ачала им пришлось взбежать на бугор, а он хоть и был не шибко
крутой, но довольно длинный. Поэтому сил на  него  ушло  много.  А  тягач  с
прицепом уже укатил за поворот просеки. В это  самое  время  Серый  -  тоже,
блин, взялся с перебитой рукой и  солидной  кровопотерей  кроссы  бегать!  -
неожиданно повалился на дорогу, потеряв  сознание.  Светка  приказала  Ежику
приводить его в чувство, а сама вместе с  Никитой  продолжила  бег.  Но  уже
помедленнее. К тому же на скользкой, разбитой гусеницами дороге они пару раз
успели шлепнуться в грязь.
   От поворота, в который свернула сцепка, дорога пошла под уклон,  и  стало
возможным бежать быстрее. Но это сыграло злую шутку. Разогнавшись, в темноте
не  заметили,  что  просека  раздвоилась,  и  пробежали  почти  километр  не
сворачивая, а тягач-то с прицепом, оказывается, повернул направо.  При  этом
тот,  кто  управлял  тягачом,  выключил  фары,  а  лесное  эхо   сыграло   с
преследователями  злую  шутку.  За  те  десять  с  лишним   минут,   которые
понадобились Никите и Светке, чтоб осознать свою ошибку и вернуться  обратно
на развилку, тягач утащил свою добычу почти на три  километра  от  развилки,
потому что дальше дорога оказалась выстлана бревенчатой  гатью,  и  скорость
движения стала побольше. Но зато бежать по этой гати было почти  невозможно.
Залетишь на бегу ногой в зазор между бревнами-и пара  месяцев  травматологии
обеспечена.
   Наверно, уже тогда надо было вернуться, но разъяренная Булочка продолжала
преследование шагом, прислушиваясь к все удаляющемуся гулу двигателя. Потом,
правда, он на какое-то время стал слышнее, а потом резко оборвался. "Завяз!
   Заглох!" - восторженно воскликнула Светка и прибавила  шагу,  заставив  и
Никиту напрячь последние силы. Так, на этом душевном подъеме, они прошли еще
полчаса, пока не добрались до  просторного  заболоченного  лога,  посередине
которого была настоящая топь. Гать обрывалась на берегу  небольшого  озерца,
которое, судя по всему, образовалось совсем недавно, после  того,  как  туда
провалился тягач с прицепом. Тягач уже полностью скрылся под  водой,  а  вот
часть заднего борта прицепа еще торчала из озерца.  Сундуков  над  водой  не
просматривалось,  но  Светка  была  убеждена,  что  они  из  кузова   никуда
подеваться не могли, и хотела даже в воду  полезть.  Однако  вспомнила,  что
сундуки из колодца поднимали  краном,  и  им  вдвоем  и  даже  втроем,  если
подключить  Ежика,  ни  одного  сундука  достать  не  удастся.  К  тому   же
провалившийся  тягач,  разбередив  топь,  уходил  все  глубже  под  воду,  в
полужидкий ил, под которым был еще один или несколько слоев воды. Уже  через
пару минут задний борт прицепа исчез с поверхности воды.  Никаких  признаков
того, что угонщики выскочили из  кабины  и  прячутся  поблизости,  не  было.
Светка сочла, что их Бог наказал.
   Как ни странно, несмотря на то, что клад ушел в болотные прорвы,  Булочка
успокоилась и даже радовалась, что клад далеко не убежал, и надеялась, будто
ей удастся его вытащить из болота. Эта версия устроила.
   Благополучно добравшись на "Черный полигон",  они  застали  там  Ежика  и
Серого, которые дожидались  их  возвращения,  а  заодно  стаскивали  в  яму,
оставшуюся после изъятия сундуков, трупы Гериных подручных.
   Потом,  на  бывшей  крыше  одной   из   землянок   мародерского   лагеря,
превращенной в плот, доплыли до палатки, разбитой перед выходом  на  "Черный
полигон". В палатке обнаружили совершенно пьяную Люську, которая жгла костер
и отогревала  тоже  пьяненького  и  очень  ослабевшего  Василия  Михайловича
Ермолаева. Вот только тут Никите удалось  с  ним  наконец-то  встретиться  и
поговорить.
