шинку-то.
   Егоровна взялась  рассказывать,  а  Никита  погрузился  в  полудрему,  не
столько внимая тому, что говорила старуха, сколько  припоминая  все  тот  же
ворованный дневничок.

ИЗ ДНЕВНИКА КАПИТАНА EBCTPATOВA

   "3 августа 1919 года.
   Итак, в штабе оказалось, что меня вызвал полковник Волынцев.  Он  показал
мне странное предписание, исходящее из штаба корпуса. Я  должен  сдать  роту
старшему  офицеру  и  не  позднее  12  часов  дня   завтрашнего   (то   есть
сегодняшнего) числа прибыть в штаб корпуса для получения нового назначения.
   Сорок верст проехали за два часа рысями, но не торопясь. В штабе  корпуса
я появился около половины десятого. Дежурный направил меня в  некий  кабинет
на  втором  этаже,  сообщив,  что  мне  надлежит  представиться   полковнику
Краевскому.
   Пребывая в некоторой заинтригованности, я  поднялся  на  второй  этаж  и,
явившись в указанный  кабинет,  нашел  там  упомянутого  полковника.  Затем,
представившись, предъявил предписание.
   "Господин капитан, - сказал Краевский, - объявляю вам,  что  вы  временно
поступаете в распоряжение контрразведки.  В  настоящее  время  мне  поручено
подобрать дельного офицера для выполнения сложного и ответственного  задания
в тылу красных. Надеюсь, не  стоит  вам  лишний  раз  напоминать,  что  долг
присяги обязывает вас свято хранить в тайне все, что вы сейчас узнаете?"
   Я сказал, что еще никогда не давал повода обвинить  себя  в  болтливости,
однако весьма  удивлен  тем,  что  выбор  столь  уважаемого  ведомства,  как
контрразведка, пал на меня, ибо я - всего лишь полевой офицер.
   Краевский сказал, что ему  нужен  именно  полевой  офицер,  имеющий  опыт
партизанских действий  и,  что  самое  главное,  хорошо  знающий  именно  ту
губернию и тот уезд, где я прожил все детство  и  отрочество,  да  и  после,
обучаясь в корпусе и в училище, бывал там многократно.
   Я скромно заметил, что мой опыт партизанских  действий  сводится  к  двум
месяцам блужданий по германским тылам у Барановичей осенью 1916  года,  трем
удачным рейдам с командой разведчиков против австрийцев летом 1917-го,  боям
зимы 1917/18 года, да  еще,  пожалуй,  небольшому  набегу  на  штаб  красной
дивизии, осуществленному мною совместно с казаками  Вережникова  и  местными
мужиками-повстанцами.
   "Вот это последнее обстоятельство, - заявил Краевскин, - и заставило  нас
остановить  на  вас  свой  выбор.  В  вашей  родной  губернии  сейчас  зреет
недовольство большевиками.  Продотряды  изымают  хлеб  у  мужиков,  военкомы
проводят  повальные  мобилизации.  Сейчас   по   лесам   укрывается   немало
дезертиров, причем многие - с оружием.  Это  горючий  материал,  к  которому
надобно всего лишь поднести спичку.
   Под "спичкой" я подразумеваю ваш  летучий  отряду  который  сможет  стать
ядром восстания".
   Черт побери, стоит ли мне все это записывать? Не дай Бог угодить  с  этим
дневником к красным, а тем более - к своим. И хотя  я  прячу  его  так,  что
далеко не каждый сыщик сможет  его  разыскать,  чувство  страха  остается  в
сердце. Но не писать - не могу. Это сильнее меня!  Быть  может,  моею  рукою
водит Господь, заставляя презреть страх  мирской  кары  перед  лицом  своего
Предначертания?!
   5 августа 1919 года.
   Прямо от Краевского в сопровождении господина, одетого в  форму  военного
врача, с погонами надворного советника, я отправился к новому месту  службы.
Для этого пришлось ехать на поезде более 12 часов,  а  потом  еще  три  часа
трястись в санитарной  двуколке  по  проселкам  до  бывшего  монастыря,  где
расквартирован отряд. Официально  тут  размещен  тифозный  лазарет,  поэтому
окрестные мужики обходят сие святое место стороной. Монахи разбежались еще в
1918 году, когда тут орудовали большевики. Стена высокая,  ближние  подступы
просматриваются хорошо, но посты все время выставляем усиленные.
   Отряд подобран очень тщательно. Большая  часть  -  из  нашего  уезда  или
губернии, все командиры -  офицеры.  Есть  даже  подполковник  на  должности
взводного унтера и два равных мне в чине - капитан и ротмистр, которые  выше
меня по старшинству, но тоже поставлены на должности взводных. Если  удастся
развернуть восстание,  то  у  нас  будет  хороший  запас  на  новые  роты  и
эскадроны. У нас на должностях рядовых состоят даже корнеты  и  подпоручики,
не говоря о прапорщиках, подпрапорщиках,  вахмистрах  и  фельдфебелях.  Есть
матерые служаки, воевавшие еще в Маньчжурии, есть те, кто начинал в  1914-м.
У двоих полный бант Георгиевских крестов и медалей. Я,  воюющий  с  1916-го,
перед ними - птенчик.
   Отряд конный, но строевых лошадей мы получим позже. Когда?
   12 августа 1919 года.
   Неделя выдалась трудная, но  теперь,  когда  мы,  проскочив  ночью  через
промежуток между двумя бригадами красных и углубившись к ним в тыл более чем
на 250 верст, прибыли туда, где  должны  начать  боевые  действия,  все  уже
пройденное кажется сущей ерундой. Конечно, шли без погон,  надев  звезды  на
фуражки.
   Конечно, все обращения только со  словами  "товарищ  командир",  "товарищ
красноармеец". У всех  были  заготовлены  документы,  прапорщик  Лазарев  из
бывших студентов (выкрест, по-моему) прекрасно изображал комиссара. Впрочем,
у  красных  и  впрямь  сейчас  порядочный  кавардак.  По-моему,  пресловутые
заградотряды и Чека хватают и расстреливают главным образом  в  назидание  и
устрашение. Всякую организованную воинскую часть, движущуюся  в  строю,  они
пропускают, даже не интересуясь, куда мы движемся и как именуемся. Войсковые
же командиры - среди них много бывших офицеров, увы! -  интересуются  только
частями непосредственно подчиненными, а "чужую" и вовсе не замечают.
   Безусловно,  имей  мы  задание  совершить  диверсию  в   непосредственной
близости от фронта, у нас были для  этого  все  возможности.  Но  надо  было
удерживать  людей  от  малейшего  соблазна   разделаться   с   какими-нибудь
остолопами и разгильдяями, хотя не сомневаюсь, что подчиненные  мои  провели
бы любую акцию чисто и без лишнего шума. Береженого и Бог бережет.
   Теперь мы готовы к действиям. С нами Бог!"

