о есть, что верных
на все  случаи  жизни  обобщений  не  существует,  и  каждая  модель  должна
оцениваться в конкретном контексте ее употребления.
     Более того, все это дает нам  ключ к пониманию поведения, которое может
показаться нам странным или неуместным, то  есть мы поймем его,  если сможем
увидеть поведение человека в контексте его зарождения.
     Второй механизм, который может использоваться нами либо для того, чтобы
эффективно  справляться  с  жизненными  ситуациями,  либо  для  того,  чтобы
заведомо обрекать себя на поражение, -- это опущение.
     Опущение -- это процесс, позволяющий нам избирательно обращать внимание
на одни  размерности нашего опыта, исключая рассмотрение других.  Возьмем, к
примеру, способность людей отсеивать или отфильтровывать множество  звуков в
комнате,  заполненной разговаривающими между собой людьми,  и слышать  голос
конкретного  человека. С помощью  этого же процесса люди  могут  блокировать
восприятие  знаков внимания  и  заботы  от других,  значимых для  них людей.
Например,  один человек,  убежденный  в том, что  он не заслуживает внимани
других  людей, пожаловался  нам, что его жена не  проявляет к  нему  никаких
знаков внимания  и заботы.  Побывав  у него дома,  мы  убедились,  что  жена
напротив, относилась  к нему с вниманием и  заботой  и определенным образом,
проявляла  их.  Но  так  как  эти  проявления  противоречили  генерализации,
выработанной этим  человеком и  касающейся  его  собственной  ценности, он в
буквальном   смысле   слова   не  слышал   слов   жены.  Это   предположение
подтвердилось,  когда  мы привлекли  внимание  человека  к  некоторым  из ее
высказываний, и он заявил нам, что не слышал, чтобы она говорила ему этого.
     Опущение  уменьшает  мир  до  размеров,  подвластных,  согласно  нашему
представлению, нашей способности к  действиям.  В некоторых  контекстах  это
уменьшение может оказаться полезным, в других  оно  служит источником боли и
страдания.
     Третий  процесс  моделирования  --  это  искажение.  Искажение  --  это
процесс, позволяющий нам определенным образом смещать восприятие чувственных
данных.
     Фантазия, например, позволяет нам  приготовиться  к таким переживаниям,
которые мы  можем испытывать прежде, чем они случаются на самом  деле.  Люди
искажают сиюминутную действительность, когда они, например, репетируют речь,
которую  собираются  произнести  позже.  В  результате именно этого процесса
появились  на свет все  те  произведения  искусства, которые когда-либо были
созданы людьми. Небо, как  оно  представлено  на картине Ван Гога,  возможно
лишь   потому,   что   Ван   Гог   сумел  исказить  собственное   восприятие
пространства--времени,  в  котором  он находился в момент создания  картины.
Точно  так же все великие произведения литературы, вес революционные научные
открытия предполагают способность искажать, представлять наличную реальность
смещенным образом, Эти  же  приемы люди  могут  применять, чтобы  ограничить
богатство   собственного   опыта.   Например,   наш   знакомый,  построивший
генерализацию,  что  он  не  стоит ничьего  внимания и  заботы, вынужден был
заметить под  нашим воздействием знаки внимания своей жены, однако он тотчас
же исказил их.  А именно, когда он всякий  раз слышал слова жены, в  которых
проявлялось ее внимание к нему, он поворачивался к нам с улыбкой, и говорил:
"Она говорит так, потому что  ей что-то нужно от меня".  Таким  образом,  он
избегал столкновения  собственного опыта с созданной моделью  мира: все, что
мешало  ему придти к  более богатым представлениям о мире,  и препятствовало
возникновению более близких отношений с женой, с собственной женой.
