что злой дух поглощает луну при лунном затмении, что
злой дух  налицо даже там, где они  замечают  дурной запах.  Но, обратно,  у
Гомера, когда кому-нибудь  выпадает,  благодаря случаю, неожиданно удача, то
говорится, что бог дал ее. Вера  в  дьявола  так  же прирождена человеку или
естественна, как и вера в бога, так что если допускать существование особого
чувства бога или органа бога, то придется допустить существование в человеке
и особого чувства дьявола или органа дьявола.
     До  самого  последнего  времени  и  в  самом  деле вера  в  обоих  была
неразрывна; еще в восемнадцатом веке тот, кто отрицал существование дьявола,
был таким же безбожником, как и тот, кто отрицал существование доброго или в
собственном смысле так  называемого бога. Тогдашние ученые защищали  веру  в
дьявола с  таким же остроумием, с каким современные ученые  защищают  веру в
бога. В восемнадцатом  веке  ученые, даже протестантские, так же высокомерно
обзывали глупостью  отрицание дьявола,  как  в настоящее  время они обзывают
глупостью  атеизм. Я отсылаю по этому поводу  к  подтверждающим  цитатам  из
философского лексикона Вальха, имеющимся в примечаниях к моему "Пьер Бейлю".
Только половинчатость и бесхарактерность современного рационализма сохранила
одну часть религиозной веры,  а другую ликвидировала,  разорвала связь между
верой в добрых  и  злых  духов  или  богов.  Если поэтому берут  под  защиту
религию, то есть веру в бога, на том основании, что она человечна, что почти
все люди верят в бога, что человеку необходимо мыслить  себе "свободную", то
есть   человеческую,    причину   природы,    то   нужно   быть    настолько
последовательным, настолько  честным, чтобы на том  же основании  брать  под
защиту  и  веру в дьявола  и  ведьм,  короче говоря, суеверия,  невежество и
глупость человека, ибо нет ничего более присущего человеку, нет ничего более
распространенного, чем глупость, нет ничего более естественного,  нет ничего
более врожденного человеку, чем невежество, незнание.
     Отрицательная  теоретическая  причина или, по крайней мере предпосылка,
всех богов есть невежество  человека, его неспособность вдуматься в природу;
и чем невежественнее, чем ограниченнее, чем некультурнее человек, тем больше
он  сливается  с  природой,  тем  меньше он может  отвлечься  от  себя. Так,
перуанцы,  видя  солнечное  затмение,  верили, что  солнце  за  какой-нибудь
совершенный  ими  проступок  сердится  на них. Они,  стало быть, верили, что
солнечное  затмение   есть  лишь  следствие   свободной  причины,  то   есть
недовольства,  дурного  расположения  духа.  Если   же  происходило   лунное
затмение, то они  считали  луну больной  и  были в  тревоге, что она  умрет,
упадет затем с неба, всех их убьет и вызовет конец мира. Когда же луна опять
начинала светить полным  светом, то  они радовались этому, как  признаку  ее
выздоровления. Так, человек, стоя на точке зрения религии, на точке  зрения,
в  которой имеются  все  корни  веры  в бога, приписывает  даже свои болезни
небесным  телам. Так,  индейцы на Ориноко считают даже солнце, луну и звезды
живыми существами.  Один из  них сказал однажды Сальватору  Гилии:  "Эти там
наверху - люди, как мы". Патагонцы верят,  что звезды - это бывшие  когда-то
индейцы,  и  что млечный  путь  -  это  поло,  на  котором  они охотятся  за
страусами;  гренландцы подобным  же образом верят, что солнце, луна и звезды
были их предками,  которые по особому случаю были перенесены на  небо; точно
также другие народы  верили, что звезды - это  жилища или даже  души великих
мертвецов,  которые перенесены на небо  за  их заслуги и  там  вечно сияют и
блестят.  Так, Светоний рассказывает, что  когда после смерти Цезаря на небе
появилась комета, римляне думали,  что эта звезда есть душа Цезаря. Может ли
человек  идти дальше  в  претенциозности своего  невежества,  в очеловечении
природы,  в  подчинении ее свободной  причине,  то  есть  человеческой  силе
воображения  и  произволу, чем  если  он  видит  в  звездах своих коллег или
предков  или  звездные  ордена, которыми люди украшаются после смерти за  их
заслуги? В наше время верующие в бога смеются над подобными представлениями,
но они не сознают того, что их вера в бога покоится  на той же точке зрения,
на том же основании. Разница лишь  та, что они  делают основой природы, или,
вернее,  заставляют из-за  спины  ее действовать не  человека во  плоти,  не
индивидуума,  как  я  раньше  указывал,  индивидуума,  как телесно отдельное
существо, но абстрактно  представленное существо  человека. Сравните с  тем,
что в  11 и 21 лекциях я  говорил о политеизме и монотеизме. Но, в сущности,
все равно, вывожу ли  я, как  патагонцы, явления неба из настроений  духа  и
решений  воли, солнечный  свет  -  из добродушия  и любезности  солнца,  его
затмение - из его злобности, его немилости к  человеку, или, как христианин,
верующий в бога, вывожу природу вообще из свободной причины или воли личного
существа, ибо только личное существо имеет волю.
