Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
ладошки.
Их взгляды встретились, и секунду спустя оба уже весело смеялись, ощутив
вдруг то волнующее и приятное чувство, возникающее всегда, когда рядом с
тобой находится человек, с которым хорошо и спокойно. С которым можно
искренне говорить обо всем на свете.
- У-ф-ф! - выдохнул Глеб, снова покачав головой. - Сегодня у меня
действительно безумный день. Сплошные сюрпризы!..
- Так куда мы едем? - заведя мотор, поинтересовалась Анжелика, - На
Каменноостровский проспект, - ответил Глеб, откидываясь на мягкую кожаную
спинку сиденья. - Если отсюда, то выходит, что к черту на кулички.
- Не так уж и далеко, - беззаботно пожала плечами журналистка. - Можно
сказать, что почти рядом!
Выехав на магистраль и включив музыку погромче, Анжелика увеличила
скорость, и машина понеслась на Петроградскую сторону, где находилась
квартира романтика и искателя сокровищ Глеба Герасина.
Глава 26
Двухкомнатная квартира историка находилась на третьем этаже старого,
дореволюционной постройки, доходного дома с высокими арками и узорчатым
лепным фасадом.
Сейчас, на очередном витке непредсказуемой российской истории, дом и его
просторные квартиры заселили люди обеспеченные, из тех, про которых можно
было смело сказать, что в нынешний постперестроечный период они себя нашли.
Исключением были только историк Глеб Герасин и местный дворник Петр
Петрович, которые разделили на двоих большую четырехкомнатную квартиру. В те
давние, дореволюционные, времена, когда неизвестный архитектор чертил проект
дома, он предусмотрел в нем два входа в каждую квартиру - "черный", со
стороны двора, и главный, с оживленного Каменноостровского проспекта. При
разделе одной из квартир такое положение вещей пригодилось как нельзя
кстати, так как позволило путем установления дополнительной капитальной
стены и сантехнического оборудования сделать из четырехкомнатных барских
апартаментов две вполне приличные "двушки".
Эту историю рассказал Анжелике Глеб, когда, пройдясь по его квартире,
журналистка позволила себе сказать несколько слов насчет нелепостей
планировки.
В остальном же эта нелепость более чем компенсировалась со вкусом
подобранной самим хозяином обстановкой.
- Эти забавные фигурки из самшитового дерева я привез из Мавритании: мы
здорово там повозились с древним захоронением в районе города Зуэрат, -
рассказывал Глеб, кивнув на расставленные вдоль всей стены на специально
сооруженном стеллаже "трофеи". - А это, - он взял в руку и прижал к лицу
черную и ужасно страшную маску с приплюснутым носом и торчащими сквозь
прорезь для рта кривыми клыками, - подлинная маска камерунского шамана из
племени муамба.
Нравится?! У-у-у!
- Какой кошмар! - замахала руками Анжелика. - Пожалуйста, убери эту
отвратительную рожу куда-нибудь в шкаф. А то кто-нибудь случайно зайдет и
получит сердечный приступ.
- У меня дома не бывает случайных гостей, - серьезно ответил Герасин,
ставя сувенир на место. - Моя работа не способствует большому числу друзей,
в основном это коллеги...
- А как же я? - Девушка присела на кресло-качалку, покрытое грубым
разноцветным ковриком из плетеной соломки, и лукаво склонила голову набок,
глядя с загадочной улыбкой на хозяина этого мини-этнографического музея. -
Ведь меня ты совершенно не знаешь, мы знакомы всего, - она взглянула на
маленькие наручные золотые часики в форме браслета, - чуть больше часа.
- Ты - другое дело, - открывая дверцу буфета и доставая из него высокие
бокалы, так же спокойно произнес Глеб. - Мне кажется, я немного научился
разбираться в людях... По крайней мере, мне хочется надеяться на это...
