йчас  в  ФСБ  сидит.  Ты
пойми, Митя, это ж не лом цветных металлов. Это ж, милый мой,  XVII  век,  а
может, и более древнее что-то. Опять  же  -  там  персидские  и  всякие  там
шемаханские вещи лежать могут, то есть Восток, а он и вовсе - "дело тонкое".
   Допустим, будет там лежать какой-нибудь кубок весом в полкило.  Предложат
тебе за него 10 тыщ баксов, ты и обрадуешься. А рядом будет рюмашка  стоять,
маленькая и невзрачная. Покупатель скажет: "Ну, давай уж и  эту  возьму.  За
сто баксов". Ты и отдашь - дерьма, мол, не жалко. А на  самом  деле  за  тот
кубок он, может, и переплатил, потому что таких до фига и  больше,  но  зато
рюмашку, которая ужас какая редкая и ценная, поскольку ее еще до  нашей  эры
делали, он за тысячную долю от настоящей цены взял... Это я тебе для примера
говорю. Чтоб ты понял, каково иметь дело с антиквариатом. Понимаю,  конечно,
что ты сейчас опять скажешь: "Какое твое дело!", да только те,  кого  вы  со
Светкой сейчас перекупили, и может быть, на этот куш уже пасти  пооткрывали,
могут и не понять...
   - Ага, - хмыкнул Петрович. - Мы им прямо каждому и пообещали  -  по  возу
злата-серебра на рыло!
   - Так вы их еще и не оповестили, значит? Ай-яй-яй! А ведь могут и узнать.
   Неловко получится, ох неловко! Небось сказали денежки дать  на  расчистку
местности для мотеля, мол, будем с проезжающих бабки грести... А про  Федьку
Бузуна и его золотишко не сказали! Зря. Витя Басмач, Шура Казан и прочие  не
любят, когда их за мальчиков держат. Даже  если  допустим,  вы  меня  сейчас
причпокнуть сумеете, они это  сами  узнают.  Ух,  и  разборки  пойдут,  мама
родная!
   - Хорошо, Хрестный, я твои прогнозы могу довести  до  Светы  и  сообщу  о
твоей готовности оказать научно-техническую помощь, но гарантировать  ничего
не могу.
   - Ты, кстати, объясни ей, что  если  мы  договоримся,  то  она  может  не
тратиться на спеца по восточным ценностям. У меня  готовый  есть.  И  больше
того - покупатель имеется. Только тут все очень крепко завязано... Навряд ли
без меня развяжете.
   - В смысле?
   - В том смысле, что покупатель сидит на проводке "дури", которой  вы  так
домогаетесь. И просто так, ребята, без хорошего  и  доброго,  без  кричалки,
разговора со мной у вас ни хрена не выйдет. Это вам  не  торгашню  стричь  и
машины на запчасти разбирать. Это дипломатия. Здесь надо и на Юге контачить,
и в Москве, и на Севере. Если начнете  делать  все  с  удалым  комсомольским
задором, то в лучшем случае бабки  потеряете,  а  в  худшем  -  головы.  Там
дилетанты не котируются. А особенно - с громкими голосами  и  шибко  в  себе
уверенные. Там и тихо жить любят, и тихо резать.
   - Понял твои соображения, -  кивнул  Петрович,  -  теперь  что-то  насчет
общака заявишь?
   - Это вещь действительно сложная, но отчитаться по ней я могу от и до.
   Ваши эти 254 тысячи...
   - 245, по-моему...
   - Все одно - лажа. Откуда эта вонь идет, я догадываюсь, как и о том,  что
кому-то очень хочется казначеем побыть. И даже о том, что это не Светуля,  -
осведомлен.
   - Может, поделишься информацией?
   - Нет, братан, не сейчас. Есть встречные предложения?
   - Есть.
