тов населения к старым условиям 
физической и психической среды. Чтобы лучше понять этот важный закон, стоит 
только обратить внимание на явления акклиматизации. Из среды новых поселенцев 
одни умирают, другие выживают, смотря по способности перенести новый климат; 
дети последних обнаруживают еще большую выносливость. В виде аналогии, указывают 
на любопытный пример приспособления к новой среде крыс и кошек в Америке. Крысы 
в конце концов акклиматизировались в помещениях, где хранится в замороженном 
состоянии мясо, предназначенное для европейских рынков, и стали размножаться, 
обратившись путем подбора в животное с густой шерстью. Тогда начали отыскивать 
для борьбы с ними кошек; но последние плохо приспособлялись к температуре, 
никогда не превышающей точки замерзания. Только одной ангорской кошке удалось 
перенести эту температуру, а ее потомство так хорошо приспособилось к ней, что в 
настоящее время его представители заболевают и гибнут при нормальной 
температуре. Аналогичные же результаты получаются при акклиматизации 
человеческих рас. Среди колонистов известной расы, переживают наиболее 
приближающиеся к туземцам по органическим признакам, обеспечивающим 
приспособление к данному климату. Тщетно целая серия очень различных рас сменяют 
одна другую в какой-нибудь стране с резкими климатическими условиями; из среды 
этих различных рас переживают только индивиды, наилучше воспроизводящие местный, 
"областной тип". Переселяясь в Америку, англичане трансформируются и стремятся 
приблизиться к краснокожим. Катрфаж утверждает, что американский англо-саксонец 
уже со второго поколения приобретает черты индийского типа, делающие его похожим 
на ирокеза. Система желез получает минимальное развитие; кожа делается сухой; 
свежесть красок и румянец щек заменяются у мужчины землистым цветом, а у женщины 
безжизненной бледностью; волосы становятся гладкими и темнеют; радужная оболочка 
принимает темную окраску; взгляд делается острым и диким. По-нашему мнению, все 
эти признаки указывают на превращение сангвинического типа в нервно-желчный, 
являющееся результатом климатических условий, влияющих на внутренние процессы: 
темперамент, в котором, преобладала прежде интеграция, приобретает склонность к 
расходованию внутренних сил и к дезинтеграции. В конце концов этот результат 
приводит к вторичным изменениям в самом строении органов: голова уменьшается, 
округляясь или принимая остроконечную форму; лицо удлиняется, скулы и мускулы 
щек развиваются; впадины на висках углубляются, челюсти делаются массивными; все 
кости удлиняются, особенно верхних конечностей, так что Франция и Англия шьют 
для Северной Америки особые перчатки с удлиненными пальцами. Гортань становится 
широкой; голос хриплым и крикливым. Даже самый язык стремится к полисинтетизму 
наречий краснокожих, воспроизводя их слова-фразы и фразы-формулы. Вкус к ярким 
цветам, по-видимому, представляет еще одну сходную черту. Что касается 
характера, то он необходимо отражает на себе изменения темперамента и 
органического строения: это уже не англичанин, а янки. Когда такое изменение 
англосаксонского типа в Америке не объясняется смешанными браками, оно указывает 
на упадок и часто на "регрессию" в сторону низшего типа предков. 
Аналогичные явления происходят в моральной сфере. Идеи и чувства эмигрирующих 
рас принимают как бы окраску новых стран. Народы, поселившиеся во Франции, 
приобрели как физические, так и нравственные черты, наилучше обеспечивавшие им 
успех в этой стране, -- черты наиболее ценившиеся, всего сильнее влиявшие на 
общественное мнение, наиболее полезные с экономической, моральной, религиозной, 
политической и др. точек зрения. Таким образом происходит подбор, поддерживающий 
или видоизменяющий мало-помалу национальный характер. 
V. -- Изучить этнический состав народов и отсюда вывести их относительные 
свойства, их шансы на успех в борьбе за существование, определить, если это 
возможно, численно степень превосходства передовых наций земного шара, -- такова 
надежда современных антропологов. 
Согласно Аммону, Лапужу и Клоссону, каждая нация, с этнической точки зрения, 
представляет собой ряд наслоений, состоящих из тождественных элементов, но 
только перемешанных между собой в различных пропорциях, меняющихся от основания 
и до самого верха. Высшие антропологические элементы могут находиться в большем 
количестве в самых верхних слоях. Морфологическое строение не только различно в 
различных классах населения, но оно изменяется также и в зависимости от времени. 
Наблюдение показывает, что одна и та же система наслоения не удерживается в 
течение долгого времени. "Вообще говоря, эти элементы всегда располагаются в 
одном и том же порядке по степени их плотности, но их пропорция изменяется в 
каждом слое, смотря по эпохе. Если устранить гипотезу иммиграций и эмиграций, то 
при изучении прогрессирующего народа можно констатировать обогащение верхних 
слоев высшими элементами; если народ в периоде упадка, замечается стремление к 
установлению однообразия в составе слоев, и высшие элементы стремятся исчезнуть 
повсюду. В составе известного населения индивиды одной определенной расы могут 
оказаться в таком значительном количестве, что все остальные индивиды могут быть 
выкинуты из счета; "тогда говорят, ради упрощения, что это население -- чистой 
расы". При таком определении расы, она представляет собой понятие зоологического 
порядка; она не имеет постоянной связи с каким-нибудь определенным наречием. 