     Человек,  которого   в  какой-то  момент  жизни  отвергли,  приходит  к
генерализации,  что  он  не  достоин   чьего-либо  внимания.  Поскольку  эта
генерализация входит в его модель  мира, он  либо  опускает  знаки внимания,
либо считает их неискренними.  Не замечая знаков внимания со  стороны других
людей, он может легко держаться мнения, выраженного  в генерализации, что он
не  стоит ничьего  внимания. Это  описание представляет  собой  классический
пример контура положительной обратной связи: самореализующегося пророчества,
или  опережающей  обратной связи (Pribram, I967). Обобщения индивида или его
ожидания  отфильтровывают и искажают его опыт таким  образом, чтобы привести
его  в  соответствие  с  ожидаемым  результатом.  Так  как  опыт,  способный
поставить сомнение его генерализации, отсутствует,  ожидания подтверждаются,
и описанный цикл постоянно возобновляется.
     Так люди обеспечивают неприкосновенность своих убогих моделей мира.
     Рассмотрим классический психологический эксперимент по изучению эффекта
ожиданий, осуществленный Постменом и Брунером.
     "...В  психологическом эксперименте,  результаты  которого,  по  праву,
должны  быть  известны далеко  за пределами  психологической науки, Брунер и
Постмен обращались к испытуемым с просьбой идентифицировать игральные карты,
которые можно было видеть  в  течение очень короткого, тщательно отмеренного
интервала  времени. В  основном это были обычные  карты, но некоторые из них
были аномальны, например, имелись: красная  шестерка пик или черная четверка
червей. В  каждом  отдельном эксперименте  одна и та же карта  предъявлялась
одному  и  тому же испытуемому несколько  раз в течение  интервала  времени,
длительность  которых постепенно увеличивалась. После каждого предъявления у
испытуемого спрашивали, что он видел. Эксперимент считался законченным после
двух правильных идентификаций, следующих непосредственно одна за другой.
     Даже  при  самом  кратковременном предъявлении  большинство  испытуемых
правильно идентифицировали большинство карт, а при незначительном увеличении
времени  предъявления  все  испытуемые  идентифицировали  все  предъявленные
карты. Нормальные карты,  как правило, идентифицировались  правильно, что же
касается  аномальных карт,  то  они почти  всегда без видимого колебания или
недоумения идентифицировались как  нормальные. Черную  четверку червей могли
принять,  например,  за  четверку  либо  пик,  либо  червей.  Совершенно  не
осознавая наличия  отклонения, ее  относили к одной из понятийных категорий,
подготовленных  предыдущим  опытом.   Трудно   было   даже  утверждать,  что
испытуемые видели нечто отличное от того, за  что они принимали  видимое. По
мере  увеличения   длительности  предъявления  аномальных   карт  испытуемые
начинали  колебаться,  выдавая  тем  самым некоторое осознание аномалии. При
предъявлении  им, например,  красной шестерки пик, они обычно говорили: "Это
шестерка пик, но что-то в ней не так -- у черного изображения края красные".
При  дальнейшем  увеличении времени предъявления, колебания и замешательство
испытуемых  начинали  возрастать  до  тех  пор,  пока,  наконец,  совершенно
внезапно несколько  испытуемых  без  всяких колебаний не начинали  правильно
идентифицировать  аномальные   карты.  Более  того,  сумев  сделать   это  с
тремя-четырьмя  аномальными   картами,   они  без  особого   труда  начинали
справляться и с другими картами. Небольшому числу испытуемых, однако,  так и
не удалось  осуществить требуемую адаптацию используемых ими категорий. Даже
в случае, когда аномальные карты предъявлялись им в течение времени, -- в 40
раз превышающего время, необходимое для опознания аномальных карт, более 10%
аномальных карт так и остались  неопознанными.  Именно у этих испытуемых, не
сумевших  справиться  с  поставленной  перед   ними  задачей,   существовали
различные трудности личностного характера. Один из них в  ходе  эксперимента
отчаянно воскликнул: "Я не могу разобрать, что это такое! Оно даже не похоже
на карту. Я не знаю,  ни какого оно цвета, и не понятно, то ли это пики,  то
ли черви. Я сейчас не уверен даже, как выглядят пики. Боже мой!" В следующем
разделе мы сможем  убедиться,  что  подобным образом  ведут  себя  иногда  и
ученые.
