Что, нельзя побалакать с красивой телкой? Так вы  сами
мне ее сюда привели, - огрызнулся Дронов.
   Анжелика выключила диктофон и, кивнув капитану, встала со стула.
   -  Ну  что  ж,  Илья  Семенович,   счастливо   оставаться.   Спасибо   за
содержательную беседу!.. - Она снисходительно-вызывающе посмотрела на зека и
помахала ему ладошкой. - Смотрите,  не  подавитесь  икрой,  когда  будете  в
следующий раз мазать ее на буженину, и не натрите мозоль на пипиське,  когда
будете заниматься рукоблудием!
   Дима Нагайцев невольно улыбнулся, взглянув на отвисшую челюсть убийцы.
   Журналисты и сопровождающий их офицер  покинули  палату  с  решетками  на
окнах и направились в другой конец коридора, к давно ожидавшему их появления
Завьялову.

Глава 31

   Пропустив журналистов вперед, капитан Гарин захлопнул дверь  и  встал  не
рядом с Анжеликой, как несколькими минутами  раньше  при  интервью  с  Ильей
Дроновым, а спиной к стеклянному "глазку". Завьялов -  высокий  темноволосый
здоровяк, до прихода журналистов стоял  возле  окна,  оперевшись  локтями  о
подоконник, и смотрел сквозь перекрытый толстой решеткой  оконный  проем  на
дымящие вдалеке высокие кирпичные трубы неизвестного промышленного гиганта.
   Услышав щелчок открываемой двери, заключенный обернулся, поймал  на  себе
изучающий взгляд красивой девицы и, слегка кивнув - "я вас,  мол,  ждал",  -
двинулся к ней навстречу.  Анжелика  поздоровалась,  представилась,  достала
диктофон и села на стоящий возле кровати стул, а Нагайцев, как и  в  прошлый
раз,  остановился  у  нее  за  спиной,  удивленный  тем,  как  подозрительно
пристально разглядывает его лицо и фигуру внешне спокойный и сосредоточенный
Обитатель палаты. Наконец Завьялов во  второй  раз  чуть  заметно  кивнул  и
посмотрел куда-то поверх правого плеча журналиста, скорее всего на  стоящего
у двери капитана.
   - Лучше и быть не может. Думаю, у нас  получится,  -  произнес  он  таким
безмятежным тоном, словно разговаривал не с офицером охраны  Гариным,  а  со
своим старинным приятелем.
   - Я тоже так считаю... - довольно бодро ответил офицер и  шагнул  вперед,
вдруг резко и неожиданно вытащив из кармана напоминающий авторучку блестящий
металлический  предмет,  каким  иногда  пользуются  доктора  при  проведении
подкожных инъекций.  Гарин  быстро  ткнул  им  в  шею  Нагайцева,  и  тишину
камеры-палаты нарушил тихий щелчок.
   Даже не успев почувствовать  боли  от  укола  и  сообразить,  что  с  ним
произошло, журналист подогнул колени и рухнул на  пол,  в  последний  момент
подхваченный под руки капитаном. Одновременно с этим  на  губы  охнувшей  от
неожиданности Анжелики крепко легла широкая, пахнущая потом ладонь Завьялова
и совсем рядом раздался его шепот:
   - Лучше будет, если ты помолчишь, девочка! И будешь делать все, что  тебе
скажут.  Один  звук,  одно  неверное  движение  -  и  вы  со  своим  дружном
отправитесь на тот свет... Не волнуйся, он пока  не  умер  -  просто  сделал
бай-бай на некоторое время, чтобы не мешать нам спокойно  выбраться  отсюда.
Ты же не хочешь, чтобы случилось наоборот, верно?
   Девушка, насколько позволял захват зека, лихорадочно дернула головой.
   - Вот и отлично... Сейчас я отпущу тебя, и ты  будешь  сидеть  тихо,  как
мышка, договорились? - Завьялов встретился взглядом с капитаном и  медленно,
словно выпуская  пойманную  в  ладони  птичку,  убрал  свою  ладонь  со  рта
Анжелики.
   Журналистка молчала. - Хорошо, очень  хорошо...  Капитан,  возьми  ее  на
мушку, я пока займусь делом. Надо торопиться...
   Завьялов метнулся к Нагайцеву, схватив его под руки, затащил на кровать и
принялся быстро, но без лишних движений и суеты снимать с журналиста  одежду
- от ботинок до рубашки и неизменной джинсовой  бейсболки,  с  которой  Дима
никогда не расставался. А Гарин, вынув из кобуры пистолет, ткнул его дулом в
висок и без того боящейся пошевелиться Анжелики. Она прекрасно понимала, что
этим двоим явно не до шуток.
