и теологии. Почему  люди не одинаковы, почему
у них различные лица? - спрашивает один старый теолог и отвечает на это: для
того,  чтобы их можно было отличить друг от друга, для того, чтобы их друг с
другом не смешивать,  для этого дал им бог различные лица. Мы видим  в  этом
об®яснении  прекраснейший  пример  сущности  телеологии.  Человек,  с  одной
стороны,  из  невежества,  с  другой  -  из  эгоистического  стремления  все
об®яснять по  себе, все мыслить по своему образцу, превращает непроизвольное
в  произвольное, естественное - в намеренное, необходимое - в свободное. Что
человек отличается от других людей, есть необходимое, естественное следствие
его индивидуальности и его существования; ибо если бы он  не был отличен, он
не был бы и особым,  самостоятельным, индивидуальным существом, и если бы он
не был  отдельным существом, индивидуумом, то он бы не существовал. Нет двух
листьев на одном  и  том  же  дереве,  говорит Лейбниц,  которые  бы  вполне
походили друг на  друга,  и он вполне  прав;  лишь  бесконечное, необозримое
разнообразие  есть  принцип  жизни;  одинаковость  уничтожает  необходимость
существования;  если  меня  нельзя  отличить  от  других,  то   безразлично,
существую я  или не существую;  другие заменяют меня; короче  говоря/ я есмь
потому,  что  я   отличен;  и  я  отличен   потому,   что   я  есмь.  Уже  в
непроницаемости,  в том,  что то место, которое  я занимаю, никто  другой не
может занимать, что я всех исключаю из своего  места, в этом заключается моя
самостоятельность,  то что отличает меня от других. Короче говоря, у каждого
человека свое  собственное лицо, потому что у него своя  собственная  жизнь,
свое  существо. Но  то же,  что применимо  к данному  случаю, применимо и  к
бесчисленному количеству других, об®ясняемых человеком телеологически, с тою
только разницей, что поверхностность, невежество и смехотворность телеологии
в  других  случаях  не так явственна,  очевидна,  как  в данном  примере,  к
которому, впрочем, можно было бы присоединить еще много других.
     Я только что сказал, что я те  явления природы, которые теист об®ясняет
телеологически,  отнюдь  не хочу  считать об®ясненными  вышесказанным. Я иду
дальше и утверждаю, что если бы даже многие  явления природы и могли бы быть
об®яснимы только телеологически,  то отсюда бы еще далеко не  следовали  все
выводы  теологии.  Я  допускаю, стало быть,  вместе  с телеологами, что глаз
может быть об®яснен только при помощи существа, которое при формировании или
создании глаза задавалось целью, чтобы глаз  видел, что, следовательно, глаз
видит  не  потому,  что  он организован  таким,  каков  он есть,  а  что  он
организован для  того,  чтобы он видел. Я делаю в  этом, стало быть, уступку
телеологам,  но  я  отрицаю,  что  отсюда  вытекает  наличность существа,  к
которому подходит  имя  бога, отрицаю, что мы тем самым выходим  из пределов
природы.  Цели  и средства  в  природе всегда  лишь естественные,  каким  же
образом могли  бы  они отсылать  к существу сверх и  внеестественному? Вы не
можете  об®яснить себе  мира без того, чтобы  не  принять  личного духовного
существа за его  творца, но я вас  все же прощу, будьте  любезны,  об®ясните
мне, как из бога может произойти мир, каким образом дух, каким образом мысль
- действия  же духа суть прежде всего только мысли - может сотворить плоть и
кровь? Я вместе с вами охотно допускаю, что цель, как цель, что цель, как вы
ее себе представляете в  вашей  голове независимо  от содержания,  предмета,
материи цели, указует на бога, на некий дух, но я утверждаю,  что эта цель и
ее автор,  существо, цели ставящее и осуществляющее, так  же живут только  в
вашей  голове,  как  первопричина теизма  есть  лишь  олицетворенное понятие
причины, существо бога - лишь сущность чувственных существ, освобожденная от