     Этот психологический эксперимент,  который можно воспринимать  либо как
метафору,   либо  как  отражение  природы  сознания,  удивительно  просто  и
убедительно дает схематическое представление о процессе научного открытия. В
науке, как и в эксперименте с игральными картами,  новое возникает с трудом,
преодолевая  сопротивление,  создаваемое  ожиданиями,  порожденными  фоновым
знанием.  Даже  в обстоятельствах,  в  которых  позднее  удастся  обнаружить
аномалию,  ученые  обычно  сначала  воспринимают  лишь  нечто   известное  и
предугадываемое.
     Генерализация, из которой исходили люди,  участвовавшие в эксперименте,
состояла в том, что возможные парные сочетания цвета и формы будут совпадать
с известными им по предыдущему опыту: черный цвет ассоциируется с трефовой и
пиковой  мастями,  а красный  --  с бубновой и  червонной. Сохранность этого
обобщения они обеспечивали, искажая либо  форму, либо цвет аномальных  карт.
Суть   сказанного   в   том,  что  даже  в  этом  простом  задании  механизм
генерализации  и   процесс  искажения,   обеспечивающий   поддержание   этой
генерализации, мешали людям  правильно идентифицировать то,  что они могли в
действительности  увидеть. Идентификация обычных  карт, изображение  которых
мелькает  на экране,  не представляет  для  нас большой  значимости.  Тем не
менее, описанный эксперимент  полезен для  нас тем,  что  он с  убедительной
простотой выявляет механизмы, способные  наделить нас потенциалом обогащени
или обеднения  нашего  опыта, того, что происходит с нами  в качестве людей,
касается ли это  вождения автомобиля или достижения близости в  человеческих
отношениях, -- короче, всего,  что мы можем испытывать в каждом из измерений
нашей жизни.
     ЧТО ЖЕ ИЗ ЭТОГО СЛЕДУЕТ?
     Психотерапевтические  чародеи, о  которых речь  шла  выше,  подходят  к
психотерапии  с  различных  сторон  и  применяют  методики,  которые   резко
отличаются  одна от другой. Описывая совершаемые ими чудеса, они  пользуютс
столь различными терминологиями, что  их представления о том, чем собственно
они занимаются, казалось  бы, не имеют между собой ничего общего.  Мы  много
раз  видели,  как эти  люди работают со своими  пациентами,  и слышали слова
других наблюдателей,  из которых следовало,  что  эти  чародеи  психотерапии
совершают  столь фантастические скачки  интуиции, что  их  работу совершенно
невозможно  понять.  Однако,   хотя  магические  приемы  различны,  всем  им
свойственна одна  особенность:  все  они  вносят  изменения в  модели  своих
пациентов,  а это даст  последним более богатые возможности  выбора  в своем
поведении. Мы видим,  что у каждого из  магов или чародеев имеется карта или
модель изменения  моделей мира  пациентов, -- то есть МЕТАМОДЕЛЬ  -- котора
позволяет им эффективно достраивать и обогащать модели своих пациентов таким
образом, чтобы их жизнь становилась богаче и интереснее.
     Наша  цель в  данной  книге  состоит  в  том,  чтобы  предложить вашему
вниманию эксплицитную Метамодель, то есть Метамодель, которую можно строить.
Мы  хотим  предоставить  эту  Метамодель  в  распоряжение  тех,  кто  желает
усовершенствовать  свои психотерапевтические навыки и умения. Поскольку один
из основных  способов  познания и  понимания  пациента  связан  с  языком, и
поскольку язык  к  тому  же --  одно из  главных средств, с помощью  которых
пациенты  моделируют  свой опыт,  мы  сосредоточили  свои  усилия  на  языке
психотерапии. К счастью,  в рамках трансформационной  грамматики, независимо
от  психологии  и  психотерапии,  выработана  эксплицитная модель  структуры
языка. Адаптировав  для применения к психотерапии,  мы получаем эксплицитную
модель,     позволяющую     осуществлять     обогащение     и     расширение
психотерапевтических  умений  и  навыков;  мы получаем,  кроме  того, ценный
комплекс    инструментов,    позволяющих   нам    увеличить    эффективность
психотерапевтического вмешательства, а значит, и его магическое свойство.
