вянском языке письма, я перешел ко второму документу.
По мере того как до меня  начал  доходить  смысл  написанного,  я  все  чаще
возвращался к началу текста, снова вчитываясь в каждую строчку и все еще  не
в состоянии поверить в правдивость изложенной в нем информации.
   Как  я  понял,  передо  мной   был   русский   перевод   написанного   на
старославянском языке письма, ксерокопия  которого  прилагалась.  И  автором
этого письма  являлся  не  кто  иной,  как  последний  настоятель  Спасского
монастыря на острове Каменный отец Амвросий. В  своем  послании  к  брату  в
Афины  он  сообщал  о  спрятанных  от  большевиков   в   подземном   тайнике
монастырских ценностях и реликвиях: старинных книгах, чудотворных  иконах  и
святых мощах, "дабы не осквернены  они  были  антихристами  и  безбожниками,
искореняющими православие по всей России и  разграбляющими  обители  Божьи".
Далее настоятель подробно объяснял, где находятся спасенные им  монастырские
реликвии, и предупреждал брата о том, чтобы в  случае  его  смерти  тот  был
крайне осторожен, "ибо нет числа зверствам и богохульству иродов,  поднявших
свою  руку  на  святыни  православные  и  на  людей,  верящих   в   царствие
Господне...".
   Прочитав текст несколько раз, я вновь  взглянул  на  ксерокопию.  Видимо,
опасаясь того,  что  информация  о  тайнике  может  попасть  в  чужие  руки,
предусмотрительный  настоятель  Спасского   монастыря   написал   письмо   с
использованием некой тайнописи, разгадка  которой  для  людей  непосвященных
представлялась бы задачей непосильной.
   Но как эти документы попали в руки журналистки? И где в  настоящее  время
находится оригинал?..
   В любом случае, я стал обладателем тайны, разгадка  которой  находится  у
меня в руках. Ведь именно я, а не кто другой, являюсь священником  в  тюрьме
особого назначения, в стенах которой прежде находился Спасский  монастырь  и
где до сих пор находятся спрятанные старым настоятелем православные святыни.
Было от чего взволноваться...
   Я аккуратно сложил оба листа обратно в конверт и спрятал его в спортивную
сумку с личными вещами, мысленно  прикидывая,  как  ответить  на  неизбежный
вопрос подполковника Захарова о содержании письма. Наконец, подыскав  вполне
убедительную,  намой  взгляд,  формулировку,  я  успокоился,  направив  свои
рассуждения дальше - на остров Каменный, к тайнику старого настоятеля. После
некоторых размышлений я  пришел  к  выводу,  что  не  стоит  раньше  времени
посвящать полковника Карпова и майора Сименко в суть  дела,  а  нужно  лично
убедиться в существовании тайника.
   Захаров заглянул ближе к вечеру, когда за окном уже сгущались сумерки,  а
над городом повисли тяжелые дождевые тучи. Его мрачное лицо было  под  стать
погоде и времени суток. Он как-то странно посмотрел на  меня  и  нетерпеливо
спросил:
   - Ну, батюшка, что пишет наша общая знакомая в своем послании?
   - Ничего, что имело бы отношение к делу Завьялова, -  ответил  я  заранее
сформулированной фразой.
   - Да?  -  подполковник  недоверчиво  усмехнулся.  -  Ну  да  ладно...  Я,
собственно, пришел вам сообщить еще одну  интересную  новость,  черт  бы  ее
побрал!
   Полчаса назад мне в кабинет звонил следователь  и  поведал,  что  капитан
Гарин  обнаружен  повешенным  в  своей  камере,  в  следственном  изоляторе.
Предполагается - самоубийство. Вот так, отец Павел! Концы в воду.
   - Если честно, то я ожидал чего-нибудь подобного. Те,  кому  понадобилось
организовать бегство Завьялова, просто убрали последнего, кто мог бы вывести
милицию на заказчиков.
   - Уверен, что так оно и есть,  -  кивнул,  соглашаясь  с  такой  версией,
подполковник. - Кстати, вы были  правы  насчет  стрелковой  подготовки  моих
подопечных, - перевел он разговор на другую тему.  -  Толмачев  передал  мне
ваше мнение. Но что я могу сделать, если мне в основном  присылают  сплошных
дебилов.
   - Захаров тяжело вздохнул. - Да, развалили армию...  Офицеры  по  полгода
зарплату не получают. Да и что это за зарплата?  Жалкие  гроши!  Так  что  о
каком порядке и дисциплине можно говорить?!..
