али все, что могли, но  ребенка  спасти  не
удалось...
   Пожалуй,  решение  было  принято  ею  еще  раньше.  Она   как   будто
предчувствовала неудачный исход.  И  здесь  в  этот  день  свое  решение
выполняла. Только в аэропорту, где ненадолго сходятся толпы людей, чтобы
тут же разлететься во  все  стороны  мира,  можно  похитить  младенца  у
зазевавшихся родителей. Она рассчитала в деталях посекундно всю операцию
и теперь с утра подстерегала удачный миг.
   Обстоятельства оказались не так просты, как виделись издалека, и  все
же этот миг наступил.
   Это ничего, что родители были белыми, в  конце  концов,  можно  будет
сказать, что ребенок в ее бабушку  с  Украины,  которую  после  войны  в
Европе судьба забросила в Колумбию. И,  кстати,  насколько  она  помнила
бабушкин язык, эти родители тоже вроде бы были славянами. Они  поставили
коляску с ребеночком около невысокого .барьера посередине зала,  а  сами
уселись за барьером, чтобы тянуть через  соломинку  коктейль  со  льдом.
Пресвятая Дева вняла ее молитвам - лишь два рядом  стоящих  кресла  были
свободны, и оба они располагались спиной к ребенку.
   Теперь самым важным было изобразить на несколько секунд неспешность и
спокойную материнскую улыбку.
   Это Мария и сделала. Не торопясь, постоянно следя боковым зрением  за
тянущими  прохладный  коктейль  родителями,  она  подошла  к  коляске  и
улыбнулась так ласково, как она собиралась всю  жизнь  улыбаться  своему
ребенку. Если бы ее прихватили сейчас, Мария объяснила бы,  что  ребенок
проснулся, заплакал и она взяла  его,  чтобы  успокоить,  пока  родители
наслаждаются прохладным напитком. В левой руке у нее была большая пустая
сумка. Продолжая улыбаться, она вынула  из  коляски  спящего  ребенка  и
сделала всего три шага в сторону. Теперь надо было немедленно  смешаться
с толпой. Что-что, а уж толпа в этот день  и  час  была  здесь  повсюду.
Расположение дамских туалетов было ею выяснено заранее.  В  туалете  она
мгновенно раскрыла на сумке  молнию,  вынула  парик,  очки  и  аккуратно
положила в сумку продолжающего спокойно спать младенца. Ей даже  хватило
самообладания, чтобы взглянуть на себя в  зеркало.  В  этом  парике  она
выглядела чудовищно, но зато неузнаваемо.
   Удивительно, что, когда она вышла из туалета с младенцем в сумке,  по
аэропорту все еще не была объявлена тревога. По всей видимости, родители
продолжали высасывать свои коктейли,  да  и  куда  им  было  торопиться:
аэропорт закрыт, а их кресла за столиком - единственные места, где можно
было присесть.
   Мария постаралась  припарковать  машину  как  можно  ближе  к  зданию
аэровокзала, и все же подход к ней занял кое-какое время. Когда  же  она
пробралась по узким лабиринтам, стараясь не задевать сумкой -  ведь  там
было нежное тельце младенца - за чужие бамперы и двери к своему "Форду",
выяснилось, что выехать оттуда она сможет очень нескоро.
   Мгла сгустилась еще сильнее, душное затишье  сменилось  усиливающимся
ветром. Было ясно, что с минуту на минуту ударит ураганный ливень, а она
стояла перед собственной машиной и не могла подойти к ее дверям - машина
с обеих сторон была вплотную зажата автомобилями.  Бешеный  порыв  ветра
чуть не сорвал с ее головы парик, и оставалось быстрее пробраться  назад
к зданию. А там сесть в первое подвернувшееся такси.  Главное  -  скорее
отсюда исчезнуть, машину можно будет забрать потом.
   Так произошел  первый  сбой  в  продуманном  ею  плане.  Второй  сбой
произошел сразу следом за  первым.  Она  забыла  об  особенности  своего
организма - от волнений ей потребовалось немедленно  вновь  оказаться  в
туалете. "В здании уже наверняка тревога, но  в  первую  очередь  станут
осматривать пассажиров с детьми, - подумала она. -  Лишь  бы  ребенок  в
сумке  не  заплакал,  проснувшись".  Но  ребенок  вел  себя  удивительно
спокойно, и она была ему за это благодарна. Даже не зная толком, мальчик
у нее или  девочка  -  младенец  был  завернут  в  белое  совсем  легкое
одеяльце, - она уже любила его.
