азговором, он меня не убивает. Я могла бы на всю ночь придумать вопросы.
     - Я стану смертным и бессмертным.
     Тут я вытаращила глаза.
     - В каком смысле - смертным?
     - Твоя кровь сделает меня смертным. Твоя сущность сделает меня бессмертным.
     Я нахмурила брови:
     - Не понимаю, что ты говоришь.
     Он взял мое лицо в ладони, как любовник.
     - Как же тебе понять пути богов?
     Он протянул руку, и носитель чужой кожи подал ему длинную костяную иглу. Наверное, мне не хотелось знать, что он будет сейчас делать.
     - Зачем эта штука?
     Он держал в руках иглу дюйма четыре длиной, медленно вертя между пальцами.
     - Я тебе проколю мочку уха и попью твоей крови. Боль будет не сильная.
     - Ты все время говоришь, будто хочешь, чтобы я в тебя поверила, но ты - единственный, кто никогда не страдает. Твои жрецы, люди, которые тебя обворовали, все твои жертвы - всем было больно. Но не тебе.
     Он приподнялся на локте, уютно прижимаясь ко мне.
     - Если моя боль убедит тебя в моей искренности, то да будет так.
     Он всадил иглу себе в палец, глубоко, до кости. И медленно вытащил, стараясь, чтобы это было как можно больнее. Я ждала, что сейчас покажется кровь, но ее не было. Он держал палец на виду, и я видела дыру от иглы, но она была пуста, бескровна. У меня на глазах ранка закрылась гладкой кожей, будто ее и не было. Да, нож против него мне ничего не даст.
     - Моя боль уменьшит твою боль? - спросил он.
     - Я тебе обязательно дам знать.
     Он улыбнулся, так ласково, так терпеливо. И начал подводить иглу к моему левому уху. Я бы могла отбиваться свободной рукой, но если он собирается всего лишь проткнуть мне мочку, как это было в ночном клубе, то пусть себе. Мне это в принципе не нравилось, но отбиваться я не собиралась. В этом случае меня могут заковать обратно, а иметь свободную руку я хотела больше, чем не подпустить этого бога к своему уху.
     Честно говоря, дело тут в том, что я не люблю игл. Не только шприцов с иглами, а вообще никаких. У меня фобия насчет колющих предметов. Ножи меня не так волнуют, как иглы, - можете себе представить? Фобия есть фобия. Чтобы удержать себя от борьбы, я закрыла глаза, потому что иначе стала бы отбиваться. Совершенно непроизвольно.
     Боль была резкой и отчетливой. Я ахнула, открывая глаза, и увидела, как он ткнулся в меня лицом. Будто хотел поцеловать, но губы его прошли мимо моих. Он отвернул мне лицо вправо, бережно, подставляя себе ухо и длинную линию шеи. Это мне напомнило вампиров, только этот рот лизнул мне ухо длинным быстрым движением. Слегка вздохнув, он сглотнул первую кровь, потом сомкнул губы на мочке моего уха, заработал ртом, подкачивая языком кровь из ранки. Телом он прижался ко мне, одной рукой отворачивая мне голову в сторону, другая поглаживала контур моего тела по всей длине. Наверно, дело тут в крови - я никогда не поглаживаю бифштекс во время еды.
     Всей челюстью он вдавился мне в лицо. Я ощущала, как шевелится и глотает его рот. Бывало, что вампиры пили из меня кровь, не подчинив разум, и это было больно. То, что делал сейчас бог, не причиняло никакой боли. Скорее он вел себя как перестаравшийся любовник, целующий ухо. Неприятно, но не так чтобы очень больно.
     Его рука опустилась с моего лица под лифчик. Это мне не понравилось.
     - Кажется, ты не собирался предлагать мне секс.
     Он убрал руку из лифчика и отодвинулся, отпустив ухо. Глаза у него были мутные, они тонули в бирюзовом сиянии, как глаза любого вампира, утолившего жажду крови.
     - Прости, - сказал он. - Просто я уже очень давно не чувствовал жизни в собственном теле.
     Кажется, я поняла, о чем он, но продолжала задавать любые вопросы, приходившие мне в голову. Лишь бы он продолжал говорить.
     - Что ты имеешь в виду?
     Он засмеялся и откатился набок, приподнявшись на локте. Ткнул себя иглой в палец и ахнул. Кровь появилась из ранки, алая кровь. Он снова засмеялся.