- Ладно, давай выпьем! - мягко перебила его Анжелика, поднимая с
журнального столика вырезанную из кости пепельницу в форме чуть согнутой
человеческой ладони. Посреди нее, прямо на ювелирно отмеченной линии жизни,
одиноко лежал раздавленный окурок сигареты с отчетливо видимыми следами
губной помады на белом фильтре. - И если не трудно, вытряхни, пожалуйста,
это. А то у меня такое чувство, что кроме нас здесь есть кто-то еще.
Глеб поставил на столик бокалы и удивленно вскинул брови. Но тут его
взгляд упал на окурок, и брови плавно съехали к переносице. Он забрал из
руки Анжелики пепельницу, открыл окно и, не долго думая, вытряхнул ее на
шумящий внизу проспект, после чего поставил на прежнее место.
- Это совсем не то, о чем ты подумала, - почти дословно повторил он
слова, сказанные ему Анжеликой, когда он сел в ее роскошный автомобиль. -
Вчера ко мне заходила одна дама из Эрмитажа, искусствовед, и мы вели с ней
деловую беседу. - По голосу Глеба Анжелика поняла, что беседа была и впрямь
весьма серьезной.
- Ты не должен мне ничего объяснять, Глеб, - примирительно сказала
девушка. - Мне у тебя нравится, а это главное. - И, чуть помедлив, она тихо
добавила:
- И ты мне тоже... нравишься.
- Наверное, ты что-то перепутала, - осторожно предположил историк. -
Многим интересна моя работа, не часто ведь встречаешь профессионального
искателя сокровищ. Людям вообще свойственно отождествлять человека с родом
его занятий, положением в обществе, с принадлежащими ему вещами... Взять, к
примеру, твою машину... Какие у обычного человека появляются мысли при виде
проносящегося на бешеной скорости дорогого спортивного автомобиля? Что
принадлежит он какому-нибудь бандиту, который спешит на нем по своим
бандитским делам. Разве не так?!
- Глеб, ты не понял меня... - Девушка встала, сделала шаг и взяла
Герасина за запястье руки, сжимающей открытую бутылку шампанского. Обернутое
серебристой фольгой зеленое горлышко застыло в нескольких сантиметрах от
края бокала. - Я имела в виду именно тебя, а не твою странную работу...
Они замерли, неподвижно глядя друг другу в глаза. Анжелика медленно
наклонилась и прижалась к немного колючей щеке Глеба своими ярко
накрашенными губами. И впервые почувствовала запах его одеколона. Тонкий,
приятный, как и положено, ощутимый лишь с близкого расстояния.
- Знаешь, - чуть хрипло прошептал Глеб, - когда ты только вошла в
дискоклуб и села возле барной стойки, первое, что я подумал, это -
"счастливый тот парень, кому принадлежит такая красивая женщина". Теперь,
после знакомства с тобой, я знаю, что ты плюс ко всему еще и умна. И что мне
теперь прикажешь делать?
- Наверное, влюбиться, - кокетливо пожала плечами Анжелика, отпуская руку
Глеба и давая ему возможность нанолнить бокалы. - Больше ничего не остается.
Что, боишься?..
Время летело незаметно. Шампанское как-то слишком быстро кончилось, и
Герасин неожиданно вспомнил, что у него где-то на кухне стоит маленькая
бутылочка рижского бальзама, подаренная как-то приятелем из Латвии, с
которым вместе учились в историко-архивном институте. Но Анжелика, которая,
по ее же словам, и без того ощущала некоторый перебор, отказалась. Впрочем,
Глеб и не настаивал. Он в очередной раз отправился на кухню заваривать кофе,
в то время как журналистка вдруг впервые с момента ухода из дискоклуба
вспомнила о Диме Нагайцеве, у которого собиралась пожить несколько дней,
пока вопрос между Кириллом и Колей Архангельским не решится окончательно. Но
в любом случае, даже если Кирилл приползет на коленях на четвертый этаж ее
квартиры на Садовой, станет целовать руки и умолять вернуться, она никогда в
жизни не сможет ему простить его предательства. Надо же, согласился отдать
ее этому мерзкому старикашке как какую-то неодушевленную вещь! Такое прощать
нельзя. А Дима? Дима казался сейчас таким далеким, таким нереальным...
