ками  за  спиной.  Слышались  гнусавые  выкрики
торговцев-разносчиков. Солнце поднялось над  Русским  островом,  теплый  луч
ударил в окошко и заиграл на столе.
   - Ну, как будто все, - сказал  товарищ  Андрей.  Он  потянулся  и  широко
зевнул. - Рановато сегодня встал, четырех не было...  По  нынешним  временам
болтать  напрасно  языками  опасно.  Старшим  на  "Синем  тюлене"  назначим,
пожалуй, Туманова? Пусть что хотят делают, а каппелевцы  не  должны  быть  в
Императорской. И Тимчуку  строго  наказать:  держать  нас  в  известности  -
морзянка у него в руках. На радиостанции наши сидят,  тут  же  дадут  знать,
коли что... Тебе, Василий Петрович, партия велит все,  что  здесь  говорено,
обеспечить.  С  командой  еще  раз  поговори,  время  наступает  горячее.  И
осторожнее, себя береги, - добавил он. - Контрразведчики твои подвиги  долго
не забудут.
   - А если "Синего тюленя" потопить придется, тогда как?  -  вдруг  спросил
Кондрашев.
   Товарищ Андрей задумался.
   - Топить пароход негоже, - решил он. - Народное ведь добро. Денег больших
стоит. А потом, сколько их у нас, пароходов-то,  -  раз,  два  и  обчелся...
Пусть ребята что другое придумают... Как, Василий Петрович?
   - Правильно, - поддакнул Руденко.
   - Ишь ты, потопить пароход! - вдруг рассердился товарищ Андрей. -  Каждый
дурак сумеет, дело нехитрое... Ну, -  замялся  он,  -  еще  слегка  на  мель
посадить, ежели необходимость к тому будет... это можно. Но  только  слегка,
чтобы вреда большого не сделать. - Он пригладил  волосы.  -  Ну  уж  если  и
потопить, то... Вы смотрите, власть возьмем - с нас строго  спросится,  коли
судно зря затопим... Погоди, погоди, товарищ Кондрашев, - живо обернулся он,
заметив, что грузчик заправляет трубку новой порцией  самосада.  -  Вот  как
выйдем на волю, тогда и дымись. После твоей махорки на стенку ползти  впору.
Да и образа в комнате. - Усмехнувшись,  товарищ  Андрей  показал  на  темные
иконы в серебряных ризах. - Негоже, закадишь святых.
   Кондрашев молча спрятал кисет в карман.
   - Вопросы есть? - спросил товарищ Андрей. - Нет. Ну давайте  расходиться.
Порядок не нарушать, каждый иди своей дорогой.
   Последним из  домика  на  Эгершельде  вышел  машинист  Руденко.  Негромко
звякнув щеколдой калитки, он круто взял вправо, в торговый порт. Чуть погодя
на крыльцо вышел хозяин дома грузчик  Игнатенков.  Присев  на  перильца,  он
проводил глазами своих гостей, пока они не скрылись из виду.
   Отсюда хорошо открывался Русский остров.  На  рейде  дымились  военные  и
торговые корабли под разноцветными флагами. Виднелись мачты и трубы  стоящих
у причалов пароходов. А далеко  впереди  белел  парус;  он  казался  снежным
облачком, плывущим над самым морем.

   Глава третья

   ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЯПОНСКОГО КОМАНДОВАНИЯ
   И АМЕРИКАНСКИЙ ПРОПОВЕДНИК

   Владивосток  живописно  раскинулся  на  склонах  прибрежных   сопок.   На
Светланской, главной улице, протянувшейся через весь город, немало  красивых
зданий, отличных магазинов, ресторанов, торговых контор.
   Противоположная сторона бухты покрыта пышной растительностью. По  вечерам
в саду "Италия" гремела музыка. Летний ресторан  сада  работал  как  обычно.
Многие ездили отдыхать на "тот берег"...
   Полковник Курасов шагал по шумной Светланке. На улице множество военных в
русской форме: гимнастерки, фуражки с кокардами. Но какое смешение мундиров,
какая пестрота погон и лампасов!.. С тяжелым чувством  смотрел  он  на  них:
жалкие  остатки...  Во  что  превратилось  доблестное  русское   воинство!..
Неожиданно он вспомнил, как под Красноярском белочехи  отобрали  паровозы  у
"верховного правителя" Колчака. Его  поезд  долго  стоял  обезглавленным  на
каком-то разъезде. Стыд, позор. Русские офицеры долго не могли смотреть друг
другу  в  глаза.  Сердце  полковника  сжалось.  Он  остановился   у   дверей
дешевенькой  гостиницы:  "Электр.  освещение.  Паровое  отоп.  Цены   вполне
умеренные. Гарантируется приятное пребывание".