   ... - Сынок, - услышал Никита голос бабки Егоровны. - Да ты чего,  заснул
никак?
   Никита повертел головой, пытаясь стряхнуть сонливость.
   - Ложись-ка, подремли, - продолжала Егоровна. - Ноги на диван забери, под
голову я тебе подушечку дам, а ноги я тебе вон той накидушкой прикрою.
   Уже совсем сквозь сон он почувствовал, как Егоровна набросила ему на ноги
тканую накидушку, и услышал, будто издалека:
   - Как придет Михалыч, так я тебя разбужу...

ПРЕМИЯ

   Ежик безо всякого стакана нормально  выспался.  Глянул  на  часы  -  было
только полдевятого. Но залеживаться не стал,  быстренько  сделал  зарядочку,
поприседал, поотжимался, подтянулся раз десять на самодельном турнике, почти
упираясь головой в потолок, умылся и даже зубы почистил. Мать уже  хлопотала
на кухне - торопилась покормить любимого сынулю.
   - Отдыхаешь сегодня? - спросила мать, когда Ежик вышел из ванной.
   - Нет, - вздохнул Ежик, - надо в одиннадцать быть на работе.
   - В выходной-то?
   - А что делать, мам? Хорошие деньги так просто не платят. Иной  раз  и  в
воскресенье могут вызвать. Зато двойная оплата. Это ж не на заводе у вас - и
дела никакого, и зарплата раз в полгода...
   - Да уж куда там... - вздохнула мать. - Другим куда хуже.  Даже  неудобно
как-то. Вон, у Нади - и муж, и два сына, и сама работает - а на сапоги денег
не хватает.
   - Пить надо меньше, - заметил Ежик, - у них  что  ни  день  -  буль-буль,
карасики! Я еще понимаю, если  б  они,  как  я,  каждый  по  пять  "лимонов"
получали.
   Можно иногда расслабиться. А у них на четверых двух миллионов не будет.
   - Умный ты какой у меня! - искренне порадовалась мать. - Совсем  взрослый
уже...
   - А как же! - солидно сказал Ежик, лопая бутерброд с  сухой  колбаской  и
прихлебывая чай. - Растем!
   - Ох, лишь бы только ваша коммерция не прогорела! - с молитвенным тоном в
голосе проговорила мать. - И чтоб бандиты на вас никакие не наехали...
   - Не боись, мать! - ободрил Ежик, залпом допивая чай. - Все ништяк будет!
   Контора,  именовавшаяся  ТОО  "Маркел",   находилась   в   полуподвальном
помещении дома ь 2 по улице Михаила Ермолаева. Того самого.
   На углу дома была привинчена мемориальная доска из серого мрамора: "Улица
названа в честь героя гражданской войны, участника боев за Советскую  власть
на территории нашей  области  Михаила  Петровича  ЕРМОЛАЕВА  (1885-  1919)".
Надпись, выбитая на мраморе, была когда-то позолочена, но теперь от позолоты
почти ничего не  осталось.  Кроме  того,  какой-то  ярый  противник  Советов
долбанул по доске куском кирпича, и ее надвое расколола трещина. Еще  кто-то
кокнул об доску пузырек с чернилами. Дожди,  правда,  большую  часть  чернил
смыли, но кое-что впиталось в мрамор. А рядом  на  грязно-желтой  штукатурке
стены проглядывала надпись: "Собака-коммуняка!", сделанная черной краской, и
стрелка, начерченная той же краской, вела к мемориальной доске. Впрочем,  по
этой надписи,  крест-накрест  мазнули  алой  нитрокраской  из  баллончика  и
написали от всего национал-большевистского сердца:  "Демобляди  не  пройдут!
Лимона - в президенты!"
   Должно быть, с прошлого года осталась.