   - Ты сейчас тихо и мирно отдаешь мне свою пушку рукояткой вперед, а потом
плавно и без повреждения мягких тканей садишься в тот "Чероки", что стоит по
центру. После этого мы мирно и дружески едем на  хлебозавод,  где  культурно
общаемся со Светой. Ты доведешь до нее все свои предложения напрямую, а  она
вынесет тот вердикт, который найдет нужным. Либо напоить тебя чаем с  нашими
фирменными булочками,  либо  порубить  тебя  на  фарш  Для  наших  фирменных
пирожков.
   Время на размышление - Шесть секунд.
   И молниеносным движением Петрович  выхватил  пушку.  Не  угадал,  однако,
Хрестный - у Мити в руках был не "Макаров", а "стечкин". Из этой 20-зарядной
дуры Петрович мог не только Хрестного прошить в трех-четырех  местах  сразу,
но еще и пострелять половину охраны, даже не прибегая  к  огневой  поддержке
своих головорезов.
   - Оружие! -  держась  точно  в  створе  с  массивной  фигурой  Хрестного,
вполголоса произнес Петрович. - Не торопясь, плавно, рукояткой  вперед  -  и
мне в левую руку... Молодец! Теперь доставай левую из  кармана  и  не  спеша
положи обе ладошки на затылок. Теперь повернись к  своим  бойцам,  чтоб  они
видели, какой толковый у них командир.
   Хрестный понял: тут он точно проиграл. Завтра эти ребята  уже  разбегутся
из его конторы. И авторитета у него больше нет.
   - Молодежь! - гаркнул Петрович из-за спины Хрестного.  -  Система  ясна?!
Даю пять минут, чтоб сложить стволы  в  кучку  перед  средним  "Ниссаном"  и
свалить отсюда к такой-то маме! Хрестный, подтвердите для непонятливых!
   "Стечкин", поторапливая, ткнул Хрестного под левую лопатку.
   - Делайте, как ведено! - прорычал развенчанный король.
   Сзади забрякали антабки, дружно щелкнули  флажки.  Ребята  Петровича  уже
взяли на прицел охрану Хрестного. Сам Хрестный молил Бога об одном: чтоб  ни
у одного козла не взыграло желание поиграть в Рэмбо.
   Зря беспокоился, однако: никто не собирался из-за него  загибаться.  Тихо
положили автоматы в кучку, быстро разбежались  по  машинам,  развернулись  и
полным ходом покатили прочь.
   - Умные мальчишки! - похвалил Петрович. - Дайте браслетки для Хрестного и
железки ихние приберите. Идем домой.
   Щелк! - и Хрестный окончательно понял, что теперь  ему  уже  не  придется
отдавать приказы,  а  только  подчиняться.  Несколькими  точными  движениями
мордастые мальчики Петровича вдернули Хрестного в джип и усадили  на  заднее
сиденье, крепко зажав своими каменными боками.
   - Ну, теперь можно и шапочку снять, - с  усмешкой  произнес  Петрович.  -
Гюльчатай, открой личико!
   И, ухватив вязаную шлем-маску за "кумпол",  он  резко  сдернул  ее  одним
рывком.
   - Ну, блин! - вырвалось у него. Кого-кого, а директора  средней  школы  ь
127    господина    Корнеева    Владимира    Алексеевича,     краеведа     и
фольклориста-любителя, он здесь увидеть не ожидал...

"ЧЕМПИОН" И ДРУГИЕ

   Ежик проснулся не оттого, что его пнули ногой или сдернули с  топчана,  а
просто оттого, что выспался. И еще немного от голода.
   Спал он крепко, кошмарами не мучился. Организм,  чья  нервная  система  и
общее  физическое  состояние  были  до  предела  издерганы  и  доведены   до
истощения, отключился и не захотел  воспринимать  окружающий  мир,  пока  не
приведет себя хотя бы в относительный порядок.
   Тем не менее на какое-то время Ежику показалось, будто все ужасы, которые
он пережил прошедшей ночью, ему приснились.