   "А твоя грудная жаба? Надо лежать, - вздохнул Курасов.  -  "Гарантируется
приятное пребывание"! Скажите! Может быть, мне перебраться в эту гостиницу?"
Он усмехнулся.
   Во что превратилась война? Курасов посвятил  всю  жизнь  войне.  А  итог?
Армия разваливается. Убегают не только солдаты, но и офицеры. Где  друзья  и
где  враги?  Многие  офицеры,  в  недавнем  прошлом   блестящие   гвардейцы,
похвалялись, что уничтожение "взбунтовавшейся черни"  стало  их  профессией.
Профессия русского человека - уничтожать русского человека. Боже  мой!..  За
полушубок, за старые валенки, случалось, убивали, не задумываясь, безоружных
людей...
   У входа в кинотеатр собралась толпа. Пьяный японский офицер грубо толкнул
пожилого русского подполковника.  Женщина,  которую  тот  держал  под  руку,
упала. Подполковник резко обернулся к японцу. Курасов услышал  пронзительный
взвизг. Толпа расступилась, и подполковник быстро прошел  мимо.  Народ  стал
расходиться. На тротуаре  остался  зарубленный  шашкой  японский  офицер.  С
другой стороны улицы бежали японские солдаты. Курасов  мысленно  пожал  руку
подполковнику.
   Замешательство  на  улице  продолжалось  недолго.  Солдаты  унесли  труп,
дворники засыпали кровь песком. Несколько  человек,  первые  попавшиеся  под
руку, были арестованы японской полицией.
   И снова потекла обычная жизнь.
   "Распоясались господа самураи, - думал Курасов, - если не учить -  совсем
на шею сядут".
   На Светланской оживленно. Даже слишком оживленно для  серого,  будничного
дня. Улица полна разношерстной публики. Много японцев, китайцев и корейцев в
национальных одеждах. Среди военных - не  только  русские.  То  и  дело  над
головами прохожих виднеются коричневые панамы американских солдат.  Японские
и американские патрули...  Курасов  сжимал  кулаки,  встречаясь  с  отрядами
низкорослых солдат в мундирах  цвета  хаки  с  узкими  красными  поперечными
погончиками. Уже четыре года они стучат по русской земле грубыми  ботинками.
Сбоку, красуясь, шли офицеры с короткими саблями.
   Цокают копытами лошади.  Кричат  разносчики  газет.  Квакают  автомобили.
Заборы,  рекламные  тумбы  и  щиты   густо   заклеены   пестрыми,   броскими
объявлениями.
   Во Владивостоке найдешь людей со всех концов России. Разные люди, но одно
у них общее: это беженцы. Их пригнал сюда  страх  перед  Советской  властью.
Кого только здесь не было!.. Город не мог разместить всех  беглецов  (многие
годами жили в вагонах), не  мог  предоставить  работу.  Процветали  азартные
игры, грабежи и убийства. Авантюристы всех  мастей,  жулики,  громилы  нашли
здесь превосходную среду. Все торгуют и всем торгуют. Некоторые приехали  во
Владивосток с чемоданами, набитыми золотом и драгоценностями, другие снимали
последнюю рубаху и несли на Семеновский базар. И всех их  томил  ужас  перед
новым, грядущим, необоримым. А как же  местные,  владивостокские?  Здесь  не
только Меркуловы. Большинство коренного населения - скромные трудовые  люди.
Им нечего продавать, нечем торговать. Они не боялись Советской власти, ждали
ее. И не только ждали... Уж кому-кому, а Курасову хорошо известны подполье и
партизанские дела.
   "Грозный" полковник контрразведки имел веские основания для беспокойства.
Все явственнее надвигалась развязка.  Советская  Республика  набирала  силы,
народ повсюду стоял за свою власть. Белым силам и  японцам  приходилось  все
жарче.
   Огромный красочный плакат в окне магазина  отвлек  внимание  Курасова  от
невеселых мыслей. Он остановился, прочитал:

   КОНКУРС ЖЕНСКОЙ
   КРАСОТЫ!
   Бывший театр "Аквариум",
   уг. Алеутской и Пекинской
   В субботу, 20 июля, состоится организованный  газетой  "Вечерняя  звезда"
конкурс женской красоты с выбором первой красавицы г.  Владивостока  в  1922
году. В жюри конкурса входят: литераторы,  поэты,  журналисты,  художники  и
представители общественности. Число билетов ограничено.