     Если  вы  хотите  глубже   понять  процесс  языкового  общения  в  ходе
психотерапевтического  сеанса   или   повысить   эффективность   собственной
психотерапевтической  деятельности, "Структура  магии"  позволит вам успешно
двигаться  в этом направлении.  Магия  скрыта в  языке, на  котором  все  мы
разговариваем. Магические сети, которые вы можете  сплетать и расплетать,  в
вашем  распоряжении,  стоит   только  обратить   внимание   на  то,  чем  вы
располагаете (язык),  и  структуру заклинаний роста,  о  чем и пойдет речь в
остальной части книги.
     ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 1
     1. Фактически часть предполагаемого содержания  этой книги представляет
собой доказательство того, что такие выражения,  как "правильный подход" или
"самый эффективный" подход, -- неполны. Вопросы, которые непременно приходят
на ум и которые необходимо  поставить, чтобы сделать  эти выражения полными,
таковы: подход к чему.
     Правильный по  отношению к кому? Самый  эффективный по сравнению с чем?
По отношению  к какой именно цели? В конце книги  мы  даем небольшой словарь
терминов,  к которому  рекомендуем  обращаться всякий  раз, когда  встретите
новый или незнакомый термин.
     2. Мы хотели  бы подчеркнуть, что  это выделение  трех категорий (того,
каким  образом  модель  мира,  создаваемая каждым  из  нас, неизбежно  будет
отличаться от  самого мира) удобно для  обсуждения  вопроса о том,  как люди
моделируют  действительность.  Мы  не   считаем,  что   три   категориальных
различения  являются единственно правильными и исчерпывающими для  анализа и
понимания процесса моделирования. Более того, мы не утверждаем даже, что три
указанные категории целесообразно отличать  одну от другой  во всех случаях.
Скорее,   в   полном   соответствии   с   представляемыми  нами   принципами
моделирования мы полагаем, что это разделение  на три категории полезно  дл
понимания самого процесса моделирования.
     3.  Эту обычную  терминологию -- социальная генетика  -- мы  применяем,
чтобы напомнить  читателю, что  социальные ограничения, налагаемые на членов
общества,  воздействуют на  формирование восприятия  также  глубоко,  как  и
нейрофизиологические  ограничения.   Кроме   того  --   нейрофизиологические
ограничения,   детерминированные   генетическими  факторами,  способны   под
действием  некоторых   факторов  изменять,  подобно   ограничениям,  которые
детерминированы   социальными   факторами.   Так,   например,   значительные
достижения  исследователей, касающиеся возможности управлять так называемыми
непроизвольными   нервными   процессами   у   человека   (например,   волной
альфа-возбуждения)   и   у  других  видов,  свидетельствуют   о   том,   что
нейрофизиологические ограничения не являются абсолютно незыблемыми.
     4.  Это  всего  лишь  один из наиболее  очевидных способов, посредством
которых  языки формируют привычные восприятия  носителей языка  (см. Grinder
and Elgin, стр. 6, 7. 1972), а также труды Бенджамина Уорфа, Эдварда Сепира.
В конце книги приводится аннотированный список литературы на эту тему.
     5. На самом деле, если исходить строго лингвистически, то в языке майду
для описания цветового спектра имеется только  два  слова: лак и тит. Третье
слово, представленное в тексте,  -- сложное, оно состоит  из двух  составных
частей или морфемы:
     Ту -- моча и лак -- красное.
     Однако в данном случае  нас  интересует  не  результат лингвистического
анализа, а привычное восприятие  носителя языка майду. Данные по языку майду
сообщил нам Уильям Шерпли из Калифорнийского университета.
     6. Те из  вас, кто умеет бегло  говорить  не  только  на  родном языке,
смогут отметить для  себя некоторые смещения в восприятии мира  и самих себ
при переходе от родного языка к другому-
     7.  Это  четко  признавалось  Грегори Бейтсоном или Р.Д.Лейнгом  в  его
работе о семье шизофреников.  Поклонники  Шерлока Холмса также  согласятся с
тем, что это один из его принципов.
