натурализм.  Ибо  что  такое  бог,  который
поступает лишь  сообразно законам природы, чьи  действия суть  лишь действия
природные? Он лишь бог по имени, по содержанию же не отличается  от природы;
он  бог,  противоречащий понятию бога; ибо  только  бог, неограниченный,  не
связанный  никакими  законами,  творящий  чудеса,  спасающий  человека -  по
крайней мере, соответственно его  вере, его воображению  - из всех бед, есть
бог. Но  бог,  который, например, помогает в болезнях  лишь через посредство
врачей и лекарств, есть  бог, который  не более помогает и может помочь, чем
врачи и лекарства; это совершенно излишний, ненужный бог, бог, имея которого
я ничего не выигрываю,  по сравнению с тем,  что я имел бы  и без него через
посредство  одной лишь природы, и при  потере которого я, стало быть, ничего
не теряю. Одно из двух:
     либо абсолютная монархия,  либо никакой; либо абсолютный бог, каким был
бог  древней  веры,  или полное отрицание бога.  Бог,  повинующийся  законам
природы,  приспособляющийся  к  движению  мира,  каким  является  бог  наших
конституционалистов и рационалистов, - есть нелепость (16).

        СЕМНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ.
     К  содержанию  последних   лекций  мне  надо  прибавить  еще  несколько
дополнительных пояснений и замечаний. Человек отправляется от ближайшего, от
настоящего, и заключает отсюда к более отдаленному;  это делает атеист,  это
делает  и теист. Различие  между атеизмом,  или  натурализмом,  вообще между
учением,  которое выводит природу из  нее  самой,  то есть  из естественного
принципа,  и  теизмом,  или  учением,  производящим  природу  от инородного,
постороннего, от природы отличного существа, состоит лишь  в том,  что теист
отправляется  от   человека  и  отсюда  уже  переходит  к  природе,   к  ней
умозаключает, атеист же, или натуралист, исходит от  природы и уже только от
нее  приходит   к   человеку.  Атеист  идет  естественным  путем,  теист   -
неестественным.  Атеист  искусству предпосылает  природу, теист  же  природе
предпосылает искусство; он выводит природу из искусства бога или, что то же,
из божественного искусства; атеист предоставляет концу следовать за началом;
он  делает первым то, что согласно природе является  более  ранним, теист же
делает конец  началом,  более  позднее первым,  короче говоря, он  делает не
естественное,   бессознательное,   действующее   существо   природы   первым
существом,   а  существо  сознательное,   человеческое,  искусственное;   он
совершает  поэтому ту, мною уже подвергавшуюся порицанию, ошибку, что вместо
того,  чтобы  производить  сознательное от  бессознательного,  он производит
бессознательное  от сознания.  Теист,  как  мы  уже  видели  при  обсуждении
телеологического доказательства, от того, что он смотрит на природу, на мир,
как  на жилище, на часы  или  на другое какое-либо механическое произведение
искусства, умозаключает отсюда к  мастеру или художнику,  как их творцу. Он,
стало  быть,  делает  искусство  оригиналом  природы,  по  образцу  творений
человеческих  мыслит  он  себе творения природы; отсюда-то проистекает и тот
вывод,  что причина,  их  производящая, есть  существо  индивидуальное,  как
человек есть делатель, творец.
