-
название места,  куда  генерал  послал  российских  демократов.  Имиджмейкер
босса, не в силах бороться с наклонностями подопечного, пытался использовать
врожденную страсть Анатолия  Федоровича  материть  всех  и  вся  в  качестве
признака его особой близости к народу. Хотя и "народ"  шеф  материл  так  же
изобретательно и искусно, как и все прочее.
   - Ну, Эдя, уработала, значит...  -  Генерал  с  трудом  преодолел  четыре
приличных слова в начале фразы,  а  дальше  его  раскатистая  речь  привычно
забурлила, закипела, вспенилась -  перевести  на  нормальный  язык  все  это
колоритное, словесное  безобразие  можно  было  следующим  образом:  значит,
уничтожила  ужасным  способом  невыносимая  женщина  нашего  тоже  не  очень
хорошего Дениса Сергеевича? Сколько раз я предупреждал  его  не  менять  так
часто женщин. Пропал мужчина в  расцвете  сил.  Посмотреть  на  эту  ужасную
женщину, что ли?
   - Отравилась она, я же говорил, Анатолий Федорович, - почтительно добавил
полковник Скворцов свое объяснение к густому сиропу из сочных  выражений.  В
целом, надо было  отдать  Анатолию  Федоровичу  должное,  его  экспрессивная
лексика была неординарна, он не просто  употреблял  стандартные  подзаборные
фразы, он душевно и вдумчиво работал с языком.
   - Отравилась? (Ей повезло,  что  она  отравилась.  Официальная  версия  -
гололед? Хорошо. Незачем  волновать  людишек  описаниями  сексуальной  жизни
лидеров.)
   - Да, списали все на гололед. Не справился с управлением. В этот день  по
городу были сплошные аварии.
   Зазвонил телефон. Генерал поднял трубку, и его лицо разгладилось, а голос
с басового регистра моментально уехал  вверх,  к  сладкому  нежному  тенору.
Полковник Скворцов едва не  рассмеялся  -  грозный  начальник  ворковал.  Он
говорил с дочерью.
   - Что, моя лапочка? Да, конечно, как и договорились. Снова? Да я  разнесу
твою, то есть я хотел сказать, что с твоей  школой,  да,  да,  колледжем,  я
разберусь. Не волнуйся, зайчонок. Угу. Угу. Целую. Кладу трубочку,  пока!  -
Анатолий Федорович оторвался от телефона и вернулся к прежним интонациям:
   - Кожаный плащ у дочки (украли). Мы, Эдик, ловим (бандитов), а нас  самих
(обворовывают). Колледж называется.  Ну  ладно,  иди  трудись.  Новые  факты
всплывут - сразу ко мне. Кто у тебя в этом деле?
   - Андрей Пряжников, очень способный парень.
   - Такой высокий красавчик?
   - Да, симпатичный.
   - Небось тоже (активно интересуется женским полом)? Ладно. Гуд  лак,  как
говорит моя дочь. Если появятся новые факты... (Скользкое) дело, скользкое.
 
*** 
 
   Катя была удивлена, увидев на  похоронах  Оксаны  Берг  такое  количество
заплаканных лиц. Почему же при жизни про нее никто не вспоминал? Почему  она
была  так  одинока,  если  на  кладбище  приехало  столько  молодых  женщин,
выражавших искреннее огорчение безвременной смертью подруги? Слезы  были  не
притворными и приносили  женщинам  настоящее  удовлетворение:  живая  Оксана
внушала зависть своей красотой и богатством.  Потребовалось  умереть,  чтобы
вернуть расположение подруг. Мертвым не завидуют.
