вы здесь?
     Я улыбнулась, только не смогла сделать так, чтобы глаза тоже улыбались.
     - Я здесь не как истребитель, а как эксперт по противоестественному.
     Он отдал мне лицензию:
     - Зачем тогда эта железка?
     Я посмотрела вниз, на пистолет, резко заметный на фоне красной блузки. На этот раз улыбка у меня была неподдельная.
     - Пистолет не спрятан, сотрудник Нортон, и на него есть федеральная лицензия, чтобы не возиться каждый раз с разрешением на оружие, переезжая из штата в штат.
     Ответ ему не слишком, кажется, понравился.
     - Мне было сказано пропустить вас двоих.
     Предложение было утвердительное, но прозвучало как вопрос, будто он не решил еще, пропустит он нас все-таки или нет.
     Мы с Эдуардом стояли, изо всех сил стараясь казаться безобидными, но полезными. Прикидываться безвредной мне удавалось куда лучше, чем Эдуарду. Даже никаких усилий не требовалось. Зато он лучше напускал на себя полезный вид. Он был воплощением безопасности и излучал ауру целеустремленности, на что реагируют и полицейские, и обычные люди. Я же могла только выглядеть безвредной и ждать, пока сотрудник Нортон решит нашу судьбу.
     Наконец он кивнул, будто принял решение.
     - Мне положено сопровождать вас при осмотре, мисс Блейк.
     Видно было, что эта работа его не радует.
     Я не стала его поправлять, что надо говорить миз Блейк. Кажется, он искал только повода от нас отделаться, и я не собиралась помогать ему в этом. Мало кто из полисменов любит, когда гражданские суют нос в их расследования. Я была не просто штатской - но также женщиной и охотницей на вампиров. Тройная угроза в лучшем виде: шпак, баба и урод.
     - Сюда.
     Он двинулся по узкой дорожке. Я посмотрела на Эдуарда, но он просто зашагал за Нортоном. Я последовала за ним. Такое у меня было чувство, что в ближайшие дни мне еще не раз придется это делать.
     Тихо. Очень тихо было в этом доме. Тихо шелестящий кондиционер напомнил мне шипение воздух в больнице. У меня из-за спины вышел Нортон, и вздрогнула. Он ничего не сказал, только глянул на меня.
     Из прихожей я направилась в большую гостиную с высоким потолком. Нортон пошел за мной. На самом деле он чуть не наступал мне на пятки, как преданный пес, но исходило от него не обожание и доверие, а подозрительность и настороженность. Эдуард устроился в одном из трех удобных с виду кресел с синей обивкой, вытянулся, скрестил ноги. Темные очки он не снял и был похож на картину "Отдых в уютной гостиной", если кто-нибудь такую писал.
     - Тебе скучно? - спросила я.
     - Я это уже видел, - ответил он.
     Сейчас он меньше изображал Теда и был больше самим собой. Может, ему наплевать, что подумает Нортон, а может, надоело играть. Мне точно надоело смотреть.
     Комната была из тех больших комнат, что объединяют гостиную, столовую и кухню. Хотя она и просторная, но я не очень уютно себя чувствую, когда пол тянется во все стороны. Я люблю, когда больше дверей, стен, перегородок. Наверное, сказывается моя повышенная замкнутость. Если по дому можно судить о семье, которая в нем жила, то эти люди были гостеприимны и в каком-то смысле обычны. Они покупали мебельные гарнитуры: зеленовато-голубая гостиная, столовая темного дерева у одной стены, окно с эркером и кружевными занавесками. На кухонном столе новая поваренная книга юго-западных блюд в твердой обложке. Заложена написанным от руки рецептом. Кухня занимала меньше всего места - длинная и узкая, с белыми ящичками и черно-белым молочным узором на банке с печеньем в виде коровы, которая мычала, когда у нее снимали голову. Покупное печенье, шоколадные палочки. Нет, я не стала их есть.
     - Ищешь разгадки в банке с печеньем? - спросил Эдуард.
     - Нет, - ответила я. - Мне просто хотелось знать, действительно ли она мычит.
     Нортон издал тихий звук, который можно было принять за смех. Я сделала вид, что не слышала. Хотя учитывая, что он стоял в двух футах от меня, это было непросто. Я резко сменила направление движения по кухне, и он чуть в меня не врезался.