     Это  заключение,  или доказательство,  есть то, которое,  как  уже было
упомянуто, наиболее убедительно действует на людей, по крайней мере, стоящих
на  известной  ступени развития,  поэтому при  его  посредстве  миссионеры и
утверждают веру в бога  у некультурных народов,  а  христианские  учителя  и
родители  -  у детей.  Но это  доказательство рассматривается  не только как
наиболее  убедительное, наиболее усвояемое,  но и как наиболее безошибочное,
как такое, которое без всякого сомнения является ручательством существования
бога. Уже маленьким детям,  говорят верующие, бог  внушил этот  вопрос;  кто
создал  звезды,  цветы?  чтобы  обратить  их  внимание  на  свое  бытие.  Но
спрашивается, возник ли у  детей этот вопрос  сам собой или он был внушен им
родителями?  Есть во всяком  случае много народов  и бесчисленное  множество
людей, которые спрашивают не о том, откуда они произошли, а о том, откуда мы
получаем  пищу, чем  мы живем? Так,  гренландцев  можно  было сколько угодно
спрашивать о происхождении неба  и земли, - иного ответа они  не давали, как
тот, что небо и земля  возникли сами собой, или что они, гренландцы, об этом
нисколько не думают, им бы иметь только вдоволь рыбы и тюленей. Так и жители
Калифорнии не имели "ни малейшего представления о творце природы. На вопрос,
думали  ли  они когда-нибудь о  том,  кто  создал солнце, луну  или то,  что
является для них  наиболее ценным, -  питахахии, они  отвечали  - вара, нет"
(Циммерман: "Записная книжка путешествий"). Но даже если отвлечься от этого,
если  и в  самом деле  вопрос  этот  возник  на собственной  почве  детского
сознания,  то  все  же он имеет безусловно наивное,  детское или  ребяческое
значение,    значение,   из   которого   никаким   образом   нельзя   делать
христианско-теологических выводов.  Ребенок спрашивает, кто  сделал  звезды,
потому что он не  знает,  что такое  звезды, потому что он не отличает их от
свечей, которые  горят в  комнате его родителей и  которые отлил мыловар; он
спрашивает-кто  сделал цветы? - потому что он  не отличает  цветов от других
пестрых  и цветных вещей,  которые  он видел вокруг себя  и  которые сделаны
человеческими руками. И если далее  ответ: господь бог это сделал - ив самом
деле удовлетворяет детское сознание, то отсюда еще отнюдь не следует, что он
соответствует истине: он так же мало соответствует  истине, как  и ответ  на
вопрос  детей  о том, кто  принес  рождественские  подарки,  что  принес  их
младенец Христос, или ответ на  вопрос детей о происхождении их сестрицы или
братца, что их  выудили из прекрасного и глубокого колодца, хотя  ответ этот
детей и удовлетворяет.
     Но как  же отвечать,  удовлетворяя любопытство детей? Пока дети  -  еще
настоящие дети, пока этот вопрос является еще детским, до тех пор необходимо
давать  и детский ответ; ибо ответа, соответствующего истине, они все  равно
не поймут; если же этого не хотят делать, то нужно детям  ответить, что  они
это  узнают лишь тогда, когда станут побольше  и немного подучатся. Но когда
дети становятся больше, когда они входят в разум настолько, что уже более не
поверят, что дети  достаются  из колодца, тогда им нужно  совершенно так же,
как это практикуется со старыми детьми, делающими господа бога причиной всех
вещей, дать понятие, представление о природе. Нужно отправляться при этом не
от  человека или если и от  человека, то  не  от того,  что человек создал и
создание чего предполагает уже всегда наличность природы, не от человека как
художника, артиста или ремесленника, а от человека как от  существа природы.
Нужно  ребенка,  как  и  необразованного  человека,  убедить прежде всего  в
существовании  различия  между  искусством  и  жизнью;  некультурные  народы
принимают    произведения   искусств    за   живые   существа,   теистически
культивированные народы принимают, наоборот,  живые существа за произведения
искусства, мир - за  машину;  им нужно  на  примерах  показать, чем  корабль
отличается от рыбы,  кукла - от человека,  часовой механизм от животного или
живого  идущего  механизма. Затем  надо  перейти к вопросу о  происхождении;
посмотрите: ведь  растения происходят  из  зародыша,  животное  -  из  яйца,
следовательно, растение  из  растительной, животное -  из  животной материи,
которая,  однако,  еще не  есть  животное. Когда  мы,  наконец,  подвинулись
настолько  далеко,  что  показали людям наглядно происхождение, рождение  на
свет  животных и растений, то мы можем заставить их умозаключить уже к более
отдаленным  вещам, уложить им  в  головы  и  сделать  понятным  на основании
очевидных фактов, что и первые растения и животные не сделаны, не созданы, а
произошли из  естественных веществ и в силу естественных причин, что  вообще
все  существа и тела мира произошли не от существа, не принадлежащего к миру
или находящегося вне  его,  а от существа мирского,  естественного.  Если бы
они,  однако,  нашли  это непонятным  и  невероятным,  то им нужно  было  бы
возразить,  что если  бы  человек  не  знал  по  опыту, что дети  происходят
естественным путем, то он считал бы это происхождение столь же невероятным и
поэтому  не  сомневался  бы в том,  что господь бог  делает  детей, что дети
непосредственно происходят от бога.