   Яна эти дни рыдала не переставая и добилась желаемого результата: ее  нос
увеличился  вдвое,  а   глаза   приобрели   экстравагантные   фантомасовские
очертания. Олег  Кириллович  стоял  в  пальто  нараспашку,  небритый  и  без
галстука. Земля была усыпана цветами,  и  люди  вдавливали  в  грязь  нежные
тонкие лепестки. "Как Оксана, - подумала  Катерина,  вытирая  слезы,  глотая
морозный воздух и наблюдая за бутоном розы, сминаемой в третий  раз  чьим-то
каблуком, - сама вдавила себя в грязь и сама не выдержала".
   Остались холмик, устланный  цветами  и  хвойными  ветками,  и  черная,  в
грязном снежном месиве, земля вокруг. Сдержанно-оживленная толпа  потянулась
через могилы с крестами,  оградками  и  постаментами,  укрытыми  белоснежным
покрывалом, к автобусам и иномаркам,  припаркованным  в  конце  аллеи.  Катя
окликнула Андрея, который, пробираясь к выходу, приглушенно разговаривал  со
своим знакомым.
   - Андрей, вы не могли бы меня подбросить? -  Катя  хотела  отправиться  к
Татьяне Васильевне.
   - Конечно, идем.
   Катя пристроилась  в  арьергарде,  пока  не  увидела  Олега  Кирилловича,
который озирался, явно кого-то высматривая. Он похудел за эти дни, и если  и
раньше не радовал глаз излишней пухлостью, то сейчас совсем напоминал жертву
Бухенвальда. Увидев Катю, он двинулся к ней.
   - Ты куда?
   - Я поеду к тете. Меня подвезут.
   Олег Кириллович метнул на Андрея, все еще беседовавшего  с  другом,  злой
взгляд.
   - Катя, а потом ты вернешься?
   Катя смутилась. Она хотела остаться у  Татьяны  Васильевны  и  вообще  не
возвращаться в дом Бергов.
   - Ты же не оставишь нас сейчас? - Олег Кириллович с надеждой  заглянул  в
глаза и положил руку на плечо Катерины.  -  Пожалуйста,  не  уходи.  Янка  в
затяжной истерике, что мне с ней делать?
   - Хорошо, - согласилась Катя. -  Я  тогда  съезжу,  а  потом  вернусь  на
автобусе.
   Олег Кириллович сунул руку в карман, вытащил несколько сложенных  пополам
купюр и вложил их в Катину ладонь.
   - Возьми такси, ладно?
   Катя потерянно кивнула и направилась к машине Андрея.
 
*** 
 
   - Ты  представляешь,  когда  я  уже  собрал  шикарное  досье  и  поставил
заключительную  точку,  человек,  чью  политическую  карьеру  я  должен  был
разрушить своим материалом, попадает  в  автокатастрофу!  -  говорил  Максим
Колотое, друг Андрея со студенческой поры, открывая банку пива. Он сидел  на
переднем сиденье "шестерки" и собирался подзаправиться - его любовь  к  пиву
расцветала буйным цветом в летнюю жару, но и в остальные, более  прохладные,
времена года не ослабевала. Андрей в зеркало  поглядывал  на  Катю,  которая
молча вытирала слезы.
   - Угораздило же Мирославского так не  вовремя  отдать  концы!  Представь,
познакомился в Краснотрубинске с занимательным немцем. Макс Шнайдер. Приехал
разнюхивать  насчет  краснотрубинского  промышленного   комплекса,   который
выставили на инвестиционный конкурс. Для  иностранцев  это  сладкая  ягодка.
Уникальный хромовый рудник. При разумном использовании можно за  год  нажить
миллионы долларов.
   Катя перестала наконец-то плакать и прислушалась: говорили про ее  родной
Краснотрубинск.
   - Шнайдер - тертый калач, он уже не одну сделку проворачивал в России. Он
быстро  выяснил,  кто  у  нас   заправляет   приватизационными   процессами,
состыковался с кем-то из наших шустрых  русских  бизнесменов  и  через  него
вышел на Мирославского. Мирославский получил  от  "Юмата  хром  корпорейшн",
которую представлял Шнайдер, скромные подарочки - недвижимость в  Испании  и
круглую сумму, переведенную на его счет в иностранный банк.  Шнайдер  пришел
на конкурс радостный, как первоклассница, но получил по  носу:  несмотря  на
то,  что  его  "Юмата"  предложила  на  сорок  миллионов  больше  соперника,
предприятия все же достались некой "Тимманз  индастриэл  компани",  Америка.
