ники   несговорчивых
предпринимателей, а потом и они сами. Суд дал Завьялову  "вышку",  а  добрые
дяди  из  комиссии  по  помилованию  при  президенте  пожалели   несчастного
"банкира" и подписали прошение о помиловании.
   - Ты с ним знаком лично? - поинтересовался парень.
   - Заходил к нему пару раз. Он как-то простудился, поднялась температура.
   Я давал ему аспирин, - едва шевеля губами, промямлил Семен Аронович.
   - В какой камере сидит Завьялов и с кем? - продолжал допытываться парень,
не сводя с перепуганного лица доктора холодного  взгляда  бесцветных  рыбьих
глаз.
   - В камере номер восемь. Это самый льготный  уровень,  там  сидят  не  по
одному, а по двое. И только те, кто зарекомендовал себя хорошхм поведением и
работой. Как только возникают проблемы с дисциплиной, заключенных  сразу  же
переводят в одиночки... Завьялов шьет строительные руковицы.  Его  сосед  по
камере - бывший ученый-химик по фамилии Дронов. Сидит за то, что при  помощи
электроутюга, дрели и плоскогубцев самолично  запытал  до  смерти  несколько
старух,  собиравшихся  выехать  в  Израиль  на  постоянное  местожительство.
Старухи те,  по  его  мнению,  намеревались  нелегально  вывезти  из  страны
золотишко, накопленное их покойными мужьями.
   - Хорошо, - покачал головой парень. Порывшись в боковых карманах  куртки,
он достал сигарету, закурил, демонстративно выпустил в лицо  доктору  густую
струю едкого сизого дыма, а потом продолжил свою череду вопросов:
   - Ты имеешь доступ в камеры?
   - Только когда заключенный болен или нуждается в срочной помощи врача.
   - Но возможность просунуть руку имеется?
   - Простите, я вас не очень хорошо понял... - пробормотал Семен  Аронович,
неопределенно пожав плечами.
   - Ничего, сейчас поймешь, сучий потрох! - усмехнулся его мучитель. -  Для
начала скажи-ка мне - какие болезни ты не в состоянии вылечить на месте и  в
каких случаях зеков приходится отправлять в областную тюремную больницу?
   - Я хороший терапевт и неплохой хирург. Большинство болезней я лечу сам в
нашем тюремном больничном отделении. И в  тюремную  больницу  мы  никого  не
отправляем. Исключение  составляют  разве  что  инфекционные  болезни  вроде
холеры, тифа, гепатита. Такие больные опасны для окружающих  и  нуждаются  в
специальном стационарном лечении. За время моей работы в  тюрьме  был  всего
один подобный случай. Гепатит...
   - Ну и отлично, - без особых эмоций кивнул парень. - Значит, если  зек  в
какой-то камере вдруг неожиданно заболеет гепатитом, его отправят в тюремную
больницу, которая находится здесь, в городе?
   - Выходит, что так, - согласился доктор, уже начиная  догадываться,  куда
клонит сидящий напротив человек. - Но я...
   - Заткнись и слушай, - жестко пресек его парень, снова состроив на  своем
лице страшную гримасу. - Он, - негодяй пальцем указал на сидящего за  столом
Бориса Михайловича, - раздобудет для тебя  ампулу  с  вирусом  гепатита.  Ты
должен разбить ее в  камере,  где  сидит  Завьялов.  А  когда  он  заболеет,
настоять на том, чтобы его перевели в областную тюремную  больницу.  Ты  все
понял, жидяра?!
   - Я... не смогу... - заикаясь, пролепетал незадачливый торговец  морфием,
но был снова перебит, на этот раз  довольно  бесцеремонным  способом  -  его
просто схватили за грудки и несколько раз сильно встряхнули, так, что  Семен
Аронович даже умудрился прикусить язык.
   - Сможешь!  -  прошипел  его  мучитель,  на  поверку  оказавшись  гораздо
сильнее, чем доктор мог предположить на первый взгляд. - Иначе я сделаю так,
что и ты, и твой друг, - парень снова кивнул на главврача центра "Элита",  -
окажетесь у тюремной параши! За торговлю наркотой. Впрочем, -  он  ненадолго
замолчал, зловеще прищурив свои рыбьи, с опухшими красными веками  глаза,  -
это он сядет, а тебя, Айболит херов, я лично придушу, а перед тем  вырежу  у
тебя на спине тупым ножом шестиконечную звезду! Усек?