Но Глеб, добрый и застенчивый искатель приключений, сейчас здесь,
рядом... И ее влекло к нему. Анжелика видела, какими восхищенными глазами он
смотрит на нее, и понимала, что судьба снова улыбается ей. Выпорхнув из
золотой клетки, она тут же встретила человека, о котором мечтала еще в
далеком детстве... Таинственного, деликатного, нежного... Она познакомилась
с Глебом Герасиным всего каких-то три с небольшим часа назад, но как же
много сумел вместить в себя этот крохотный, по отношению к человеческим
чувствам, отрезок времени!
Глеб вернулся из кухни, неся серебряный поднос с двумя чашками и
маленьким кофейником. Он, как всегда, немного грустно и смущенно улыбался и
от этого казался Анжелике еще симпатичнее.
- Знаешь, что это за штука? - кивнул он на поднос. - Один из трофеев,
поднятых со дна моря, с затонувшего во время первой мировой войны японского
военного крейсера. Его подняли недалеко от Сахалина. Мы принимали участие в
подъеме. Предполагалось, что на нем японский император переправлял золото в
слитках, но, увы... Клуб потерял на этом деле примерно четыреста тысяч
баксов...
Закончив рассказ, Глеб разлил по чашкам густой и ароматный кофе.
- Скажи... - Анжелика почти вплотную придвинулась к сидящему рядом на
диване Герасину. - Ты ведь согласился со мной, что существует немало людей,
которые готовы на все, чтобы присвоить себе найденные сокровища. Но неужели
у тебя самого никогда не появлялось желания в одиночку завладеть тем
богатством, местонахождение которого ты обнаружил, работая в каком-либо
архиве? Не ставить об этом в известность руководство клуба, а взять и
выкопать найденное в одиночку, чтобы все досталось только тебе?
- Конечно, появлялось, - не стал увиливать историк. - Но я уже говорил
тебе - главная проблема даже не в том, чтобы найти, а в том, чтобы
завладеть.
Как, например, можно одному, без компаньонов и специального снаряжения
добраться до перуанских джунглей, а потом долбить метровой толщины стену
древнеиндейского храма, чтобы убедиться, что в ней действительно находятся
те самые алмазы, о которых написано в одном старинном испанском трактате? Ты
бы смогла это осуществить? Самые большие клады, как правило, находятся в
таких местах, куда просто так, в одиночку, не попадешь. Взять, к примеру,
Спасский монастырь на острове... - увлеченно произнес Герасин, но вдруг
осекся на полуслове, и глаза его бегали из стороны в сторону до тех пор,
пока не уперлись в одну точку. По лицу Глеба было видно, что он сильно
жалеет о том, что, сам того не замечая, проболтался о чем-то не
предназначенном для посторонних ушей.
Анжелика заметила, как напряглись его скулы и на некоторое время сбилось
дыхание.
- Впрочем, это неважно! - В считанные секунды справившись с эмоциями,
Глеб решил перевести все в шутку. - Это мои, так сказать, профессиональные
заморочки. Хочешь, я принесу из холодильника "колу"? Говорят, с кофе - в
самый раз. Мы совсем про нее забыли. - Он уже хотел подняться, чтобы
отправиться за купленным в дискоклубе напитком и тем самым сделать небольшую
паузу в разговоре, но Анжелика остановила его.
- Ты проговорился, верно? Насчет монастыря. Я тебя понимаю... - Она нежно
погладила Глеба по руке и почувствовала, что он вздрогнул. - Наверное, это и
есть тот самый секрет, который ты обнаружил и не захотел сообщить своему
шефу в Лондон. - Девушка старалась говорить нарочито спокойно, подбирая
соответствующую интонацию, чтобы ее вопросы не были чересчур назойливыми.