Что за ерунда? Наводим справочки - ох, нелегкое это  занятие,  Андрюша,  сам
знаешь. Но я прорываю в земле ирригационный канал глубиной в четыре метра  и
обнаруживаю, что владельцем "Тимманз индастриэл компани", зарегистрированной
в оффшорной зоне в Панаме, является Эндрю Тимманз. Вот  так  вот.  -  Максим
победно уставился на Андрея.
   - Ну и что?
   Максим держал паузу, многозначительно улыбаясь.
   - Не томи. В нос дам.
   - Ах, Андрюша, ты всегда чудовищно прямолинеен. В нос! - Максим  поправил
очки в тонкой желтой оправе. - Так и быть, скажу. Тебе, и больше никому.
   - Да вот еще пушистой фрикадельке  на  заднем  сиденье,  которая  обильно
увлажняет воздух в салоне. Эндрю Тимманз, гражданин Америки, женат на  Айрис
Тимманз. Фамилия жены. А настоящее имя...
   - Ну?
   - Настоящее его имя - Андрей Мирославский.
   Старший сын покойного Дениса Сергеича Мирославского. Представляешь?
   - Класс, - восхитился Андрей. - Значит, он обул и Шнайдера, и японцев,  а
сам продал Краснотрубинск собственному сыну?
   - Точно. И уже через полгода начал бы подпольно стричь дивиденды, если бы
не получил по мозгам за такие непристойные махинации.
   - В смысле?
   - Конечно, его смерть - это месть со стороны обутого Шнайдера.
   - Да брось, - махнул рукой Андрей. - Он гнал по гололеду, а этого  делать
нельзя.
   - Не падай мне на уши, милый друг,  -  улыбнулся  Максим.  -  Официальная
версия меня не интересует. Я уверен, что с Мирославским расплатились за  его
корыстолюбие.
   "А на самом деле с ним расквиталась  обиженная,  несчастная  женщина",  -
грустно подумала Катерина и посмотрела в зеркало на Андрея. Андрей  дружески
подмигнул.
 
*** 
 
   Черепахой, одеревеневшей от инъекции успокоительного,  проползла  неделя.
Потом еще одна. Олег Кириллович, как и прежде, чуть свет уходил  на  работу,
но кофе ему теперь готовила и тосты жарила Катерина.
   Яна, оправившись после истерик, возобновила  привычный  образ  жизни,  но
была какой-то печальной и повзрослевшей и предавалась  оргиям  без  обычного
огня.
   Сама  Катя  находилась  на  перепутье.  Олег  Кириллович  не  возобновлял
разговора о работе референта, а заботы  домработницы  все  больше  и  больше
угнетали своей монотонностью. Она уже немного говорила по-немецки, занимаясь
языком параллельно домашним делам - когда стирала, мыла,  убирала,  гладила.
Яна собиралась ехать к маме в Америку, и Катя думала о том, что,  если  Олег
Кириллович так и не возьмет ее в "Омегу-инвест", оставаться  в  доме  Бергов
после отбытия Яны будет неудобно. Значит, надо искать что-то новое.
   Однажды, как это уже  было  один  раз,  она  схватила  телефонную  трубку
одновременно с Яной и, не положив ее обратно, услышала разговор  с  каким-то
парнем.
   - Привет, это я.
   - Что тебе нужно? - сухо осведомилась Яна.
   Какой неприветливый тон! - удивился парень. - Я, между прочим,  извел  на
твою мачеху пленки на триста долларов, а взамен не получил даже  дырочки  от
диафрагмы.
   - Это твои проблемы.