   У Семена Ароновича не было оснований сомневаться в том,  что  произнесший
эти страшные слова подонок не блефует.  Ясно,  что  за  ним  стоят  силы,  с
которыми лучше не шутить. К тому же доктор боялся даже  представить,  что  с
ним  будет,  узнай  начальник  тюрьмы  полковник  Карпов  о  том,  что   его
приятель-врач втихаря приторговывает морфием. Да, доктор, как и  большинство
людей, любил деньги, но, разумеется, не до такой  степени,  чтобы  ради  них
раньше времени сыграть в ящик!
   - Если я... сделаю так, как вы просите... - начал  было  Семен  Аронович,
стараясь не смотреть на каменное изваяние в джинсах  и  кожаной  куртке,  но
крепкие руки снова тряхнули его, едва не оторвав от кресла.
   - Я - прошу?! Запомни, ты, жидовская харя, я никогда и ни у  кого  ничего
не прошу! Я приказываю, ты понял, падла?!
   - Да,  да,  извините...  -  прошептал  насмерть  перепуганный  доктор.  -
Конечно, приказываете. Но... если я сделаю  то,  что  вы  мне  приказываете,
вирус гепатита может распространиться на  всю  тюрьму.  Возникнет  эпидемия.
Тогда никого уже никуда не повезут  -  просто  объявят  карантин  и  пришлют
врачей из города. Все старания станут бесполезными.
   - Херня! - отрезал посланец мафии. - Если первым заболеет Завьялов,  если
ты настоишь, чтобы его незамедлительно перевели в больницу, то даже в случае
эпидемии его уже не вернут обратно до окончания твоего  поганого  карантина.
Так ведь?
   - Возможно, - вынужден был согласиться Семеь Аронович. - Но как, скажите,
я смогу попасть в камеру, если оба заключенных абсолютно здоровы?
   - Сможешь, дружок, сможешь! Иначе я с тебя живьем шкуру спущу. Понял?!
   Вместо ответа доктор опустил голову и тяжело вздохнул. Да и  что  он  мог
ответить?
   Вот она и пришла, расплата за материальное благополучие последних лет.
   Теперь он вынужден оплачивать вексель, самолично выписанный фортуне в тот
злополучный день, когда впервые  предложил  Борису  упаковку  из  двенадцати
ампул морфия и получил взамен несколько шуршащих зеленых бумажек. Выхода  не
было.
   Мысль рассказать о шантаже полковнику Карпову даже не приходила доктору в
голову. Совершенно очевидно, что за махинации с наркотиками начальник тюрьмы
не станет писать на него представление о награждении  почетным  орденом  "За
безупречную службу в рядах МВД".
   - Я попробую сделать  все,  что  вы...  сказали,  -  едва  шевеля  губами
произнес поникший и  сломленный  Семен  Аронович.  -  Я  зайду  в  камеру  к
Завьялову якобы для того, чтобы осмотреть его после недавней простуды...  Не
знаю, удастся ли мне это сделать завтра же...
   - Чтобы через неделю максимум Завьялов был болен. В  противном  случае  я
гарантирую вам обоим "красивую" жизнь! Все!
   Парень поднялся, презрительно потрепал доктора по щеке, гораздо  сильнее,
чем хватило бы для оскорбления,  потом  встретился  взглядом  с  похожим  на
красный помидор Борисом Михайловичем, еще раз  зловеще  усмехнулся,  швырнул
окурок сигареты прямо на дорогой ковер, лежащий на полу кабинета  главврача,
и вышел за дверь. На некоторое время в помещении повисла гнетущая, тишина.
   Первым  зашевелился  Борис  Михайлович.  Он  тяжело  вздохнул,  удрученно
покачал головой и оправдывающимся тоном сказал:
   - Прости, если можешь, Сеня, но меня так сильно прижали,  что  просто  не
оставалось другого выхода. Этот подонок, что сейчас приходил, просто сопляк,
шелудивый пес, который лает на того, на кого покажет  хозяин.  Как  ты  уже,
наверно, сообразил, Завьяловым заинтересовались очень серьезные  люди...  Он
им нужен на свободе!  Живым!  Слишком  уж  большими  деньгами  ворочал  этот
злодей.
   Много тайн знает. Для достижения своей цели они не то  что  через  нас  с
тобой - через кого угодно перешагнут. Ты же читаешь  прессу,  знаешь,  каких
высоких людей "заказывают". Что уж про нас-то говорить! Ну  что  тебе  стоит
разбить эту самую несчастную ампулу с вирусом в камере?! И они  отстанут  от
нас, вот увидешь!