     Там, где  вера в бога  еще  подлинная,  там, где  она поэтому  является
последовательной,   строго  согласованной   верой,   а   не   беспорядочной,
разорванной,  как  современная вера в  бога, там все  произвольно,  там  нет
физических законов,  нет власти природы, там  нагоняющие  на  человека страх
ужасные, причиняющие несчастья явления  природы выводятся из гнева бога или,
что то же, дьявола, противоположные же явления природы - из божьей благости.
Но  это выведение естественно необходимого  из свободной причины имеет  свое
теоретическое основание лишь  в невежестве  и в  силе  воображения человека.
Поэтому люди,  приобретя некоторые познания в обыкновенных явлениях природы,
усматривали  главным  образом  в необыкновенных  и неизвестных  им  явлениях
природы, то есть в явлениях человеческого невежества, следы и доказательства
произвольной или свободной причины. Так обстояло, например, дело с кометами.
Так как кометы редко появлялись, так  как  не  знали, к чему  их отнести, то
вплоть до начала восемнадцатого века люди и даже  ученая чернь видели  в них
произвольные  знамения, произвольные явления, которые бог производит на небе
для исправления и наказания людей. Рационализм  же, напротив того, отодвинул
произвольную свободную причину  к  началу мира; кроме того, он об®ясняет все
естественным  путем,  все  без  бога,  то  есть он  слишком  ленив,  слишком
беспорядочен,  слишком поверхностен,  чтобы восходить к началу, к  принципам
своих  естественных,  методов  об®яснения,  к принципам  своих  взглядов; он
слишком  ленив, чтобы подумать  над  тем,  является ли вопрос о начале  мира
разумным  или  детским  вопросом,   основывающимся   лишь  на  невежестве  и
ограниченности человека; он  не знает, как разумно ответить  на этот вопрос;
он  наполняет,   поэтому,  пустоту  в  своей  голове   измышленным  понятием
"свободной  причины". Но он  настолько непоследователен, что тотчас же вслед
за  тем  отказывается  от свободной  причины и  свободу  заменяет  природной
необходимостью, вместо  того,  чтобы  подобно  старой  вере  продолжить  эту
первичную свободу в непрерывную цепь  свобод, то есть произвольных действий,
или чудес.