   "Как раз время... Эх-хе-хе", - вздохнул полковник.
   На углу Китайской  ему  встретилась  полная  высокая  женщина  с  пустыми
глазами, смотревшими поверх толпы. На груди  белая  лента.  По  ней  черными
буквами написано: "Я гибну - но вас я презирают.
   Женщина шла прямо на Курасова. Он посторонился.
   Международный клуб. Светланская, 23. У дверей объявление:
   "Буфет снабжен самыми лучшими заграничными винами. Единственный  клуб  во
Владивостоке по своей художественности и уютности. Карточный  стол.  Готовят
вкусно, подают красиво. Ежедневно карты и лото с котлом и призами".
   В этот час в клубе было свободно.  Полковник  сел  за  столик  у  окна  и
развернул газету. Китаец с восковым лицом и в белой  куртке  принес  кофе  и
рюмку коньяка.
   В газете мало интересного. Зверства  большевиков,  голод  в  Москве  и  в
Петербурге.  Карикатура  на  комиссаров...  Речь   Спиридона   Меркулова   с
пророчествами  на  август.  Компания  "Кайзерлинг"  сообщает  об  отходе   в
очередной рейс пароходов "Тунгус" и "Алеут".
   На  третьей  странице  -  подробности   ареста   председателя   правления
Добровольного флота Компаниона  и  его  помощников.  Всесильного  Компаниона
содержат     под     стражей     на     канонерской     лодке     "Манджур".
Директором-распорядителем Доброфлота назначен капитан первого ранга Харин.
   Курасову  хорошо  известна  подоплека  дела  Компаниона:  он  не  захотел
выполнить приказ Меркулова - отдать доходы флота правительству.
   Интервью  атамана  Семенова.  Сообщение  специального  корреспондента  из
Дайрена "Русский самурай"...  Как  ненавидит  полковник  этого  атамана!  На
мгновение перед ним возникла коренастая фигура в казачьей папахе,  заплывшее
жиром лицо цвета малосольной семги,  самодовольно  закрученные  черные  усы,
чуть раскосые глаза. Ненасытное вожделение к власти сделало  этого  человека
японским прислужником. Под их диктовку он заключил  соглашение  о  созыве  в
Чите Народного собрания... "Заигрывать с гнилыми демократишками... Дурак!  -
Курасов сжал кулаки. - Политика Семенова  повела  к  дальнейшему  расколу  в
армии.  Многие  командиры  отказались  признать  его  главнокомандующим.   А
демократишки? Атаман решил, что завоюет их  признание,  -  как  бы  не  так!
Народное собрание большинством голосов выразило ему  недоверие...  Говорили,
что у Семенова чай подают полковники. Неизвестно, полковники ли  за  лакеев,
или лакеи возведены в полковники. Тьфу!.."
   Курасов не стал читать сообщение специального корреспондента из  Дайреиа.
"Газетные звонари, подрукавные литераторы..." Он  перевернул  страницу.  Эта
усеяна рекламой и короткими сообщениями:
   "Суточный приток экспортных грузов за вчерашний день - 160 вагонов".
   "Восстановление мертвого города. Жители Николаевска-на-Амуре направляются
обратно в свой город. Из двух тысяч сохранилось 60 домов".
   "Для  проверки  действий  отдела  снабжения   военно-морского   ведомства
назначена комиссия под наблюдением члена правительства И. И. Еремеева"...
   В клубе тихо, будто в церкви после службы. Официанты ходят неслышно,  как
привидения. Редко-редко  звякнет  ложка  -  кто-то  размешивает  сахар.  Или
прошелестят газетные листы. Кашлянет кто-нибудь. И опять тихо.
   "Лекция старейшего депутата Народного собрания князя А. А. Кропоткина"...
"Старая лиса, хлебом не корми - дай покрасоваться на любой трибуне".
   "Вернулся из Посьета катер "Призрак". Готовится  к  отходу  по  побережью
пароход "Монгугай"...
   Наконец, на вкладном листе полковник обнаружил обширную статью о  земском
соборе времени XVII века.
   "Артиллерийская подготовка, - подумал Курасов.  -  Дитерихс  рыхлит  себе
историческую почву. Что ж, посмотрим".
   Он знал гораздо больше,  чем  напечатано  в  газете.  За  каждой  строкой
прятались недомолвки, сомнения, тревоги. Мало кто теперь  верил  в  то,  что
написано, все старались догадаться, что стоит за красивым словом, за  каждой
пышной фразой.