   Странно, но  судя  по  всему  никакой  тревоги  по-прежнему  в  залах
аэропорта объявлено  не  было.  Пассажиры  с  грудными  детьми  свободно
перемещались по залам, и ими никто не интересовался. Что  ж,  так  им  и
надо, этим беспечным родителям! В конце концов, им еще нет  тридцати,  и
они легко смогут сделать себе другую малютку. У них наверняка нет  таких
обстоятельств, как у нее.
   Туалеты на сей раз оказались занятыми все, и Марии пришлось  отстоять
перед дверьми несколько минут. Она тихо  молилась,  чтобы  из  сумки  не
раздался плач.
   Слава Богу, ее молитва на этот раз помогла. Наконец она захлопнула за
собой дверь туалета, осторожно поставила сумку на пол  и  совершила  то,
ради чего сюда устремилась.  Но  раз  уж  она  была  отделена  от  всего
человечества дверью, то решила хотя  бы  взглянуть  на  унесенное  дитя.
Конечно, именно при открывании молнии ребенок мог проснуться. Но желание
хоть мгновение полюбоваться на приобретенную дочь  или  сына  пересилило
страх. Мария встала на колени перед сумкой и медленно,  очень  осторожно
приоткрыла молнию. Младенец упоительно спал,  прикрыв  глаза,  и  нежные
розовые губки его  приятно  блестели.  "Какой  милый!  Мой  хороший!"  -
хотелось ей сказать и тут же прижать к груди, из  которой  эти  дни  она
сцеживала молоко.
   Кончиком указательного пальца  едва-едва  Мария  прикоснулась  к  его
лобику, и что-то ее сразу насторожило.  Лобик  показался  ей  как-то  уж
чересчур прохладным.
   Но разбираться в этом было не время и не место. Надо скорее закрывать
сумку и ехать отсюда домой, но она все же попробовала  прикоснуться  еще
раз, теперь к щеке. Щека  тоже  была  холодна.  Точнее,  как  сказал  бы
учитель физики в лицее, куда в детстве ходила  Мария,  температура  щеки
равнялась температуре мертвого тела.
   С ужасом, не доверяя самой себе, Мария вытащила ребенка  из  сумки  и
распеленала его. Это была девочка. Очень хорошенькая девочка в  возрасте
двух-трех недель. А может, и месяца. Точно о такой Мария и  мечтала.  Но
только эта девочка была мертва! Поэтому-то она  и  не  плакала,  лежа  в
сумке.
   В ужасе она стала запихивать мертвое тельце  назад.  Еще  неизвестно,
отчего эта девочка умерла. А что, если ей не хватило воздуха в  сумке  и
она прямо во сне  задохнулась?  Одно  дело  -  похитить,  чтобы  любовно
выращивать девочку, записав ее своей дочерью, а другое -  убить  ребенка
собственными руками. Такой грех Мария на себя никогда бы  не  взяла.  От
ужаса ей пришлось снова воспользоваться туалетом. И в  эти  секунды  она
сообразила,  что  оставлять  здесь  младенца  нельзя.  Если   у   дверей
по-прежнему  очередь,  вошедшая  следом  сразу  сообщит  полицейским   о
страшной находке. С другой стороны,  уж  теперь-то  наверняка  объявлена
тревога. Еще не хватало, чтобы ее схватили не как похитительницу  детей,
а как убийцу. Следовательно,  надо,  сделав  спокойное  улыбчивое  лицо,
выйти из туалета и попросить какого-нибудь мужчину приглядеть за сумкой.
А уж после этого исчезнуть отсюда любым способом,  чтобы  дома  спокойно
обдумать, как поступать дальше. Она проверила, не осталось ли в карманах
сумки каких-то квитанций, чеков с ее координатами. Все было чисто.
   Теперь можно  было,  смущенно  улыбаясь,  покинуть  туалет.  С  улицы
доносился бешеный  рев  ветра.  По  окнам  аэропорта  молотил  дождь,  и
выходить из здания было немыслимо. Она, как и  решила,  пристроила  свою
сумку к ногам молодого мужчины в очках  и  отправилась  в  другой  конец
аэропорта. По пути она наткнулась на родителей похищенного ребенка. Лица
их казались озабоченными, но в полицию  они,  судя  по  всему,  явно  не
заявляли. И это было странно.

