ад, сердце стучало
так сильно,  что едва  не  вырывалось  из  груди,  ноги  тряслись  и
подгибались, спину заливал холодный пот... А Инна еще могла шутить!
   Мы продолжали  под®ем.  Постепенно  я  убеждался,  что  сравнение
происходящего  с  виртуальной  реальностью  не  выдерживает  никакой
критики. Нахлынувший  на нас  ужас нельзя было смоделировать даже на
самом мощном  из существующих  компьютеров. А  если  когда-нибудь  в
будущем это  станет возможным,  то все последующие поколения игровых
фанов превратятся  в агрессивных психов, повредившихся умом во время
любимых игр.  Стены уже  не просто  пульсировали, они давили со всех
сторон, мешая  нам дышать  и двигаться.  Мы с  Инной удерживали лишь
маленький коридор  перед собой  и  с  огромным  трудом  продвигались
вперед. Каждый  наш шаг  был равен  сотне  миль,  а  каждая  секунда
длилась годы.
   И вот настал момент, когда я понял, что еще немного, и моя голова
совсем перестанет  соображать. Весь  мой разум перейдет под контроль
рефлексов самосохранения,  и я  буду думать  только о том, чтобы при
следующем же  шаге не  увязнуть в  камне. А  между тем решение нашей
проблемы было где-то рядом...
   Мои руки  снова обхватили  правую ногу  и потянули  ее  вверх,  а
локоть уперся  в полусогнутую опорную левую. И тогда я почувствовал,
как перстень  моем кармане  больно вдавился в бедро. Мои мысли сразу
зацепились за  это  обстоятельство,  которое  показалось  мне  очень
существенным Еще  толком не  понимая, что  делаю, я достал з кармана
перстень и  надел его  на средний палец правой руки. Камень сверкнул
зеленовато-желтым огнем  и хлопком разметал его по сфере вокруг нас.
Все произошло  настолько внезапно,  что я,  не  удержав  равновесие,
рухнул на  мигом затвердевшие  ступени, а  сзади на меня упала Инна.
Для нее  все случившееся  было полнейшей неожиданностью, и если бы я
не шел впереди, дело не закончилось бы легким ушибом.
   Несколько секунд  я пролежал ничком, затем осторожно перевернулся
на спину,  взял Инну  на руки,  сел и  огляделся вокруг. У меня было
такое ощущение,  словно мы  находились под  стеклянным  колпаком,  а
снаружи бушевал  ураган. Раз®яренная  стихия бесновалась  в каких-то
двух метрах от нас, но не могла причинить нам никакого вреда.
   - Владик,  - растерянно  произнесла Инна.  - Что  случилось? Я не
могу прикоснуться к силам.
   - И  точно так  же они  не могут  прикоснуться к тебе. - Я поднял
правую руку и продемонстрировал ей перстень герцога Бодуэна. - С его
помощью мы  окажемся  наверху  гораздо  быстрее  и  с  куда  меньшей
затратой сил.
   - А что потом?
   - Пока не знаю. Посмотрим по обстоятельствам.
   - Тогда пошли. - И, улыбнувшись, она добавила: - Если, конечно, у
нас еще остались силы.
   Я встал,  помог подняться  жене,  и  мы  наигранно  бодрым  шагом
двинулись дальше.  Инна крепко  прижималась ко  мне, чтобы  действие
перстня,    защищавшего    меня    от    окружающего    неистовства,
распространялась и  на нее.  Казалось бы,  все снова пришло в норму,
ничто не  мешало нам  продолжать под®ем,  ничто не давило на нас, но
тем не  менее я  чувствовал себя  обнаженным без контакта с силами -
настолько быстрым  оказалось привыкание к ним. Я уже испытывал нечто
подобное, когда  к помощи  перстня прибегнул  Женес. Однако  в  пылу
схватки, когда  в каждое  мгновение  решался  поистине  гамлетовский
вопрос -  жить или  не жить,  - у меня не было времени анализировать
свои  ощущения.   А  они   (то  есть,   ощущения)   были   чертовски
неприятными...
   Первое, что  мы заметили, поднявшись на верхнюю площадку, так это
Леопольда со вздыбленной шерстью и выпученными от страха глазами. Он
метался в углу, жалобно мяукал и звал на помощь, но его голос звучал
слабо, еле слышно, что производило еще более жуткое впечатление.
   - Давай сюда, котик! - крикнула ему Инна. - Сюда, мой маленький!
   Леопольд в  два прыжка  преодолел разделявшее  нас  расстояние  и
оказался у нее на руках.