***

   Ежик обогнул угол дома, вошел в ближайший подъезд и спустился по лестнице
в полуподвал, к железной двери с  медной  вывеской:  "ТОО  "Маркел".  Дважды
нажав кнопку звонка, он подождал, пока его рассмотрят через  видеодомофон  и
впустят.
   Окна в полуподвале были с внешней стороны зарешечены и вдобавок  затянуты
прочными металлическими жалюзи. В холле поверх лакированного  паркета  лежал
недорогой ковер, стояли кожаный диван и  два  кресла,  журнальный  столик  и
стенка с телевизором "SONY" и видеоплейером той же фирмы. На  стенах  висели
рекламные плакаты с изображением особняков и коттеджей. "Маркел" - жилье  по
мировым стандартам! Строим под ключ! Желание заказчика - закон  для  фирмы".
Ежик облизнулся на глянцевые снимочки. Конечно, ему это еще не  по  карману.
Ниже 100 тысяч баксов ни один домик не стоил. Но кто его  знает,  что  через
год будет? Или пять, по крайней мерс? Если  заплатят,  как  обещали,  то  не
такая уж это недостижимая мечта...
   Ежик включил телевизор. По местному каналу шли "Городские вести".  Сперва
показывали, как мэр с  губернатором  области  беседовали,  потом  поспрошали
директора городской ТЭЦ, будет ли  город  зимой  мерзнуть,  полюбовались  на
новый магазин бытовой электроники, затем пошла криминальная хроника.
   -  Прошедшей  ночью  у  входа  в  подъезд  дома  номер  восемь  по  улице
Индустриальной совершено заказное убийство, - сообщила блондинка-ведущая.  -
Киллерами  расстреляны  из  автоматов  генеральный  директор  АОЗТ  "Прибой"
38-летний  Валентин  Балясин,  его  охранник  34-летний  Мустафа  Нуриев   и
25-летний шофер Иван Гнедышев...
   Ежик  увидел  на  экране  милицейские  "Жигули"  с  мигалками,  "мерс"  с
изрешеченным пулями лобовым стеклом, мертвого водителя с завалившейся  набок
головой  и  кровавыми  потеками  на  лице,   трупы   Балясина   и   Нуриева,
распростертые на мокром асфальте, рассыпавшийся букет роз, кейс,  упавший  в
лужу, ментов в кожанках, какую-то растрепанную молодуху в распахнутом плаще,
наброшенном поверх домашнего халата, которая билась  в  истерике,  с  трудом
удерживаемая каким-то парнем в кожанке - должно быть, опером в штатском.
   -  Как  полагают,  киллеров  было  двое,  -  прозвучал  за  кадром  голос
блондинки.
   - Один из них бросил на месте  убийства  пластиковый  пакет  с  автоматом
Калашникова  со  складывающимся  прикладом.  Затем  они  скрылись  с   места
происшествия  на  автомашине  "Жигули"   темно-зеленого   цвета.   Городская
прокуратура начала расследование.
   "Ну, чуваки! - подумал Ежик. - Ищите, блин, зеленый "жигуль"!"
   Потом стали рассказывать о  какой-то  бытовухе:  облезлая  баба  зарезала
кухонным ножом любовника и тупо пялилась  в  камеру  заплывшими  от  синяков
глазами. Еще рассказали о пожаре в бытовке какой-то строительной фирмы.
   И последний сюжет был такой.
   - Сегодня, около 8.30 на Московском шоссе произошло  ДТП  со  смертельным
исходом, - рутинным  тоном  произнесла  дикторша.  -  Неизвестный  гражданин
пожилого возраста, находясь в сильной степени опьянения, вышел  на  проезжую
часть и попытался пересечь шоссе вне пешеходного перехода. При этом  он  был
сбит  ехавшим  с  большой  скоростью  грузовиком  "УАЗ".  Водитель  с  места
происшествия скрылся.
   Показали "УАЗ" с разбитой фарой и  распахнутой  дверцей,  а  также  нечто
похожее на продолговатую кучу тряпья посреди багровой лужи.
   Дальше пошла реклама, и Ежик, которому совершенно не нужны  были  дамские
прокладки с крылышками и даже подгузники "либеро", переключился на  ОРТ.  Но
тут в дверь позвонили, и появился Макар.
   - Наше вам! - он поручкался с охранником Саней. - Привет, мистер Ежик!
   Молодец. Шеф любит, когда его ждут.
   Как раз в это время донеслось фырчание машины, подъехавшей к дому.
   Звонок повелительно рявкнул, и Ваня, глянув на экранчик, поспешно  открыл
дверь.