   Но от одежды пахло горелым бензином, на ней было  полно  кровавых  пятен,
дорожная грязь из карьера, и Женя понял - все было в натуре.
   Он сел, покрутил головой, с которой не то  сажа,  не  то  песок  какой-то
посыпался, похлопал глазами.  Где-то  на  коленях,  руках  и  боках  чего-то
саднило, должно быть, поoбодрался вчера - падал много. Хотелось есть и пить,
но никто из хозяев здешнего  заведения,  похоже,  не  озаботился  тем,  чтоб
принести постояльцу завтрак в постель. Вода, Правда, из умывальника  капала,
но Ежик еще со вчерашнего дня знал, какая она мерзкая на вкус, и решил,  что
лучше сдохнет от жажды, но пить эту ржавчину не будет ни  за  что  Некоторое
время спустя Ежик подумал, что, наверно стоит все же  постучать  в  дверь  и
напомнить хотя бы о своем существовании. Хуже, чем было вчера, все равно  не
будет. Ну, облают, ну морду набьют, может, убьют - меньше мучиться.
   Он встал и побарабанил кулаками по двери.  Больше  всего  боялся,  что  в
коридоре будет стоять мертвая тишина и никто к  нему  не  подойдет.  Поэтому
даже  обрадовался,  когда  послышались  тяжеловесные  шаги  и  грубый  голос
спросил:
   - Чего надо, "Чемпион"?!
   - Жрать хочу! - заорал Ежик. - Хавку давай, вертухня!
   - А за "вертухню" в рыло - не вкусно будет?
   - А мне по хрен это дело! В тюряге - и то по суткам не морят!
   - Ладно, не психуй! Сейчас справлюсь, что с тобой делать...
   И "вертухай", так и не заглянув в камеру, куда-то потопал. А Ежик остался
ждать и слушать революционные марши из  собственного  желудка.  Прошло  пять
минут, в течение которых Ежик успел немного подумать и даже чуточку пожалеть
о том, что привлек к себе внимание. Во-первых, морда у него была все-таки не
казенная, а голосок и шаги того,  кто  подходил  к  двери,  были  достаточно
увесистые. Надо думать, и кулаки тоже. Среди тех  мальчиков  Светы,  которых
Ежик уже успел мельком поглядеть за вчерашний день, никто не смотрелся легче
90 килограммов.
   Поэтому каждый из них играючи  надавал  бы  Ежику  по  мордасам,  а  если
всерьез, то и по стенке размазал бы. Обзывать  их  вертухаями,  наверно,  не
стоило.
   Но  было  еще  и  "во-вторых".  Ясно,  что  после  того,  как  Ежик  стал
единственным участником, уцелевшим  после  вчерашних  "гладиаторских  боев",
никто и никогда его отсюда не  выпустит.  Поэтому  могло  быть  и  так,  что
охранник сейчас доложит этому страшному Петровичу, а тот припомнит:  "Е-мое,
я ж этого козла вчера пришить позабыл!" Или распорядится: "Ладно, дайте  ему
похавать, ему сегодня надо будет "чемпионское звание"  отстаивать..."  Ежика
аж в дрожь бросило, как только он себе представил, что надо будет  по  новой
проходить всю ту же катавасию...
   Поэтому, когда в тишине коридора вновь послышались шаги,  Ежик  сжался  в
клубочек. Были бы иголки - выставил бы их,  но  иголок  не  было.  Ничто  не
помешает взять его голыми руками и сделать с ним все, что душе угодно.
   Лязгнул замок, вошли двое в кожанках,  здоровые,  как  лоси,  но  никаких
посудин в руках не было. Значит, бить будут, а не кормить.
   - Так, "Чемпион", - объявил уже знакомый голос, - руки назад!
   Щелк! Браслетки надели. Ших! - на глаза повязку. Потом  взяли  за  локти,
вывели из камеры и дверь захлопнули. Ну, и куда поведут? Просто лупить, так,
наверно, можно было и в камере. А  не  на  расстрел  ли  ведут?!  Но  что-то
подсказывало Ежику, что в этом заведении такой легкой смерти фиг дождешься.
