и сделал со  своими  врагами,  его,  Марка,  это  не  касается.  Он
навсегда у Спины в долгу.
   Но  Марку  было  известно  и  то,  что  отец  Кобболда  погиб  во   время
Кастелламарской войны.

Глава 2

   Первые полгода пребывания в Солсбери Тереза никак не могла прийти в себя.
Во время двухнедельного путешествия к берегам Америки она часто  думала  про
города Соединенных Штатов, и они представлялись ей такими же,  как  Палермо,
только с более широкими улицами, более высокими виллами,  более  просторными
площадями и с более опасным - из-за количества машин  -  уличным  движением;
там люди живут еще более скученно,  чем  у  нее  на  родине,  и  деревенской
тишины,  одиночества  и  скуки,  столь  презираемых   людьми   крестьянского
происхождения,  там  нет.  Каким  же  непохожим  на  воображаемый   оказался
настоящий  Солсбери!  Большинство  домов  было  из  дерева,  чего  не  любит
крестьянин, жаждущий укрыться под защитой камня; более  того,  на  всех  так
называемых "респектабельных"  улицах,  вроде  Чемплейн  авеню,  дома  стояли
далеко друг от друга, посреди  широких  лужаек.  Сицилийцы  боятся  открытой
местности. В Шакке, Агридженто или Палермо - везде они предпочитают селиться
как можно теснее, в многоквартирных домах,  чтобы  кругом  -  на  лестницах,
площадках,  в  коридорах,  наверху  и  внизу  -  были   соседи.   Постоянное
человеческое  присутствие  избавляет  их  от  воспоминаний  о  мародерах   и
одновременно не дает забыть о том, что другие люди живут теми же заботами.
   Полгода Тереза сидела дома, борясь с одиночеством,  утешаясь  воспитанием
детей, и с растущим любопытством рассматривала  и  оценивала  окружавший  ее
новый мир.  Затем  начались  перемены.  Оказалось,  что  у  нее  от  природы
отличные, еще лучше, чем у Марка,  лингвистические  способности,  прекрасная
память, удивительное умение подражать другим и врожденное чувство слова. Она
старалась говорить по-английски где только можно: с продавцами в  магазинах,
с разносчиками, с женщиной, которая приходила к ним убирать, с Марком, когда
он бывал дома, и, наконец, когда пришла уверенность, - с соседями. Через год
она  превосходно  владела  языком  и  говорила  с  настоящим   солсберийским
акцентом, лишенным тех тягучих гласных на конце  слова,  которые  так  часто
выдают эмигранта из Италии. Типичная молодая сицилийка, выходившая  из  дома
только к мессе, теперь  старалась  проводить  как  можно  больше  времени  в
городе, бродя по магазинам и рассматривая витрины, или у соседей -  за  кофе
по утрам и за бриджем после обеда. Когда ей надо было уйти из  дому,  Тереза
вызывала приходящую няню и оставляла детей на ее попечение (к этому  времени
они решили, что Амедео будет теперь Мартином, а  Лючия  -  Люси);  она  даже
успела  вступить  в  два   благотворительных   общества.   Марк   купил   ей
"фольксваген", который она освоила меньше чем за месяц.
   Новые знакомства пробудили ее ум и расширили круг  интересов.  В  Сицилии
молодые женщины беседуют друг с  другом  только  о  детях  или  об  интимных
отношениях  с  мужьями,  не  скупясь  на  подробности,   порожденные   самой
необузданной фантазией. Здесь о себе не рассказывали. О сексе говорили между
прочим, точно  о  телевизионных  сериях,  уделяя  этой  проблеме  не  больше
внимания, чем керамике, плетению корзин или политике республиканцев.
   Марк начал замечать в Терезе  какое-то  беспокойство,  прилив  энергии  и
почти неженское любопытство, а вместе с этим изменилась и ее внешность;  она
похудела,  бедра  и  грудь  перестали  быть  пышными,  она  сделалась  более
привлекательной и, казалось ему, даже выросла.
   Вулкан их сексуальной жизни слегка  остыл.  Неукоснительно  соблюдавшийся
обычай ложиться в постель  днем  был  нарушен  тем  обстоятельством,  что  в
Солсбери не существовало сиесты. Мужчинам в положении Марка сиесту  заменяли
долгие деловые ленчи. Но когда днем он бывал свободен, он шел домой, и они с
Терезой  удалялись  в  спальню.  В  эти  часы  они  говорили  по-итальянски,
употребляя вульгаризмы, которым не могли подыскать эквивалента в  английском
языке, Она начала носить трусики. Сначала он был шокирован:  в  Сицилии  эту
деталь  дамского  туалета  надевали,   чтобы   возбудить   мужчину,   только
проститутки. Но он быстро смирился и стал  получать  удовольствие,  раздевая
жену. Нет, некоторые американские обычаи совсем недурны.