***

   - Все нормально? - осведомился крупный дядя в  желтой  куртке  из  мягкой
кожи, входя в помещение. Следом вошел  квадратный  гориллоид  в  камуфляжном
обмундировании и черных очках.
   - Так точно, Роберт Васильевич, - бодро отрапортовал Ваня.
   - Добро, - шеф перевел взгляд на Макара и Ежика. - Давно ждете? Заходите.
   - Роберт Васильевич открыл сейфовым ключом  стальную,  обитую  коричневым
дерматином дверь кабинета с табличкой "Генеральный директор" и  гостеприимно
распахнул ее перед Макаром и Ежиком.  Когда  они  уселись  на  стулья  перед
начальственным столом, директор запер за собой дверь и занял место  в  своем
солидном кожаном кресле.
   - Заказчик вами очень доволен, - сказал он. - Он вас премирует за высокое
качество работы. От себя лично.
   Роберт  Васильевич  открыл  кейс  и  выложил  две   банковских   упаковки
50-долларовых купюр.
   - Дороговато вообще-то за один бассейн, - заметил он, - но у богатых свои
причуды... Есть еще один аккорд. Тоже вроде  бы  надо  бассейн  отделать  на
даче.
   Не желаешь поработать, Макаров?
   - А как же! - ответил Макар, запихивая свою долю во внутренний карман.
   - Тогда вот адресок. Там тебе объяснят, какой фронт работы,  где  и  что.
Вот вам типовой договор. Срок исполнения - неделя. Закончите на день  раньше
- премия 10 процентов. На два - 20.  Начнете  сегодня  -  оплачу  субботу  и
Воскресенье по двойному тарифу. - Директор подал Макару бумажку с адресом  и
бланк договора. - У меня все.
   Роберт Васильевич выпустил из кабинета "отделочников". Макар и Ежик вышли
из полуподвала.
   - Садись в машину, - сказал Макар. - Поедем. Ежик послушно уселся,  Макар
выехал со двора. Только теперь Ежик рискнул открыть рот.
   - Он по правде ничего не знает или придуривается?
   - Не наше это дело, понял? Ты получил пять штук,  вот  и  держи  это  при
себе.
   Учти, этих баксов у тебя как бы и нет. Ты за них нигде  не  расписывался,
налоги с них не платишь. У тебя в этот месяц, как у  плиточника-отделочника,
по нарядам вышло где-то в районе пяти "лимонов" деревом. И  ты  их  в  кассе
получил, мамашу порадовал. А это - "черный нал".  Запомни,  блин,  накрепко:
меньше знаешь, дольше живешь. И с баксами осторожней. Один кореш на радостях
махнул в ресторан и стал "Франклинов" кидать на чай. А  там  и  стукачей,  и
оперов до хрена. Засекли. Могли бы раскрутить  его  по  полной,  но  помогли
добрые люди - сказали кому надо. Этого  чудика  теперь  с  миноискателем  не
найдешь... Учти на будущее. Вообще, молодой, ты за меня держись, ладно?  Как
вчера примерно. Тогда все ништяк будет.
   Макар бросил беглый взгляд на бумажку с адресом. Знал он эти края. Там  и
близко вилл с бассейнами не было. Просто хорошее тихое место  для  серьезной
беседы на тему о жизни. Лишь бы только не о его,  Макара,  личной.  А  такую
тему вполне могли затронуть. Потому что при этакой работе надо  быть  всегда
готовым к тому, что тебя посчитают лишним. То, что Макара держат  уже  пятый
год и до сих пор не урыли, - это везуха. Нет,  конечно,  тут  и  его  личная
заслуга есть, немалая притом. Потому что за эти пять лет,  завалив  не  один
десяток клиентов "лично и в группе", он не дал никаким следственным  органам
ни одной ниточки, за которую можно было уцепиться. И даже если напарник  его
подводил - а такое бывало!  -  Макару  удавалось  вовремя  обрубать  опасный