Следует также тщательно отличать ее от расы в историческом смысле, образуемой 
индивидами различных рас, соединенных в течение веков в одно государство, 
подчиненных одним и тем же учреждениям, руководимые однообразными верованиями. 
Эти "вторичные" расы, для которых хорошо было бы найти другое название, 
представляют собой менее устойчивые, хотя все-таки определенные комбинации и 
отличаются от комбинаций произведенных теми же, но иначе сгруппированными 
элементами рядом с ними. Лапуж предполагает назвать такого рода группы "etnes" 
или "etnies"; они чаще всего находятся в антагонизме с зоологической расой. 
Психологическое изучение рас, входящих в состав данного народа, представляет 
величайшие затруднения. Если бы можно было изучить известное число чистокровных 
индивидов и затем из наблюдений над этими единичными представителями вывести 
присущий им общий характер, то мы получили бы драгоценные данные; но 
"чистокровность" -- недосягаемый идеал. Даже когда физические черты какой-либо 
расы ясно обнаруживаются в индивидууме, например в типичном нормандце или 
оверньяте всегда найдутся те или другие невидимые следы смешения рас, особенно в 
таком сложном органе, как мозг. Сын может быть вылитым портретом отца и не 
походить на него нравственно. С другой стороны, если в среде одной и той же 
нации смешаны различные расы, то происходит такое сложное смешение характеров, 
законы которого еще труднее найти, чем законы передачи физических признаков. 
Различные органические особенности родителей могут передаваться независимо одна 
от другой, так что, например один и тот же цвет глаз еще не предполагает 
непременно одной и той же длины черепа, ни даже тождественного цвета волос. 
Вейсманн отчасти объясняет, каким образом происходят эти чаще всего случайные 
комбинации в зародышах. Это -- как бы калейдоскоп, где несколько кусочков 
разноцветных стекол комбинируются так или иначе, без всякой внутренней связи: 
один из них не предполагает непременно соседства другого. В моральной сфере 
невозможно допустить такого полного отсутствия солидарности между различными 
способностями и стремлениями: сильная воля отражается на чувствительности и на 
понимании, и обратно. Существуют, следовательно, законы, по которым составляются 
сложные характеры, -- законы, очень мало известные нам и приводящие к очень 
сложным равнодействующим. Такого же рода психическая химия наблюдается в 
грандиозных размерах среди целого народа: здесь мы находим те же результаты в 
увеличенном масштабе, но еще труднее поддающиеся анализу. 
Несмотря на все эти трудности, психология народов не невозможна, потому что она 
может явиться результатом наблюдения над индивидами и группами. Даже по 
отношению к расам можно создать своего рода схему, которая поможет довольно 
верному воспроизведению их нравственной физиономии. Но не следует забывать, что 
законы эволюции стремятся все более и более изгладить признаки древних рас, как 
вследствие их взаимного влияния, так и вследствие возрастания индивидуальных 
различий, заслоняющих и затушевывающих старую наследственную основу. Истинно 
этнические черты, продукт наследственности, отступают на второй план, чтоб дать 
место все более и более сложным и разнообразным признакам, индивидуальным или 
вызванным ближайшими родственными связями. Так происходит даже с ростом и цветом 
кожи. Изолированность эскимосов должна была бы, по-видимому, поддержать чистоту 
их расы; тем не менее, по словам Катрфажа, "изменения в росте переходят у них 
пределы, допустимые для индивидуальных различий". "В проливе Гольгэм эскимос 
совершенно походит на негра; в проливе Спафаретт -- на еврея", -- говорит 
Зееман. По словам Кинга, среди них нередко встречаются овальные лица с римскими 
носами. Цвет их кожи иногда очень темный, иногда очень светлый. Гораздо 
значительнее разнообразие и смешение физических и нравственных типов у 
цивилизованных народов: в центральной Европе мы находим, одну подле другой, все 
разновидности черепов, лиц, цветов кожи, темпераментов и характеров. 
Независимо от каких бы то ни было влияний рас, один и тот же социальный быт, 
особенно у примитивных народов, вызывает сходные нравы. Жизнь многочисленных 
племен американских индейцев носит одинаковый характер с жизнью первобытных 
племен Аравии, центральной Азии и Европы. Дикие нации, говорит Гумбольдт, 
несмотря на кровное родство, разделены "на огромное количество племен, 
смертельно ненавидящих одно другое и никогда не сливающихся между собой". 
Главные враги индийского племени Варрам, говорит Аппун, индийцы караибы, часто 
вторгающиеся в их территории, нападающие на них врасплох и истребляющие их. 