     Лишь бессознательность, бесхарактерность, половинчатость могут сочетать
веру  в бога с природой и  естествознанием. Если я верю в бога, в "свободную
причину",  то  я должен также верить в то,  что воля  бога одна представляет
собой природную необходимость, - что вода не в силу своей природы, а по воле
божьей, увлажняет, что, поэтому, она в любой момент, если бог захочет, может
начать сжигать, приняв природу огня. Я верю в  бога - означает: я верю,  что
нет природы, нет необходимости. Или  надо отказаться от веры в  бога, или же
от физики, астрономии,  физиологии! Никто  не может служить двум господам. И
если  берут  под защиту веру в  бога, то пусть берут под защиту, как  я  уже
сказал, и  веру в дьявола, духов и ведьм. Эта вера неотделима от веры в бога
не только в силу своей одинаковой всеобщности, но и в силу  своих одинаковых
свойств и  своего происхождения. Бог есть дух природы, то есть олицетворение
того, как  природа  отражается  на духе человека,  или духовное  изображение
природы  человеком, которое,  однако, он мыслит себе отдельным от природы  и
самостоятельным существом. Так же точно  дух человека, который  бродит после
смерти, то есть привидение, не что иное, как образ умершего человека, образ,
который  остается  еще и  после смерти,  но  который  человек  олицетворяет,
представляя  его  себе  существом,  отличным  от  действительного,   живого,
телесного  существа  человека.  Кто поэтому признает единый  дух  или единое
привидение, великое привидение природы, тот пусть признает и другой  дух или
привидение человека.
     Однако я отклонился от моей настоящей задачи. Я хотел лишь сказать, что
если желают принимать существование у человека  особого  органа для религии,
то нужно прежде всего принять существование особого органа для суеверия, для
невежества  и  лености мысли в человеке. Но есть,  однако,  люди, которые  в
одном  отношении  рационалистичны,  являются  неверующими,  в  другом  же  -
суеверны, именно  потому,  что они не выяснили себе  известных вещей, потому
что некоторые,  часто  совсем  им  неизвестные, влияния и причины не дают им
выйти  за  пределы того  или  иного  пункта.  Если  пожелать  об®яснить  эти
противоречия  органически, то пришлось  бы поэтому  принять  два  совершенно
противоположных  органа или  чувства  в одном и том же  человеке.  Есть ведь
люди,  которые  на деле отрицают,  не признают,  высмеивают то,  что головой
своей они признают, и, наоборот, отрицают головой  то, что признают сердцем,
которые  боятся, например,  привидений, отрицая в  то же время существование
привидений, даже сердясь на самих себя и стыдясь того, что они ночью рубашку
принимают  за  духа,  за  привидение.  Если для  об®яснения  особого явления
пожелать тотчас же искать прибежища в особом чувстве или органе, то пришлось
бы у этих  людей принять существование  особого  органа для  священного мира
духов и для страха привидений, и другой орган для нечестивого отрицания мира
привидений. Нет, правда, ничего более удобного, чем выдумывать совсем особую
причину для  какого-нибудь  необычного явления;  но именно  это  удобство  и
должно возбудить  в  нас  подозрительность  относительно  подобных  способов
об®яснения.  Что  же касается  в особенности  религии, то  ничто не дает нам
права выводить  ее из  особого чувства, особой  способности  или органа, как
показало все наше предыдущее об®яснение.
     Для  явственного доказательства  я  апеллирую  к органам  чувств.  Ведь
только  на основании проявлений этого чувства, его действий, его обнаружений
при посредстве  органов  чувств можем мы что-нибудь познавать,  также в  том
числе  и религию. Самый важный, обнаруживающий больше  всего ее существо и в
то  же  время  самый  бросающийся  в  глаза  акт  религии  есть молитва  или
поклонение;
     ибо,  ведь,  поклонение  есть   молитва,  производящая  впечатление  на
чувства,   выражающаяся  в  чувственных  телодвижениях  и  знаках.  Если  мы
взглянем, поэтому, на различные способы  поклонения народов,  то найдем, что
религиозные чувства не отличаются от  чувств, которые  человек имеет и вне и
без религии  в настоящем  смысле этого слова.  У  Мейнерса, который по этому
поводу, как и по другим вопросам, собрал самые важные данные в своей работе,
мы  читаем: "самым  общим  естественным  выражением смирения  перед  высшими
существами, как перед неограниченными повелителями, было  падение перед ними
ниц на землю. Падение  на колени, хотя  и не столь обычно,  как падение ниц,
все  же  весьма  часто  встречается  у  самых  различных  народов.  Египтяне
коленопреклонением  почитали своих богов, как и своих царей и их  доверенных
лиц.  Евреи не смели так же, как и нынешние  магометане,  садиться во  время
молитвы, потому  что благопристойность  испокон века запрещала  на  Востоке,
чтобы подданные садились "в присутствии повелителей, клиенты - в присутствии
патронов, женщины, дети  и  рабы  -  в присутствии мужей, отцов и господ. На
древнем Востоке,  как  и  в древней  Греции и Италии, с  незапамятных времен
подданные выражали  свое  почтение  и преданность повелителям, рабы  - своим
господам, женщины и дети -  своим  мужьям и отцам тем, что  они целовали  им
руки или колени и края  одежд, или, наконец, ноги; что подчиненные делали по
отношению  к начальству, то делали люди по отношению  к богам. Они целовали,
стало  быть,  или руки, или колени, или ноги у изображений богов.  Свободные
греки и  римляне позволяли себе целовать  подбородок, даже уста божественных
статуй".