     И  в самом деле, произведение  на свет  человека, то есть происхождение
человека от человека, об®являлось бы столь же необ®яснимым и непонятным, как
и  первое происхождение  человека из природы,  и поэтому  как в том, так и в
другом  случае происходило  обращение  к  помощи  бога.  Однако  понятен или
непонятен  процесс произведения  на свет человека, все равно,  это - процесс
естественный, и  даже  он  является естественным процессом  не  вопреки этой
непонятности, а  как раз благодаря ей, ибо для  человека, который все меряет
на  свой  образец,  который  не  имеет понимания,  разумения  природы, самое
естественное есть  и  самое непонятное. Ведь даже человек человеку, щедрый -
скупцу,   нерасчетливый   -    благоразумному,   гениальный    -   филистеру
представляется  чем-то  непонятным; во сколько же  раз  непонятнее  природа!
Каждый понимает лишь то,  что ему подобно, что ему родственно.  Но как  тому
или другому человеку непонятный человек есть все  же человек, так же точно и
природа,  которую  мы  не  понимаем,   потому  что  она   противоречит   тем
ограниченным понятиям,  которые  мы о  ней составили,  есть, тем  не  менее,
природа,  не что-либо сверх®естественное. Сверх®естественное существует лишь
в  фантазии,  или  есть  та  природа,  которая  выходит  за  пределы   наших
ограниченных понятий, нами, о ней составленных. Как неумно поэтому делать из
этих  непонятных  явлений в  природе теологические  выводы  или пытаться  их
разрешить при помощи теологии! Физики и физиологи еще и в настоящее время не
в состоянии об®яснить  массы  явлений органической и неорганической природы.
Но  следует  ли  из  этого, что  эти  явления  не  имеют своих физических  и
физиологических причин, как их имеют  другие явления, которые мы в состоянии
об®яснить?  Или часть природы имеет  физический  характер,  а другая часть -
сверхфизический? Не  есть ли, наоборот, природа  единая,  вся сплошь единая,
всюду природа?
     А  теперь  обратимся  ко  второму  замечанию. Главная  причина, в  силу
которой человек выводит мир из бога, из духа, есть та, что он не в состоянии
об®яснить свои  дух при  помощи мира, или природы.  Откуда же произошел дух?
восклицают  теисты, возражая атеистам:  дух ведь может  произойти  только от
духа. Эта трудность выведения  духа  из  природы  происходит, однако, только
оттого, что, с  одной  стороны,  о  природе имеются  слишком  неуважительные
представления, а с  другой, о  духе -  слишком высокие, преувеличенные. Если
дух  делают богом,  то естественно, что он  может  быть только божественного
происхождения.  И уже  самое  утверждение, что дух  не может быть выведен из
природы, есть косвенное утверждение того, что дух - не естественное, а вне -
и  надмировое  божественное  существо.  И  на  самом  деле,   дух,  как  его
представляют  себе  теисты, необ®ясним из  природы;  ибо этот дух есть очень
поздний продукт, и притом продукт  человеческой фантазии и абстракции, и его
так же нельзя вывести, по крайней  мере непосредственно вывести из  природы,
как нельзя об®яснить себе непосредственно из природы лейтенанта, профессора,
статского советника, хотя человек из природы об®ясним. Но если не  придавать
духу большего значения, чем  ему полагается, если не делать его абстрактным,
отделенным  от человека  существом,  то  происхождение  его  из  природы  не
представляется непонятным. Ведь дух развивается вместе с телом, с чувствами,
с человеком  вообще; он связан с чувствами,  с головой, с телесными органами
вообще; следует ли, например, телесный  орган, голову, то есть череп и мозг,
производить из природы, в то время как  дух, находящийся  в  голове, то есть
деятельность мозга, - от существа  совершенно  другого рода, чем природа, от
мысленного и фантастического существа, от бога? Что  за  половинчатость, что
за  раздвоение, что за "шиворот-навыворот"! Оттуда же,  откуда череп, откуда
мозг, оттуда же  и дух, откуда  орган,  оттуда и его функция; ибо  как можно
одно отделять от другого. Следовательно, если череп, если мозг - от природы,