   Я слушал подполковника молча, давая уставшему от тяжелой службы командиру
возможность выговориться. Ведь я знал, что Захаров пришел  именно  за  этим.
Человеку просто необходимо время от времени делиться с кем-то наболевшим,  и
чем напряженней его жизнь - тем чаще возникает такое желание.
   Минут через десять, сполна высказавшись и про свою "сумасшедшую  службу",
и про "долдонов-политиков, продавших страну американцам", Захаров попрощался
и, напомнив мне о вероятном завтрашнем посещении следователя из прокуратуры,
ушел домой, к семье и детям. А я снова достал  конверт  и  перечитал  письмо
настоятеля.
   Разумеется, я предполагал, что,  кроме  Анжелики  и  меня,  существуют  и
другие люди, владеющие информацией о кладе в старом монастыре. Но если я  не
имел ни малейшего представления о них,  следуя  лишь  логике,  то  питерская
журналистка, сама о  том  не  догадываясь,  знала  человека,  у  которого  в
настоящее время находился  оригинал  письма  отца  Амвросия,  похищенный  из
немецкого архива.
   Анжелика знала, кто повинен в смерти историка Глеба Герасина, но даже  не
могла себе представить, что в  деле  с  пропавшими  сокровищами  замешан  ее
бывший покровитель  Кирилл  Валерьевич  Марков,  криминальный  авторитет  по
кличке Дипломат. Но - все по порядку...

Глава 35

   Питерский профессор Рогов, к которому обратился Глеб Герасим  с  просьбой
расшифровать старославянскую тайнопись, на самом деле оказался не  таким  уж
равнодушным к деньгам чудаком, каким его считал погибший историк. Да, он  не
подумал о том, чтобы оставить себе копию перевода. Но старик  тем  не  менее
знал  главное  -  клад  существует  и  находится  на  территории   Спасского
монастыря, в котором сейчас находится тюрьма. Впрочем, профессору тогда и  в
голову не  приходило,  что  ему  когда-либо  понадобится  вспоминать  точное
местонахождение спрятанных в тайник церковных реликвий.
   Так продолжалось лишь до того злосчастного  дня,  когда  пенсионер  Рогов
пришел в "Кентавр-банк" за положенными ему по долгосрочному  сберегательному
вкладу ежемесячными процентами и  с  ужасом  обнаружил  на  закрытых  дверях
банка, возле которых уже  толпилось  несколько  сот  разоренных  вкладчиков,
объявление, где сообщалось об отзыве Центральным банком  России  лицензии  у
"Кентавр-банка"  и  заведении  прокуратурой   уголовного   дела   по   факту
мошенничества его президента, некоего Николая Березина.
   Схватившись за сердце  и  проглотив  таблетку  нитроглицерина,  профессор
внедрился в толпу собравшихся, надеясь  хоть  как-то  прояснить  ситуацию  с
банком и с его, возможно,  бесследно  и  бесповоротно  исчезнувшим  валютным
депозитом, составлявшим сбережения всей трудовой жизни.
   Из сбивчивых рассказов доведенных  до  отчаяния  вкладчиков,  большинство
которых составляли благообразного вида  старички  и  старушки,  доверившиеся
назойливой телевизионной рекламе и решившие с помощью банка заработать  себе
хоть  какую-то  прибавку  к  скудной  копеечной  пенсии,   профессор   понял
следующее: во-первых, банк закрыт уже целую неделю и о постигшем  его  крахе
успели  сообщить  все  питерские  газеты  и  единственным,  кто  остался   в
неведении, являлся вкладчик по фамилии Рогов. Во-вторых, по  мнению  бритого
наголо бандитского вида парня с толстой  золотой  цепочкой  на  бычьей  шее,
шныряющего среди вкладчиков и нагнетающего психоз, владельцем "кинувшего" их
банка была так называемая чеченская мафия, а президент Березин являлся всего
лишь подставным лицом, выполнившим свою преступную миссию и уже пущенным его
"хозяевами" "в расход".
   Интерпол разыскал Березина в Италии, в одной из лучших гостиниц Рима, где
он чинно восседал в мягком кресле с пулей в виске и  пистолетом  в  руке.  К
остывшему уже телу прилагалась написанная рукой самого президента записка. В
той  записке  горе-банкир  якобы  ссылался  на  непредвиденные   трагические
обстоятельства и недобросовестных партнеров, из-за которых банк потерял  все
свои деньги.