     Мы видим на этом примере, что люди не имеют других выражений почитания,
других  способов  выражения  своих  чувств  и  настроений   по  отношению  к
божественным  существам,  чем  по отношению  к  существам  человеческим, что
поэтому  настроения  и  чувства,  которые  человек  питает  по  отношению  к
религиозному предмету, к  богу, он  питает  и по  отношению к  нерелигиозным
предметам, что, следовательно, чувства религии не представляют собой чего-то
особенного, или  что нет специфического религиозного чувства. Человек падает
на  колени  перед  богами;   но  то  же  самое  он  делает  и  перед  своими
властителями, перед теми вообще, в чьих руках  его жизнь; он самым смиренным
образом молит  их о сострадании; короче говоря,  он проявляет к людям  то же
почитание,  что и  по отношению к богам. Так, римляне с тем же благоговением
или набожностью,  с какою они  почитали  богов и  отечество,  почитали своих
кровных  родных,  родителей.  Набожность,  благоговение  есть,  как  говорит
Цицерон, справедливость по отношению к богам, но  она  есть также, как он же
говорит в другом месте, и  справедливость по отношению  к родителям (24).  У
римлян  поэтому полагалось, как замечает Валерий Максим, то же наказание  за
оскорбление богов, как и  родителей. Но еще выше, чем достоинство родителей,
которые  почитались наравне с богами,  стояло,  как он  же замечает, величие
отечества, то есть  высшим  богом римлян был  Рим.  У  индусов в  числе пяти
великих религиозных церемоний или таинств, которые согласно законодательству
Ману  должен  отправлять  ежедневно  глава  семьи,  имеется таинство  людей,
таинство гостеприимства, почитание  и  уважение  гостей.  Но  в  особенности
Восток довел почитание государей до высшей  степени религиозного сервилизма.
Так, например, в Китае все подданные,  даже платящие  дань главы государств,
обязаны трижды  склонить колени перед  императором и  девять  раз  коснуться
головой  земли, а в известные дни месяца самые знатные мандарины  появляются
перед императором, и хотя бы он даже при этом сам не присутствовал, выражают
такое  же почтение пустому трону.  И  даже перед императорскими грамотами  и
указами полагается склоняться на колени и девять раз касаться земли головой.
Японцы считают своего императора  стоящим настолько высоко,  что "даже особы
первого класса могут  наслаждаться лишь счастьем лицезреть  ноги императора,
не смея в то же время бросать взоры  выше". Именно потому,  что  человек,  и
особенно  восточный человек, испытывает  по  отношению  к  своему  правителю
величайшее почтение,  на какое  лишь  способен человек, именно  поэтому  его
фантазия  и  сделала  правителей богами, разукрасив  их  всеми  свойствами и
титулами божества. Общеизвестны гиперболические титулы султанов  и китайских
императоров. Но даже маленькие ост-индские князьки называются "царями царей,
братьями солнца, луны и звезд, господами прилива и отлива океана". У египтян
также звание царей отождествлялось с божеством, и даже в  такой степени, что
царь Рамзес изображался поклоняющимся самому себе, как богу.