   Огромные часы, гордость клуба, пророкотали  четыре.  К  Курасову  подошел
худощавый японец. Подняв шляпу, японец раскланялся.
   - Разрешите присесть за ваш столик, полковник?
   - Прошу, рад вас видеть.
   - Оо-о, я также...
   Курасов не был намерен тратить время на лишние любезности и заявил прямо:
   - Я вас слушаю.
   - Японское командование было бы вам очень благодарно за услугу. -  Офицер
изобразил улыбку. Каждую фразу он сопровождал  извинениями  и  поклонами.  -
Конечно, все совершенно доверительно.
   - Десять тысяч иен, - не ожидая дальнейшего, сказал  полковник.  Разговор
об этой услуге начался не сейчас.
   Японец перестал улыбаться.
   - Японское командование считало...
   - ...считало, что нашло простака, - перебил Курасов.  -  Подумайте  сами,
капитан, какой мне смысл отдавать вам документы? Ради чего? За вашу  улыбку?
Я никогда не питал к вам, дорогой коллега, нежных  чувств.  Как  русский,  я
считаю большим хамством вашего командования захват Приморья. Как  монархист,
я не признаю никаких республик,  поэтому  терплю  вас  как  неизбежное  зло.
Надеюсь, вы не обиделись?
   Лицо японца было бесстрастно.
   - Однако, господин полковник, вы, русский человек, берете деньги за...
   - Пожалуй, довольно, капитан Тадзима, не уходите  и  не  уводите  меня  в
сторону. Короче: если вы согласны,  я  передам  вам  двадцать  обстоятельных
досье на интересующих великую Японию наших политиков и военных  деятелей.  -
Полковник усмехнулся: у него-то было свое  мнение  об  этих  политиках  и  о
мечтаниях великой Японии.
   Тадзима молча курил сигарету, рассматривая висевший  на  стене  красочный
герб города  Владивостока:  на  зеленом  щите  золотой  тигр  взбирается  на
серебряную гору, увенчанную зубчатой башней-короной. У тигра червленые глаза
и язык. В нижней части щита  -  скрещенные  якоря,  обвитые  александровской
орденской лентой...
   - Ваши условия будут доложены моему командованию, - невыразительно сказал
японец, оторвавшись от герба. И  вкрадчиво  добавил:  -  Уверен,  что  досье
превосходны. И... нельзя ли уточнить состав этих двадцати?
   - Отчего же, - пожал плечами Курасов,  -  деловой  вопрос!  -  Он  назвал
японцу    несколько    фамилий,    присовокупляя    короткие    уничтожающие
характеристики. - Вы довольны? - закончил он. - Позвольте  предсказать,  что
этих господ вам, Японии, скоро придется взять на иждивение. А  я,  заметьте,
капитан Тадзима, хочу быть независимым,  когда...  -  он  чуть  помедлил,  -
независимым в моей будущей жизни.
   Японец облизнул сухие, бледные губы. Сам разведчик, он привык иметь  дело
со  всякими  людьми,  но  его,  хотя  он  ничем  не  выдавал  это,  поразила
откровенность и беспощадная язвительность Курасова. А в ней не  было  ничего
удивительного. Кадровый русский офицер, он искренне презирал всех выскочек и
проходимцев, которых только что перечислил. А в политической  игре  они  уже
были не нужны, даже мешали. Курасов умел различать  бутафорскую  и  реальную
силу.
   А самое главное, ему нужны были деньги, как можно больше денег. Он  хочет
жить для спасения России.
   - В досье, - сказал полковник, - есть не только прошлое, настоящее, но  и
будущее этих господ... Кстати, - перевел он разговор, -  как  вы  переносите
здешний климат?
   - Очень отлично, - поспешил ответить японец, - как дома.
   - Однако дома вы не ставите в спальне и кабинете  корыта  с  водой,  -  с
легкой насмешкой говорил Курасов. Он-то знал, как тяжело  переносит  сухость
воздуха Тадзима.
   - Немного сухо, да. Но это ничего, совсем ничего...  Я  доложу  японскому
командованию свое положительное мнение. - Японец растянул  в  улыбке  тонкие
губы. Потом он сказал: - Японское  командование  просит  вас  еще  об  одном
одолжении.
   Тадзима явно угодничал. Но сквозь его улыбку проглядывали крепкие зубы.
   - Слушаю.
   -  Завтра  уходит  в  море  пароход  "Синий  тюлень".  На  нем...  эта...
экспедиция... Японское командование хочет послать офицера. Мы  обращались  к
поручику Сыротестову, но он сослался на вас. Требуется ваше разрешение.
   Японец снова улыбался и кланялся.