   - Здесь плохо, очень плохо! - пожаловался кот, прижимаясь к Инне.
-  О н о  не хотело меня отпускать!  О н о  хотело меня убить!.. Как
я рад, что вы пришли за мной.  О н о  такое злое!
   Инна гладила Леопольда и уверяла, что с нами ему больше ничего не
грозит, а я тем временем огляделся по сторонам.
   Над нами  было спокойное  ночное небо  Агриса, усеянное мириадами
далеких звезд, зато под нашими ногами творилось нечто невообразимое.
Пол превратился  в колеблющуюся  красную  массу,  и  лишь  благодаря
действию перстня  мы не увязали в ней; а в том углу, где раньше была
коническая воронка, теперь зияло черное отверстие. Оно вело не вниз,
к земле,  а гораздо  ниже -  в самые  глубины... Я  чуть не подумал:
"преисподней",  но  в  последний  момент  сдержался.  Я  по-прежнему
сомневался в  существовании ада,  как об®ективной  реальности. Ад же
подчистую игнорировал  мои сомнения и чем дальше, тем громче заявлял
о себе...
   Леопольд  все   еще  хныкал   на  руках   Инны,   но   постепенно
успокаивался, как  ребенок в присутствии матери. Я посмотрел на жену
и сказал:
   - Похоже,  твоя догадка  подтвердилась. Здесь  намечается Прорыв.
Что будем делать?
   - По-моему,  ответ очевиден, - задумчиво произнесла она, глядя на
неуклонно  расширявшееся  отверстие.  -  Мы  должны  остановить  это
безобразие. Во всяком случае, должны попытаться.
   Я кивнул:
   - Ты права. У нас просто нет выбора.
   - Ошибаешься, - возразила Инна. - Выбор у нас есть. Мы можем уйти
отсюда и не вмешиваться в происходящее. Самих себя мы, скорее всего,
сумеем защитить. Но тогда погибнет много ни в чем не повинных людей,
чьи  жизни   мы  еще   можем  спасти...  если,  конечно,  можем.  Не
попытавшись, мы  никогда не  узнаем это  наверняка и  всю оставшуюся
жизнь будем  чувствовать себя  виновными в  их смерти.  Готов ли  ты
заплатить такую цену за наше спасение?
   - Нет,  не готов, - ответил я. - У меня не хватит мужества жить с
этим грузом на совести.
   - Значит,  решено. -  Левой рукой она продолжала прижимать к себе
Леопольда, а  правую положила  мне на  плечо  и  добавила  мысленно:
,,Жаль только, что если мы погибнем, пострадает бедный котик.''
   Я обнял  Инну и  нежно поцеловал ее в губы. Возможно, это был наш
последний поцелуй...
   - Я люблю тебя, Владик, - сказала она.
   - Я  тоже люблю  тебя, родная,  - сказал  я. -  Последние  восемь
месяцев были  самой прекрасной  порой в  моей жизни. Спасибо тебе за
все, Инночка.  Спасибо за твою любовь и нежность. Спасибо за то, что
ты есть... - И с этими словами я стянул с пальца перстень.
   Пол тут  же ушел  у нас  из-под ног, и мы полетели вниз. Слившись
воедино, мы ударили в первый же попавшийся нам пучок враждебных сил.
Мы вложили  в этот  удар всю  нашу ненависть  к тому, что мешало нам
жить и любить.
   Затем мы  били направо  и налево  по тянувшимся  к нам  когтям  и
щупальцам, по  окружавших нас  со всех сторон адским ликам. Их глаза
горели исступленной  злобой, а кривые зубы обнажились в диком оскале
на фоне  черной пустоты  рта. От  этих лиц несло могильным холодом и
болью неприкаянных душ, не нашедших покоя после смерти своих тел. Мы
били по ним, сокрушали их, и они с облегчением уходили в небытие...
   Секунды для  нас растянулись в вечность, а вечность стала подобна
мгновению. Впервые в жизни мы смотрели в бездну, а бездна смотрела в
нас.  Все,  что  было  внутри  вышло  наружу,  а  что  было  сверху,
опустилось на дно. Причина и следствие поменялись местами и, кружа в
безумном хороводе,  унеслись туда,  где дракон  пожирает собственный
хвост. Время  перестало диктовать  свои  условия  и  остановилось  в
ожидании лучших  времен. Добро и зло сшиблись лбами и забыли, кто из
них есть  кто. Они  прекратили свой  извечный  спор,  ибо  не  могли
вспомнить о  его предмете,  и тихонько отошли в сторону, предоставив
нам отделять зерна от плевел...