   - Не отстанут... - тихо  и  обреченно  обронил  доктор,  поворачиваясь  к
Резникову. - Ты дурак, если так думаешь. Зачем им свидетели? Сам только  что
сказал, что они переступят через любого. Когда Завьялов окажется на свободе,
наши с тобой жизни будут стоить не дороже трамвайного билета.
   - Ну и что нам прикажешь делать?  -  осторожно,  почти  шепотом,  спросил
Борис Михайлович, задрожав всем телом. Краска отхлынула от его лица, он стал
белым как мел, видимо, осознав наконец безвыходность ситуации.
   - Если я не сделаю того, о чем они просят, нас  обязательно  пришьют.  Но
нас уберут и в том случае,  если  Завьялов  окажется  на  свободе.  Так  что
остается только один выход - этот проклятый зек должен  заболеть  гепатитом,
должен быть переведен в областную тюремную больницу, но не должен  оказаться
на свободе!
   Лучше всего, если бы его пристрелили при попытке сбежать из больницы.
   - Ты сам-то понял, что только что сказал, Сеня? -  покрутил  указательным
пальцем у виска Резников. - Это сделать во сто крат труднее,  чем  позволить
ему оказаться на свободе! К тому же совершенно невозможно, если не посвящать
в дело тюремное начальство! Утопия!
   - Ты прав, Боря, -  кивнул  доктор,  доставая  из  кармана  пиджака  свою
завернутую в целлофан трубку и набивая ее  табаком.  -  Ты  прав,  мой  план
утопичен, но только в том случае, если для его  осуществления  мне  придется
расколоться  перед  полковником  Карповым.  Но  не  забывай,  что  на  свете
существуют и другие люди...
   Сначала доктор даже испугался той невероятной на первый взгляд мысли, что
неожиданно пришла в его голову сразу после ухода шантажиста. Но за прошедшие
е того мгновения секунды он окончательно понял, что иного выхода у него нет.
И если существует в мире хоть один человек, который способен ему помочь,  то
это именно он! К тому же Семен Аронович не сомневался  ни  на  йоту  -  все,
сказанное им этому человеку, но пойдет  дальше  и  не  будет  рассказано  ни
Карпову, ни кому-либо еще.
   Он вдруг вспомнил, что священник при вступлении в сан дает  клятву  перед
Богом, что даже под страхом смерти никогда не откроет постороннему  человеку
тайну исповеди.
   - У тебя есть ампула? - Доктор раскурил трубку,  нетерпеливо  поднялся  с
кресла и подошел к Резиникову.
   - Ты что, с ума сошел? У меня здесь что, бактериологическая лаборатория?
   Зайди к  вечеру,  "они"  мне  сами  принесут  ее,  -  испуганно  произнес
главврач. - Ты лучше объясни, что собираешься делать?
   - Если я сейчас расскажу тебе все, что  задумал,  ты,  вероятно,  сочтешь
меня полным идиотом, у которого от страха просто поехала  крыша,  -  ответил
Семен Аронович. - Но иного выхода я не вижу, так что придется  нам  в  самом
прямом  смысле  уповать  на  Бога  и  молить  его,  чтобы  все   закончилось
благополучно.
   - Ты, наверное, и впрямь спятил, -  устало  отозвался  Борис  Михайлович,
беспомощно махнув рукой, мол, будь что будет. - Но даже если  ты  не  хочешь
раскрывать мне свой план целиком, то хотя бы  намекни,  у  кого  собираешься
просить помощи. Уж не у черта ли с рогами?
   - Нет, скорее наоборот. У отца  Павла,  -  с  загадочным  видом  произнес
доктор. - У отца Павла, нового тюремного священника. Больше не у кого...
   Спустя несколько секунд  до  ушей  главврача  коммерческого  медицинского
центра "Элита" донеслись звуки  торопливо  сбегающих  по  широкой  мраморной
лестнице шагов.

Глава 13

   Когда водитель тюремного микроавтобуса вернулся обратно к своему "доджу",
я уже дожидался его неподалеку, то и дело недвусмысленно поглядывая на часы.
   - Отец Павел? - удивленно спросил он, и я с готовностью  кивнул:  мол,  я
уже давно здесь стою. Парень еще раз оглядел меня с головы до ног,  выключил
сигнализацию, открыл автобус и  сел  за  руль,  все  еще  время  от  времени
удивленно поглядывая на меня в зеркало. Я был почти  на  все  сто  процентов
уверен, о чем этот малый сейчас думает.