***

   Все итальянские эмигранты первым делом спешили превратиться  в  настоящих
американцев. Появились итальянцы в этих краях четверть века назад,  оттесняя
голландцев и немцев и стремясь пробраться  под  крыло  всемогущего  молодого
тогда Винченте ди Стефано.
   Кобболд рассказал Марку о первых шагах этого объединения,  возникшего  на
чисто национальной основе.
   - Он правил всем. Все политические деятели были у него  в  кулаке.  И  он
старался помогать своим землякам. Тот, кто приезжал из Неаполя или  Сицилии,
тотчас получал работу. Если  же  человек  был  родом  из  Кастелламмаре,  он
получал хорошую должность. С тех пор положение изменилось. -  Они  сидели  в
загородном клубе, где Кобболд только  что  попарился  в  сауне  и  привел  в
порядок ногти.
   - А что же произошло? - полюбопытствовал Марк.
   - Что произошло? По-моему, слишком долго все шло чересчур гладко.  Как  в
истории: ни одна империя не  существует  вечно.  Сыновья  не  интересовались
делом. Он послал  их  в  Принстон,  и  они  исчезли,  как  только  закончили
университет. Ты, наверное, слышал поговорку: "Не  делай  детей  своих  лучше
себя"? В свое время я назвал бы его "Саро del Capi" <Верховный  глава  мафии
(итал.).>, если тут знают, что это такое. Во  всех  Штатах  не  было  босса,
который не послал бы ему поздравления ко дню  ангела.  А  теперь  город  наш
по-прежнему открыт для приезжих, но поддержки они уже не получают. У нас все
еще есть король, но он без армии... Меня, между прочим, можно  рассматривать
как иллюстрацию к происходящему, - продолжал он. - Мой отец гнал отраву,  на
которой заработал достаточно, чтобы послать меня в колледж, а теперь  я  пью
"Мутон Ротшильд". Ты способен представить меня с пистолетом в руке?
   - Каким же вам видится будущее нашей организации?
   - Будущее? Раз уж ты спрашиваешь меня, то отвечу: весьма  неопределенным.
Я более оптимистично настроен в отношении кубинского проекта, поскольку  там
мы переходим в сферу законного бизнеса. Здесь же такой  уверенности  у  меня
нет. Еще некоторое время по инерции мы  будем  существовать;  сколько  -  не
берусь определить. В основе здешнего бизнеса лежал  принцип  личной  власти,
которой в случае необходимости можно было  воспользоваться,  теперь  же  это
сделать трудно, поскольку действующие лица - вымирающее племя. - Он поставил
бокал на стол и рассмеялся. - Марк, я знаком с тобой уже почти  год  и  хочу
рассказать тебе кое-что, это тебя позабавит. Когда ты впервые появился, я не
мог понять, зачем ты здесь, почему старик так старался притащить тебя  сюда.
С виду у тебя не было  никаких  достоинств,  за  исключением,  так  сказать,
задатков наемного убийцы. Неужто талант такого рода здесь больше не  водится
и старик решил ввозить его из-за границы?
   Он снова расхохотался, и Марк вместе с ним.
   - Я появился здесь только потому,  -  сказал  он,  -  что  этого  пожелал
Сальваторе Спина.
   Лицо Кобболда, желтое и  унылое  в  неярком  свете  клубных  ламп,  стало
задумчивым.
   - Что само по себе могло бы  вызвать  подозрения,  -  сказал  он.  -  Ты,
наверное, не знаешь всей правды  про  Спину.  Он  сложный  механизм.  Клубок
интриг и заговоров. И  когда  я  поначалу  заинтересовался  им,  то,  помню,
натолкнулся на некоего Брэдли. То ли Спина работал на Брэдли, то ли Брэдли -
на Спину. Я так и не сумел выяснить.
   - В Палермо мне доводилось встречаться с Брэдли, - сказал Марк. - Он  был
армейским офицером. Но я ни разу не слышал, что он как-то связан со  Спиной.
Хотя определенно сказать  нельзя.  Брэдли  имел  дело  с  довольно  странной
публикой.