   От смрадных  запахов стало  невыносимо дышать;  серные  испарения
ударяли нам  в ноздри,  вызывая тошноту.  То, что вначале мы считали
мерзким и  отвратительным, теперь  казалось чуть ли не прекрасным по
сравнению с  тем, что устремилось к нам по инфернальному тракту. Это
был авангард Прорыва. Первые из тех существ, которых сотворили недра
ада. Существ,  жаждущих крови  и плоти человеческой. Существ, идущих
на смерть ради того, чтобы упиться единым мигом людских страданий...
   Но они  опоздали -  мы опередили  их. Может, на одно мгновение, а
может, на  целую вечность.  Мы уже  стояли у прохода, когда они лишь
подходили  к   нему.  Небесная   лазурь  пульсировала   вокруг  нас,
преграждая им путь. Увидев это, существа взвыли в ярости и бросились
в атаку.
   Это был  конец. Последнее  напряжение сил  и последний крик боли.
Последний всплеск  энергии и  последняя  вспышка  взрыва.  Последний
натиск и  последний  отпор.  И  хлопок  сомкнувшегося  пространства,
последний стон раненного континуума...
   Потом была  пустота. Я  парил в ней, ничего не видя, не слыша, не
чувствуя... А  потом пришла  боль. Боль душевная и физическая. Боль,
которая должна  приходить первой,  немного запоздала, но взяла свое,
нещадно истязая  каждую клетку  моего тела,  каждый мой нерв, каждый
нейрон моего мозга...
   Я открыл  глаза. Я повернул голову. Я что-то увидел. Я снова стал
человеком...
   И, будучи  просто человеком,  я не выдержал этого нечеловеческого
напряжения.
   Я потерял сознание.





         * часть третья. ТРАКТОВАЯ РАВНИНА * 




        Глава 19

Следующие три  дня мы  провели во  мраке забытья, а еще сутки прошли
для нас словно в тумане.
   Когда я  очнулся в  первый раз,  за окном едва занимался рассвет.
Рядом со  мной в постели лежала Инна, а у ее ног свернулся калачиком
Леопольд.
   Инна крепко спала, кот только дремал. Увидев, что я бодрствую, он
с радостным мяуканьем бросился мне на грудь. Именно от него я узнал,
что после  нашей схватки  с нечистью  прошло не несколько часов, как
мне показалось  вначале, а  свыше трех суток. Все это время Леопольд
не отходил  от нас  ни на  шаг, очень  переживал и  не верил  бодрым
рапортам доктора  о постепенном  улучшении нашего состояния. В своем
привычном стиле  кот принялся распекать меня за то, что я вечно лезу
в  неприятности   и  втягиваю  в  них  Инну,  подвергая  наши  жизни
опасности. Он  продолжал бы  ныть до  бесконечности, но меня выручил
Штепан, который  дежурил в  соседней комнате  и, услышав  причитания
Леопольда, вошел  к нам  в спальню. За ним по пятам следовал доктор,
как мы  позже узнали  - известный специалист, которого герцог спешно
вызвал из  Хасседота еще  в ту  ночь, когда  мы с  Инной  остановили
Прорыв.
   Штепан тут  же отправил  кота будить служанку, чтобы она принесла
мне поесть,  а доктор  без промедления  приступил к  медосмотру. Его
методы были  вполне современными:  он сунул  мне подмышку термометр,
измерил пульс  и давление,  с помощью  стетоскопа прослушал  сердце,
постучал там  и сям своим молоточком, посветил мне в глаза, осмотрел
полость рта  и, наконец,  заявил, что  я в  полном  порядке,  только
сильно истощен.
   Инна никак  не реагировала  на происходящее в комнате. Я поначалу
встревожился, но  доктор заверил  меня,  что  она  просто  спит.  Он
рассказал мне о том, чего не успел сообщить Леопольд: часа три назад
Инна ненадолго  пришла в сознание, поела, а потом снова отключилась.
При ее  пробуждении присутствовал  и  Гарен  де  Бреси,  который  по
очереди со  Штепаном и Никораном дежурил в наших покоях, нетерпеливо
дожидаясь, когда мы очнемся. Совсем недавно он ушел отдыхать.
   Едва доктор  закончил  осмотр,  как  в  комнату  вошла  заспанная
служанка  с  огромным  подносом  со  всяческой  снедью.  Без  лишних
разговоров я  набросился на  еду со  зверским аппетитом  человека, у
которого последние  три дня  не было  крошки во  рту.  Тем  временем
Штепан  поведал  мне  о  том,  что  происходило  в  замке  и  в  его
окрестностях в ночь Прорыва.