   У него поэтому, дескать, нет иного выхода,  как  только  уйти  из  жизни,
поскольку, мол, он, честнейший человек, не в силах смотреть в глаза невольно
обманутых им стариков и старушек. Деньги же банка бесследно исчезли,  в  чем
смогли убедиться опечатавшие офис сотрудники налоговой полиции.
   Расстроенный, находящийся на грани нервного срыва  профессор  хотел  было
уже направиться домой, как неожиданно до его слуха донесся обрывок разговора
двух пожилых женщин. Рогов замедлил шаг и прислушался...
   - ...Вчера в новостях  показывали,  говорю  же  тебе!  рассказывала  одна
другой. - Журналистка, такая молоденькая, встала и спросила его прямо в лоб,
почему, мол, вы, главный финансист питерской мэрии, умудрились забрать  свой
вклад из "Кентавр-банка" за два дня до того, как его опечатали  и  возбудили
уголовное дело?
   - Да ну?! - качала головой собеседница. - Смелая девка!  А  этот  подонок
чего ответил?
   - А Марков ехидно улыбнулся и говорит: "Все получилось  случайно,  хотел,
мол, купить машину, вот и забрал  вклад,  потеряв  при  этом  положенные  по
договору проценты. Да только друзья отговорили  покупать  "Жигули",  сказав,
что лучше подождать, поднакопить еще деньжат на иномарку".
   - Врет,  гад,  и  даже  не  краснеет!  -  безапелляционно  констатировала
толстуха с сумками. - Все они там, сволочи, с мафией  повязаны!  Дерьмократы
хреновы! Хуже коммунистов!
   - Тише, Анна, кругом люди, - испуганно перебила вторая женщина не в  меру
распалившуюся подругу. - Сейчас хоть и не тридцать седьмой год,  но  трепать
языком лучше не стоит. - И покосилась на подобравшегося к ним почти вплотную
профессора Рогова, усердно делающего вид, что он не подслушивает, а  изучает
листовку, распространяемую инициативной группой среди обманутых вкладчиков.
   Взяв говорливую собеседницу под  руку,  женщина  поспешила  увести  ее  к
длинному ряду коммерческих киосков возле метро.
   Но дело, как говорится, уже было сделано:  бедолага-профессор  уловил  из
чужого разговора самое главное - Кирилл Марков, с отцом которого Рогов еще в
конце сороковых учился на одном  университетском  потоке,  каким-то  образом
связан с прогоревшим "Кентавр-банком", а значит, еще есть шанс!
   Опытный и повидавший всякое за свою долгую жизнь  профессор  не  верил  в
случайность "спасенных" Кириллом денег.
   Профессор не видел Кирилла со дня похорон его отца, Валерия  Дмитриевича,
когда младший Марков еще работал в МИДе, кажется,  секретарем  посольства  в
какой-то арабской стране. С тех пор прошло лет десять. За это  время  бывший
дипломат основательно продвинулся во власти и даже стал управлять чуть ли не
всеми финансами Санкт-Петербургской мэрии.  Неоднократно  Рогов  видел  его,
солидного, неприступного, в выпусках теленовостей,  иногда  фамилия  Кирилла
мелькала в прессе...
   Как он отнесется к просьбе старого друга  своего  покойного  отца  помочь
забрать из лопнувшего банка его  жалкие  две  тысячи  "зеленых",  в  которые
превратились сбережения всей профессорской жизни?
   И обманутый ученый-лингвист решил, не откладывая, навестить  сына  своего
покойного друга, направившись прямиком  в  городскую  мэрию.  Найти  Кирилла
Маркова при помощи телефона Рогов счел таким же бесполезным и  пагубным  для
расшатанных нервов занятием, как толпиться вместе с остальными вкладчиками у
закрытых дверей банка, теша себя сказками о том, что  некий  добрый  дядя  в
лице милиции или финансового инспектора как по мановению  волшебной  палочки
вернет им безвозвратно сгинувшие  сбережения.  Нужно  пробиться  к  кабинету
Кирилла и не уходить  от  дверей  до  тех  пор,  пока  не  состоится  нужный
разговор. Рогов поднялся по широкой мраморной лестнице в вестибюль,  спросил
у какой-то длинноногой девицы в мини-юбке, болтающей по телефону, где  найти
кабинет господина Маркова,  и,  получив  исчерпывающие  сведения  и  отыскав
нужную дверь, решительно распахнул ее.