   - Я чувствую, что он скоро здесь появится, - сказал Кобболд. - И судя  по
тому, что мне известно от моих агентов,  хорошего  от  него  не  жди.  Между
прочим, и от Спина тоже. Запомни, Марк: если Спина сделал тебе одолжение, то
рано или поздно он попросит тебя отплатить ему тем же.

Глава 3

   Через год и два месяца  после  переезда  в  Соединенные  Штаты  Марк  был
приглашен к Дону Винченте. Старик жил в двух  милях  от  города,  в  большом
ветхом, окруженном рощами и парком доме,  частично  перестроенном  на  манер
замка Орсини, который произвел на него неизгладимое впечатление,  когда  Дон
Винченте еще совсем юношей гостил в Италии.
   Пожилой человек - должно быть, садовник - ввел Марка в дом, в котором все
показалось ему знакомым. Таким  было  жилище  любого  зажиточного  сицилийца
прошлого поколения: покрытые пылью  гипсовые  святые,  в  каждой  комнате  -
картина на религиозную тему и всюду источаемый, казалось, самими стенами еле
уловимый сладкий запах цветов, увядающих в семейной раке, ладана и  чеснока.
Дон Винченте принял его в гостиной, заставленной викторианской мебелью.  Это
был  человек  с  грустным  лицом,  огромным  крючковатым  носом,  маленькими
красноватыми глазками и почти такой же неряшливый, как Дон К. В молодости он
мог бы сойти за американца второго или третьего поколения, но, по мере  того
как он набирал вес, его когда-то худощавое и по-юношески свежее  лицо  стало
сначала мясистым, а потом и толстым; Марк был просто поражен, когда  увидел,
до чего Дон Винченте похож на сицилийца  -  он  даже  отрастил  на  мизинцах
непомерно длинные ногти, как некогда было модно в Сицилии.
   Дон  Винченте  производил  впечатление   человека   доброжелательного   и
простого. Когда Марк наклонился поцеловать его перстень, он опустил  ему  на
плечо свою пухлую клешню и сам поцеловал его в щеку. Позади него, возвышаясь
как башня среди хаоса из маркетри и золоченой бронзы,  с  мрачной  точностью
отмеряли время привезенные из Италии  напольные  часы  с  ярко  раскрашенным
циферблатом, а в клетке верещала канарейка, рассыпая на ковер зерна и песок.
   - Ричардс, сколько времени ты уже в Штатах?
   - Чуть больше года, Дон Винченте.
   - Стыдно, что мы не встретились раньше. Я был, правда,  занят.  Как  тебя
тут приняли?
   - Очень хорошо, Дон Винченте. Жаловаться не на что.
   - Я про тебя много слышал. И работаешь, говорят, хорошо. Живешь  все  еще
на Чемплейн авеню? Неплохое место. Я сам был бы  не  прочь  там  поселиться,
если бы не жил тут. Отличный район. С соседями ладишь?
   - Вполне. Славные люди.
   - Очень хорошо. Жить в таком  маленьком  городке,  как  Солсбери,  -  это
совсем не то что в большом городе. Нужно  стараться  нравиться  соседям.  Ты
вступил в какие-нибудь общественные организации?
   - В "Кивани" и в Общество Христофора Колумба. И  в  теннисный  клуб  меня
приняли.
   Дон Винченте поднял  брови.  На  лице  его  появилось  выражение  легкого
раздумья, и он стал похож на попугая.
   - Как тебе это удалось, Ричардс? Туда принимают далеко не всех.
   - Мою кандидатуру поддержали вы, Дон Винченте.
   - Вот как? Потому, значит, и удалось? Что ж, очень рад  за  тебя.  Теперь
ты, так сказать, пьешь из одного источника с  самыми  крупными  деятелями  в
нашей округе. Остается только,  чтобы  тебя  выбрали  церемониймейстером  на
парад в день святого Рокко.
   - Теперь в этот день парада не бывает, Дон Винченте.
   - Вот как? Очень печально. Что ж, времена меняются. Твоя жена, я  слышал,
участвует в благотворительности. Тоже хорошо. Пусть она когда-нибудь скажет,
что хочет быть дамой-попечительницей в госпитале. Сейчас-то она еще  слишком
молода, может, как станет постарше.
   В дверях появился, кашлянув, чтобы на  него  обратили  внимание,  молодой
человек в брюках для верховой езды. Это  был  Виктор,  непутевое  чадо  Дона
Винченте,  в  котором  несмотря  на  уродовавшую  щеки  сыпь,   недоразвитый
подбородок, капризное выражение лица и ускользающий взгляд сразу можно  было
распознать сына своего отца.