     Христиане  унаследовали от  восточных народов как религию,  так  и  это
обожествление   государей.  Свойства  или  титулы  божества,  которые  имели
языческие императоры, были и титулами первых христианских императоров. Еще и
посейчас  христиане  так  смиренно  высказываются  о  своих  правителях, так
раболепно,  как можно  высказываться только  о боге. Еще и  сейчас титулы их
государей такие же  фантастические гиперболы и преувеличения, как те титулы,
которыми сыздавна  религиозная лесть пыталась прославить богов. Еще и сейчас
различия, существующие между  божественной  и  государевой  властью  -  лишь
дипломатические различия ранга, но не различия по существу. В том-то и дело,
что  нет особого религиозного  чувства,  особой  религиозной  способности и,
следовательно,  особенного  религиозного   предмета   -  предмета,   который
исключительно и  один претендовал бы  на  религиозное  почитание,  а  потому
поклонение богам и идолам, религия и суеверие происходят в конечном счете из
общего корня в существе человека.

        ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ ЛЕКЦИЯ.
     Поклонение идолами поклонение богу, сказал я в конце предыдущей лекции,
имеют  общие корни  в естественном  существе человека. Нет  никакого особого
органа  ни  для  того,  ни  для  другого.  И  если  бы  пожелали  утверждать
существование  такового  для  религии,  то  пришлось  бы  с  тем  же  правом
отстаивать  подобный  орган  и для  суеверия вообще. Но откуда же происходит
различие  между   идолопоклонством   и  поклонением   богу?   Это   различие
основывается исключительно  на  том,  что  чувства  и  выражения  почитания,
которые должны быть достоянием исключительно одного  предмета, почитающегося
"священным", могут быть также обращены и к другому предмету, будь то предмет
естественный, чувственный  или духовный. Религия,  которая  высказывается  в
публичных  исповеданиях, в  определенных богослужебных  формах,  говорю  я в
"Сущности христианства",  есть публичное исповедание любви. Любимую женщину,
проявляющую величайшую власть  над мужчиной, женщину,  которая в  его глазах
есть  прекраснейшее  и  совершеннейшее  существо,  которая  именно   поэтому
вызывает в  нем  чувство зависимости,  чувство, что он без нее не может жить
или, во  всяком  случае, не может быть  счастливым,  эту женщину избирает он
предметом  своей любви и, по крайней мере  пока он ею  не обладает, пока она
остается лишь  предметом его желаний и воображения, делает предметом также и
величайшего почитания, - предметом, которому он приносит такие  же  жертвы и
славословия, как религиозный человек своему богу. С религией - и любовь есть
религия - обстоит  точно так же.  Религия  почитает дерево, но не всякое без
различия, а самое большое, высокое; не  просто реку, по самую могучую, самую
благодетельную, как, например,  египтяне  -  Нил,  жители Индии  - Ганг;  не
каждый источник, но лишь источник, выделяющийся  своими особыми  свойствами:
германцы,  например,  почитали  в  особенности  соляные  источники;  религия
почитает не светящиеся небесные тела вообще, а наиболее выдающиеся - солнце,
луну,  планеты   или   другие  выделяющиеся  звезды.  Или  религия  почитает
человеческое  существо,  но  не  в  каждом,  однако,  лице,  а лишь  в  лицо
прекрасного   человека,   -   так,   например,  греки  обожествляли  Филиппа
Кротонского, хотя он и напал на их землю, потому что он был прекраснейший из
мужей; или в лице своего деспота,  как  восточные народы,  или в лице героя,
имеющего  заслуги  перед  отечеством,  как греки  и  римляне;  или  существо
человека  вообще, дух,  разум, потому что они  считают  его самым  чудесным,
прекрасным,  наивысшим. Но как  любовь, почет,  которые я  выказываю  данной
женщине,  я  могу  выказывать  и  другой  женщине,  точно  так же  и  почет,
выказываемый  мной данному дереву,  я могу оказывать  и  другому:  германцы,
например, почитали дуб, а  славяне - липу; так могу я и почитание, которое я
оказываю  отвлеченному существу человека, духу, оказывать  и действительному
индивидуальному  человеческому   существу;  почитание,  которое