ее продукт,  то  так же  точно  и  дух. Мы  словесно  различаем деятельность
головы, как духовную, от других  телесных отправлений, мы ограничиваем слова
"телесность",   "чувственность"   только   особыми   видами   телесности   и
чувственности  и делаем, как я уже показал в своих  сочинениях деятельность,
от  них отличную, деятельностью абсолютно  иного порядка,  духовной, то есть
абсолютно нечувственной и бестелесной; но ведь и духовная деятельность - ибо
что такое  дух,  как  не духовная  деятельность,  получившая самостоятельное
бытие благодаря человеческой фантазии и языку, как не духовная деятельность,
олицетворенная  в виде существа? -  и духовная деятельность  есть  телесная,
есть  головная  работа;  она  отличается от других родов деятельности только
тем,  что она есть деятельность иного органа, а именно  деятельность головы.
Но так как мыслительная деятельность есть деятельность особого рода, которая
именно  потому  не может  быть  сравнима  ни с  какою  другою,  что  в  этой
деятельности   органы,  ее  обусловливающие,   не  являются   для   человека
непосредственным  предметом его  чувства и  сознания,  как, например,  рот и
желудок при еде, - их пустоту  и наполнение  человек чувствует, -  глаза  во
время  зрения, кисти рук и сами руки при  ручной работе, потому что головная
деятельность есть самая скрытая, удаленная, бесшумная, неуловимая, то он эту
деятельность  сделал  абсолютно  бестелесным,   неорганическим,  абстрактным
существом, которому  он дал название духа.  Но  так как  это существо  своим
бытием обязано  лишь  незнанию  людей об органических  условиях деятельности
мышления и фантазии,  возмещающей это незнание,  так как  это существо есть,
стало быть, лишь олицетворение человеческого незнания и фантазирования, то и
на  самом  деле  отпадают  все  трудности,  мешающие  представить  себе  это
существо.  Если дух есть деятельность человека, а не существо само  по себе,
если он имеет органы,  не отделимые  от  тела,  то его можно вывести лишь из
существа природы, но отнюдь  не из бога, ибо этот бог, или божественный дух,
из которого  должен выводиться дух человеческий, есть  сам не что иное,  как
именно  эта  духовная  деятельность,  мысленно отделенная  от  тела  и  всех
телесных органов, надуманная и представленная как самостоятельное существо.
     Конечно,  дух  есть высшее  в человеке;  он представляет собою  элемент
благородства в  человеческом  роде,  его  отличие от животного; но  то,  что
является первым для человека, еще не есть поэтому естественно или от природы
первое.  Наоборот, наивысшее  наисовершенное есть  последнее, самое позднее.
Поэтому делать дух началом, исходным моментом, есть извращение естественного
порядка. Но человеческое тщеславие, самолюбие и невежество любят приписывать
и  первенство по времени над всеми прочими существами тому, что есть  первое
по качеству. Стремление человека выводить дух из бога, то есть опять-таки из
духа, приписывать духу изначальное существование, существование довременное,
предшествующее природе, тождественно поэтому со стремлением, которое некогда
побуждало древние  дворянские роды, да и вообще древние народы, мнившие себя
дворянскими  родами  по отношению  к  другим народам,  побуждало и побуждает
многие народы, еще  и до сих пор со своего бытия, со своей истории  начинать
бытие,   историю  вообще,  приписывать   себе  непосредственно  божественное
происхождение.  Гренландцы, когда им во  что бы  то ни стало хотели навязать
веру  и  заставить признать,  что должен же  был  кто-нибудь  мир сотворить,
отвечали: "ну  да, так его сотворил какой-нибудь  гренландец". Эта мысль нам
кажется по справедливости смешной. Тем не менее, однако, она основывается на
том же  стремлении, которое  побуждает  духовно  одаренный,  мыслящий народ,
народ,  преисполненный   сознания  своего   духа,  как   прерогативы  своего
благородства,  приписывать  духу  довременное,  божественное  существование,
производить мир из духа.