   Лишь бы опять не на карьер... И только бы не на топорах драться!
   Ежик пытался припомнить, как  его  в  прошлые  разы  водили,  но  коридор
припоминался уж очень коротким.  А  тут  топали  и  топали,  какие-то  двери
открывали и закрывали. И все вроде бы по прямой. Только напоследок пару  раз
свернули куда-то.
   После последнего поворота и щелчка захлопнувшейся Двери конвоиры сдернули
с Ежика повязку.
   - За победу в гладиаторском бою и  примерное  поведение,  -  торжественно
объявил один из вертухаев, слегка издеваясь, - гражданин Ежиков награждается
переводом на комфортные условия содержания.  Камера-люкс!  Здесь  имеются  -
санузел с ванной, стенной шкаф,  кровать  с  бельем  тумбочкой  и  ночником,
кресла, стол, телик, радиоточка и  кухонный  лифт.  Сейчас  19.20,  так  что
можешь заказывать ужин бесплатно. Вот по этому меню, хоть все,  хоть  ничего
только крестики поставь, чего жрать будешь. Сунешь  меню  в  лифт,  закроешь
дверцы, нажмешь кнопку. Когда  обед  приедет,  загорится  лампочка.  Сложишь
грязную посуду в лифт, нажмешь кнопку - увезет наверх. Меню тоже  не  забудь
отправить, на ужин другое получишь. Уловил систему, юноша? Ужин - в 19.00  и
до 20.00, завтрак с 7.00 до 10.00, обед с 14.00 до  16.00.  Малявы  на  волю
через кухонный лифт не принимаются. Сейчас снимем браслеты, запрем - лезь  в
ванну, отмывайся, переодевайся в чистое. Грязное - в пакет и в угол.
   Щелк!  -  второй  подошел  сзади,  открыл  и  снял  браслетки.  Щелк!   -
захлопнулась на замок дверь.
   Ежик остался один, не очень понимая, что произошло.
   Сложив, как велели, все грязное  в  полиэтиленовый  пакет.  Ежик  остался
голым и погляделся в зеркало, которое висело в ванной. Нет, морду ему  вчера
в общем и целом не поуродовали, синяков и ссадин не  было,  только  в  одном
месте волосы  слегка  опалило,  должно  быть,  когда  "девятка"  взорвалась.
Ободрал немного локти и колени. Был еще синяк на бедре,  но,  в  общем,  все
ерунда. Жить можно.
   Вдохновленный этим. Ежик полез в ванну, напустил горячей воды. Кайф!..
   Как раз в это время в соседнем номере, за стеной, проснувшись,  Люська  и
Никита продолжали разговор.
   - Расскажи лучше про Париж чего-нибудь, - попросил Никита.
   - Лениво мне это. Опять же там все галопам по Европам.
   - Ну а про Парвини расскажи. Все-таки интересно, какие люди в наше  время
гаремы имеют?
   - Какие-какие... Богатые. Ты сможешь хотя бы  одну  жену  за  полета  тыщ
баксов купить? Нет.  А  у  него,  Балясин  говорил,  мильонов  сто  есть.  У
Вальтика, дай Бог, чтоб два набежало, да и те все в оборотах,  а  так,  чтоб
свободных оставалось - тысяч  десять,  может  быть,  в  среднем.  Опять  же,
Альбине надо, детям, мне - фьють! - и нету.
   - И при таких делах ему Парвани аванс дал?
   - В Париже-то Вальтик не скупился. Ему же надо было  показаться.  Мы  там
точно тыщ на пятнадцать или больше гульнули.
   - Неужели Парвани такой простой, что не усек?
   - Понимаешь, Вальтик там не только  себя  представлял.  А  еще  каких-то,
которые с ним работали...
   - Светку, что ли?