МЕДИЦИНА БЕССИЛЬНА

   Начальник  службы  безопасности  аэропорта   Карлос   Хуан   Шумейкер
чувствовал себя отвратительно. Положенную дозу таблеток он проглотил, но
таблетки в такую погоду помогали мало. Хотя,  как  знать,  без  них  он,
может быть, и  вовсе  лежал  бы  поперек  кабинета,  как  это  случилось
несколько месяцев назад. Правда, кабинет тогда был другим -  значительно
просторней. Да и сам он тогда ведал не безопасностью аэропорта, а вел  в
масштабах страны  войну  с  наркобаронами.  Война  закончилась  обширным
инфарктом, потом, после того как ему вшили в грудь  два  шунта,  коллеги
подобрали более  спокойное  место.  Правда,  и  количество  наркобаронов
значительно поубавилось. Но лишь на месяц-другой. Теперь же, судя по тем
секретным сводкам, к которым он был допущен как советник  правительства,
объем уходящих из страны наркотиков снова подрос. Причем молодая поросль
наркодельцов стала действовать аккуратнее, и какими путями  уплывал  или
улетал конечный продукт  подпольных  героиновых  производств,  не  ведал
никто. Еще одна причина его перемещения на эту должность. Его  аэропорт,
имеющий статус международного, мог стать  удобным  перевалочным  пунктом
как для террористов,  так  и  для  наркокурьеров.  Заступив  на  службу,
Шумейкер усилил службу безопасности - ему были даны почти неограниченные
права. И тем не менее пока не поймал  ни  террориста,  ни  наркокурьера.
Всяческих  нелегальных  эмигрантов  можно  было  ежедневно   отлавливать
толпами и, загрузив на корабли, отправлять  на  другую  сторону  океана,
поскольку в основном это были вьетнамцы с китайцами. Только за чей  счет
отправлять? И большинству пойманных непонятным образом  скоро  удавалось
выйти на волю, как-то  зацепиться,  куда-то  пристроиться.  Однако  ряды
террористов и наркокурьеров они пополнять не  желали.  Этот  бизнес  они
считали чересчур рискованным. И все же месяца полтора назад героин снова
потек из страны широкой рекой.
   В хорошие для здоровья часы он об этом много  раз  думал.  Однако  не
нынешним вечером. Сегодня  вместо  тяги  к  размышлениям  ему  мечталось
разложить свое битое болезнями тело на плетеном диване и просто  лежать,
прикрыв глаза,  погрузившись  в  туманную  полудрему.  Но  эти  мечтания
прервал сержант Батильдос в пропотевших брюках, приведший  дрожащего  от
страха, почти плачущего пассажира.
   Приведенный был типичным яйцеголовым из  Европы.  Одетый  в  шорты  и
футболку, он наверняка  где-нибудь  дома  корчил  из  себя  отъявленного
смельчака, но, едва попав в переделку,  стал  пускать  сопли.  И  точно,
паспорт  у  него  был  бельгийский,  к  тому  же  парень  едва   говорил
по-испански. Поэтому им пришлось перейти на английский.
   - Она попросила меня постоять около своей сумки всего минут десять, -
говорил он, то снимая, то вновь надевая свои очки. - Через час я захотел
пить, но ее по-прежнему не было. Я испугался, вдруг это  террористка  и,
действуя по инструкциям, подозвал сержанта. Я клянусь вам,  это  не  моя
сумка, я всего лишь за ней наблюдал, ее мне оставила незнакомая женщина.
Иначе, с какой бы стати я стал подзывать этого сержанта!
   - Сеньор, я нарушил правила безопасности, не надо было открывать ее в
помещении здания. Но, ей-богу, я сразу понял, что в  сумке  нет  никакой
бомбы, и в то же время эта история показалась мне подозрительной.
   - Ближе к делу, сержант, - поторопил его Шумейкер.
   - Да дела, в общем, никакого и нет, если не считать мертвого ребенка,
которого зачем-то подбросила неизвестная. Если этот  господин,  конечно,
говорит правду.
   Пассажир снова, всхлипывая, стал уверять, что у него и  в  мыслях  не
было их обмануть. Однако Шумейкер не стал  его  слушать.  Нажав  клавишу
внутренней связи, он сразу пригласил врача. Ребенок, и к тому же мертвый
- это по части медицины, а никак не службы безопасности.
   Врач явился мгновенно. И, раздев ребенка, замер в оцепенении.
   - Ну что там у вас еще? - недовольно поторопил  его  Шумейкер.  -  Он
что, все-таки живой?
   - Сеньор, это не человек. Это - искусно сделанный  муляж.  Кукла,  но
мастерски сделанная. У нее расслаблено тело.