   Сначала,  думал  водитель,  являвшийся   по   совместительству   и   моим
соглядатаем, странный священник чуть ли  не  отправил  на  тот  свет  самого
неуправляемого и отчаянного зека во всей  тюрьме  -  громилу  Маховского.  А
сейчас этот  непредсказуемый  субъект  в  рясе  сумел  каким-то  невероятным
образом  оказаться  возле  автобуса  раньше,  чем  я  сам,  доблестный  боец
спецподразделения "Кедр"! Что-то здесь не чисто... Непонятно,  как  он  смог
незамеченным выйти из церкви? В каких местах успел еще побывать?..
   - Как прогулялись по городу, батюшка? -  не  без  умысла  поинтересовался
водитель, встретившись со мной взглядом в зеркале заднего вида.
   - Спасибо, сын мой, хорошо. - Я перекрестился - Вот, свечей купил, книжек
несколько... - Я показал на  лежащий  рядом  со  мной  на  соседнем  сиденье
портфель. - Красивый город Вологда, старинный...
   - Куда заходили, если не секрет? - не унимался парень.
   - В церкви был, в магазинах разных побывал, перекусил в столовой.
   Красивый город, и люди живут спокойно, неторопливо...
   После моего повторного ответа водитель почему-то больше не горел желанием
продолжать расспросы. Наверное, ему не очень улыбалась перспектива в  третий
раз услышать, что Вологда - красивый город. Так мы и ехали  до  Каменного  в
полном молчании.
   Переправившись через  деревянный  мост  и  после  окончания  досмотра,  в
основном направленного на проверку содержимого моего портфеля,  мы  покинули
каменный мешок и въехали на территорию тюрьмы.
   Водитель автобуса, видимо,  сразу  же  побежал  в  кабинет  к  полковнику
Карпову докладывать о плачевных результатах  своей  слежки  за  странноватым
батюшкой,  а  я  пошел  к  себе  в  домик,  чтобы  немного  отдохнуть  после
утомительной дороги.
   Отдых получился несколько скомканным.  Через  полчаса  скрипнула  входная
дверь, и я увидел стоящего на пороге майора Сименко.
   - Как съездили, отец Павел?  -  рассеянно  поинтересовался  он,  но  было
совершенно понятно, что начальник охраны пришел не для того, чтобы  спросить
о моих впечатлениях от трехчасовой прогулки по Вологде. - Вы еще  не  забыли
мое недавнее предложение относительно спортивного зала? Через тридцать минут
у нас плановая тренировка, так что, если вы решите на нее заглянуть, я  буду
рад.
   - Как себя чувствует Маховский? - вместо ответа  спросил  я.  -  Ему  уже
лучше, надеюсь?
   - Он в сознании, - уголки губ Сименко  дрогнули,  -  а  поскольку  доктор
уехал вместе с вами и вернется  только  завтра  днем,  больше  мне  добавить
нечего.
   Разве что за исключением просьбы моих парней показать им тот самый прием,
при помощи которого вы, батюшка, так легко  и  непринужденно  избавились  от
"мертвого" захвата Маховского.
   - "Мертвых" захватов не бывает, майор, и вы сами, как командир и практик,
должны это знать не хуже меня.
   Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, и я терпеливо ждал, пока
мой нежданный гость скажет то, ради чего он, собственно,  пришел.  Майор  не
заставил  себя  долго  упрашивать.  Как  и  большинству  знающих  себе  цену
командиров, неуверенность была ему чужда.
   - Скажите мне, отец Павел, как бывший  военный  действующему  офицеру:  в
каком вы были звании, когда  уволились  из  армии  и  поступили  в  духовную
семинарию? - Сименко сделал несколько шагов, пододвинул  стул  и  уселся  на
него, словно кавалерист на лошадь.
   - Капитан ВДВ. - Скрывать сей значительный факт своей биографии  не  было
смысла, и я ответил правду. К тому  же,  как  священник,  я  не  имел  права
обманывать. Другое дело, что я мог не говорить о том, о чем не  хотел,  пока
меня об этом не спрашивали.
   - Я примерно так и думал, -  уповлствореяно  умыкнул  Сименко,  и  в  его
глазах я заметил хитроватый блеск.  -  Тогда,  если  не  возражаете,  вопрос
главный... Было ли просто случайным стечением обстоятельств то,  что  именно
бывший офицер воздушно-десантных войск, по  одному  ему  известным  причинам
впоследствии  ставший  священником,  был  направлен  к   нам,   в   закрытое
спецучреждение  строгого  режима?  Не  кажется   ли   вам   странным   такое
удивительное совпадение?