Видя, что Глеб колеблется, решая, рассказать новой знакомой о своем открытии
или нет, возможно, поставив тем самым под удар только начинающие
формироваться отношения, журналистка попыталась придать ему дополнительную
решимость. В ней зажглось обычное женское любопытство, которое, не будь оно
немедленно удовлетворено, грозило в скором времени трансформироваться в
навязчивую идею, не дающую покоя ни днем, ни ночью. К тому же не стоит
забывать - Анжелика была профессиональной журналисткой, и это тоже
накладывало свой отпечаток на ее характер, постоянно жаждущий новой и
разнообразной информации. Тем более если она касалась сокровищ, спрятанных в
монастыре на территории России!
- В конце концов, ты волен сам решать, что тебе делать. Не забывай, что
сокровища находятся на нашей территории. При чем здесь англичане?.. -
произнесла Анжелика почти безразличным тоном, без какого бы то ни было
давления на колеблющегося Глеба. - Впрочем, если это действительно такая
тайна, что ты не можешь поделиться ею со мной, я не обижусь. Знаешь, в моей
сумасшедшей работе тоже порой столько узнаешь, что голова идет кругом. Хотя,
если честно, - с жаром прошептала девушка прямо в ухо Глебу, - меня просто
съедает любопытство узнать, что именно ты раскопал про этот монастырь!
- Ну хорошо, - наконец решительно пробормотал Герасин. - Только прошу
тебя, - он строго и вместе с тем умоляюще посмотрел на улыбающуюся и
ерзающую от нетерпения на диване Анжелику, - не надо пересказывать то, что я
тебе сообщу, ни своим любимым подружкам, ни даже маме, "которая все равно
никому ничего не скажет", договорились? Просто... это не только моя тайна. О
ней знает еще один человек, который тоже участвовал в длительной и
кропотливой работе, приведшей нас к разгадке тайны сокровищ последнего
настоятеля Спасского монастыря. Да, мы оба работаем на Лондонский клуб, он -
из Москвы, я - из Питера, но это первый случай в нашей совместной практике,
когда обнаружились столь точные упоминания о ценностях, находящихся не
где-нибудь на краю света, а у нас в стране. Можно даже сказать, почти рядом.
И мы поклялись, что не станем сообщать о находке в Лондон, поскольку в таком
случае часть национального достояния может достаться иностранцам, а наши
продажные чиновники, боюсь, вообще могут сплавить за границу уникальнейшие
предметы, не имеющие цены!
- Так вы уже нашли сами сокровища?! - изумленно воскликнула Анжелика.
- Нет, не совсем, - покачал головой Глеб. - Пока только письмо настоятеля
к своему двоюродному брату, русскому священнику из Афин, в котором
указывается точное местонахождение их на территории монастыря. Но прежде чем
я тебе все расскажу, ты должна обещать...
- Я обещаю! - вскрикнула журналистка, от нетерпения сжав пальцы обеих рук
в кулачки. - Разумеется, я обещаю, что никто и никогда не узнает, о чем ты
мне сейчас расскажешь!
- Я верю тебе, - с улыбкой произнес наконец-то немного расслабившийся
Глеб. - Тогда слушай внимательно и не перебивай.
И, отхлебнув из фарфоровой чашки уже остывший кофе, Глеб Герасин поведал
Анжелике историю, слушая которую девушка только время от времени качала
головой и повторяла одно и то же слово: "Невероятно!"