   После  того,  как  Ермолаев  получил  от  Никиты  письмо,  старик   очень
растрогался. Само собой, что старик согласился принять Никиту  и  рассказать
все, что знал  об  отце.  Но  поскольку  отца  своего  он,  по  собственному
признанию, "и дня живым не видал" (может, и видал, но не помнил),  то  полез
на чердак за старыми альбомами.
   На чердак в доме Ермолаевых, построенном еще  Михаилом  Петровичем,  вела
крутая деревянная лесенка с перилами. А под одной из ступенек, пятой  снизу,
большевик-подпольщик  Ермолаев  устроил  схоронку,   куда   прятали   всякую
нелегальную литературу. Внешне ступенька ниче от остальных не отличалась, но
был один хитрый гвоздик пружинкой,  находившийся  под  ступенькой  с  нижней
стороны, а потому совсем незаметный. Отжав этот гвоздик можно  было  открыть
ступеньку, как лючок.
   Ни сам Василий Михайлович, ни его мать,  Антонида  Васильевна,  ничего  о
схоронке не знали. О тайнике знали только несколько большевиков,  работавших
с Ермолаевым в подполье. Да еще он рассказал о нем уже во время  гражданской
войны своему ординарцу  Егору  Демину,  когда  была  угроза  захвата  города
белыми. Василий Михайлович узнал о схоронке  случайно,  зацепившись  за  тот
самый гвоздик, когда собирался лезть на чердак.
   Увидев старые бумаги, Василий Михайлович очень обрадовался  -  будет  чем
удивить  московского   гостя.   Нацепил   стариковские   очки   и   принялся
рассматривать.
   При этом самым первым он  нашел  письмо  Егора  Демина,  в  котором  тот,
обращаясь к Степаниде Егоровне, объяснял,  почему,  спрятав  в  ермолаевскую
схоронку захваченный у убитого Евстратова дневник, никому о нем не говорил.
   Прочитав письмо, Василий Михайлович хотел тут же показать его соседке.
   Как-никак послание дочери от покойного отца.  Однако,  боясь,  что  бабка
Егоровна расчувствуется и разволнуется, не показал,  а  просто  сообщил.  Он
очень хотел сперва дождаться Никиту.
   Младший Корнеев приехал к нему днем,  часа  в  четыре,  привез  кое-какие
продукты. И денег не взял, сказав, что это в порядке гуманитарной помощи  от
фирмы. Но чаю попить не отказался.  Вот  тут-то  за  разговором  Ермолаев  и
поделился радостной вестью о том, что из Москвы "ученый" приезжает, а он ему
в "подарок" преподнесет новые документы о Михаиле Петровиче и о кладе.
   У Корнеевых уже не спросишь, как они принимали решение,  сам  ли  Сережка
додумался похитить старика или решил сначала проконсультироваться с папашей.
   Прикинули, что Никита может забрать у старика бумаги и увезти  в  Москву,
после чего сюда нагрянут археологи, которые  близко  не  подпустят  к  кладу
каких-либо посторонних. И решили похитить Ермолаева.
   Почему они не решились сразу пристукнуть старика?  А  потому,  что  улица
тихая и любой шум среди  ночи  мог  привести  к  нежелательным  результатам.
Прислал  под  утро  Сережку,  который  сообщил  Василию  Михайловичу,  будто
Владимир Алексеевич попал под машину, состояние почти безнадежное, но он еще
в сознании и жаждет проститься с любимым учителем.
   Собрался и поехал, думая только о том, чтоб  успеть  живого  увидеть,  не
опоздать. Даже не смотрел на дорогу, куда везли, слезы глаза застилали...  А
привезли его в Бузиновский лес, в лагерь мародеров.
   Здесь его и спрятали надежно, под полом "штабной" землянки,  и  допросили
без сантиментов, тыча в лицо ствол. Двое Корнеевых и  Гера.  Даже  Серый  до
последнего дня не знал о том, что в лагере держат престарелого узника.
   А чтоб его и вовсе не искали,  как  и  предполагал  Никита,  переодели  в
одежду Ермолаева одного из бомжей-мародеров возрастом  постарше,  убили  его
ударом кастета в голову, а потом отвезли на Московское шоссе и уже  в  черте
города имитировали ДТП.