     - Твоя кровь бежит в моем теле, и я снова стал смертным, со всеми аппетитами смертного мужчины.
     - Чтобы было давление крови, нужна кровь, - сказала я. - У тебя первая эрекция за сотни лет. Я ее чувствую.
     Он оглядел меня своими засасывающими глазами.
     - И она может стать твоей.
     Он пошевелился, прижимаясь ко мне, и я почувствовала его сквозь джинсы - желающего, готового.
     Стала было говорить свое обычное "нет" - и остановилась. Если мне выбирать между изнасилованием и убийством, да еще когда полиция спешит на помощь... Я взвешивала варианты, но так и не узнала сама, что сказала бы, потому что оттуда, где безмолвно стояли люди без кожи, вбежал один из носителей чужих кож.
     Я услышала его бегущие шаги и повернулась. Он пробивался, расталкивая ободранных. Упав на колено перед Супругом Красной Жены, он произнес:
     - Повелитель, к нам приближаются вооруженные чужаки. С ними маленький брухо, и он их ведет сюда.
     Супруг Красной Жены посмотрел на него тяжелым взглядом:
     - Убейте их. Задержите их. Когда я приду в силу, им уже будет поздно.
     Носители кож разобрали оружие из ящика и выбежали. Повернув голову, я увидела, что ободранные бросились за ними. Только Тлалоци, жрец, остался в пещере. Нас было только трое, и Рамирес шел на помощь. Полиция шла на помощь. Уж несколько минут я точно выиграю.
     Пальцы взяли меня за лицо и повернули к нему.
     - Ты могла бы стать для меня первой женщиной за сотни лет, но у нас нет времени. - Он стал опускать лицо ко мне. - Мне жаль, что я должен взять тебя в невольные жертвы, потому что ты ни мне, ни моим не сделала ничего плохого.
     Я сунула руку в карман. Пальцы сомкнулись на авторучке. Я отвернула голову, будто уходя от поцелуя, но на самом деле глядя, где Тлалоци. А он отошел к алтарю и спихнул с него Полину, словно мусор. Он очищал алтарь, очевидно, для смерти своего бога.
     Супруг Красной Жены погладил мне лицо, пытаясь бережно повернуть его к себе. Он прошептал, и дыхание его ласкало мне лицо:
     - Я буду носить твое сердце на ожерелье языков, и мои поклонники вечно будут помнить твою жертву.
     - Как романтично, - сказала я, осторожно вытаскивая из кармана авторучку.
     - Повернись ко мне, Анита. Не заставляй делать тебе больно.
     Пальцы сомкнулись у меня на подбородке и стали медленно поворачивать меня лицом к нему. Я ощущала силу в этих пальцах, знала, что они могут легким сжатием просто сломать мне челюсть. Помешать ему повернуть меня к себе я не могла, остановить не могла, но ручка уже была у меня в руке. Палец лежал на кнопке, выбрасывающей лезвие. Надо было только приложить точно к сердцу.
     Снаружи загремели выстрелы, и достаточно близко, будто выход был рядом. Послышался рев, и я знала, что это. Полиция принесла с собой огнеметы или пригласила национальную гвардию принять участие в потехе. Интересно, чья это идея - очень удачная. Пусть они все сгорят.
     Я глядела на него снизу вверх, и пальцы его держали мое лицо.
     - Действительно ли бьется для меня твое сердце? - спросила я.
     - Оно бьется. Кровь бежит по этому телу. Ты дала мне жизнь, и теперь ты дашь мне бессмертие.
     Супруг Красной Жены склонился надо мной, как принц над Спящей Красавицей, запечатлеть поцелуй, после которого опять все будет хорошо. Губы его были в дюйме от моих. Слишком ярким было воспоминание, как умирала и высыхала плоть Сета. Очевидно, я успела приставить авторучку ему к сердцу. Он подался назад на долю дюйма, в глазах его был вопрос. Я нажала кнопку, и клинок вошел в сердце.
     Глаза его расширились, исчез бирюзовый огонь, остался только очень человеческий взгляд.
     - Что ты сделала?
     - Ты просто вампир. А вампиров я убиваю.
     Он скатился с камня на пол, протянул руку к Тлалоци. Жрец бросился к нему, и я не стала ждать, есть ли у него лечение для своего бога. Я отстегнула левую руку и наклонилась к ногам.