   -  Какого  черта!  -  заорал  Шумейкер  на  пожелавшего   выслужиться
идиота-сержанта. Но тут же прервал себя:
   - Стоп-стоп-стоп.  Доктор,  попробуйте-ка  произвести  вскрытие  этой
славной куколки. Сержант, вы правы, у  нее  и  в  самом  деле  уж  очень
человеческое личико. Чересчур человеческое. И тельце тоже.
   В душе его в это время играли фанфары. Неужели он нашел то, о чем как
раз сегодня не желал думать!

"МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ПАРИЖ"

   Уже год среди журналистов  Агния  считалась  специалистом  по  смерти
всемирно  знаменитого  художника  Антона  Шолохова.  И   случилось   это
благодаря ее поездке во Францию.
   Командировка в Париж свалилась на Агнию почти так  же  внезапно,  как
теперь звонок из московского издательства. А все  оттого,  что  когда-то
она, молодая журналистка, получила задание  газеты  сделать  материал  о
Дворянском собрании, которое создавалось в Санкт-Петербурге. Большинству
сограждан  эта  забава  с  титулами  и  достоинствами   казалась   тогда
мимолетным анекдотом, нелепой политической игрушкой. Честно  сказать,  и
сама Агния тоже представляла членов организации, создание которой должна
была описать в  тридцати  строках,  комичным  и  малочисленным  сборищем
ряженых  в  заплесневелых  камзолах  и  париках,  вынутых  из   музейных
подвалов. Будь у нее в тот день журналистский опыт чуть больше,  с  этим
представлением она бы, возможно, так и  осталась.  Однако  это  было  ее
первое настоящее задание. К тому же компания,  которую  она  застала  во
дворце  Белосельских-Белозерских,  что  стоит  на  Невском  проспекте  у
Аничкова моста, состояла в основном из "людей с  умными  лицами,  одетых
аккуратно, но бедно". Так выразился один ее знакомый. То есть  это  были
именно ее люди. Узнав, что  скромно  сидящая  двадцатитрехлетняя  Агния,
старательно записывающая в блокнот их речи, - журналистка и  к  тому  же
принадлежит к старинному дворянскому роду Самариных, они и ее немедленно
включили в члены оргкомитета. Так  она  неожиданно  стала  не  последним
человеком в Дворянском собрании своего города. И все же, когда  возникла
необходимость лететь в Париж кому-либо из  журналистов,  Агния  даже  не
надеялась, что этим журналистом  станет  именно  она.  В  правлении  был
весьма пронырливый молодой человек, который умудрялся едва ли не  каждый
месяц летать  в  Европу  и  Штаты  от  всевозможных  фондов,  советов  и
комитетов и всюду делился опытом построения либерального общества.  Само
собой, парижское задание тоже доверили ему.  Но,  получив  бумаги,  этот
знаменитый халявщик отправился  на  своем  "Фольксвагене"  на  дачу,  по
дороге сбил ребенка, пытался удрать, был задержан и  теперь  в  ожидании
суда сидел с подпиской о невыезде.
   А тут выяснилась еще одна неожиданная подробность. И прозвучала  она,
словно привет из далеких полузабытых времен. Дело в  том,  что  Агния  и
брат ее Дмитрий не знали ни своих  дедов,  ни  бабок.  Все  они  погибли
молодыми в первые годы советских репрессий. Но сохранилась сестра деда -
ей посчастливилось выйти замуж за знаменитого академика.  В  этой  семье
отец Агнии и Дмитрия  воспитывался  с  младенческих  лет.  Агния  хорошо
помнила приемную мать отца -  крупнотелую  восьмидесятилетнюю,  нет,  не
старуху, а даму, читавшую книги в подлинниках на французском, немецком и
английском. Однажды, Агнии было тогда лет десять, эта двоюродная бабушка
уединилась с нею и Дмитрием и рассказала историю их рода.
   Честно говоря, из всех сюжетов Агния хорошо запомнила лишь  два:  про
"Бархатную" книгу дворянских родов и  о  трех  Екатеринах.  Оказывается,
когда по приказу царя  Алексея  Михайловича,  который  был  отцом  Петра
Великого,  сожгли  старые  книги  боярских   родов,   чтобы   уничтожить
местничество, то завели "Бархатную"  книгу.  И  в  нее  заново  записали
старинные дворянские фамилии. Эта книга хранилась в  Кремле,  и  фамилия
Самариных тоже была  в  нее  записана.  Вторая  история  была  про  трех
подружек, а если точнее, то про далекого  предка  Агнии,  юную  Катеньку
Самарину,  ее  подругу  -  столь  же  юную  великую  княгиню   Екатерину
Алексеевну (будущую императрицу Екатерину Великую) и третью юную деву  -
Екатерину Воронцову (будущую  Дашкову  -.директора  Российской  Академии
наук). Сюжет был как раз о  том,  как  Катенька  Воронцова  влюбилась  в
случайно увиденного  на  улице  молодого  офицера  необычайной  красоты,
Дашкова, а Катенька Самарина и будущая императрица Екатерина  Алексеевна
помогли удачному устройству их брака.