     - Вы мне можете дать чуть больше места, чтобы дышать? - спросила я.
     - Я следую полученным приказаниям, - ответил он с каменным лицом.
     - Вам приказано стоять близко, как будто мы собираемся танго танцевать, или просто сопровождать меня?
     У него дернулись губы, но он сумел не улыбнуться.
     - Просто сопровождать вас, мэм.
     - Прекрасно, тогда сделайте два больших шага назад, чтобы мы могли перемещаться, не сталкиваясь.
     - Я должен следить, чтобы вы ничего не изменили на месте преступления, мэм.
     - Меня зовут не мэм, меня зовут Анита.
     Это заставило его улыбнуться, но он тряхнул годовой и сумел улыбку убрать.
     - Я только выполняю приказания и ничего больше.
     Какая-то горечь прозвучала в последних словах. Полисмену Нортону было под пятьдесят, по крайней мере с виду. Скоро он отслужит свои тридцать лет и при этом все еще должен сидеть в машине рядом с местом преступления и выполнять приказания. Если он мечтал когда-то о большем, то оно в прошлом. Этот человек принимал реальность как она есть, но такая реальность ему не нравилась.
     Открылась дверь, и вошел человек в галстуке с ослабленным узлом, с закатанными рукавами рубашки на загорелых предплечьях. Кожа у него была темно-коричневой, но не от загара. Испанская кровь или индейская или и та, и другая. Волосы подстрижены очень коротко - не для красоты, а потому что так удобнее. На бедре у него висел пистолет, к поясу штанов прикреплена золотая табличка.
     - Я детектив Рамирес, извините, что опоздал.
     При этих словах он улыбнулся и весь засиял природной жизнерадостностью, но я этому не поверила. Слишком много раз я видела, как у копа лицо меняется от приветливого до каменного за долю секунды. Рамирес предпочитал ловить мух на мед, а не на уксус, но я знала, что уксус у него тоже есть. До чина детектива в штатском не дослужиться, не приобретя некоторой доли кислоты, наверное, точнее будет сказать - не потеряв невинность. В общем, как это ни назови, а оно должно быть. Весь вопрос только в том, насколько глубоко это скрыто в нем.
     Я все же улыбнулась и протянула руку, и он ее пожал. Рукопожатие было твердым, но улыбка никуда не делась, правда, глаза были холодными и замечали все. Уйди я сейчас, он смог бы описать меня во всех деталях вплоть до пистолета - или начиная с пистолета.
     Полисмен Нортон все еще стоял за мной, как толстая подружка невесты на свадьбе. Детектив Рамирес глянул на него, и улыбка стала чуть-чуть уже.
     - Спасибо, сотрудник Нортон. Я теперь сам этим займусь.
     Взгляд, которым ответил ему Нортон, трудно было назвать дружелюбным. Может быть, Нортону вообще никто не нравился. А может, он был белым, а Рамирес - нет. Он был стар, а Рамирес молод. Он так и закончит свою карьеру в полицейской форме, а Рамирес уже ходит в штатском. Предрассудки и зависть зачастую неразлучны. А может, просто у Нортона плохое настроение.
     Как бы там ни было, а Нортон вышел, как ему было сказано, и закрыл за собой дверь. Накал улыбки Рамиреса подскочил еще на одно деление, когда он повернулся ко мне. До меня дошло, что он симпатичный в своем роде молодой парень и сам это знает. Не то чтобы он был самовлюбленный тип, но я - женщина, а он - симпатичный парень, и потому он надеялся, что я дам некоторую слабину. Нет, друг, ты ошибся дверью.
     Я покачала головой, но улыбнулась в ответ.
     - Что-нибудь не так? - спросил он. И даже его серьезная мина была мальчишеской и подкупающей. Нет, он наверняка перед зеркалом тренируется.
     - Нет, детектив, все в порядке.
     - Пожалуйста, называйте меня Эрнандо.
     Я не могла не улыбнуться шире:
     - А я Анита.
     Широко и ярко вспыхнула улыбка.
     - Анита - красивое имя.
     - Вполне обычное, - сказала я, - а мы сейчас занимаемся расследованием преступления, а не знакомством на дискотеке. Так что можете чуть пригасить свое очарование, и вы мне все равно будете нравиться, детектив Рамирес. Я даже готова поделиться с вами тем, что найду. Честно.