   Когда на  верхней площадке  башни были замечены красные и голубые
вспышки,  а  затем  в  безоблачном  небе  засверкали  молнии,  воины
гарнизона во  главе с  Гареном де  Бреси бросились нам на помощь. Но
уже на  первом пролете  лестницы их  ноги начали увязать в размякших
ступенях, и  чем дальше,  тем труднее  было им продвигаться. Герцог,
Штепан и  Никоран преодолели целых четыре пролета, после чего увязли
окончательно и  не могли  сдвинуться с  места - ни вперед, ни назад.
Они уже  решили, что  пришел их  смертный час  и стали молиться, как
вдруг сумасшествие  стихий в одночасье прекратилось, стены перестали
пульсировать  рубиново-красным   светом,  каменные   ступени  обрели
прежнюю твердость,  а люди снаружи закричали, что больше не видно ни
вспышек, ни молний.
   Несколько человек  не успели  вовремя  вытащить  ноги  из  быстро
застывающего камня,  однако никто  из  них  не  пострадал.  Все  они
отделались лишь  легким испугом, а остальным воинам пришлось изрядно
потрудиться, освобождая  своих нерасторопных  товарищей из каменного
плена.
   Впрочем, герцог,  Штепан и  Никоран, хоть  и увязли  глубже всех,
избежали этой  участи. Они  первыми оказались  наверху и там увидели
нас  с  Инной,  неподвижно  лежащих  посреди  площадки.  Наш  верный
Леопольд сгоряча  решил, что  мы погибли,  и горько  оплакивал  нас.
Когда Штепан сообщил ему, что мы живы, просто потеряли сознание, кот
от облегчения и сам грохнулся в обморок.
   А  между  тем,  герцог  с  Никораном  осмотрели  всю  площадку  и
обнаружили в  конической воронке  труп существа,  явно  порожденного
недрами ада.  Существо  было  настолько  уродливым,  что  Штепан  не
решился даже  описывать  его,  а  сказал  лишь,  что  оно  отдаленно
напоминало помесь  козла со скорпионом. Это было единственное адское
создание, которому  удалось выбраться  на  свет  Божий  в  эпицентре
Прорыва,  да   и  то   лишь  частично.  Задняя  часть  его  туловища
отсутствовала -  видимо, мы закрыли проход в тот самый момент, когда
оно выбиралось оттуда.
   Я хотел  было  спросить  у  Штепана,  что  значат  его  слова  об
эпицентре Прорыва,  но внезапно  у меня  пошла кругом  голова, перед
глазами поплыл  туман, я уронил себе на колени бокал с вином и снова
канул в пучину сна...

   Во второй  раз я  проснулся в  начале  десятого  утра.  Следующие
полчаса мы  с Инной  бодрствовали вместе. Теперь с нами был Гарен де
Бреси, и  от  него  мы  услышали  более  подробный  отчет  о  ночных
событиях.
   Как оказалось,  Прорыв, который  мы остановили,  был не  обычным,
локальным, а  региональным. По  имеющимся у герцога сведениям, фронт
наступления нечисти  охватывал прилегающие  к замку земли в радиусе,
как минимум,  ста миль.  И это  еще был  не предел:  почти  ежечасно
поступала новая  информация о  все более  удаленных очагах  Прорыва,
эпицентром которого,  вне всяких сомнений, был Шато-Бокер. Сами того
не подозревая,  мы так умело погасили главный очаг, что одновременно
уничтожили все  ответвления открытого  Женесом инфернального тракта.
Правда, в  других местах  дело  не  ограничилось  одной  рассеченной
пополам тварью,  на белый  свет вырвалось  немало адских созданий, и
территория Бокерского  княжества теперь  буквально кишела  нечистью.
Пострадало много  людей;  в  Хасседоте  уже  погибло  свыше  трехсот
человек и  около полутора  тысяч  получили  разной  степени  тяжести
ранения. С  наступлением темноты  улицы крупных  городов становились
опасными для  поздних  прохожих,  а  деревни  и  небольшие  городки,
которые  не   имели  надежных   укреплений,  по  ночам  подвергались
массированным атакам  тварей, укрывавшихся  днем в  окрестных лесах.
Тем не  менее, это  были сущие  пустяки по  сравнению  с  тем  адом,
который воцарился бы здесь, если бы мы не остановили Прорыв.
