот - прямо с  этого
дня начать кормить как следует именно его.
   Теперь ей трудно было представить, как бы они жили  друг  без  друга,
если бы два года  назад  несчастного  кандидата  филологических  наук  в
вокзальном отделении милиции не приняли за серийного маньяка-убийцу и  с
жестоким упорством не принялись выбивать  из  него  признание.  Дмитрий,
который был тогда следователем транспортной прокуратуры,  увидел  Глеба,
когда тот уже едва держался на ногах от пыток и голода,  но  по-прежнему
не признавался ни в чем. Брат быстро понял, что менты пытаются  обвинить
не того человека, но помочь уже ничем не мог - его  даже  отстранили  от
следствия. И пришлось Дмитрию вступать в преступный сговор  со  знакомым
из секретной  государственной  организации,  которая  ведала  борьбой  с
террористами. Им удалось вырвать Глеба из рук  преступников-ментов  (тех
потом судили, и об этом писали газеты). А она, Агния, прятала на даче за
городом изможденного, со  следами  страшных  избиений  мужчину,  который
постоянно впадал в забытье и лишь на третий день пришел в себя. Ухаживая
за ним, она впервые испытала то острое чувство нежности, которое  с  тех
пор не покидало ее никогда.
   Они с Дмитрием рано лишились родителей и много лет прожили в квартире
вдвоем. Причем ни брат, ни она не вступали в  брак.  Вольные  девицы  из
журналистской братии, особенно в состоянии подпития, не раз  спрашивали,
многозначительно подмигивая:
   - Слушай, жить с молодым мужиком в одной квартире столько  лет  и  не
переспать с ним - это же аморально!  Вы-то  как  с  Димкой?  Неужели  ни
разу?
   Она такие разговоры немедленно отметала. Точнее, они как бы пролетали
мимо нее и исчезали в  пространстве.  Что  поделаешь,  каждая  профессия
слегка изменяет представления о мире у тех, кто ею  занимаются.  Хирурги
не падают в обморок от вида крови, а патологоанатомы спокойно завтракают
рядом с трупом. Считается, что в балете больше голубизны и розовости,  в
драматических театрах - пьянства и измен, а у журналистов - разнузданной
болтовни. Но Агнию нечистые разговоры не интересовали никогда. Да и  где
было догадаться пронырливым девицам, которые обожали слоняться с  важным
видом по халявным фуршетам в поисках выгодного знакомства, что  ее  брат
со школьных времен неистово влюблен лишь в  одну  и  ту  же  девочку  из
параллельного класса с нелепым прозвищем Штопка. Прозвище  абсолютно  не
подходило Елене, но стало привычным. И надо же  было  такому  случиться,
что благодаря  дикому  стечению  обстоятельств,  пока  вокзальные  менты
терзали схваченного по ошибке Глеба, настоящий маньяк-преступник как раз
выбрал своей очередной  жертвой  красавицу  Елену  Штопину.  И  Дмитрий,
словно  в  дамском  детективном  романе,  успел  появиться  в  последнее
мгновение.  В  результате  решилась  судьба  всех  четырех   -   Дмитрий
соединился наконец со своей Леной, а она, Агния, полюбила Глеба.
   Хотя уже прошло два  года  их  семейной  жизни,  она  не  переставала
удивляться чуткости мужа. Вот и теперь - стоило посмотреть на него,  как
он сразу открыл глаза и улыбнулся:
   - Закончила? Читай. Я - весь внимание.

ИЗ КНИГИ АГНИИ САМАРИНОЙ

   Она была маленькой старушкой  со  сморщенным  личиком,  но  улыбалась
широко  и  радостно.   И   радовалась,   по-видимому,   тому,   что   ею
заинтересовался хоть кто-то в целом мире.
   - Да, Шолоховы жили именно в этой квартире. Хорошо,  что  вы  застали
меня дома, а то у нас на лестнице остальные жильцы - все новые, они бы и
не сказали вам. В нашей коммуналке я одна такая, даже в блокаду здесь...
У меня и удостоверение есть -  "Житель  блокадного  Ленинграда",  хотите
покажу?
   Старушка пустила Агнию в кухню, которая была одновременно и прихожей.
   Оттуда в глубины квартиры  уходил  полутемный,  похожий  на  тоннель,
коридор.
   - Сколько у нас здесь комнат? - переспросила старушка. -Шестнадцать.
   Жильцов, конечно, меньше - это раньше в каждой комнате жили по  трое,
а то и по шестеро. Сейчас проживают в  четырех,  в  остальных  -  только
прописаны, а живут где-то в своих квартирах. Если хотите,  -  предложила
она, - я вам покажу комнату, где жил Антоша с родителями...
   И в этот момент в квартире раздался длинный пронзительный звонок.
   - Вот еще посетители, - сказала старушка.
   - Жилконтора! - отозвались из-за дверей весело и чуть  пьяно  мужские
голоса. - Открывай, бабуля! Не бойся, сейчас будем двери менять.