     - Эрнандо, - поправил он меня.
     Я не могла не засмеяться.
     - Ладно, Эрнандо. Но действительно не надо так стараться, чтобы меня покорить. Я не настолько хорошо вас знаю, чтобы невзлюбить.
     Тут засмеялся он.
     - Это так заметно?
     - Вы отлично изображаете хорошего полисмена, и этот мальчишеский шарм просто прекрасен, но я уже сказала - в нем нет необходимости.
     - О'кей, Анита. - Улыбка потускнела на пару ватт, но все равно он оставался открытым и каким-то приветливым. Меня это нервировало. - Вы уже весь дом осмотрели?
     - Нет еще. Сотрудник Нортон слишком рьяно сопровождал меня, прямо наступал на пятки. Трудно было ходить.
     Улыбка погасла, но глаза по-прежнему остались приветливыми.
     - Цвет ваших черных волос чуть темнее, чем должен был быть при такой коже.
     - Моя мать была мексиканка, но большинство людей этого не замечают.
     - В нашем уголке страны смешение очень велико. - Он при этом не улыбался, был серьезен и чуть-чуть выглядел не так уж молодо. - Те, кто хочет заметить, заметят.
     - Я могла бы быть наполовину смуглой итальянкой.
     На это он чуть улыбнулся:
     - В Нью-Мексико смуглых итальянцев немного.
     - Я здесь слишком недолго, чтобы что-нибудь заметить.
     - Вы первый раз здесь?
     Я кивнула.
     - И как вам пока что?
     - Я видела больницу и часть этого дома. Думаю, маловато будет, чтобы составить мнение.
     - Если у меня выдастся свободная минутка, пока вы здесь, я был бы рад показать вам то, на что здесь у нас стоило бы посмотреть.
     Я заморгала. Может, этот мальчишеский шарм и не был полицейской тактикой. Может, он - подумать только? - клинья подбивает?
     Я не успела придумать ответ, как подошел Эдуард, сияя в лучших традициях старины Теда.
     - Детектив Рамирес, рад снова вас видеть.
     Они пожали друг другу руки, и Рамирес одарил Эдуарда улыбкой, столь же искренней, как у самого Эдуарда. Поскольку я знала, что Эдуард притворяется, было неприятно смотреть, насколько похожи у них выражения лиц.
     - И я рад вас видеть, Тед. - Он снова повернулся ко мне. - Пожалуйста продолжайте осмотр. Тед мне много о вас рассказывал, и я надеюсь, ради нашей общей пользы, что он не преувеличил ваши таланты.
     Я посмотрела на Эдуарда, он только улыбнулся мне. Я нахмурилась:
     - Ладно, постараюсь никого не разочаровывать.
     И я вернулась в гостиную, сопровождаемая детективом Рамиресом. Он дал мне больше места для маневра, чем Нортон, но следил за мной. Может, хотел назначить свидание, но смотрел он на меня не так. Он смотрел на меня, как коп, который хочет знать, что я делаю, как реагирую. Это повысило мое мнение о его профессионализме.
     Эдуард сдвинул очки настолько, чтобы глянуть на меня, когда я проходила мимо. Он улыбался, почти скалился. Все было ясно по его лицу - он забавлялся попытками Рамиреса флиртовать. Я отмахнулась от него, прикрыв этот жест другой рукой, чтобы видел только Эдуард.
     Он засмеялся, что прозвучало здесь уместно. Этот дом был построен, чтобы люди в нем смеялись. Когда смех умолк, наступила тишина, будто вода сомкнулась над брошенным камнем и звук растаял в глубоком молчании, которое стало еще тише.
     Я стояла посреди светлой гостиной с таким ощущением, что нахожусь на распродаже и сейчас войдет агент по недвижимости, ведя экскурсию потенциальных покупателей. Вот так этот новый дом походил на только что развернутый подарок. Но было здесь такое, чего не допустил бы никакой агент по недвижимости. На кофейном столике светлого дерева лежала газета, сложенная вчетверо на бизнес-приложении. На приложении было написано "Нью-Йорк тайме", а на других листах - "Лос-Анджелес трибьюн". Наверное, бизнесмен, недавно приехавший из Лос-Анджелеса.