     Супруг Красной Жены рухнул на колени, и жрец рухнул вместе с ним. "Нет, нет, нет!" - кричал он. Прижимая руки к рукояти ножа, он пытался остановить хлещущую кровь. Бог в судорогах упал на пол, пытаясь зажать рану, укротить кровь.
     Я освободила лодыжки и скатилась с камня на другую сторону. Было у меня предчувствие, что Тлалоци будет мною очень недоволен.
     Он встал, вытянув перед собой залитые кровью руки. Никогда я не видела такого ужаса, такого отчаяния, будто я разрушила весь его мир. Может быть, так оно и было.
     Он не сказал ни слова, только выхватил из-за пояса обсидиановый нож и стал красться ко мне. Но между нами был камень, на котором я только что лежала в цепях, и он был размером с добрый обеденный стол. Я держалась так, чтобы камень был между нами, держала дистанцию, и он не мог меня схватить. Стрельба стала ближе. Он, наверное, тоже это услышал, потому что внезапно перепрыгнул через камень, махнув на меня ножом. Я отбежала от камня прочь, на открытое место, чего ему и надо было.
     И повернулась к нему лицом. Он приближался ко мне в стойке, держа нож свободно, но твердо, как человек, умеющий с ним обращаться. Мой клинок остался в груди вампира. Я стояла лицом к жрецу, расставив руки, не зная точно, что буду делать, только бы не попасть под удар. И ничего не приходило в голову.
     - Рамирес! - заорала я.
     Тлалоци бросился на меня, полосуя ножом воздух. С лестницы донеслись крики, шум близкой битвы, а жрец размахивал ножом как безумец. Я только могла отступать, стараясь не попасть под лезвие. У меня текла кровь из обеих рук и пореза у ключицы, и тут я поняла, что он прижимает меня к алтарю.
     О тело Полины я споткнулась в ту самую секунду, как стала искать его глазами, чтобы не зацепиться. Когда я свалилась набок, ноги у меня зацепились о ее тело. Я стала лягаться в сторону, где должен был быть Тлалоци, не видя его, только бы не подпустить его к себе.
     Он поймал меня за лодыжку, прижал мою ногу к своему телу. Мы смотрели друг на друга, и у него на лице была написана моя смерть. Потом он перебросил нож в руке из положения для рубящего удара в положение для колющего удара сверху. За левую ногу он меня держал, прижимая к телу, но правая у меня еще оставалась на полу. Приподнявшись на руках, я бросилась плечами вниз и дернула правую ногу на себя. Прицелилась в его правое колено. Тлалоци начал удар сверху. Я двинула его в нижний край коленной чашечки, вложив в этот удар все, что у меня еще было. Нога его хрустнула, он вскрикнул от боли, но клинок все так же шел вниз.
     Голова Тлалоци разлетелась дождем костей и мозга. Этим дождем меня окатило всю, а тело жреца рухнуло набок, и обсидиановый клинок заскрипел по каменному полу, зажатый в судорожно дергающейся руке.
     Я глянула в сторону входа, и там стоял у подножия ступеней Олаф, все еще в стойке стрелка, и дуло пистолета смотрело туда, где только что был жрец. Олаф моргнул, и сосредоточенность сошла с его лица. Оно стало почти человеческим. Он пошел ко мне, держа пистолет в опущенной руке. В другой был нож, окровавленный по рукоять.
     Я уже вытирала с лица мозги Тлалоци, когда Олаф остановился передо мной.
     - Никогда не думала, что скажу такие слова, но я рада тебя видеть.
     Он улыбнулся - на самом деле улыбнулся.
     - Я спас тебе жизнь.
     Тут я уже не могла не улыбнуться.
     - Я знаю.
     С лестницы ввалился Рамирес, а с ним что-то вроде отряда специальной полиции в полном боевом вооружении. Они рассыпались в стороны, зловещего вида стволы обшаривали каждый дюйм пещеры. Рамирес стоял с пистолетом в руке, высматривая, в кого стрелять. Национальные гвардейцы с огнеметом влезли следом, держа сопло в потолок.
     Олаф обтер нож об штаны, сунул в ножны и предложил мне руку. Она была красна, но я сжала ее, и он помог мне встать.
     Вошел Бернардо, а за ним - еще копы. Гипс у него был красен от крови, торчащее из него лезвие настолько потемнело от крови же, что казалось черным.
     - Ты жива, - сказал он.
     - Спасибо Олафу, - ответила я.
     Олаф чуть сжал мне руку, потом отпустил.
     - А я опять опоздал, - сказал Рамирес.