всех  особых  предназначений, бытие  бога  - лишь родовое понятие бытия. Ибо
цели столь же различны, столь же  материальны, как и орудия  этих целей; как
же вы можете,  как же, стало  быть, вы хотите  отделить цели от  орудий? Как
отделить, например, цель глаза, зрение, от склеры, от сетчатой  оболочки, от
сосудистой  оболочки, от  водянистой влаги,  от стекловидного тела и  других
необходимых для зрения тел? Но если вы не в состоянии отделить цель глаза от
его материальных средств и органов, то как же вы хотите то существо, которое
создало  цель  глаза,  отделить  и  отличить  от  существа,  создавшего  эти
многообразные,  целям  содействующие, материальные части.  Может ли, однако,
существо  не  материальное,  не  телесное  быть  причиной целей,  являющихся
следствием материальных, телесных средств или органов?  Как можно  от целей,
зависящих только от материальных, телесных  условий и  средств,  заключать к
нематериальному,  бестелесному  существу как причине? Ведь существо, которое
осуществляет  свои   цели  только   при  помощи  материальных   средств,  по
необходимости  само  только  материальное существо. Каким же  образом, стало
быть, являются, могут явиться творения природы доказательствами и творениями
бога?  Бог  есть,  как   мы  еще  дальше   увидим,  опредмеченное   существо
человеческого  воображения,  сделавшееся  самостоятельным,  бог  располагает
всеми  чудесами воображения; бог  все  может;  он  ничем  не  связан,  как и
фантазия, как  и желание человека;  он может из камней делать людей; он даже
из ничего творит мир.
     И так  как бог творит только чудеса, то и сам он в  своем существе есть
чудо. Бог  видит без глаз, слышит без ушей,  думает без  головы,  творит без
орудий,  короче говоря,  он есть все и делает все,  не употребляя  и не имея
нужных  для этого  делания  средств и органов. Но природа слышит только  при
помощи ушей, видит только при помощи глаз;
     как же  можно, стало быть, выводить природу из  бога, как орган слуха -
из  существа,  которое  слышит  без ушей,  как  условия и  законы природы, с
которыми связаны все ее явления  и действия,-из существа, которое не связано
ни  с какими  условиями  и законами?  Короче  говоря,  творения бога  только
чудеса, но не действия природы. Природа не  всемогуща; она не все может; она
может  только то, к  чему есть условия;  природа, земля,  например, не может
произвести зимой на деревьях цветение и дать плоды;
     ибо не хватает нужной для  этого теплоты; но богу это сделать ничего не
стоит. "Бог, - говорит  Лютер, - может и кожу кармана превратить в золото, и
из  пыли  сделать  сплошь  зерно, и воздух обратить в погреб,  полный вина".
Природа  не  может создать  человека,  если нет  налицо  двух  различных, но
равноправных организмов, мужского и женского, действующих  совместно; но бог
из чрева девы без содействия мужчины творит человека. "Может  ли для господа
быть  что-либо  невозможно?"  Короче говоря, природа - республика, результат
существ или сил, взаимно друг  в друге нуждающихся и производящих, совместно
действующих,  по  равноправных.  Весь животный организм -  мы этим  примером
характеризуем всю  природу -  может быть сведен к нервам  и  крови. Но  нерв
ничто без крови, кровь ничто без нерва; в природе именно поэтому неизвестно,
кто  повар, кто  официант,  ибо все одинаково  важно, одинаково существенно;
здесь нет привилегий;
     самое  простое так же важно, так же необходимо, как и высшее; пусть мои
глазные нервы превосходно  организованы, но  если не хватает  той или другой
жидкости, той или другой оболочки, мой глаз все-таки не может видеть. Именно
потому, что  организм есть республиканское общежитие, происшедшее  только из
взаимодействия равноправных существ, происходит материальный  вред,  борьба,
болезнь, смерть; но причина смерти есть и причина жизни, причина  зла есть и
причина блага.