     На углу кофейного столика стояла большая цветная фотография, изображавшая пожилую пару, лет за пятьдесят, и с ними мальчишку-подростка. Все они улыбались и обнимали друг друга, как обычно бывает на фотографиях. Вид у них был счастливый и безмятежный, хотя по фотографиям трудно судить. Камеру обмануть легко.
     Я оглядела комнату и увидела фотографии поменьше на белых полках, занимавших почти всю стену. Они стояли между сувенирами, почти все - на индейскую тему. Но эти снимки поменьше были такими же безмятежными, с теми же улыбками. Счастливая и процветающая семья. Мальчик и мужчина, загорелые и веселые, на лодке, на фоне моря и с большой рыбой в руках. Женщина и три девочки пекут печенье, все в рождественских передниках. Не меньше трех фотографий взрослых пар с одним-двумя детьми. Девочки с той рождественской фотографии - внучки, наверное.
     Я глядела на пару и высокого загорелого подростка и надеялась, что они мертвы, так как даже думать, что кто-то из них лежит в той больнице, было... не слишком уютно. Но к чему сомневаться - они действительно мертвы, и мысль эта утешала.
     Я стала рассматривать индейские поделки, выстроившиеся на полках. Некоторые из них предназначались для туристов: копии разрисованных горшков, слишком новые, чтобы быть настоящими, самодельные куклы, вполне подходящие для детской, головы гремучих змей в бессильном броске, погибших еще до того, как их убийца открыл им пасти, чтобы придать страшный вид.
     Но посреди этого туристского барахла лежали и Другие вещи. Горшок за стеклянной перегородкой, с выбитыми кусками и выцветший до сероватого цвета яичной скорлупы. Копье или дротик над камином. Оно висело за стеклом, и на нем еще сохранились остатки перьев и жил с бисеринками. Наконечник копья был вроде бы каменный. Маленькое ожерелье из бус и раковин под стеклом, на потертых лентах из шкуры. Кто-то знал, что следует собирать, поскольку все, собранное за стеклом, казалось подлинным и явно ухоженным. А туристские подделки валялись сами по себе.
     Я сказала, не поворачиваясь:
     - Я не эксперт по предметам индейской культуры, но эти вроде бы музейного качества.
     - Эксперты говорят то же самое, - ответил Рамирес.
     Я обернулась к нему. Лицо его стало безразличным, и он выглядел старше.
     - Это все законно?
     Он слегка улыбнулся:
     - Вы хотите спросить - не краденое ли это?
     Я кивнула.
     - Вот это мы смогли проследить, все куплено у частных лиц.
     - А есть и еще?
     - Да.
     - Покажите, - попросила я.
     Он повернулся и пошел по длинному центральному коридору. Теперь моя очередь была следовать, хотя я соблюдала дистанцию больше, чем они с Нортоном. И я не могла не заметить, как ловко сидят брюки на Рамиресе. Я покачала головой. Дело в его заигрываниях или я просто устала от двух мужчин, что у меня есть? Было бы приятно завести что-то не такое сложное, но в глубине души я понимала, что такой выбор мне уже не светит. Вот я и любовалась спиной шагавшего передо мной по коридору детектива Рамиреса и знала, что это ничего не значит. Разве что поубавилось бы их уважение ко мне, начни я крутить с одним из них. У меня не стало бы даже нынешнего еле заметного авторитета - я оказалась бы просто чьей-то подружкой. Анита Блейк, истребитель вампиров и эксперт по противоестественным явлениям, - это все-таки нечто. Подружка детектива Рамиреса - это полный ноль.
     Эдуард направился куда и мы, но очутился далеко позади, почти у входа, когда мы уже выходили из коридора. Это он нам давал уединиться? Он что, считал флирт с детективом удачной мыслью или думал, что любой человек все-таки лучше, чем монстр, как бы этот монстр ни был мил? У Эдуарда если и были предрассудки, то только насчет монстров.
     Рамирес остановился у конца коридора, все еще улыбаясь мне, как будто мы были на экскурсии в каком-то другом доме и с другой целью. Выражение его лица не соответствовало тому, чем мы должны были заняться. Он показал на двери по обе стороны коридора:
     - Индейские предметы налево, кровища направо.
     - Кровища? - переспросила я.