   Кирилл Валерьевич, склонившись над одной из в беспорядке разбросанных  по
столу бумаг, одновременно с кем-то беседовал по телефону. Заслышав шаги,  он
оторвал взгляд от документа, несколько секунд  внимательно  и  хмуро  изучал
стоящего перед ним старика, словно вспоминая, кто бы это мог быть,  а  потом
вдруг расплылся в улыбке и  дружеским  жестом  указал  на  одно  из  кожаных
кресел.
   - Здравствуйте, Григорий Филиппович! Извините, -  кивнул  он  на  зажатую
ладонью телефонную трубку, - я сейчас закончу...
   - Ничего, ничего,  Кирюша,  я  подожду  сколько  надо!  -  подобострастно
замахал руками Рогов. - Главное - работа, а нежданные визиты знакомых  могут
и подождать!
   - В таком случае, Петруня, передай своему Кацо, что контракта  на  ремонт
Литейного проспекта он не увидит как  своих  ушей!  -  продолжил  прерванный
разговор Марков, не без труда подбирая похожие по смыслу, но более  приятные
для слуха профессора слова, должные заменить те, что  он  хотел  произнести,
если бы тот неожиданно не вошел в кабинет. - А станет выступать - напущу  на
него контролеров, пусть проверят, как он  реставрировал  на  государственные
средства небезызвестный памятник архитектуры на Васильевском острове! Все!
   Кирилл Валерьевич бросил трубку, достал из  нагрудного  кармана  дорогого
пиджака носовой платок и промокнул выступившие на лбу капельки  пота.  Потом
улыбнулся неуклюже присевшему на краешек огромного кресла седому  профессору
и удрученно покачал головой:
   - Как они меня все  достали...  Пора  уходить  в  отпуск.  Как  считаете,
Григорий Филиппович?..
   Марков  по-приятельски  подмигнул  старику,  почему-то  вспомнив  веселый
рассказ покойного отца о том, как в далеком  детстве  он  однажды  умудрился
описаться, сидя на коленях у тогда еще младшего  научного  сотрудника  Гриши
Рогова. С того дня, когда отец поведал начинающему  советскому  дипломату  о
случившемся с ним много лет назад казусе, Кирилл Валерьевич так  ни  разу  о
нем и не вспомнил. Наверное, потому, что увлеченный наукой Григорий Рогов не
был в их доме частым гостем. В последний раз они  встречались  на  похоронах
отца, семь лет назад... Старик за это время сильно  сдал...  Интересно,  что
привело его к нему в кабинет?
   - Кирюшенька, милый, я к тебе со своей бедой,  -  словно  прочитав  мысли
финансиста, решил сразу приступить к главному профессор. - Я, старый дурень,
лишь полтора часа назад узнал о закрытии "Кентавр-банка", а там были все мои
деньги, скопленные за сорок с лишним лет труда на благо отечественной науки,
- Рогов потупил взгляд и печально  вздохнул.  -  Говорят,  ты  смог  выудить
оттуда свой вклад, вот я и решил  поинтересоваться  -  есть  ли  возможность
вернуть хотя бы часть моих  сбережений?  Без  них  я  ноги  протяну  с  моей
нищенской  пенсией...  -   Профессор   умоляюще   посмотрел   на   мгновенно
нахмурившегося Кирилла Валерьевича и добавил:
   - Я понимаю, это непросто... Но я тебя не подведу. Ни одна живая  душа...
А ты уж извини старика, не слишком верю в  случайности,  особенно  если  они
касаются больших денежных сумм. Ты только сразу скажи: можно  мне  надеяться
на что-то или лучше забыть о своих деньгах навсегда?
   - М-м-м... Понимаете, в чем дело, Григорий  Филиппович...  -  Застигнутый
врасплох финансист не знал, что ответить старому другу отца. Любому  другому
Марков без колебаний загнул бы ту же  самую  туфту,  что  и  журналистам  на
вчерашней пресс-конференции, но  этот  старик  -  случай  особый.  Помявшись
несколько секунд, Кирилл Валерьевич наконец решился:
   - А вообще о какой сумме идет речь?
   - О пустяковой, - отмахнулся профессор. - Для  серьезных  деловых  людей,
как ты, Кирюша, это просто шелуха от  семечек,  но  для  одинокого  пожилого
пенсионера, как я, - целое состояние!
   - И все же, Григорий Филиппович...
   - Если не считать процентов за последний месяц, то две тысячи долларов, -
на  одном  дыхании  произнес  Рогов,  внимательно   наблюдая   за   реакцией
финансиста.