   - Ну, нет. Ее тогда еще и близко не было. Я думаю, что его  и  застрелили
из-за того, что он от тех отказался, а стал со Светкой дела закручивать.
   По-моему,  он  тогда  у  Парвани  деньги  брал  на  мотель  какой-то.  На
Московском шоссе.  Может,  поспим  еще,  а?  Наверняка  ведь  ночью  ко  мне
поползешь...
   Никита чувствовал, что Светке эта информация  тоже  будет  интересна,  но
Люське вспоминать сейчас о Балясине и всем, что  с  ним  связано,  не  очень
хочется.
   - Ладно, дремлем, - согласился он и решил больше не задавать вопросов.
   Люська  помаленьку  засопела,  ему  с  ней  показалось  очень   уютно   и
спокойно...
   Они не знали, что Светка в это время сидела в одной из потайных  комнаток
на втором этаже  здания  хлебозавода,  там,  где  находилось  рабочее  место
оператора прослушки, и прокручивала через наушники своего плейера их беседу.
Дослушав, спросила у оператора:
   - Когда проснулись?
   - Час с небольшим назад. Пожрали и опять на боковую.
   - Давай последние записи.
   Оператор потянулся за кассетой, но тут зазвонил Светкин радиотелефон.
   - Петрович? Ну как?
   - Привез, разговаривайте сами.
   - Рожу видел?
   - Так точно. Будешь в полном обалдении.
   - Что, такой страшный?
   - Да нет, просто слишком знакомый. Такого в моей практике еще не было.
   - Суй его в жесткую упаковку и жди меня. Через некоторое время Света была
уже в подвале.
   - Ну, рассказывай, - потребовала Булочка,  -  что  это  за  знакомого  ты
отловил?
   - Корнеева, того самого директора, которого ты заказывала Макару.
   - Интересненько! - Светка поправила съехавшую на лоб прядку.  -  Директор
школы - Хрестный папа! Ладно, сперва ты мне весь разговор изложишь, а  потом
подумаем, как с ним дальше беседовать...
   - Вот еще что странно, - заметила Света, выслушав Петровича. - В  ночь  с
воскресенья на понедельник погиб Сергей Владимирович Корнеев, сын  господина
директора школы.  Что  должен  делать  любящий  отец?  Скорбеть!  Заниматься
подготовкой к похоронам, а он на стрелку едет.
   - Интересы дела превыше всего, - заметил Петрович.  -  Мне,  например,  в
такой ситуации была бы  и  вовсе  жизнь  недорога.  Я,  если  на  то  пошло,
наверняка на стрельбу бы нарвался. Так что мне  лично  немного  удивительно,
что он так спокойно сдался. И боюсь, что у  него  есть  еще  какие-то  очень
серьезные аргументы.
   - Тех, о которых он упомянул, - сказала Светка, - вот так хватит! Я  имею
в виду его минеров. Если они действительно уйдут, то мы без них  до  холодов
вряд ли разберемся. И трупы могут быть лишние. Наверняка у  этих  ребят  уже
есть  карта,  где  показаны  разминированные  участки.  Здесь   надо   будет
сотрудничать, мне кажется. То же самое - вопрос о ценности клада. И  эксперт
нам нужен, точно. Да и покупателя  найти  непросто.  Замучаешься  толкать  и
эфэс-бэшников на хвост поймаешь. Верно?
   - Верно-то верно, но мне сдается, что блефует директор.
   - А вот и нет. Никита выцедил  из  Люськи  одно  имя.  Летом,  в  Париже,
Балясин  встречался  с  иранцем  Мохаммадом  Парвани,  вел  разговор   через
переводчика Мишу из своей конторы. Если этот Миша  еще  жив,  то  может  нам
много интересного сообщить.
   Возможно, что и проводка "дури" начинается с этого конца, так что сейчас,
наверно, стоит побеспокоить наших ребят в "Прибое", пусть выяснят, кто  этот
Миша и где он сейчас.