   Эти истории Агния воспринимала подобно сказкам. Все равно,  как  если
бы ей стали рассказывать о том, что ее предки - сама Василиса  Премудрая
или  Добрыня  Никитич,  от  которого,  кстати,   если   верить   древним
родословным, и в самом деле  шел  их  род  через  знаменитого  киевского
боярина Вышату. Уже в более взрослом возрасте  она  узнала  и  о  других
предках: например, Юрии Федоровиче Самарине, которого называли  душой  и
мотором крестьянской реформы 1861 года. Правда, потом дети и  внуки  тех
самых крестьян, которым большой любитель  народа  русского,  либеральный
предок  Агнии  помог  получить  свободу,  как  раз  и  расстреляли   его
собственных детей  и  внуков.  Но  это  уже  -  печальная  деталь  любой
революции.
   Бабушка  показала   тогда   же   и   старинные   документы,   которые
свидетельствовали о записи их рода в дворянские книги. И вот теперь этот
рассказ из детства неожиданно материализовался. Выяснилось, что  старший
брат погибшего деда, Иван Андреевич Самарин, успел эмигрировать,  прожил
в Париже много лет и передал своей дочери  записки  той  самой  Катеньки
Самариной,  что  вместе  с  великой  княгиней   Екатериной   Алексеевной
устраивала брак Екатерине Воронцовой-Дашковой.
   А  дочь  успела  завещать  их  перед  недавней  кончиной  Дворянскому
собранию Петербурга.
   Сначала  совпадению  фамилий  никто  не  придал  значения.  Но  когда
выяснилось, что  Агния  -  не  какая-нибудь  случайная  однофамилица,  а
наследница этого самого рода, то, само  собой,  она  стала  единственным
кандидатом на поездку. И в результате ее срочно отправили во французское
консульство за визой.
   Все же Агния колебалась:  ей  сказали,  что  у  приглашающей  стороны
хватит средств только на оплату дороги туда и обратно.  Поселить  же  ее
могут на квартире у кого-нибудь из соотечественников. Но Агния,  которая
всегда старалась заплатить  за  других,  представить  себя  приживалкой,
пусть даже кратковременной, не могла.  С  другой  стороны,  денег,  чтоб
снять в Париже гостиничный номер, у нее, естественно, не было. Колебания
длились два дня.
   - Немедленно в консульство! - сказал на третье утро Глеб, узнав,  что
она все еще раздумывает. И, отодвинув чашку с кофе, выложил на стол пять
бумажек по сто баксов. - Я узнавал, на дешевый номер и  дешевый  прокорм
этого хватит. Не полетишь в Париж, будешь достойна всяческого сожаления!
   За недолгую семейную жизнь Агния успела привыкнуть  к  этой  привычке
мужа: в моменты волнения он высказывался высокопарно.
   - Глебушка, неужели ты их занял  из-за  меня?!  -  ужаснулась  Агния,
боясь прикоснуться к купюрам с портретами  американского  президента.  -
Нам же никогда не отдать!
   -  Допустим,   филологи   тоже   иногда   получают   гранты...   Фонд
фундаментальных исследований.
   Агния посомневалась в истинности его слов, но в конце  концов  деньги
взяла, хотя про себя поклялась расходовать  их  лишь  на  краю  голодной
гибели. И  поэтому  в  последние  дни  перед  отлетом  с  благодарностью
записывала в блокнот советы знакомых  на  тему  "Как  прожить  неделю  в
центре Парижа почти без денег и не умереть  с  голоду".  Тем  более  что
слегка поголодать она стремилась  давно  и  часто  -  ей  казалось,  что
склонность к полноте уже переходит дозволенные границы.
   Слегка поголодать Агния стремилась с шестнадцати лет, . правда,  чаще
дневное голодание у нее кончалось  ночным  съедением  батона  с  могучим
куском колбасы. Естественно, она не заглатывала их целиком, как удав,  а