   - Умница, так и сиди. Если обойдется без глупостей, то вы оба  останетесь
живы и здоровы, ну а если вздумаешь...
   - Я сделаю все, что вы скажете! - дрожащими губами прошептала девушка.  -
Только не надо насилия.
   - Ну... разумеется! - усмехнулся Гарин, но и по его  срывающемуся  голосу
было ясно, что нервы капитана на пределе.
   Переодевшись, Завьялов вопросительно и нетерпеливо посмотрел на  офицера,
и  тот  достал  из   внутреннего   кармана   форменного   кителя   небольшой
полиэтиленовый пакет, в котором лежали фальшивые усы и  борода.  Зек  быстро
наклеил усы, потом бороду, изредка поглядывая на Нагайцева, который лежал на
пружинной койке,  прикрытый  до  самой  шеи  выцветшим  байковым  больничным
одеялом. Свой больничный "прикид" убийца затолкал под матрас.
   Когда "перевоплощение" было завершено, Завьялов  вопросительно  посмотрел
сначала на капитана, потом - на девушку.
   - Ну?! - рявкнул он. - Говорите же, черт вас подери!  Похож  я  на  этого
мудака или не очень?!
   - По-моему, не очень, - честно признался Гарин, а Анжелика  неопределенно
пожала плечами и отвернулась, не желая смотреть на убийцу. - У  этого  глаза
совсем другие. И брови намного гуще. Но я предусмотрел и  такой  вариант,  -
сообщил капитан и достал из нагрудного кармана большие солнцезащитные  очки.
- На вот, надень. Я взял их из комнаты журналиста, пока он  ходил  в  сортир
сегодня утром. Он приехал вчера в этих очках. Так что камуфляж уместный.
   Завьялов надел солнцезащитные очки  с  почти  прямоугольными  стеклами  и
снова вопросительно взглянул на Гарина. Тот одобрительно  кивнул  и  вытянул
вперед руку с поднятым вверх большим пальцем.
   - Ладно, попробуем... - недоверчиво протянул Завьялов. - Давай сюда  свой
пистолет!
   Капитан отвел дуло от виска Анжелики и протянул оружие заключенному.  Тот
быстро засунул его за ремень джинсов и прикрыл сверху рубашкой.
   - Значит так, цыпочка, - зек сжал своей огромной ручищей запястье девушки
и поднял ее со стула, - сейчас мы пойдем в ваши апартаменты, соберем  шмотье
и направимся к выходу. Ты должна выглядеть так, словно ничего не  случилось.
Улыбайся, понятно?.. Выйдем за ворота, сядем в машину... в  нашу  машину,  -
уточнил Завьялов, - и рванем отсюда. Как только будет можно, я тебя  отпущу.
Можешь возвращаться назад в больницу и будить своего бородатого дружка.
   Все поняла?
   Анжелика молча  кивнула  и,  чтобы  окончательно  убедить  зека  в  своей
абсолютной покорности, попыталась улыбнуться. На  взгляд  Завьялова,  улыбка
получилась  вполне  убедительной,  и  он,  усмехнувшись,  легонько  похлопал
журналистку ладонью по бледной щеке.
   - Ну вот и отлично! Так и улыбайся, как  только  на  горизонте  покажется
посторонний, - зек посмотрел на  стоящего  у  двери  капитана.  -  Открывай,
выходим...
   Гарин щелкнул  замком,  пропустил  вперед  переодетого  в  Димину  одежду
Завьялова, затем - изо всех сил старающуюся  выглядеть  спокойной  Анжелику,
после чего бросил последний взгляд на лежащего спиной к стене  журналиста  и
шагнул в коридор, захлопнув за собой тяжелую железную дверь, в которой сразу
же щелкнул автоматический замок.
   Коридор был пустынным. Они миновали перекрывающую коридор решетку, пройдя
открытую капитаном дверь, и повернули направо, к лестнице,  соединяющей  все
этажи здания между собой.
   И тут позади них кто-то тихо кашлянул. Анжелика обернулась и  моментально
встретилась глазами со священником тюрьмы особого назначения, отцом  Павлом,
взгляд которого, как ей показалось, говорил:
   "Не волнуйся, я знаю, что случилось и что нужно делать".