     Я покачала головой:
     - Какая разница, кто спас сражение, если его спасли?
     Остальные копы чуть расслабились, когда увидели, что стрелять здесь не в кого.
     - Это все? - спросил один из спецполиции.
     Я глянула в дальний туннель.
     - Там кецалькоатль.
     - Кто?
     - Ну... дракон.
     Даже сквозь забрало боевого шлема было видно, как они переглянулись.
     - Монстр, чудовище, если вам больше нравится это слово. Но он все равно там.
     Они построились и двинулись боевым порядком к туннелю. У входа они помедлили, потом вошли внутрь один за другим. Раз в жизни я не полезла с ними. Сегодня я уже сделала свою долю работы, а к тому же оружие у них было куда как лучше моего. Один из них приказал Рамиресу и другим более цивильного вида полисменам вывести штатских наружу.
     Рамирес подошел ко мне.
     - У тебя кровь. Рана?
     Он коснулся пореза на руке.
     Я повернулась, чтобы он увидел и остальные:
     - И не одна.
     Бернардо и копы, которым было велено остаться, подошли посмотреть на двух мертвецов.
     - А где этот самый Супруг Красной Жены, про которого говорил тот жуткий карлик?
     Я показала на тело с кинжалом в груди. Двое копов подошли посмотреть.
     - Что-то он не очень похож на бога.
     - Это был вампир, - сказала я.
     Тут уж все проявили интерес.
     - Как ты сказала? - переспросил Рамирес.
     - Ребята, давайте сначала о главном. Надо сделать так, чтобы это тело не вернулось. Можете мне поверить, этот гад был очень силен. И пусть лучше он остается мертвым.
     Один из копов пнул тело ногой. Оно колыхнулось, как колышутся только трупы.
     - По мне, так он мертвый.
     При виде колыхнувшегося тела я вздрогнула, будто ожидала, что он сейчас сядет и скажет, пошутил, ребята, ни фига я не мертвый. Тело осталось неподвижным, но моим нервам от этого не стало легче.
     - Надо отрезать голову и вырезать сердце. Потом их следует сжечь отдельно и развеять над различными водными массивами. Потом тело сжечь в пепел и развеять над третьим водным массивом.
     - Да вы шутите! - сказал один из копов.
     - Ободранные вдруг перестали шевелиться, - сказал Рамирес. - Это ты сделала?
     - Наверное, это случилось, когда я воткнула нож ему в сердце.
     - И пули ни на кого не действовали, пока не попадали эти, без кожи. А потом пули стали убивать всех.
     - Так это она сделала? - спросил тот же коп. - Это ее работа, что пули стали действовать?
     - Да, - ответил Рамирес, и был, наверное, прав. Наверное, это была я. Как бы там ни было, а сейчас вызывать сомнения я не хотела. Мне надо было, чтобы они меня послушались. И сделали так, чтобы этот бог остался навсегда мертвым.
     - И как будем отделять голову? - спросил коп.
     Олаф подошел к сундуку, из которого люди бога вынимали оружие, и поднял большую дубинку с вставленными в нее кусочками обсидиана. Сунув пистолет в кобуру, он подошел к телу.
     - Блин! Это ведь они такими штуками нас лупили! - сказал коп.
     Олаф оглянулся на Рамиреса:
     - А вы, Рамирес, что скажете?
     - Я скажу, что делать надо все, что скажет Анита.
     Олаф крутанул дубинкой в воздухе, будто прикидывая в руке. Копы чуть попятились. Олаф глянул на меня:
     - Я отрежу голову.
     Я вытащила нож из руки Тлалоци - ему он все равно уже не нужен.
     - А я выну сердце.
     И я подошла к Олафу с ножом в руке. Копы расступились прочь от нас.
     Я встала над вампиром. Олаф присел с другой стороны, посмотрел на меня.
     - Если бы я дал тебя убить, Эдуард решил бы, что я допустил осечку.
     - Значит, Эдуард жив?
     - Да.
     Мои плечи отпустила судорога, которую я даже не осознавала до тех пор.
     - Слава Богу!
     - У меня осечек не бывает, - сказал Олаф.
     - Я тебе верю.
     Мы переглянулись, и что-то было у него в глазах такое, что мне было не прочесть и не понять. Что-то на шаг дальше всего, чем я уже стала. Глядя в эти темные глаза, я знала, что там живет монстр - не столь сильный, как тот, что лежал на земле, но столь же смертоносный в подходящих обстоятельствах. И ему я обязана жизнью.