   Герцог был  очень озабочен  происходящим, ведь все эти безобразия
творились на  подвластных ему  землях, а  вдобавок он  считал себя в
ответе за  то, что позволил Женесу пробраться в замок и открыть путь
для Прорыва.  Также его  тревожило,  что  до  сих  пор  не  появился
инквизитор из  Лемоса, которого  незадолго до  своей  смерти  вызвал
Ривал де Каэрден и который должен был прибыть еще позавчера вечером,
в крайнем  случае -  вчера утром.  Нас это  тоже встревожило  - что,
впрочем, не помешало нам вскоре забыться в глубоком сне...

   В  течение  этого  дня  я  еще  четыре  или  пять  раз  ненадолго
просыпался, а  потом  засыпал  снова.  Лишь  к  вечеру  мы  с  Инной
почувствовали себя  достаточно в  норме, чтобы  подняться с постели,
принять ванну  и поужинать  не в  спальне, а за столом в прихожей, в
обществе  герцога,   доктора,  Никорана  и  Штепана.  Предварительно
осмотрев нас,  доктор заявил, что мы очень быстро идем на поправку и
через  день-другой,   если  не   будем  подвергать  себя  чрезмерным
нагрузкам, полностью  восстановим свои  силы. В  тот вечер  мы и  не
думали подвергать  себя никаким  нагрузкам,  разве  что  наелись  до
отвала.
   Инквизитора  из  Лемоса  по-прежнему  не  было.  Гарен  де  Бреси
высказал опасение,  что посланец  задержался  в  пути  из-за  нашего
Прорыва, подразумевая под этим "задержался", что он погиб или тяжело
ранен. Последние  сведения, поступившие  из Руана,  древней  столицы
королевства, заставили  герцога предположить, что Прорыв был даже не
региональный, а глобальный - то есть, направленный на всю Грань.
   Правда,  здесь   было  одно   "но".  Ни   герцог,  ни   остальные
присутствующие не  знали ни  одного случая,  когда глобальный Прорыв
был  остановлен   усилиями  двух   человек  -   пусть   даже   очень
могущественных магов.
   Тут Инна мысленно обратилась ко мне:
   ,,Владик, а  тебе не  кажется, что это не мы остановили Прорыв...
вернее, что его остановили  н е   т о л ь к о  мы?''
   ,,Ты хочешь сказать, что нам кто-то помогал?''
   ,,Вот именно.''
   ,,Но кто?''
   ,,Помнишь   п о с м е р т н у ю  речь  де Каэрдена?  Помимо всего
прочего, он  велел нам  искать последнего  из уходящих. Возможно, он
намекал, что  на свете  остался еще  один Великий.  Например, тот же
Мэтр,  который   по  каким-то  неясным  причинам  инсценировал  свою
смерть.''
   ,,Гм, интересная  мысль...'' И  я поделился этим предположением с
нашими собеседниками.
   Гарен де  Бреси отнесся  к моим словам серьезно, хоть и с большой
долей скепсиса.
   - Конечно,  нельзя исключить,  - сказал он, - что один из Великих
по сей  день живет  среди людей  инкогнито,  скрывая  от  всех  свою
истинную сущность...  Правда, Ривал,  насколько я  помню, ни разу не
усомнился, что  Мэтр действительно   у ш е л  и что он был последним
из Великих.
   - А  почему Великие  ушли? -  спросил я. - И вообще, кто они были
такие?
   Я  уже   не  стеснялся   демонстрировать  перед   герцогом   свое
невежество. За ужином Инна вкратце рассказала ему нашу историю, и он
нашел ее  в высшей степени любопытной. В отличие от Штепана, который
до  встречи   с  нами   искренне  считал   жителей   Основы   самыми
осведомленными  людьми   на  свете,  Гарен  де  Бреси  знал,  что  в
подавляющем  большинстве   люди  Земли   даже   не   подозревают   о
существовании Граней.  А поскольку  он с  юных лет  тесно общался  с
инквизитором, мы  рассчитывали, что  он поможет  нам  разобраться  в
происходящем вокруг нас.
   - Вы  затронули очень сложный вопрос, господа, - заговорил герцог
после минутного молчания. - И очень спорный. Даже среди инквизиторов
нет единого  мнения о  Великих и  об их  месте  в  мироздании.  Так,
скажем, Ривал  был приверженцем  гностической  доктрины  и  поневоле
воспитал меня  в духе  гностицизма... хотя  в этическом  и обрядовом
плане я  все же остаюсь традиционным христианином. Боюсь, кое-кто из
сидящих за  этим столом  решительно не приемлет моих воззрений. - Он
мельком взглянул  на Никорана.  - Каждая религия, каждое философское
течение твердо  настаивает на  истинности своего  толкования природы
Великих.
   - А сами Великие? Их вед