   В следующий миг резкий, сокрушительный удар в челюсть замыкающего шествие
и, так же как и  Анжелика,  оглянувшегося  капитана  заставил  подошвы  того
оторваться  от  земли,  а  потом  с  грохотом  опрокинуться  навзничь.  Рука
склонившегося над  ним  священника  стремительно  скользнула  к  застегнутой
кобуре, где должно было находиться табельное оружие капитана,  и  неожиданно
провалилась в... пустоту.
   В ответ раздался злорадный, гнусавый смех  Завьялова,  и  Анжелика  снова
ощутила, как ей в висок уперся холодный ствол черного пистолета...

Часть 3

СОКРОВИША СТАРОГО МОНАСТЫРЯ

Глава 32

   Не могу сказать, что я слишком уж сочувствовал нашему доктору,  попавшему
в криминальный переплет исключительно из-за  своей  жадности  до  денег,  но
все-таки мне казалось, что помоги  я  ему  -  и  этот  человек  изменится  к
лучшему, возможно,  посмотрит  на  мир  иными  глазами.  Ну  и,  само  собой
разумеется, прекратит торговать морфием. Хотя бы из страха. К тому  же  дело
касалось человеческих жизней и  возможного  побега  опасного  убийцы.  Семен
Аронович, умышленно рассказав мне о готовящемся  побеге  Завьялова  и  своем
вынужденном в нем участии, оказался достаточно хитрым и  предусмотрительным,
чтобы преподнести информацию под  видом  исповеди.  Честно  говоря,  у  меня
неоднократно возникало желание поехать в Вологду, зайти к настоятелю  церкви
отцу Михаилу, набрать номер телефона генерала Корнача  и  рассказать  ему  о
готовящемся побеге. Это был бы  самый  простой  и  главное  -  по-настоящему
эффективный способ предотвращения  преступления.  Завьялова  лечили  бы  при
дополнительной охране, исключающей саму возможность побега, а нашего доктора
и "сдавшего" его приятеля, главврача медицинского центра "Элита", отдали  бы
под суд. Да и мне не пришлось  бы  разыгрывать  дешевый  спектакль  с  якобы
внезапно пошатнувшимся от старой армейской контузии  состоянием  здоровья  и
ложиться в областную тюремную больницу спустя несколько недель  после  того,
как туда с диагнозом "гепатит" были отправлены Завьялов и заболевший  с  ним
"за компанию" Дронов. Конечно, вероятность того, что в результате следствия,
проведенного  специальным   отделом   ФСБ,   удастся   выявить   не   только
непосредственных заказчиков преступления, но и причины, по которым им срочно
понадобился "банкир" Завьялов, чье состояние как будто испарилось  незадолго
до ареста его вооруженной группы, была ничтожна.
   Можно даже было спокойно сказать, что она отсутствовала  вообще  -  когда
боссы-заказчики почувствовали бы повышенный интерес органов  безопасности  к
делу Завьялова,  они  наверняка  бы  "зачистили"  все  концы,  убрав  людей,
причастных к этому делу. Тем  не  менее  один  мой  звонок  по  телефону,  и
закрутилась бы масштабная операция с участием кадровых сотрудников ФСБ.
   Да, я спокойно мог его "сдать", избавив себя от ненужных хлопот, но после
этого должен был бы немедленно отказаться от  сана  как  разгласивший  тайну
исповеди и потерявший в связи с этим моральное право называться священником.
   Доктор поверил мне и оказался прав.
   Я не мог и не хотел становиться  игрушкой  в  чужих  руках  и  согласился
помочь доктору предотвратить побег особо опасного преступника своими силами,
поскольку это был единственный способ остаться честным перед самим  собой  и
перед Богом.
   Итак, спустя три недели  после  отправки  двух  заключенных  в  областную
тюремную больницу я тоже оказался там, в довольно комфортабельной  отдельной
палате "для своих", на одном этаже с терапевтическим отделением, куда вскоре
должны были перевести выздоравливающих Завьялова и Дронова. Впрочем,  бывший
ученый-химик меня мало интересовал. Единственное, что слегка удивило меня, -
это реакция на его болезнь со стороны начальника  тюрьмы.  Полковник  Карпов
был просто в бешенстве и едва не задушил доктора, когда узнал,  что  Дронова
необходимо отправить на лечение в областную тюремную  больницу.  Здесь  было
что-то нечисто, но мне так и не удалось до отъезда  выяснить  причину  столь
сильной заинтересованности полковника в пребывании Дронова в стенах тюрьмы.
   Хотя бывшая специализация профессора по органической химии и  вызывала  у
меня определенные ассоциации, но доказательств не было...