Глава 27
- Все началось в октябре семнадцатого года, когда власть в России
захватили большевики, - начал Глеб рассказ. -Для церкви и духовенства
настали, пожалуй, самые трудные за всю историю русского христианства
времена. Большевики нуждались в огромных деньгах для упрочения своей власти,
а поэтому искали их везде, где возможно. Именно тогда началась поголовная
экспроприация собственности у мало-мальски обеспеченных граждан. Что же
касалось религии, то ее, как тебе известно, объявили "опиумом для народа" и
принялись крушить церкви, не забывая предварительно вынести из них все
более-менее ценное. То же самое относилось и к многочисленным православным
монастырям, в которых бережливые и трудолюбивые монахи за несколько веков
скопили огромное количество драгоценных предметов культа. Некоторые из
монашеских обителей были расположены вдали от крупных городов, в глухих
лесах, поэтому настоятели порой узнавали о случившейся беде только тогда,
когда в ворота уже ломились одетые в черные кожанки чекисты. Однако отца
Амвросия, настоятеля Спасского мужского монастыря на острове Каменный, что в
Вологодской губернии, видимо, успели заранее предупредить о зверствах,
учиняемых новой властью по отношению к церкви. И тогда умный настоятель
принял решение: все находящиеся в монастыре ценности - золотые предметы
культа, старинную серебряную посуду, особенно дорогие иконы в окладах из
благородного металла с драгоценными камнями, которые явно должны были
заинтересовать большевиков, - спрятать до лучших времен прямо здесь, на
острове, со всех сторон окруженном водой и глухим, дремучим лесом. А чтобы в
случае чего не унести эту тайну с собой в могилу, отправил с гонцом письмо
своему двоюродному брату, тоже священнику, который служил в одном из
греческих православных храмов в Афинах, где в точности описал, где он сокрыл
те самые монастырские реликвии. Вскоре, как и должно было случиться, в
монастырь пожаловали вооруженные гости, приехавшие из Вологды сразу на
десяти подводах.
Видимо, чекисты надеялись найти на Каменном так много добра, что, по их
мнению, справиться с грузом могло только такое количество телег, ничуть не
меньше.
Начальник, возглавлявший экспроприацию, был чрезвычайно удивлен тем, что
в отличие от других настоятелей отец Амвросий ничуть не удивился
привезенному им документу, подписанному "самим товарищем Дзержинским", а
почти радушно принял экспроприаторов у себя и даже предложил разделить с
"братьями" скромную монастырскую трапезу. Чекист, заподозрив неладное,
вскоре понял, что скрывалось за внешним дружелюбием старого священника. Его
подчиненные прочесали монастырь вдоль и поперек, но в результате смогли
предъявить своему командиру лишь с десяток икон в серебряных окладах,
большой позолоченный крест да серебряное кадило. И все! Рассердился тогда
большевистский начальник и приказал настоятелю под страхом смерти
признаться, где тот спрятал ценные предметы из золота, без которых не
обходился ни один ограбленный им ранее монастырь. Но старик упорно стоял на
своем: ничего, мол, не знаю, мы люди бедные и никакими богатствами не
обременены. Да и зачем монаху золото, ведь его не заберешь с собой в иной
мир, когда придет срок отдать душу Господу? Тогда начальник совсем озверел,
достал наган и лично застрелил упрямого седого старика, после чего приказал
бойцам еще раз обыскать монастырь, а заодно допросить с пристрастием всех
остальных монахов. В течение суток остров снова прочесывали, несколько
красноармейцев даже ныряли в ледяную воду озера, проверяя дно, но так ничего
и не было найдено. Золото исчезло. Не смогли помочь в поисках и остальные
монахи. Все они наперебой твердили, что никогда в их монастыре не было
ничего ценного. В общем, пришлось экспроприаторам уехать назад в Вологду не
солоно хлебавши. Спустя некоторое время они вернулись и на сей раз уже
привезли другую бумагу, подписанную тем же самым Железным Феликсом, где
черным по белому было написано, что отныне мужской монастырь на острове
Каменный ликвидируется, а на его месте организуется тюрьма строгого режима
для особо опасных преступников. Под особо опасными преступниками товарищ
Дзержинский подразумевал политических заключенных, изолированных от
общества, дабы те не баламутили своими "антинародными" идеями вкалывающих с
утра до вечера почти за бесплатно голодных и оборванных пролетариев. В
течение нескольких десятков лет монастырь был сначала тюрьмой для
политических, нечто вроде знаменитых Соловков, а потом, после смерти
Сталина, действительно для уголовников. И вот около двух лет назад тюрьма
строгого режима была переоборудована под содержание пожизненно осужденных.
Тех монстров, которых суд сначала приговорил к высшей мере наказания -
расстрелу, а добренькие дяденьки из комиссии при прези