   - Да неужто? Хоть скажи мне, как были восприняты  фотографии,  которые  я
вам послал? Произвели впечатление на твоего папашу?  Твоя  мачеха  оказалась
удивительной жадиной, я всего-то попросил у нее три тысячи долларов - скинул
за красоту. А она заартачилась: нет денег. Что за разговоры,  продай  лишнюю
шубу, и будут.
   - Слушай, отстань. Считай это своей творческой неудачей.
   - Да? А кто оплатит мои расходы?
   - Слушай, ну отстань, отстань, отстань от меня!!! - закричала Яна. -  Мне
так плохо! Понимаешь, она умерла! И ты, гад, к этому причастен! И я тоже!
   - Как "умерла"? - ошарашенно спросил другой конец провода.
   - Так! Проглотила килограмм таблеток, словно это был арахис в шоколаде, и
умерла! И поэтому ты мне, гад, больше не звони! - Яна бросила трубку. Но  не
успела она устроиться на диване и снова  предаться  слезам,  как  в  комнату
влетела разъяренная Катерина, схватила ее за плечи и начала трясти.
   - Как ты могла, как ты могла так поступить с Оксаной! - кричала  Катя.  -
Твой приятель шантажировал ее!
   Неожиданно для себя Катя размахнулась и залепила Яне сочную пощечину.  Та
мягко повалилась на диван и заревела в голос.
   - Катенька, только папе не говори,  -  выла  она,  оставляя  на  кремовой
обивке следы помады и  румян,  -  я  идиотка,  я  не  думала,  что  все  так
обернется, мне так плохо теперь! Я виновата в ее смерти! О-о-о!
   Вопли Яны были столь натуральны,  и  она  уже  пыталась  пробить  головой
спинку дивана (впрочем, очень мягкую), что Катя снова поверила ей.
   - Какая же ты гадкая, Яна! К тебе притрагиваться противно!
   - Мне самой противно. Только папе не говори, хорошо?  Не  скажешь?  Прошу
тебя!
   Дикий рев постепенно сжался до нервных всхлипов. Яна терла глаза  руками.
Катя опустилась рядом на диван.
   - Кретинка я, - раскаивалась Яна. Амплуа трагической актрисы подходило ей
как нельзя лучше. - Природный феномен. Родители нормальные, я уродина. Может
быть, я все гадости делаю от скуки? С кем только не  переспала!  Пью  всякую
гадость, курю... - Яна вошла во вкус и уже с удовольствием перечисляла  свои
пороки, заглядывая в  Катины  глаза  с  желанием  шокировать  ее  как  можно
сильнее. - С кем я только не спала, Кэт! Ты даже вообразить себе не  можешь.
А мне шестнадцать. Да я на тебя смотрю как на грудного ребенка!
   - Ты сама себя не любишь.
   - Как это? - удивилась Яна. - Я люблю только себя, папу и маму.
   - Ерунда. Если бы ты себя любила, то не стала  бы  пить  всякую  гадость,
курить и... Ну, это самое.
   - Это и называется "себя любить"? - снова удивилась Яна.  -  Сидеть,  как
ты, над учебниками, не общаться с мужиками, пить только кока-колу?
   - Во всяком  случае,  не  издеваться  над  собой.  Тебе  шестнадцать,  ты
выглядишь на двадцать пять.
   - Зато ты сама невинность, нежный персик! - оскорбилась Яна. - Я  классно
выгляжу. А ты тоже себя не любишь. Вставать в  шесть  утра  и  драить  чужие
унитазы - какое удовольствие!
   - Я не всю жизнь буду чистить ваши унитазы, -  обиделась  Катерина.  -  У
меня есть будущее.