   Так  или  иначе,  но  я  оказался  в  больнице,  контингент  которой,  за
исключением меня и еще нескольких "своих"  людей,  состоял  из  заключенных,
прибывших из раскиданных по области тюрем и лагерей. Многие  из  них  просто
"косили", сознательно нанося себе увечья, проглатывая закатанные  в  хлебный
мякиш  гвозди  или  загоняя  под  кожу  при  помощи  шприца  обычную  слюну,
вызывающую сильный  нарыв.  Даже  ценой  потери  здоровья  хотели  они  хоть
некоторое время отдохнуть от зоны, вдоволь выспаться и поесть более сытную и
похожую на нормальную пищу.
   Как и предполагал Семен Аронович, моя неожиданная  "профессия",  а  также
то, что я - бывший офицер ВДВ, когда-то участвовавших в боевых  действиях  в
Анголе и Афганистане, несколько облегчали мою  "миссию".  Уже  через  неделю
пребывания в больнице, в которой каждый врач под белым халатом носил погоны,
а режим дня мало чем отличался  от  стандартной  тюрьмы,  у  меня  сложились
вполне доверительные отношения с  охраной  и  медперсоналом.  Вскоре  я  мог
свободно передвигаться по больнице и даже выходить в город, не  вызывая  при
этом никаких подозрений  у  охранников.  Я  получил  возможность  общения  с
заключенными и подолгу разговаривал с ними о жизни,  о  религии...  И  сразу
заметил, насколько более живыми, по  сравнению  с  контингентом  тюрьмы  для
пожизненно заключенных, оказались люди, для которых обретение свободы, пусть
через несколько лет, было реальностью, а не упущенной навсегда возможностью.
Многие зеки мечтали о  семье,  детях,  работе,  просили  меня  рассказать  о
христианстве... Нескольких человек я по их просьбе и с разрешения  тюремного
начальства окрестил... Но даже занятый гораздо больше, чем на острове, я  ни
на минуту не забывал о Завьялове и предстоящем побеге.
   И когда главврач сообщил, что к пожизненно осужденным приехали журналисты
из Питера, понял, что машина по освобождению "банкира" закрутилась.
   Стоило мне увидеть приехавших парня и девушку, как я уже  с  определенной
очевидностью представил себе все, что произойдет сегодня днем.  Я  и  раньше
был убежден, что подобная операция невозможна без помощи  "своих"  людей  из
числа охраны, но не предполагал, что одним из них окажется капитан Гарин.
   Когда журналисты и сопровождающий их предатель отправились к  Дронову,  я
сделал вид, что направился к себе в палату. К моменту появления  журналистов
из Питера я перемещался по  больнице  как  по  собственному  дому,  открывая
преграждающие коридоры решетчатые двери собственным  электронным  ключом,  и
знал по именам всех дежуривших на постах солдат. В том числе  и  на  главном
входе.
   Интервью с Дроновым не вызывало у меня  особого  интереса,  но  посещение
журналистами заранее проинструктированного и уже готового к побегу "банкира"
было опасным. По крайней  мере  для  бородача.  Я  не  сомневался,  что  его
используют "вслепую", как человека, под видом которого  попытается  улизнуть
из больницы настоящий убийца. Насчет девушки были сомнения. А что,  если  ее
взяли для страховки, чтобы в  критический  момент  использовать  в  качестве
заложницы, на  самом  деле,  возможно,  таковой  не  являющейся?  Шанс,  что
журналистка могла оказаться в сговоре с бандитами, я определил для себя  как
пятьдесят  на  пятьдесят.  Здравомыслящий  человек  не  стал  бы  специально
подставлять себя под пулю, ведь в крайнем случае им могли и "пренебречь".
   Я надеялся, что капитан вряд ли станет убивать журналиста, чтобы снять  с
него одежду и оставить в палате вместо  Завьялова.  Скорее  всего,  бородача
попросту  "вырубят"  на  время  или  усыпят  при  помощи  быстродействующего
снотворного. Но в любом случае болтаться под ногами журналистов, не давая им
зайти к "банкиру" без меня, или без видимой цели торчать  в  коридоре  возле
двери в палату Завьялова было нелепо. Ни к чему хорошему  это  не  приведет.
Меня могут запросто пристрелить из пистолета с глушителем, а потом  затащить
в палату и закрыть там. Поэтому напасть на преступников следует  неожиданно,
чтобы застать их врасплох. Для начала следовало убедиться, что  журналист  -
уже не журналист, а  переодетый  Завьялов,  а  потом  попытаться  "вырубить"
капитана и завладеть оружием. Я  очень  надеялся,  что  при  этом  никто  не
пострадает.