   "Откуда он узнал о "Тюлене"? И чего ради Сыротестов направил его ко  мне?
- недоуменно подумал полковник. - Впрочем, мне-то что? Бессмысленно скрывать
от японцев операции против партизан, тем более эту.  Она  ничего  никому  не
даст. В тех районах нужны совсем другие действия. Напрасная  трата  средств.
Партизан надо бить в местах более близких, в Анучинском гнезде, например. Но
что делать - экспедиция утверждена правительством". Однако  Курасов  отметил
про себя внимание Тадзимы и тех, кто стоял за ним, к экспедиции.
   - Я, собственно, не против. В таких делах мы  всегда  за  сотрудничество.
Поручик Сыротестов получит указание...
   Как  всегда,  Курасов,  столкнувшись  с  чем-то  неясным,  уже   не   мог
отмахнуться от него, пока не докапывался до  сути.  "Что  японцу  делать  на
"Синем тюлене"? - думал он. - Посмотреть, как  повесят  нескольких  красных?
Вряд ли. Может быть, их что-то интересует в Императорской  гавани?  Да  нет,
они и так чувствуют там себя довольно уверенно. Попробуем прощупать  степень
их заинтересованности".
   - Кстати, и у меня будет небольшая просьба, - сказал полковник, -  помочь
патронами нашим карателям. И еще: выдать из ваших  складов  теплое  белье  и
сапоги для солдат.
   Японец закивал и вынул записную книжку.
   - Хорошо, хорошо, я доложу. На пароходе всего шестьдесят солдат,  не  так
ли? Уверен, что ваша просьба будет выполнена. Мы благодарим вас, полковник.
   "Легко согласился, голубчик... Здесь что-то есть", -  размышлял  Курасов.
Оп тоже взялся за перо.
   - Фамилия вашего офицера?
   - Капитан Тадзима.
   - Вы сами? -  откровенно  удивился  полковник.  -  Что  ж,  мне  остается
пожелать успеха. Надеюсь, вернувшись, вы приготовите прекрасный доклад,  как
бороться с партизанами. - И подумал: "Тадзима не нуждается в развлекательной
морской поездке. Это хитрый лис".
   - Благодарю, благодарю. Сегодня, полковник, вы получите ответ. И на  вашу
просьбу, и об условиях передачи документов на лиц, которых вы так талантливо
обрисовали.
   Японец  распрощался.  Курасов  проводил  взглядом  его  быструю   фигуру,
мелькнувшую за окнами клуба, и, допив кофе, тоже стал собираться.
   "Посмотрю-ка я сам на этот "Синий тюлень", - решил полковник,  выходя  на
улицу. - Почему  это  мой  токийский  коллега  так  заинтригован  советскими
партизанами?"
   Пароход  стоял  у  пассажирского  причала,  как  раз  напротив  правления
Добровольного флота. Это было старое, но еще  крепкое  судно  со  скошенными
мачтами.
   Из пыльных и темных складов  грузчики  носили  к  борту  "Синего  тюленя"
тяжелые мешки не то с сахаром, не то с рисом. Мешки укладывали на стропы  из
манильской веревки. Когда груза подбиралось достаточно, строп уходил в трюм.
   Моросило. По небу плыли тяжелые, низкие облака. Трехцветный флаг на корме
парохода набряк и обвис.
   Потоком двигались  по  причалам  ломовые  извозчики.  На  телегах  разные
товары,  порой  самые  неожиданные:  унитазы,  мешки  с  мукой,   телефонные
аппараты, связки кожи, ящики консервов. Навстречу им шли повозки, пустые или
груженные тяжелыми бочками с рыбой. Железные ободы колес  оглушающе  гремели
по булыжной мостовой. В воздухе висела брань  извозчиков.  Цокот  лошадинных
подков. Истошные голоса виро-майнальщиков. Грохот лебедок...
   "Синий тюлень" стоял между двух  судов.  По  корме  приткнулся  небольшой
пассажирский пароход местной  линии,  а  с  другой  стороны  высились  борта
норвежского транспорта.
   Грузчики двигались  непрерывной  цепочкой.  У  каждого  на  голове  будто
капюшон - пустой мешок. Курасову рабочие казались все на одно лицо - серыми,
плоскими. Глаза  его  бездумно  скользили  по  запорошенным  амбарной  пылью
фигурам... Но кто это? Полковник поймал быстрый взгляд одного из грузчиков и
мгновенно насторожился.  Что-то  знакомое...  Это  был  человек,  с  которым
Курасов меньше всего ожидал сейчас встретиться.