     Бог, наоборот, монарх и притом  абсолютный,  неограниченный самодержец,
он делает и может,  что хочет, он "стоит  над законом", но свои произвольные
заповеди он делает законами для своих подданных, как бы они ни противоречили
их потребностям.  Как  в  республике господствуют  лишь  законы,  выражающие
собственную  волю  народа,  так  и  в  природе  господствуют   лишь  законы,
соответствующие  собственному  существу  природы.   Так,  существует   закон
природы,  имеющий  силу,  по крайней  мере для  более высоко  организованных
животных,  что  рождение  детей  и  размножение  зависит  от существования и
совместного действия двух в половом отношении различных индивидуумов, но это
закон  не деспотический; для  существа высших организмов характерно то,  что
различие   в   половом   отношении   приводит   к   формированию   различных
самостоятельных  индивидуумов, что  они, следовательно,  появляются на  свет
более  трудным и  опосредствованным образом, чем  низшие организмы,  которые
размножаются,  как, например, полипы,  простым  делением. И если для  закона
природы мы  и не можем указать основания, то все же аналогия обязывает нас к
вере  или;  скорее,  к  уверенности в том,  что  существует  соответствующее
естественное  основание.  Но  бог  предоставляет деве  привилегию произвести
человека без мужа, приказывает огню, чтобы он  не жег, чтобы он  действовал,
как  вода, и воде, чтобы она действовала, как  огонь, чтобы она, стало быть,
оказывала такое действие, которое противоречит ее природе, ее существу,  как
веления деспота  противоречат  существу его  подданных.  Короче говоря,  бог
навязывает природе свою волю, он правит абсолютно  произвольно,  как деспот,
ожидает от людей самого неестественного. Так, например, император  Фридрих 2
в  своем  законе об еретиках предписывал:  "Так  как оскорбление величества,
направленное против бога, более велико, чем направленное против людей, и так
как бог взыскивает за грехи отцов с детей, то дети еретиков должны считаться
неспособными занимать какие бы то ни  было общественные должности и почетные
места,  за исключением, однако, тех из  детей  еретиков,  которые донесли на
своего отца". Есть ли еще более противоречащее природе человека исключение и
предписание,   чем  это?   Вильгельм   Завоеватель   в  числе  своих  прочих
тиранических  законов  издал  предписание,  чтобы  в  городах  все  общества
расходились  и  огонь  и свет были погашены, как только  в  7  часов  вечера
прозвучат вечерние колокола. Может ли быть более недостойное человека, более
неестественное ограничение человеческой свободы, чем  это? Впрочем, подобные
же предписания мы пережили еще немного лет тому назад в  наших монархических
государствах.  Томас  Пэн  рассказывает,  что  некогда  один  брауншвейгский
солдат, взятый в  плен во время  войны за  независимость  североамериканцев,
сказал ему:  "Ах, Америка - прекрасная, свободная  страна!  Она стоит  того,
чтобы народ за нее сражался; я понимаю это различие, ибо я знаю свою страну.
Когда в моей стране  государь  говорит:  ешьте  солому, мы едим  солому!" Но
может ли быть  приказание,  предписывающее человеку большее, более противо и
сверх®естественное  самоотречение, чем приказание  есть солому!  Не есть ли,
следовательно,   единоличный,   монархический,  по  крайней  мере  абсолютно
монархический, режим - режим чудес как в политике, так и в природе?