   Мысленно  рассчитав  маршрут  передвижения  "тройки",  я  занял  место  в
коридоре возле лестницы, по которой девушке, капитану и Завьялову  надлежало
подняться наверх, чтобы забрать вещи журналистов, перед тем как спуститься к
выходу. И когда до моих ушей донесся гул приближающихся шагов, понял, что не
ошибся. Со врем чи стычки с Маховским, когда я снова ощутил  уже,  казалось,
забытое навсегда чувство охотника, мое сердце снова бешено забилось.  Затаив
дыхание, я приготовился к атаке...
   Я вышел из-за скрывающей меня стены, когда троица уже собиралась  ступить
на лестницу,  и  тихо  свистнул,  стараясь  заглянуть  в  глаза  девушке.  И
обрадовался, что это удалось. В них я прочел страх и отчаяние,  смешанное  с
надеждой... Этот свист был известным  психологическим  приемом,  применяемым
спецгруппами при освобождении заложников. Им пользовались очень редко, но на
сей раз он оказался кстати. А потом  я,  пользуясь  эффектом  неожиданности,
точно  выверенным  ударом  отправил   оглянувшегося   и   вздрогнувшего   от
неожиданности капитана в глубокий нокаут, наверняка сломав ему челюсть.  Мне
необходимо было вывести Гарина из игры быстро и  надолго,  и  здесь  уже  не
оставалось места для сантиментов и жалости, да простит меня Господь.
   Я молниеносно кинулся к рухнувшему на каменный  пол  капитану  в  надежде
завладеть пистолетом, но в кобуре было пусто... Зато  пистолет  был  в  руке
Завьялова, с завидным хладнокровием среагировавшего на неожиданное изменение
ситуации, не сулившее ему ничего хорошего. И дуло  его  было  приставлено  к
виску журналистки.
   Ситуация сильно осложнялась.
   - Спокойно!.. - сдвинув очки на лоб, прошипел  преступник,  сильно  ткнув
пистолетом в висок девушки. Она вскрикнула и зажмурилась. - Ловко ты, ничего
не скажешь! И маскарад какой! - Завьялов испепелял меня взглядом. Я стоял на
месте, стараясь не шевелиться, и одновременно  наблюдал  за  движением  глаз
"журналиста" и за направлением, куда смотрел  ствол  пистолета.  Пока  жизнь
заложницы под угрозой, предпринимать что-либо было совершенно бессмысленно.
   Прошла секунда, показавшаяся мне вечностью. Завьялов явно  не  знал,  что
ему предпринять дальше. Значит, мои шансы возрастали.
   - Отпусти ее, - стараясь говорить как можно спокойнее, произнес я,  делая
пробный шаг. - Если ты ее убьешь - тебя расстреляют. Теперь уже с гарантией.
   - Заткнись! - взвыл Завьялов. - А теперь - на пол! Я  сказал  -  на  пол,
сука!!!
   Я медлил, и это  еще  больше  взбесило  зека.  Его  лицо  пошло  красными
пятнами, темные очки съехали набок, а челюсти сжались  с  такой  силой,  что
сквозь натянувшуюся, словно барабан, кожу проглядывались  рельефные  волокна
скульных мышц.
   - Ложи-ись, гад! - в бессильной злобе прохрипел  Завьялов.  -  Считаю  до
трех!!! Потом вышибу этой девке мозги!
   - Хорошо, хорошо,  -  примирительно  пробормотал  я.  -  Только  не  надо
волноваться. Я все сделаю.
   И тут застонал и зашевелился  до  сих  пор  неподвижно  лежащий  на  полу
капитан. Это  было  по  меньшей  мере  удивительно,  поскольку  после  моего
сокрушительного удара он должен был "отдыхать" не  менее  пятнадцати  минут,
прежде чем подать первые признаки жизни. Но то ли Гарин оказался  необычайно
выносливым, то ли я утратил былые навыки рукопашного боя,  -  но  с  момента
удара прошло не более минуты, а капитан уже начал приходить в себя.
   Именно в этот самый момент Завьялов и совершил основную  ошибку,  ставшую
роковой для сотен и сотен террористов по всему миру. Он отвел взгляд от меня
и посмотрел на поверженного капитана. И, не  ограничившись  созерцанием  его
разбитой физиономии, презрительно выплюнул:
   - Паскуда! Все испортил!
   Ствол его пистолета в этот момент несколько сместился в сторону и у