     Он кивнул все с тем же приветливым лицом, и я придвинулась к нему. Пристально поглядев в эти темно-карие глаза, я поняла, что улыбка у него - полицейская пустая маска. Она была веселой, но глаза непроницаемые, почище, чем у любого из виденных мной копов. Улыбающаяся пустота, но все же пустота. Раньше я такого не видела. Чем-то это меня тревожило.
     - Кровища, - повторила я.
     Улыбка осталась на месте, но уверенности в глазах стало меньше.
     - Анита, со мной не надо изображать железную женщину.
     - А она не изображает, - сказал подошедший наконец Эдуард.
     Рамирес бросил на него беглый взгляд, потом снова уставился на меня.
     - В ваших устах это серьезный комплимент, Форрестер.
     Знал бы ты только, подумала я.
     - Послушайте, детектив, я только что из больницы. Что бы ни было за этой дверью, хуже, чем там, оно не будет.
     - Откуда вы знаете? - спросил он.
     Я улыбнулась:
     - Потому что даже при включенном кондиционере запах был бы похлеще.
     Сверкнула яркая и, как мне подумалось, непритворная улыбка.
     - Очень практично, - сказал он. - Должен был догадаться, что вы очень практичны.
     - Почему? - нахмурилась я.
     Он показал на свое лицо:
     - Косметики нет.
     - А может, мне просто плевать, как я выгляжу.
     Он кивнул:
     - И это тоже.
     Он потянулся к двери, но я его опередила. Рамирес приподнял брови, но отступил на шаг и дал мне открыть дверь: дескать, я могу войти первой, - и ладно, так даже честно. Эдуард и Рамирес это зрелище уже видели. А у меня билет еще не был прокомпостирован.

Глава 11

     Я ожидала обнаружить в комнате многое: пятна крови, признаки борьбы, может, даже ключ к разгадке. А чего я не ожидала найти - так это душу. Но как только я вошла в эту светлую бело-зеленую спальню, я уже знала, что душа здесь, держится под потолком и ждет. Это не первая душа, которую мне приходилось ощущать. Похороны всегда интересны: душа часто держится поблизости от тела, не зная, что делать, но через три дня она обычно уходит туда, куда ей положено.
     Я таращилась на эту душу и ничего не говорила. Наделена ли душа физической формой, точно не знаю, но что она здесь - это факт. Я могла бы рукой в воздухе очертить ее контуры, знала примерно, сколько места занимает она, паря под потолком. Но я понятия не имела, как эта энергия, дух располагается в пространстве - так ли, как я, как кровать, как что-нибудь.
     Я сказала приглушенно, будто боялась ее спугнуть:
     - Давно они погибли?
     - Они не погибли, - ответил Рамирес.
     Я моргнула и повернулась к нему:
     - То есть как?
     - Вы видели Бромвеллов в больнице. Они оба еще живы.
     Я посмотрела в его серьезное лицо. Улыбка исчезла. Я повернулась обратно к этой парящей сущности.
     - Кто-то здесь погиб, - сказала я.
     - Здесь никого не резали, - ответил Рамирес. - Как сообщает полиция Санта-Фе, именно этот метод использует убийца. А посмотрите на ковер. Если бы здесь кого-то разрезали, крови было бы больше.
     Я посмотрела на ковер и увидела, что он прав. Кровь была, как черный сок, пролитый на ковер, но ее было немного - только пятна, капельки. Эта кровь пролилась, когда с двух человек сняли кожу, но если бы здесь кого-то разорвали на части, ее было бы больше, куда больше. Был еще слабый неприятный запах, будто у кого-то не выдержал кишечник в момент пытки или смерти. Это почти всегда бывает. Смерть - последняя интимная процедура, которую мы совершаем в этой жизни.
     Я покачала головой и подумала, что сказать. Будь я дома, в Сент-Луисе, с Дольфом, Зебровски и прочей командой, которую я хорошо знаю, я бы просто сказала, что вижу душу. Но Рамиреса я не знала, а большинство копов шарахаются от любого, кто занимается подобной мистикой. Сказать иль не сказать - вот в чем был вопрос, но тут шум из прихожей заставил нас всех обернуться к еще открытой двери.
     Мужские голоса, торопливые шаги, все ближе. Рука у меня уже легла на пистолет, когда я услышала:
     - Рамирес, где вас черти носят?
     Это был лейтенант Маркс. Я убрала руку от пистолета и знала, что не буду говорить полиции о висящей в