     Как согласуется, однако,  этот режим с существом природы? Где найдем мы
в природе,  где  все естественно, все происходящее  согласуется с  существом
естественных  вещей, где  найдем мы следы режима  чудес?  Желать  вывести из
природы  бога, то есть сверх®естественное чудодейственное  существо,  так же
неразумно,  так  же  свидетельствует о  незнакомстве не только  с  существом
природы, но и с  существом  бога, как если бы я из республики или, беря уже,
из главы республиканского государства, президента республики захотел создать
государя, короля  или императора, доказать, что и он также монарх, правитель
соответственно смыслу наших государств, и что поэтому ни одно государство не
может  обойтись  без  государя. Президент вышел из  крови  народа;  он одной
сущности,  одной породы с народом, он лишь  олицетворенная народная воля, он
не может  того,  чего  он  хочет,  он выполняет  лишь  законы, установленные
народом.  Государь же есть существо, от народа особое  или, вернее, отличное
по  своему  роду,  как  бог  отличен  от  мира;  он  -  монаршей  крови;  он
господствует над  народом не как олицетворенная воля народа, он господствует
над народом как существо особое, стоящее вне народа,  как бог  над природой,
как  особое,  сверх®естественное  существо:  именно  поэтому  действия обоих
являются  только  произвольными  велениями  силы,  чудесами,  знамениями.  В
природе  же,  как уже  сказано, республиканский  режим. Человеческая  голова
есть,  правда, президент  моего тела, но никоим образом не абсолютный монарх
или правитель божией милостью, ибо голова есть  такое же существо из плоти и
крови,  как  желудок,  сердце;  она сделана из  той  же  массы,  из того  же
органического  основного вещества, из которого сделаны и прочие органы; она,
правда, стоит над другими органами; она "глава" (caput), первое существо; но
не существо иное, чем они,  по роду, по происхождению; она  не имеет поэтому
деспотической власти; она приказывает  другим  органам лишь такие  действия,
которые  отвечают  их существу;  именно поэтому она  не безответственна, она
наказуется,  лишается  своей  власти,  когда  вздумает  разыгрывать из  себя
государя  и  требовать  от желудка, от сердца или еще от какого-либо  органа
того, что  противоречит  их  природе. Короче говоря,  как  в республике,  по
крайней мере демократической, которую одну  мы здесь имеем в виду, управляют
лишь народные существа, а не государь, так и в природе управляют не боги,  а
только  естественные  силы,  естественные  законы, естественные  элементы  и
существа. И потому, скажем мы, возвращаясь к прежнему примеру, так же нелепо
выводить  бога из существа, господствующего над природой, как было бы нелепо
и  свидетельствовало бы  о  недостатке  разума  и  способности  суждения  из
президента республики вылущивать государя или монарха.

        ШЕСТНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ.
     Вера или представление того, что бог есть  творец, хранитель, правитель
мира, - представление, которое человек заимствовал из себя, из политического
строя и перенес на природу, - основывается на незнакомстве с природой;
     оно  ведет  поэтому свое  происхождение от детских времен человечества,
хотя  бы оно и  сохранилось  вплоть до  сегодняшнего  дня, и  оно  лишь  там
уместно,  лишь там оно является, по крайней мере  суб®ективно, правдой,  где
человек при своем религиозном простодушии и невежестве приписывает  богу все
явления,  все  действия природы.  "Было  естественно,  - говорит современный
теолог-рационалист  Бретшнейдер в  своей работе  "Религиозное  учение о вере
согласно  разуму  и откровению для  мыслящих  читателей" -  что в древнейшие
времена благочестивое:
     чувство рассматривало  все  или большую  часть  природных изменении как
непосредственные действия богов или бога. Дело в  том, что  чем меньше знали
природу  и  ее  законы,  тем решительнее  должны  были  для  этих  изменений
подыскивать сверх®естественные причины и - следовательно- искать волю богов.
Так,  у греков Юпитер  был тем, кто посылал грозу,  метал  молнии направо  и
налево. Благочестивое чувство еврейского народа так же  относило  все пли во
всяком случае большую часть к богу как к непосредственной причине.  Согласно
Ветхому завету, Иегова дает взойти семени, оберегает жатву, доставляет хлеб,
масло,  вино, посылает  урожайные и неурожайные годы,  болезни  и  эпидемии;
побуждает  чужеземные  народы к  войнам,  добрых  награждает  долгой жизнью,
богатством,  здоровьем  и другими благами, злых наказывает  болезнью, ранней
смертью  и так далее; выводит на  небо Солнце, Луну и звезды  и руководит по
своему желанию всей природой, как и судьбами народов и отдельных людей".