"хвостик".
   Макар крутил баранку и молчал, и Ежик тоже помалкивал,  втихаря  терзаясь
сомнениями.
   Вспоминалось, как он дошел до жизни такой.
   Год назад, такой же вот тоскливой осенью. Женя  Ежов  вернулся  в  родной
дом, где его, скажем прямо, не очень-то и ждали. Мать  тогда  в  третий  раз
пыталась устроить свою личную жизнь и очень  беспокоилась,  что  возвращение
сынули может ей спутать карты. Тем более что возвращался сынок  из  мест  не
столь отдаленных, куда его привела, как это ни странно, предыдущая,  вторая,
попытка мамы найти семейное счастье.
   Первая попытка была еще до рождения Ежика. Именно в результате нее  он  и
появился на свет. Нормально, законно, ибо у мамы  было  и  белое  платье,  и
свадьба, и муж настоящий, если иметь в виду штамп в паспорте. Потом, правда,
оказалось, что, кроме пьянки, он ни на что путевое не  способен.  Ежика  он,
правда, сам сделал, но потом  лет  через  пять  окончательно  посвятил  себя
бутылке.
   Конечно, мать стала погуливать. А поскольку она была  дама  приятная,  то
внимание ей оказывали многие, и  она  все  пыталась  выбрать  чего  получше.
Ежику, конечно, по младости лет было не все ясно, но потом глаза  открылись.
К этому времени он уже восемь классов окончил и учился в  ПТУ.  Ежик  матери
сказал, что отца-алкаша ему  не  надо,  но  и  матери-щлюхи  тоже.  То  есть
поставил вопрос ребром: разводись с этой пьянью, выбирай себе кого-то одного
и нормально выходи замуж. Алкаша, правда, Бог прибрал - ужрался и  замерз  в
каком-то скверике. Дома стало тише  и  опрятнее,  но  мать  никак  не  могла
определиться с личной жизнью.
   Вообще-то Ежик, если на то пошло, несмотря на  полное  отсутствие  всякой
воспитательной работы, рос вовсе не шпаной. У него и голова варила,  и  руки
были вполне дельные. В морду он, правда, вполне мог настучать, потому что ни
во дворе, ни в школе, ни в ПТУ без этого было нельзя, но специально драк  не
искал.
   И боксом, и самбо, и даже карате позаниматься успел, но все бросал.
   После ПТУ отправился в армию,  где  неожиданно  сделался  десантником,  а
потом угодил в Чечню. Ему, правда,  в  отличие  от  Никиты  Ветрова  Грозный
штурмовать не пришлось, но по другим теплым местам он немало поползал  и  не
один рожок боевых патронов извел. Вернулся  он  осенью  1995-го,  злой  и  с
растрепанными нервами. А дома его встретила мама в обнимку с чужим дядей.
   Когда Ежик увидел, что мать нашла точь-в-точь такого же алкаша, каким был
его покойный папаша, только намного старше. Женя послал  его  по  известному
адресу, а этот козел стал руками махать. Ежик удерживал дурака, удерживал, а
потом все-таки один раз махнул кулаком. Сшиб чухана с ног, а затем, сгоряча,
конечно, взял за шкирку и спустил с лестницы. Кто ж знал, что эта пьянь  шею
себе свернет?  И  что  соседи  милицию  вызовут,  а  суд,  несмотря  на  все
адвокатские доводы, все-таки приговорит Ежика к одному году лишения  свободы
по 104-й статье старого УК РСФСР?
   Три месяца в СИЗО, девять - на зоне. Это, конечно, не так чтобы много, но
Ежику было обидно. Тем более что он  себя  абсолютно  не  считал  виноватым.
Особо трудно ему на местах отсидки не пришлось,  здоровье  он  не  испортил,
даже покрепчал чуть-чуть.
   Вернулся и обнаружил, что мать опять ухватила то, чего никак не следовало
брать. Этот, правда, был помоложе и, строго говоря, годился Еж