   Старушка  открыла,  и  трое  мужчин,  которыми  руководил  четвертый,
покряхтывая, втащили в квартиру новые двери. Грохнув ими об пол,  мужики
встали посередине кухни-прихожей.
   - Дальше куда? - спросили они старшего.
   - Сейчас разберемся, - сказал их  начальник.  -  Так,  седьмая  дверь
справа.
   Понесли! - И он повернулся к старушке:
   - Свет зажгли бы, а то посшибаем тут все.
   Старушка суетливо побежала  вперед  и  щелкнула  выключателем.  Агния
пошла следом за ними.
   - Как же так, без жильцов?! - залепетала она начальнику.
   - А вам что, звонка из жилконторы не  было,  чтобы  сидели  по  своим
конурам и ждали? Если кого дома нет,  выломаем  двери  и  будем  ставить
новые. Нам такой приказ спустили от губернатора - сделать все за день.
   - Ломать не надо! - испугалась старушка. -  У  меня  от  всех  комнат
ключи, я же ответственный квартиросъемщик. Вдруг у кого прорвет  батарею
или еще что...
   Коридор был обшарпанным, с облезлым потолком  и  пятнами  плесени  на
обоях, в полутьме это не так бросалось в глаза, но когда зажегся свет...
Процессия остановилась почти в самом конце - там, где коридор упирался в
двери, за которыми журчала вода.
   - Нам бы бачок поменять, а  то  я  прошу,  прошу.  Этот  ведь  совсем
прогнил!
   - Ладно, поменяем! - щедро пообещал главный и оглядел Двери. - Что за
хренотень? Тут, что ли, когда-то художник жил? Этот, как его... Молохов?
   - Шолохов, - поправила Агния.
   - А нам по барабану: Шолохов, Молохов. Нам приказано замену начать  с
его двери. А то, говорят, к вам иностранцы ходят, неудобно.  В  коридоре
тоже проведем зачистку. Это же надо так его засрать!
   - У нас последний раз делали ремонт после Финской.
   - Чего финской? - не понял главный. - При чем тут баня?
   - Я говорю, после Финской войны.
   - Д-а-а... так это когда  было?!  Тогда  еще  Сталин,  наверно,  жил?
Ладно, ты мне баки не забивай, где тут на двери рисунок?
   - Какой рисунок? - не поняла старушка.
   - Который здесь был! Здесь рисунок был на двери!  Нам  ведено  с  нее
начать замену.
   - Этот-то! - обрадовалась старушка. -  Так  его  увезли  жильцы.  Как
съезжали, так дверь сняли, а новую поставили. Вон, видите? - И  старушка
легонько постучала по  двери.  -  Другая  дверь-то!  И  комната  пустая.
Хотите, открою? Сейчас в ней никто не прописан.
   Главный вопросительно переглянулся со своей компанией и приказал: .
   - Ну показывай!
   Старушка отыскала в кармане замызганного халата  нужный  ключ,  легко
повернула его в замке и распахнула двери. Агния  ощутила  нежилой  запах
пыли и вслед за мужчинами заглянула в узкую, как вагон, пустую  комнату.
Единственное окно ее смотрело на темную кирпичную стену.
   "Здесь и солнца никогда  не  было!  -  подумала  она.  -  Как  же  он
рисовал?!"
   Мужики внимательно осмотрели двери с внешней  и  внутренней  стороны,
даже попробовали отколупнуть пальцами краску.
   - Дела! - сказал главный. - А вы кем будете? -  неожиданно  обратился
он к Агнии. - Дочь ее? - И он кивнул на старушку.
   - Это моя племянница, - торопливо вставила хозяйка, опередив Агнию.
   И та  решила,  что  раз  это  старушке  зачем-то  надо,  пусть  будет
племянница.
   Только  достала   корреспондентское   удостоверение   и   внушительно
проговорила:
   - Корреспондент радио, телевидения и нескольких газет.
   - А про нас-то чего хотите писать?
   В вопросе главного Агния почувствовала скрытую угрозу. - Пока  ничего
не хочу. - Она постаралась сказать это с непринужденной  улыбкой.  -  Но
могу.
   - Да чего ты с ней базаришь?! - вмешался один из  мужиков,  тот,  что
помоложе.
   - Новый адрес этих, которые здесь жили,  известен?  -  Главный  снова
повернулся к старушке.
   - Не знаю, вроде бы в Чечню уехали.
   - Ха-ха-ха, - засмеялся тот же мужик, который "вступился" за Агнию. -
Пошла лиса на охоту, да чуть шубу не потеряла.
   - Ладно, это мы в жилконторе проверим -  если  они  тут,  мы  их  под
землей возьмем. И тебя, бабуля, тоже, -  он  неожиданно  схватил  ее  за
плечи и тряхнул, так что  та  лязгнула  железными  зубами.  -  Куда  они
съехали?! Адрес давай, сука старая!