   - Точно. Я знаю, о чем ты мечтаешь. Получить  высокооплачиваемую  работу,
приодеться, выйти замуж за богатого. Но только чтобы всего  этого  добиться,
придется расстаться со своей чистотой и невинностью. Никуда ты не  денешься,
пожертвуешь своей любовью к себе  и  будешь  напряженно  эксплуатировать  ту
часть организма, которую я эксплуатирую  просто  от  скуки.  Ради  будущего,
которого ты  ждешь  со  слюнями  на  губах,  придется  отказаться  от  своей
порядочности. Станешь такой же стервой, как и я. Я делаю гадости от скуки, а
ты будешь их делать, чтобы зубами вырвать свое розовое будущее. Вот так!
   "Что за глупости, - рассерженно подумала Катя. - Почему они  все  говорят
об одном и том же? Ведь не спал  же  Олег  Кириллович  со  своей  уникальной
секретаршей, не оказывала ведь она  ему  интимных  услуг  в  перерыве  между
обсуждениями контрактов? Ну почему я  обязательно  должна  буду  измениться?
Почему я должна становиться тварью, чтобы добиться своей цели? Нет".
   - Кэт, ну ладно. - Слезы на  глазах  Яны  высохли,  пока  она  наставляла
домработницу  на  истинный  путь.  -  Не  говори  отцу,  хорошо?   Про   мою
причастность к этим фотографиям. Ведь Оксану все равно не вернешь, а он меня
возненавидит. Он ее любил.
 
*** 
 
   Олег Кириллович осторожно закрыл рояль и прислушался. Струны еще  хранили
звук только что сыгранной прелюдии.  В  прихожей  негромко  хлопнула  дверь.
Вернулась из магазина Катерина.
   Теперь на ней лежала  ответственность  за  состояние  холодильника.  Кате
доставляло немыслимое удовольствие сочинять список необходимых продуктов,  а
потом тратить выданные Олегом деньги. К сожалению, для семьи из трех человек
пакеты с покупками получались не особенно тяжелыми.
   Олег вышел  в  прихожую.  Румяная  с  мороза  Катерина,  свежая  и  юная,
совместно  с  фруктово-овощным  натюрмортом,   выглядывавшим   из   пакетов,
составляла очень соблазнительную картину. Позади нее маячил  водитель  Саша,
которого Олег Кириллович тут же за ненадобностью отправил  домой.  Приняв  у
Саши  сумки,  он  отнес  их  на  кухню  и  вывалил  на  стол   вздрагивающую
нежно-розовую свиную ляжку, запечатанный в полиэтилен ростбиф, два  ананаса,
персики, яблоки, сине-зеленую бутыль немецкой минералки и  множество  других
аппетитных вещей.
   - Ну, Катюша, смотрю, ты порезвилась вволю,  -  крикнул  Олег  в  сторону
прихожей, ощущая непривычное желание немедленно вонзить зубы  во  что-нибудь
вкусное.
   - Сейчас я отдам вам сдачу, - сказала Катя, появляясь в дверях.
   - Можешь не отдавать.
   - Ну конечно, - возразила Катерина. Тон, которым она теперь разговаривала
с Олегом Кирилловичем, значительно отличался от испуганного шепота в  первые
месяцы ее работы в доме Бергов. Чувствуя постоянное тепло, которое  исходило
в ее сторону от босса, Катюша тут же осмелела и  почти  обнаглела,  как  это
свойственно всем женщинам, заметившим, что они нравятся. Кроме  того,  после
смерти Оксаны Олег Кириллович напоминал потерянного и несчастного мальчишку,
и материнское чувство тут же внесло в ее речь покровительственные интонации.
Хозяин дома нисколько не сопротивлялся. Впрочем, Катя никогда  не  позволяла
себе фамильярности.
   - Мороз тебе к лицу, - заметил Олег Кириллович, - у тебя такие щечки.
   Катя   сосредоточенно   распределяла   принесенную   пищу   на   полочках
холодильника.
   - Послезавтра Яна улетает в Америку. К своей маме.
   Катя встрепенулась:
   - Как? Так быстро? Почему же вы раньше не сказали?