   - Нет, не кажется, - совершенно невозмутимо ответил я. - Но я не исключаю
возможности, что при принятии решения  о  моем  направлении  в  вашу  тюрьму
учитывалось то обстоятельство, что, в отличие от  многих  других  служителей
Господа, в экстремальной ситуации я смогу постоять за  себя.  Если  вы,  сын
мой, находите в такой предусмотрительности  высшего  церковного  руководства
нечто странное - что ж, это ваше право. Но в таком случае  я  хотел  бы  вам
напомнить, что еще в древние времена монахи затерянных на Тибете буддистских
монастырей не считали зазорным тренировать не только свой  дух,  но  и  свое
тело.  Да  и  на  Руси  это  приветствовалось.  Вспомните  хотя  бы   монаха
Троицко-Сергиева монастыря Пересвета,  вышедшего  на  поединок  с  татарским
богатырем Темир-мурзой перед началом  битвы  на  Куликовом  поле.  Так  что,
майор, я не вижу  в  моем  пребывании  здесь  чьего-то  особого  умысла,  за
исключением того, о чем я уже упомянул.
   - Достойный ответ, отец Павел! - На  сей  раз  Сименко  выдавил  на  лице
улыбку. - Так как насчет тренировки тела, а?
   - Подумаю. Но сегодня - нет, уж извините. - Я поднялся с  кровати,  давая
тем самым понять, что буду не против, если спустя пару секунд в этой  тесной
комнатушке вместо двух человек останется только один.
   Сименко все понял и поднялся со стула, бросив  короткое  "дело  ваше".  В
окно я увидел, как он быстрым шагом идет по территории внутреннего  двора  к
главному корпусу.
   А на следующий день, когда я в сопровождении охранника  шел  по  коридору
второго этажа после  посещения  двух  заключенных,  ко  мне  подошел  чем-то
обеспокоенный тюремный врач и заговорил странным для него голосом, в котором
я впервые не уловил самоуверенности. Семен Аронович взял меня за рукав  рясы
и спросил:
   -  Отец  Павел,  мы  могли  бы  с  вами  встретиться  сегодня?   Я   хочу
поговорить...
   - Неужели, доктор, после нашего последнего разговора в  автобусе  вы  так
быстро созрели для того чтобы впустить в свое сердце православную  веру?!  -
пошутил я. Но, вопреки ожидаемому,  не  заметил  на  лице  Семена  Ароновича
ответной иронии.  Значит,  тема  нашего  предстоящего  разговора  была  явно
нешуточной. Может, доктор хочет мне сообщить, что я несколько  передозировал
удар, нанесенный вчера утром Маховскому, и его пациент сейчас балансирует на
грани жизни и смерти?
   Если так, то это было бы не слишком радостное известие.
   - Вы не торопитесь? Мы можем прямо сейчас пойти к вам? - настаивал  Семен
Аронович, и я согласился.
   - В чем дело? - спросил я, как только мы отдалились от  главного  корпуса
на достаточное расстояние и я  мог  быть  уверен,  что  глядящий  нам  вслед
охранник не может нас слышать. - Что-нибудь серьезное случилось?
   - Да, вы правы, отец Павел, - доктор говорил шепотом.  -  И  вы  даже  не
представляете себе, насколько все серьезно! Но прежде чем я расскажу вам про
ту ужасную ситуацию, в которой я оказался, вы должны мне пообещать, что  все
сказанное не пойдет дальше...
   - Исповедь никогда не подлежит огласке, если только сам исповедующийся не
пожелает обратного.
   Мы пересекли тюремный двор и, не встретив ни единой души, зашли ко мне.
   Я предложил доктору сесть  на  стул,  а  сам  расположился  напротив,  на
кровати, не сводя с него вопрошающих глаз. Наконец Семен Аронович поднял  на
меня растерянно-блуждающий  взгляд  и  произнес  совершенно  удививший  меня
монолог.
   - Отец Павел, я - преступник, заслуживающий самого строгого наказания!  Я
достаточно долгое время продавал выделяемые мне для медицинских нужд  ампулы
морфия и имел за них довольно приличные  деньги.  Случилось  так,  что  моим
покупателем был человек, связанный с какой-то  бандитской  группировкой.  До
вчерашнего дня я об этом даже не догадывался. Я думал, что  этот  человек  -
такой же, как и я, врач, получающий мизерную зарплату и желающий хоть как-то
ул