   - Сделаем.
   - Давай, суетись, родненький. И скажи мальчикам, чтоб  привели  господина
Корнеева. Ужас как охота пообщаться с интеллигентным человеком...

КОМПРОМИСС

   - Здравствуйте, Владимир Алексеевич, - очаровательно улыбнулась Света.  -
Скажите, пожалуйста, - столько раз  встречались,  а  оказывается,  вы  такой
загадочный...
   - Ничего не поделаешь, Светлана Алексеевна, - вздохнул Хрестный. -  Жизнь
прожить - не поле перейти. Бывают приятные неожиданности.
   - Приятные или  нет  -  не  знаю.  Согласитесь:  считаешь,  что  милый  и
интеллигентный директор лучшей в городе школы, где внучка самого губернатора
учится и младший сын мэра, - это одно, а страшный бандит Хрестный  -  совсем
другое, и вдруг оказывается, что это одно и то же.
   Жуть берет, правда? Кому столь уважаемые люди  доверяют  своих  детей?  И
чему хорошему он их может научить?!
   - Наверно,  неприятно.  Тем  более  что  милая  и  интеллигентная,  очень
недурная собой женщина, которая мирно выпекает хлебушек и доставляет горячую
пиццу  всем,  кто  эту  итальянскую  дрянь  обожает,  оказывается  настоящей
дьяволицей во плоти.
   Жить совсем не хочется.
   - Ну, - ухмыльнулась Света, - этому горю помочь нетрудно.  Но  я  считаю,
что вам было бы полезно пожить чуть-чуть дольше,  чтоб  мы  могли  прояснить
кое-какие вещи. Если вы правильно меня поймете, то ваше нынешнее  угнетенное
состояние души может улучшиться. Если  не  поймете,  то  все  будет  гораздо
печальнее, чем сейчас.
   - Я, Светлана Алексеевна,  всегда  готов  и  к  поискам  понимания,  и  к
разумным компромиссам. Правда, мне кажется, что  вы  с  Дмитрием  Петровичем
плохо  продумали  последствия  такого  шага,  как  доставка  меня   в   этот
благословенный уголок, где делают ваши экологически чистые продукты.  То  ли
это проистекало от того, что вы плохо оценили общую ситуацию, то ли от того,
что не знали, с кем имеете дело.
   - И какими же это, с позволения сказать, последствиями вы нас пугаете?  -
нахмурилась Света.
   - А вы представьте себе, Светлана Алексеевна, что  через  полчаса,  через
час или, может быть, через пятнадцать минут сюда приедет областной ОМОН  или
СОБР или РУОП. Почему приедет и зачем? Вовсе не потому, чтобы спасать  этого
жуткого мафиозо по кличке Хрестный,  а  для  того,  чтоб  выручить  из  беды
простого российского педагога, краеведа, историка  и  фольклориста-любителя,
директора средней школы ь 127 Корнеева Владимира Алексеевича, честного и  ни
в чем не повинного человека. И вам, кстати  сказать,  будет  гораздо  лучше,
если к этому времени я буду находиться, так сказать, среди живых, а не среди
мертвых. Потому что, например, могу встретить вместе с вами правоохранителей
и втолковать им, что тревога была  ложной,  что  информаторы  ошиблись  и  я
приезжал сюда, чтоб договориться о регулярной поставке  пирожков  и  булочек
для школьного буфета. А в противном случае, если меня на месте  не  окажется
или я у вас в какой-нибудь топке догорать буду, тут такой шмон пройдет,  что
все ваши маленькие женские тайны всплывут наружу. После чего всех, кто  хоть
какое-то подозрение вызовет, повяжут в пучки и определят в СИЗО. И граждане,
которые сегодня  поминали  вместе  с  вами  безвременно  ушедшего  господина
Балясина, ощутят большое беспокойство за свою жизнь,  честь  и  достоинство.
Что может весьма негативно сказаться на вашем самочувствии