   - У меня опять что-то с машиной, папа. Можно взять твою?
   - Конечно можно. Ты же знаешь, что можно. Только, пожалуйста, не врывайся
и не перебивай, когда у меня конфиденциальный разговор.
   - Помешан на машинах. - пояснил старик Марку, когда Виктор ушел. -  Вчера
вечером налетел на своем  "сандерберде"  на  дерево,  разбил  вдребезги,  но
думает, что я не знаю, - добавил он с хриплым снисходительным смешком. Затем
доверительный, отеческий тон вдруг исчез, и Марк почувствовал разделявшее их
расстояние. - Ричардс, я хочу тебя  кое  о  чем  попросить.  Ты  ведь  часто
видишься с Кобболдом?
   - Только по делу, Дон Винченте. Вне работы он к себе не очень допускает.
   - Да, знаю, он всегда держался особняком. Тем не менее, сумел  ли  ты  из
ваших встреч составить о нем какое-либо мнение?
   -  Он  умный  человек,  Дон  Винченте,  сомневаться  не   приходится.   И
образованный, сразу видно.
   - Этим ты мне ничего не сказал, -  заметил  Дон  Винченте  более  строгим
тоном - Он предан делу.
   Подчиненные Дона Винченте, хорошо изучившие характер своего босса  и  все
еще считавшиеся с ним, предупредили Марка,  что  к  нему  лучше  являться  с
добрыми вестями, нежели с дурными. Дон Винченте любил, когда  говорили,  что
приближенные исправно ему служат.
   - Я послал его с ответственным заданием за границу. Ты об этом слышал?
   - Я знаю, что он на Кубе.
   - Правильно. В Гаване. У меня там сейчас разворачиваются большие дела,  и
он поехал туда наставить  местных  политиканов  на  путь  истинный.  Неплохо
справляется. Не припомню ни единого случая, чтобы я  был  недоволен  работой
Кобболда. Но вот беда: он оказался carogna <Подонок, падаль (итал.).>. Пошел
в Бюро по борьбе с наркотиками. В Гаване торгуют наркотиками, и он  донес  в
полицию.
   - Я не верю этому, Дон Винченте.
   - Молчи и слушай. Тебя не просят верить, тебе говорят. Л  наркотиками  не
занимаюсь и никогда не занимался. Но чем занимаются мои друзья, это их дело.
Кобболд донес властям на одного из моих друзей, а  тебе  известно,  что  это
значит. - Солнце, выйдя из-за облака,  проникло  в  комнату  сквозь  цветное
стекло высокого окна, и  в  его  желтом  свете  лицо  Дона  Винченте,  сразу
постарев, приобрело восковой оттенок. - К счастью, у  нас  еще  есть  связи,
помогающие контакту с властями. Между прочим, один наш знакомый  знает  тебя
еще по Палермо. Я забыл его фамилию.
   - Брэдли? - спросил Марк.
   - Возможно. Он сказал, что вы вместе работали. Сказал, что на днях заедет
повидаться. В  подобном  случае  это  полезное  знакомство,  Ричардс.  Когда
доносят на моего друга, мне кажется, что донесли на меня.  Кстати,  тот,  на
кого он донес, и твой друг тоже.
   Спина, подумал Марк. Все сходится. Во время деловых ленчей с Кобболдом  в
загородном клубе или в беседах о правовых аспектах купли-продажи  очередного
земельного участка неизбежно возникала одна  и  та  же  тема:  Спина  и  его
переезд в Гавану, его дела с наркотиками, его перспективы. Пытаясь завоевать
симпатии Марка или по крайней мере нейтрализовать в  нем  сторонника  Спины,
Кобболд не стеснялся и открыто высказывал свои  предположения  о  том,  чего
надо ждать. Здоровье Дона Винченте ухудшается, и уже давно,  если  следовать
железным обычаям Сицилии, его полагалось бы убрать с поста. Спина же, хоть и
всего на несколько лет моложе  Дона  Винченте,  был  человеком  сравнительно
здоровым и видел себя, поскольку у Дона Винченте не было достаточно умного и
сильного сына, его законным преемником. Но так как после высылки  из  Штатов
Спина не мог туда вернуться, он уговорил Дона Винченте перевести капиталы  и
основные операции в Гавану, где со временем сумеет без шума все  прибрать  к
рукам. Марк не разделял  недовольства  Кобболда  нынешней  ситуацией  и  его
мрачных взглядов на будущее, и вот  теперь  своей  попыткой  сделать  власти
орудием мести и заодно осуществить собственные  честолюбивые  планы  Кобболд
совершил преступление, и прощения ему явно нет.