     А теперь перейдем к третьему замечанию. Так как происхождение телесного
мира  из духовного  существа  или бога  есть  слишком  бросающаяся  в  глаза
невозможность, так  как, сверх того, дух без тела есть очевидная  абстракция
человека, то  некоторые верующие в  бога мыслители или религиозные  философы
новейшего времени  отказались  от  древнего учения  о  сотворении из ничего,
учения,  являющегося  необходимым  следствием  представления о происхождении
мира из духа, - ибо откуда  дух берет материю, телесное вещество,  как не из
ничего? - отказались  и сделали самого бога телесным, материальным существом
именно для того, чтобы иметь возможность об®яснить из него материальный мир.
Короче говоря, они рассматривали божество не как просто дух, или они сделали
богом не только  ту часть человека,  которую он  называет духом, но и другую
часть человека, именуемую телом,  и,  следовательно,  они мыслили себе  бога
существом,  состоящим  из  тела и  духа, подобно  человеку,  существующему в
действительности.   Шеллинг   и  Франц  Баадер   признали   это  учение.  Но
родоначальниками  этого учения  являются  некоторые старинные мистики, вроде
Якова Беме, по профессии сапожника, родившегося в 1575 г. в Верхнем Лаузице,
умершего в 1624 г.  Этот и  в самом  деле примечательный человек различает в
боге мрак и свет, или  огонь, положительное и отрицательное, доброе и  злое,
мягкое и суровое, любовь и гнев, короче говоря, дух и материю, душу и  тело.
И ему, по видимости, по крайней  мере,  легко  вывести мир  из бога, ибо все
силы,  качества или явления природы, как то: холод  и жар, горечь и остроту,
твердость и жидкость, он вводит в  понятие бога. Самое примечательное в Беме
есть то,  что он, так  как нет света без мрака,  нет духа  без  материи, или
природы,  предпосылает природу бога его  духу, который  только и  есть бог в
собственном  смысле  этого  слова,  хотя  местами  он  и противоречит  этому
происхождению бога ввиду  своей зависимости от христианской веры; по крайней
мере, это происхождение или развитие  духа из природы, или материи, он хочет
рассматривать  не  как существующее во  времени  и,  следовательно,  не  как
действительное,  истинное.  Это  учение  во  всяком  случае  разумно  в  том
отношении -  ив  этом оно  сходится с  атеизмом или натурализмом,  - что оно
отправляется от  природы и  уже  только оттуда переходит  к человеку, причем
заставляет дух развиваться из природы - путь, совпадающий с путем природы, а
следовательно,  и опыта, ибо мы ведь все  - сначала материалисты, прежде чем
стать идеалистами,  мы все преданы телу,  низшим  потребностям  и  чувствам,
прежде чем подняться  до духовных потребностей и  чувств; дитя сосет, спит и
вперяет в мир глаза, прежде чем научиться видеть. Но это учение неразумно  в
том отношении, что оно этот процесс развития, этот путь природы заволакивает
опять  мистическим  туманом  теологии, что  оно  связывает  с богом  то, что
противоречит  понятию  бога, и  с природой связывает  то,  что  противоречит
природе;  ибо  природа  телесна,  материальна, чувственна,  но  божественная
природа, в том виде, как она является составной частью бога, не должна, мол,
быть таковой. Природа  в боге, или  божественная  природа,  включает в себя,
правда, все то, что включает  природа небожественная, то  есть материальная,
чувственная,  но  божественная  природа  включа