   И в это время в сумочке Агнии засигналила трубка. Агния выхватила ее,
прижала к уху и закричала недоумевающему Глебу:
   - Я здесь, по тому самому адресу. Тут такое  происходит!  Прихватывай
майора с бригадой. Через сколько? Ага, поняла, жду!
   Главный, отпустив старушку, выбил из руки Агнии трубку. Но  все,  что
надо, было уже сказано.
   - Да  вы  что,  совсем  сдурели,  молодой  человек?!  -  Потом  Агния
поражалась, откуда взялись у нее эта уверенность и твердость  в  голосе.
Как она могла сымпровизировать всю сцену! Видимо,  бесчисленные  вечера,
проведенные в театрах,  даром  не  пропали.  Но  это  потом.  А  там,  в
замызганном полутемном коридоре, она грозно сообщила:
   - Я вызвала группу захвата, ясно?!
   - Пошли, а? - лениво, проговорил все тот же разговорчивый  парень.  -
Не знает она. Чего зря залупаться? - И он повернулся к женщинам:
   - Вам сколько раз повторять: без ведома жилконторы никаких перемен  в
квартире!
   - Ставь двери,  пошли  в  жилконтору!  -  скомандовал  главный  своей
братве. - Там выясним.
   - А другие? Вы же хотели все двери заменить, -  залепетала  старушка,
семеня следом за ними.
   - После твоей смерти,  бабуля,  заменим.  Живи  спокойно!  -  пошутил
кто-то из мужиков уже с лестничной площадки.
   - Бандиты какие-нибудь, - спокойно проговорила старушка,  запирая  за
ними замки и навешивая тяжелый старинный крюк. - Я сразу подумала: двери
им понадобились. Хорошо, что вы пришли  вовремя.  А  то  бы  еще  пытать
начали - такое хулиганье растет! А вы в самом деле ОМОН вызвали,  у  вас
там что, родственник работает? - И старушка с любопытством уставилась на
Агнию.
   - Нет. - Агния рассмеялась, хотя именно теперь у нее началась нервная
дрожь. - Это мне муж позвонил, а дальше уж я все сочинила.
   Она  хотела  набрать  номер  Глеба,  но  обнаружила,  что  трубка  не
включается.
   - Что же делать? Он там неизвестно что подумает. Можно, я  по  вашему
позвоню?
   Старый  телефонный   аппарат   висел   в   коридоре   поблизости   от
кухни-прихожей.
   - Что случилось? Ты где? - прокричал Глеб в  трубку,  едва  прозвучал
первый гудок.
   - Глебушка, все в порядке, это я только - чтобы хулиганье испугать.
   - Разве так можно?! Я туг весь в ужасе, главное, если бы  знать,  где
ты!
   Что с тобой было!
   - Да ничего со мной не было!
   - А почему не отвечала больше? Я же, не переставая, звоню!
   - Трубка отключилась, наверно, потому что об пол стукнулась.
   - Но у тебя все в порядке? Ты свободно говоришь?
   - Да свободно, свободно! - И Агния рассмеялась.
   - Смотри, а то я быстро приеду. Поймаю кого-нибудь... Ты  где?  Скажи
адрес!
   - Глеб, у меня все в порядке, - строго сказала Агния. -  Никуда  тебе
подъезжать не надо. Я даже сегодня рано приду. Статью сдам и  буду  дома
часов в семь.
   - А-а-а, ну хорошо, я тогда тоже  в  библиотеку  не  пойду,  а  сразу
домой.
   -  Переживал?  -  поинтересовалась  старушка,  когда  Агния  повесила
трубку.
   Весь разговор с мужем она выслушала, стоя рядом.
   - Успокоился. А могу я еще раз взглянуть на комнату, где жил Антон? -
попросила она.
   - Конечно, смотрите. Я за просмотр денег не беру. Комната как комната
- с этой стороны у нас все на стену выходят. Федора Достоевского читали,
про Родиона Раскольникова? - проявила образованность старушка.  -  Здесь
дворы такие.
   Петербург - это ведь город фасадов. А может, и вся страна у нас такая
- не знаю. Снаружи - витрина, а внутрь заглянешь сплошная темень. Тут он
и рос, в этой комнатке. А по этому коридору  отец  в  кальсонах  за  его
матерью с офицерским ремнем гонялся. Мать Антошу  схватит  и  бежать,  а
отец крутит ремень над головой,  гонится  за  ними.  Кричит:  "В  атаку!
Рысью! Шашки наголо!" Как напьется, так и кричит. И прыгает по коридору,
будто скачет верхом. Он же был героем.
   - Каким героем? - удивилась Агния.
   - Настоящим. Героем Советского Союза.
   Старушка выглянула в коридор.
   - Тогда в каждой комнате было по целой  семье.  Семьдесят  жильцов  в
одной квартире - вы представляете! Гвалт стоял целые сутки. Разве что  к
пяти утра затихали, а в шесть уже поднимались те, кому на работу в утро.
Мужчины все с войны - кто раненый,  кто  контуженый,  у  каждого  нервы.
Хорошо, когда просто бродили по коридору пьяные, а  то  драться  затеют!