   - А что это меняет? - Олег Кириллович перехватил ярко-желтое яблоко  и  в
секунду разделался с ним.
   - Ну как же! Я ведь не могу жить с вами вдвоем в квартире! Это... это  не
правильно!
   - Прелестно! - возмутился Олег Кириллович. - А кто же будет кормить  меня
завтраком, обедом и ужином? Кто будет обо мне, несчастном, всеми  покинутом,
заботиться?
   - Вы никогда не приезжаете на обед.
   - Я исправлюсь, Катя, - серьезно пообещал Олег  Кириллович.  -  Мы  будем
жить с тобой, как Обломов и Агафья.
   - Ну спасибо! Во-первых, вы не Обломов, а даже наоборот, для  вас  лежать
на диване в бездействии невозможно. А я  не  собираюсь  вечно  оставаться  в
домработницах.
   - А чем у них дело кончилось? Поженились? - задумался Олег. -  Не  помню,
хоть убей.
   Катя тоже задумалась. Когда проходили в  школе  Обломова,  она  лежала  с
гриппом, и до книги Гончарова руки так и не дошли. Она посмотрела  на  Олега
Кирилловича. Он уже  сидел  за  кухонным  столом,  боком  к  холодильнику  и
Катерине, и грыз новое яблоко. Катю охватило желание обнять  его  за  шею  и
прижаться щекой к  волосам.  Это  желание  настигало  ее  не  впервые.  Олег
Кириллович  несравненно  больше  времени  стал  проводить  дома.  И  женский
инстинкт подсказывал, что он не удивится и не  отпрянет.  Катя  нерешительно
подошла к столу, взяла  бутылку  кетчупа,  вернулась  к  холодильнику.  Нет,
страшно. Ее тянуло к Олегу Кирилловичу как магнитом.
   - Да, наверное, поженились, - рассуждал он, похрустывая яблоком. -  Катя,
не бросай меня, пожалуйста! Мне будет очень одиноко без тебя.
   Катя отправилась в повторное дефиле.
   - Ты что притихла? Заморозилась вместе с окороком?
   И  в  тот  момент,  когда  Олег  Кириллович  поворачивал  голову,   чтобы
убедиться, в порядке ли Катерина, она бархатным потоком обволокла его спину,
обхватила прохладными руками его шею и прижалась щекой к его чисто  выбритой
щеке.
   Олег Кириллович выронил яблочный огрызок и замер.
   Прожить два долгих дня. Упаковать несметное количество Яниных  чемоданов.
Проводить ее в аэропорт. Вернуться.
   - Катюша, милая, как же я тебя люблю!
   - Милый мой!
   Она еще путалась с местоимениями, иногда  говоря  Олегу  "вы".  Он  завел
привычку ронять ее на кровать.  После  первого  раза,  несмотря  на  высокую
квалификацию Олега и виртуозное исполнение, Катерина рыдала взахлеб. Она  не
ожидала,  что  будет  так  больно.  Через  пару  недель  она  уже  научилась
разгуливать перед своим великовозрастным  партнером  в  изящном  неглиже,  в
кружевных нарядах,  великолепных  и  развратных,  приобретенных  за  бешеные
деньги в первом же рейде по магазинам. Через  пару  недель  она  уже  умела,
извиваясь коброй, медленно выползти из полупрозрачного комбидресса и довести
этим Олега до сумасшествия. Он преодолевал расстояние от  двери  спальни  до
кровати за 0,006 секунды. Она привыкла к шампанскому в хрустальных фужерах и
фруктам на огромном подносе, поданным прямо  в  кровать.  Она  фантастически
быстро освоила умение говорить "хочу", увидев в витрине бутика платье за три
тысячи долларов.
   Катерина оказалась очень способной и раскованной в  вопросах  секса,  под
мудрым предводительством Олега она быстро освободилась  от  краснотрубинской
провинциальной застенчивости. Несомненно, Катерина была  талантлива.  Как  в
немецко