   - Я слышал, ты мастер устраивать несчастные случаи, поэтому у меня  будет
к тебе просьба.
   - Я к вашим услугам, Дон Винченте.
   - Я ненавижу carogna, и ты, наверное, тоже. Этот  малый  по  воскресеньям
обедал у меня. И большой дом на Риджуэй, где он  живет,  я  подарил  ему  на
свадьбу. Любой скажет тебе, что я относился к нему лучше, чем к собственному
сыну. Он знает все мои планы. Это -  настоящая  измена.  -  От  волнения  на
кончике огромного носа Дона Винченте появилась и задрожала капля. Он  достал
носовой платок и громко высморкался. - Ты сделаешь  мне  большое  одолжение,
Ричардс, если съездишь в Гавану и решишь эту проблему.
   - Когда вы говорите - "решить", Дон Винченте...
   - Я и имею в виду  -  "решить".  Я  больше  не  хочу  слышать  о  мистере
Кобболде. Просьба - а в действительности  приказ  -  требовала  немедленного
согласия. Любое промедление могло оказаться роковым, потому что Дон Винченте
тотчас же заподозрил бы Марка в нежелании помочь ему.
   - Когда я должен ехать, Дон Винченте?
   - Лишь только мы сообразим, как это  осуществить.  Я  беру  на  себя  все
расходы, остальное - за тобой. Я знаю, у тебя нет личного опыта  в  качестве
sicario  <Наемного  убийцы  (итал.).>.  Но  ты  должен  будешь   разработать
операцию, и, скажу прямо, дело это нелегкое.  Такого  хитроумного  поручения
тебе, наверное, еще не доводилось выполнять. Кобболд куда умнее Джентиле.
   Джентиле, подумал Марк, он  знает  про  Джентиле.  Сидит  здесь,  в  этой
помойной яме, никуда не показывается, но  знает  все,  что  происходит.  Его
восхищение Доном Винченте росло.
   - Кобболд неглуп, наверное, чует, что его  ждет.  Он  живет  в  роскошном
отеле и никуда не выходит  без  двух  своих  телохранителей.  Я  только  что
получил донесение о том, что там делается. Они спят у него в номере. Ждут  у
дверей, когда он сидит в сортире. Можешь нанять всех  наемных  убийц,  какие
найдутся на Кубе, но к нему тебе не пробраться. Я чуть не забыл сказать, что
он большой приятель тамошнего начальника полиции.
   - Тот, кто этим займется...
   - Ты, - перебил его Дон Винченте.
   - Должен взять его тогда, когда телохранителей рядом не будет.
   - Верно. А когда же это может быть?
   - Когда он с женщиной.
   - Разве он интересуется дамами? - спросил Дон Винченте.
   - Говорят.
   - Хотя у него очень милая жена. Еврейка.
   - Я не знал, что он женат, Дон Винченте.
   - Он не говорит про нее и никому не показывает. Не хотелось бы  вмешивать
в это дело женщин, но раз нет выхода...
   Дон Винченте славился своим пуританством, своей неприязнью к проституции;
он скорее отказался бы от дохода, нежели разрешил  непристойность  во  время
представлений в своих бурлесках и кабаре. Женщины, даже если  они  и  не  из
Сицилии, - это прежде всего матери.
   - Может, и не придется, Дон Винченте. Может, эти телохранители и  не  все
время крутятся возле него.  Нужно  посмотреть  собственными  глазами.  Чтобы
решить, как действовать, нужно поехать туда  и  день-другой  понаблюдать  за
ним.
   - После работы его  никто  никогда  не  видел  без  дамы,  -  сказал  Дон
Винченте. - И как это я не сообразил, что ему нельзя доверять?

***

   - Какие женщины нравятся нашему другу Кобболду? - спросил Марк  у  своего
помощника Ди Сантиса.
   - Блондинки, - ответил Ди Сантис.  -  Холодные  яркие  блондинки.  Как  и
каждому второму итальянцу.
   - Постойте, разве вы сами не итальянец?
   Ди Сантис  только  что  окончил  университет,  где  специализировался  по
экономике. Он обладал присущим  родившимся  в  Америке  итальянцам  чувством
юмора.
   - Конечно, итальянец. Но я стараюсь подавлять в себе этнические пороки.
   - А где можно отыскать таких белокурых красавиц?
   - Везде. Их стало полно с тех пор, как телевидение  погубило  Голливуд  и
Калифорния потеряла свою привлекательность. Сейчас