   Корнеев приехал к Егоровне, чтоб  рассказать  о  трагической  кончине  ее
соседа. Но опоздал. Никита с Егоровной уже побывали у капитана  Кузьмина,  и
тот зафиксировал бабкины показания.
   А к ночи появился Сережка Корнеев.
   Василий Михайлович, которого пока не били и не мучили, а только пугали  и
унижали, не стал разыгрывать стоика.
   Именно это, как позже оказалось, и спасло жизнь Василию Михайловичу.
   Хрестный не поверил, что тот не прочитал  бумаги,  и,  когда  узнал,  что
дневник и прочее пропали, а Сережка найден мертвым, приказал  Гере  "нажать"
на старика.  Но  Гера  оказался  хитрее  своего  пахана.  Он  выдал  старику
телогрейку и валенки, стал регулярно приносить  ему  горячую  пищу  и  вести
дружеские  разговоры,  намекая,  будто  может  при  удобном  случае  его   и
освободить. А заодно потихоньку выспрашивал, не видел ли тот  каких-то  карт
или рисунков среди бумаг. При этом он показал ему свою карту, на которой был
помечен бугор, похожий по форме на язык, и Ермолаев,  краем  глаза  видевший
схемку, нарисованную Егором Деминым, лежавшую среди бумаг, сказал, что видел
нечто похожее. Именно поэтому Гере и удалось, не имея самих бумаг, добраться
до клада. А потому Гера, отправляясь со Светкой и ее командой  "на  розыски"
клада, на самом деле готовился его похитить.
   Он попытался обмануть всех: и Хрестного, которому сообщил, будто Ермолаев
уже умер, и Светку, которую собирался ликвидировать  на  "Черном  полигоне",
зная, что она взяла Хрестного в  заложники  своей  безопасности.  Не  угадал
только одного:
   Никита со Светкой вышли под дождь из  заминированной  избы  за  несколько
минут до взрыва.
   В общем, все кончилось хорошо. Так или  иначе,  не  спеша,  добрались  до
просеки, выводящей на Московское шоссе. Здесь их ожидал приятный сюрприз.
   Лишняя вода за ночь сошла, и просека стала проходимой для автотранспорта.
Как раз в тот момент, когда подошли к старому  завалу,  туда  подкатили  два
джипа "Чероки-Ларедо", принадлежащие охранному подразделению фирмы "Света  и
Кш". В них сумели всунуться  все  участники  экспедиции.  Меньше  чем  через
полтора часа они оказались на хлебозаводе.
   Куда подевались Ермолаев и Серый - Никита так и не узнал, а спрашивать  у
Светки побоялся. Всяко могло быть... Ему за себя надо было  переживать.  Тем
более что всю среду  и  полчетверга  он  провел  в  подвальной  гостинице  -
отмывался, отогревался, отъедался и отсыпался. А в четверг, ближе к  вечеру,
неожиданно явилась Светка, вручила ему новую одежку, очень похожую на ту,  в
какой он приехал в город, его собственный настоящий паспорт,  который  вроде
бы собиралась сжечь, и рюкзачок, в котором, кроме уже упоминавшихся белья  и
диктофона, лежали ксерокопии со второй части дневника Евстратова и  "Привета
с того света", написанного Егором Деминым. Оказалось, что все эти  документы
уже приняты на хранение  в  областной  архив  и  Никита  может  их  спокойно
использовать в своей курсовой работе и научной статье. А еще она вручила  от
себя подарок: "Advantage organizer", с калькулятором, авторучкой  и  десятью
"лимонами" в кошельке.
   Потом Светка и ее подручные отвезли Никиту на вокзал и усадили в поезд.
   Прощание было коротким.
   "Забудь все, что тут было, как страшный сон, -  произнесла  Светка  тоном
приказа, - пока ты это будешь соблюдать - можешь ничего не бояться".
   "А тебя тоже забыть или как?" - спросил Никита, поглядев ей в глаза.
   "Головой - забудь, сердцем  -  можешь  помнить",  -  милостиво  разрешила
госпожа Булочка.