     - Сначала отрезай голову.
     - Почему?
     - Я боюсь, что, если вынуть нож, пока тело еще нетронуто, он сядет и начнет снова дышать.
     Олаф приподнял брови:
     - Ты не шутишь со мной?
     - Когда дело касается вампиров, я никогда не шучу.
     Он еще раз посмотрел на меня долгим взглядом:
     - Из тебя бы вышел отличный мужчина.
     Я приняла комплимент, ибо это и был комплимент. Может быть, самый большой, который Олаф когда-либо говорил женщине.
     - Спасибо, - ответила я.
     Командир группы спецполиции вышел из туннеля.
     - Ничего там нет. Пусто.
     - Значит, ушел, - сказала я и посмотрела снова на лежащее тело. - Отрезай голову. Надоело мне в этой проклятой пещере.
     Командиру спецгруппы наше занятие не понравилось, и они с Рамиресом стали орать друг на друга. Пока остальные ждали, чем кончится спор, я кивнула Олафу, и он отделил голову одним ударом. Кровь хлынула на пол пещеры.
     - Какого хрена вы там делаете? - вопросил один из спецназовцев, направляя на нас ствол.
     - Свою работу, - сказала я, приставляя острие ножа под ребрами.
     Спецназовец поднес приклад к плечу.
     - Отойдите от тела, пока капитан не разрешил!
     - Олаф, - позвала я, не отводя клинок от тела.
     - Да?
     - Если он будет стрелять, убей его.
     - С удовольствием.
     Огромный Олаф повернулся к полисмену, и что-то было в этом взгляде, от чего вооруженный до зубов человек подался назад.
     Упомянутый капитан произнес:
     - Рейнольдс, оставь. Она истребитель вампиров, пусть делает свою работу.
     Я проткнула кожу, ввела лезвие в грудную клетку и вырезала дыру. Туда я просунула руку, там было тесно, мокро, скользко, и понадобились две руки, чтобы вытащить сердце - одной отрезать его от окружающих тканей, другой тащить. Когда я вынула его из груди, руки у меня были по локоть в крови.
     Рамирес и Бернардо глядели на меня оба примерно с одинаковым выражением лица. Вряд ли кто-то из них в ближайшее время захочет назначить мне свидание. Они всегда будут помнить, как я вырезала сердце из груди мертвеца, и это воспоминание отравит все остальные. Насчет Бернардо мне было плевать, а от выражения глаз Рамиреса мне стало больно.
     Чья-то рука коснулась сердца. Я сначала посмотрела на руку, потом подняла глаза и встретила взгляд Олафа. Он не испытывал отвращения. Он поглаживал сердце, и руки его задевали мои. Я отодвинулась, и мы переглянулись поверх тела, которое только что разделали. Нет, Олаф не испытывал отвращения. Чистая тьма стояла в его глазах, та, что заполняет глаза мужчины лишь в самых интимных ситуациях. Он поднял отрезанную голову за волосы, держа почти так, как если бы хотел поцеловать. И тут я поняла, что держит он ее над сердцем.
     Мне пришлось отвернуться от того, что я увидела в его лице.
     - Есть у кого-нибудь пакет, в котором это можно вынести?
     В конце концов нашелся пустой пакет от оборудования, и я спустила туда сердце. Пакет, сказал мне полисмен, я могу оставить себе. Ему он уже не нужен.
     Олафу никто пакета не предложил, а он и не спрашивал.

Глава 63

     Мои пистолеты отыскались в ящике с остальным оружием, хотя кобуры пропали. В этой поездке мне никак не удается сохранять кобуры. Но сейчас я засунула пистолеты за пояс джинсов. Ножей в сундуке не было. Рамирес лично отвез меня в крематорий, и я приглядела, чтобы сердце и голова были сожжены отдельно. Когда мне выдали два небольших контейнера пепла, уже почти наступил рассвет. Я заснула в машине рядом с Рамиресом, иначе ему пришлось бы выдержать мои возражения насчет моей поездки в больницу, но он настаивал, чтобы меня осмотрели врачи. Как ни поразительно, но почти ни один порез не был таким глубоким, чтобы понадобились швы. Даже новых шрамов не ожидалось. Просто чудо.
     Один из федералов одолжил мне куртку с надписью "ФБР", чтобы прикрыть мое почти голое тело. Несколько пат