     Мы должны, однако, тотчас  же заметить этому рационалисту, что этот род
представления основан на сущности религии, что лишь там вера в бога является
еще  истинной,  живой,  где  все  об®ясняется  только  теологически,  а'  не
физически.  Мы  находим  поэтому  такое представление  не  только у  древних
народов,  по и  у древних  христиан,  да  и вообще у благочестивых христиан,
сохранивших  древние, то есть истинные, представления религии и веры в бога,
у  благочестивых  христиан,  у  которых культура ума еще  не  победила  и не
разрушила религиозных представлений, и это служит явственным доказательством
того, что это представление истинно религиозно. Мы встречаемся поэтому с ней
и у наших  реформаторов.  Различие  между обычным ходом  вещей  в природе  и
чудом,  по их  мнению, заключается  лишь  в  том,  что,  когда  бывает чудо,
действие бога бросается в глаза, между тем  как обычный ход вещей в  природе
имеет своей предпосылкой такое  же чудесное действие бога,  но только в силу
своей обычности  он  не  является таким чудом в глазах толпы.  Все  действия
природы, по их  мнению, - действия  бога;  различие между  чудом и действием
природы, с  их точки  зрения,  лишь то, что  в одном  случае бог действует в
противоречии с природой,  в  другом  же -  в согласии,  по крайней мере с ее
проявлениями. "Не хлеб, - говорит Лютер, - а слово божие питает  тело, точно
так же естественно,  как оно творит и сохраняет все вещи. Если есть хлеб, то
бог  питает хлебом и под видом хлеба так,  чтобы этого не видели и полагали,
что это делает хлеб. Там  же, где  его не имеется,  там он питает без помощи
хлеба одним лишь словом так же, как он это делает под видом хлеба. Вообще же
все  создания -  маски  и переодевания  бога ("бессильные тени бога", -  как
выражается Лютер в другом месте),  которые он хочет заставить  действовать с
ним и помогать ему творить всяческое, что, однако, он может сделать и без их
содействия, да и на  самом деле делает". Так же  говорит и  Кальвин  в своем
"Учреждении христианской  религии";  так, например: "божественное провидение
предстает  перед  нами  далеко  не  всегда  в  обнаженном  виде, часто  оно,
наоборот, облекается в форму естественных  средств, оно  часто помогает  нам
при помощи отдельного человека или неразумной твари, оно помогает нам также,
не  прибегая к естественному  средству или даже  в противоречии с природой",
следовательно,  очевидно,  чудесным  путем,  то  есть  другими  словами: все
действия  природы являются, собственно говоря,  только действиями  бога, все
вещи  - лишь  инструменты, орудия бога и притом инструменты безразличные, не
инструменты, подобные инструментам природы, которая видит  только при помощи
глаза, но не уха, не  носа, но инструменты,  с которыми бог по желанию, лишь
силою своей воли, сочетал те или другие действия, действия, которые он может
поэтому произвести и без помощи этих  инструментов.  "Бог  мог бы, - говорит
Лютер в одной из проповедей, - производить детей без помощи отца и матери...
Но он создал людей для этого и производит на свет и вскармливает детей через
посредство родителей, отца и матери. Он мог бы произвести и день без солнца,
подобно тому, как первые три дня творения были день и ночь,  а между  тем не
было тогда еще создано ни солнца, ни луны, ни звезд. Подобное бог мог бы еще
сотворить...  если  бы  этого  захотел;  но  он  этого  не  хочет   делать".
Разумеется, странное ограничение, странное "но", которое значит,  что он  не
хочет делать того, что он может делать.
     По этим изречениям древних, истинно верующих в бога,  мы  можем судить,
как мало  физика или физиология  согласуются  с теологией, до  какой степени
даже те  явления, которые рационалистический теист рассматривает как  цели и
приводит  в качестве доказательств  существования  бога, плохо выводятся  из
бога. Между  таким органом, как глаз, или средством видения, и целью  глаза,
актом видения, существует в природе необходимая связь;
     в  самой организации, в  природе  глаза заложена  та  особенность,  что
только глаз,  а не какая другая часть