   И, к великой своей радости, заметил тут же  проступившую  на  его  тонких
губах снисходительную улыбку. Неужели поможет?
   - Ну, семечки  -  не  семечки...  -  издалека  начал  Кирилл  Валерьевич,
откинувшись на спинку кресла, - но я попробую  кое-что  разузнать.  По  моим
сведениям, финансовая  инспекция  обнаружила  в  хранилище  банка  несколько
десятков тысяч долларов - все, что осталось от восьми миллионов,  числящихся
по документам. Возможно, некоторую часть из этой суммы можно  будет  вернуть
вкладчику Рогову Григорию Филипповичу, так сказать, в виде исключения.
   - Спасибо, спасибо, дорогой! - возликовал профессор, с  трудом  сдерживая
себя, чтобы не броситься и не начать обнимать сидящего перед ним чиновника.
   Однако Марков упреждающе поднял руку.
   - Но сразу предупреждаю вас, Григорий Филиппович! Если хотя бы одно слово
просочится за стены этого кабинета, я заработаю себе такие неприятности, что
могу остаться без работы! В этом банке почти две тысячи вкладчиков,  и  если
информация о том, что я, используя свое  служебное  положение,  помог  другу
отца вернуть  деньги  станет  достоянием  гласности,  мне  несдобровать.  Вы
понимаете, о чем я говорю, Григорий Филиппович? -  пристально  посмотрел  на
Рогова главный питерский финансист.
   Старик несколько раз быстро кивнул, после чего многозначительно прижал  к
губам указательный палец. Марков добродушно улыбнулся, вышел из-за  стола  и
протянул профессору для рукопожатия свою ладонь.
   - Тогда  позвоните  мне,  уважаемый  Григорий  Филиппович,  денька  через
три-четыре. Думаю, к этому времени я смогу забрать из банка  ваш  гигантский
капитал! Только оставьте, пожалуйста, договор. Иначе как я смогу доказать  в
инспекции, что вы и ваш вклад действительно существуете?!
   - Конечно, конечно, договор при мне.  Вот,  пожалуйста!  -  Засуетившийся
старик вытащил из принесенной с собой папки ровный, без единого изгиба, лист
с большой двухцветной печатью лопнувшего банка и протянул его финансисту.  -
И еще раз благодарю вас за содействие. Честно говоря, я уже  ни  на  что  не
надеялся...
   Благодетель вы мой!..
   - Ну что вы, я ведь пока ничего не  сделал,  -  снисходительно  улыбнулся
Марков,  провожая  профессора  до  двери.  -  Всего  вам  доброго,  Григорий
Филиппович!
   Звоните. Рад был нашей встрече.
   - До свидания, Кирилл Валерьевич, - раскланялся Рогов,  переступая  порог
кабинета, но вдруг остановился и с хитрым прищуром посмотрел на  финансиста.
- А помнишь, Кирюша, как много лет назад, когда тебе еще  не  исполнилось  и
года, я как-то зашел к вам домой и посадил тебя себе на колени?!
   - Вы заставляете меня краснеть, профессор! - улыбнулся, чуть  смутившись,
Марков.  -  Чего  только  не  случается  в  детстве.  Теперь  остается  лишь
вспоминать и удивляться: неужели это было правдой?
   - Без всяких сомнений! - рассмеялся счастливый старик.
   Спустя три дня  Рогов  позвонил  по  оставленному  Кириллом  Валерьевичем
номеру телефона и финансист предложил профессору зайти к нему в офис  завтра
с утра. А когда тот явился, Марков, не  говоря  ни  слова,  сразу  же  после
приветственного рукопожатия открыл стоящий в углу кабинета  сейф  и,  достав
оттуда конверт, положил его перед профессором.
   - Как и договаривались, Григорий Филиппович,  получите  ваш  вклад,  -  с
самодовольной усмешкой произнес финансист, снова вальяжно опускаясь  в  свое
высокое "директорское" кресло, обтянутое темно-вишневой кожей. - Здесь ровно
две тысячи, можете пересчитать.
   - Обижаете,  Кирилл  Валерьевич,  -  задыхаясь  от  радости,  пробормотал
профессор, осторожно беря конверт. - Как я могу... после всего, что вы...
   Спасибо, спасибо огромное! Если бы не вы, я...
   - О чем речь! Пустяки! - небрежно махнул рукой Марков. -  Можете  считать
это компенсацией за казус сорокалетней давности! - Марков был  явно