     8. Мы бы хотели  еще раз подчеркнуть, что наши категории никоим образом
не навязываются структуре  реальности. Просто это  удобные,  на наш  взгляд,
категории для организации мышления  и  действий, как при  изложении  данного
материала,  так и в терапевтической  практике,  то есть для разработки нашей
модели  психотерапии.  Думается, что  большинство  читателей, размышляя  над
привычным смыслом терминов, согласятся, что  генерализация и ощущения -- это
частные случаи искажения.



        Глава 2
     СТРУКТУРА ЯЗЫКА
     Одно   из  отличий   человека  от  животных  состоит  в   создавании  и
употреблении языка. Невозможно  переоценить  значимость  языка для понимани
как прошлого,  так и настоящего человеческой расы. Как об этом сказал Эдвард
Сепир:
     "Дар  речи и обладающий  упорядоченностью  язык  характерны для  каждой
известной в  настоящее  время  группы людей.  Не  было  обнаружено ни одного
племени  без  языка, и  всякие заявления, в  которых утверждается  обратное,
можно  проигнорировать  как  простой  вымысел.  Нет  никаких  оснований  дл
встречающихся  изредка заявлений, будто у некоторых народов  словарный запас
настолько ограничен, что они не могут договориться друг с другим без жестов,
так что  разумное  общение  между членами такой  группы в темноте становитс
невозможным.  Истина состоит в  том,  что  любой  язык,  по  сути  своей,  в
совершенстве  соответствует нуждам  выражения и общения народа, применяющего
этот язык. Вполне оправдано предложить, что из всех  аспектов культуры  язык
первым был  доведен  до совершенства, и что  совершенство языка представляет
собой необходимое предварительное условие развития культуры в целом" (Eduard
Sapir. Culture. Language and personalie by D.Mandelboum ).
     Все   достижения   человеческого   рода,  как   положительные,  так   и
отрицательные, предполагают  использование  языка. Мы, люди, применяем  язык
двумя  способами.   Во-первых,  мы  применяем   его  для  репрезентации  или
представления  собственного опыта; деятельность подобного  рода мы  называем
рассуждением,  мышлением,  фантазированием,  репетицией.  Применяя  язык   в
качестве репрезентации, мы  создаем  модель собственного опыта, Модель мира,
которую  мы создаем,  применяя  язык в качестве  репрезентации,  основана на
нашем  восприятии  мира.  В  свою  очередь,  наше  восприятие  определяется,
отчасти,  нашей  моделью или  репрезентацией,  как  это описано  в  главе  1
логическом или  физиологическом  смысле". {Siobin  Psicho Ciguistics. Scoll.
Foreman I CO. 197I, cmp.55).
     Задача лингвиста  состоит  в том, чтобы  сформулировать  грамматику  --
множество правил, определяющих, какие последовательности слов в том или ином
языке  являются   правильными.  Трансформационная  грамматика   основана  на
замечательных  результатах, полученных  Ноамом Хомским,  который  разработал
специальную методологию  и  построил  ряд формальных  моделей  естественного
языка. Основываясь  на  результатах.  Хомского  и  его последователен, можно
построить формальную модель описания паттернов  того, как мы сообщаем другим
модель нашего  опыта.  Мы применяем язык  для  репрезентации  и коммуникации
нашего опыта -- язык представляет собой  модель нашего мира.  Конечный  итог
исследований  в области  трансформационной грамматики  состоит  в разработке
формальной модели нашего языка, модели нашего мира, или, говоря проще, некой
метамодели.
     МЕТАМОДЕЛЬ ЯЗЫКА
     Язык  выступает  в функции системы  представления,  или  репрезентации,
нашего опыта. Человеческий опыт  может отличаться поразительным богатством и
сложностью.  Для того, чтобы  язык мог справляться со своей функцией системы
репрезентации,  он  сам  должен   располагать  богатым   набором  выражений,
представляющих опыт людей. Лингвисты, работающие в области трансформационной
грамматики,  пришли  к  заключению, что  исследовать  системы  естественного
языка, изучая непосредственно этот б