Справедливо было сказано, что самые разнообразные формы социальной организации 
встречаются в обществах, принадлежащих к одной и той же расе, в то время как 
поразительное сходство наблюдается между обществами различных рас. Город 
существовал у финикийцев так же как у греков и римлян, а в зачаточном состоянии 
встречается и у кабиллов. Патриархальная семья была почти так же развита у 
евреев, как и у индусов; но она не встречается у славян. Матриархат и родовое 
устройство наблюдается повсюду. "Детали судебных доказательств и брачных обрядов 
одни и те же у народов, самых различных с этнической точки зрения (Дюркгейм)". 
Но следует ли однако заключить отсюда вместе с Дюркгеймом, что "психический 
вклад", являющийся результатом этнических свойств, носит слишком общий характер, 
чтобы он мог оказать влияние на "ход общественных явлений"? Если матриархат, 
родовой быт, судебные доказательства и брачные церемонии встречаются повсюду, то 
это объясняется тем, что здесь речь идет о таких социальных формах и обычаях, 
которые оказываются необходимыми для всех рас при одних и тех же социальных 
условиях; но разве можно объяснить таким же образом все происходящее в среде 
одной и той же нации? Семья может быть организована тождественно у двух народов; 
но один из них будет отличаться уважением к семье, а другой не будет. Верно ли 
также, как это по-видимому допускает Дюркгейм, что развитие искусств у греков 
зависело не от расовых свойств, а исключительно от социальных условий? Следует 
ли думать, что и негры могли бы заменить афинян, или что их могли бы заменить 
евреи, и наоборот? Мы не можем согласиться с тем, что приписывать развитие 
греческих искусств эстетическим наклонностям -- значит объяснять "огонь 
флогистоном, а действие опиума его снотворным началом". Врожденный талант Фидия 
несомненно играл некоторую роль в создании им образцовых произведений искусства, 
а этот талант в свою очередь не был вполне независим от наследственности и той 
расы, к которой принадлежал Фидий. "Мы не знаем ни одного общественного явления, 
-- говорит Дюркгейм, -- зависимость которого от расовых свойств была бы 
неоспоримо установлена". В Соединенных Штатах, отвечает ему Новиков, присутствие 
7,5 миллионов негров среди 55 миллионов белых вызывает значительные затруднения, 
зависящие не от среды, а от расы. Несомненно впрочем, что расовые вопросы все 
более и более отступают на второй план, по мере роста цивилизации, и что 
одновременно с этим увеличивается значение социальной и исторической среды. 
VI. -- По мнению Лебона средний моральный и интеллектуальный характер, 
составляющий национальный тип, так же устойчив, как анатомические признаки, 
позволяющие определять виды. Но одно дело -- тот в высшей степени пластический и 
изменчивый орган, который называется мозгом, и другое дело -- анатомические 
признаки, как например рост, лицевой угол, черепной показатель, цвет глаз или 
волос и т. д. 
Эволюция народов, как это хорошо выяснили дарвинисты может быть коллективной или 
же происходить путем подбора. В первом случае, под влиянием тождественных 
условий среды, климата и т. д., изменяется одновременно вся совокупность 
общественных элементов; во втором случае переживают и оставляют потомство лишь 
некоторые индивиды, которым их исключительная организация обеспечивает наилучшее 
приспособление; тогда общество трансформируется путем постепенного удаления 
известных этнических элементов. По мнению Аммона и Лапужа, второй способ играет 
гораздо более важную роль. Во всяком случае подбор действует быстрее, нежели 
среда и климат: но он требует гибели бесчисленного количества индивидов: "он 
заставляет платить жизнями за этот выигрыш в скорости". Не следует поэтому 
представлять себе, что народ переходит во всем своем составе "от юности к 
зрелому возрасту, а затем к старости", как говорил Паскаль. Народ развивается 
путем подбора, упрочения свойств, охраняющих отдельных индивидов; когда народ 
стареет и вырождается, это значит, что его лучшие элементы в конце концов 
затоплены, поглощены заступившими их место низшими элементами. Поль Брока, 
по-видимому, первый употребил выражение: социальный подбор. "Главным театром 
борьбы за существование, -- справедливо замечает он, -- является общество". 
Война, колонизация, быстрота приращения народонаселения, борьба за 
индустриальное, политическое и умственное превосходство, -- таковы по мнению 
неодарвинистов, наиболее заметные проявления подбора, происходящего между 
различными народами. Что касается факторов подбора, действующих внутри одной и 
той же нации, то к ним надо отнести: войны и военную службу, перемещения 
населения внутри государства и развитие городов; наказание преступников, 
вспомоществование нуждающимся классам, преследования и общественный остракизм на 
религиозной или какой-либо иной почве, политический фаворитизм и политические 
антипатии, безбрачие, законы и обычаи, социальные и религиозные идеи, касающиеся 
брака и отношений между полами, стремление занять высшее положение в связи с 
образом жизни и т. д. Это главнейшие факторы, которыми определяется рост или 
упадок различных элементов, хороших или дурных, входящих в состав населения. 
Так как естественный подбор допускает переживание только наиболее 
приспособленных, то часто думали, что он обеспечивает размножение наиболее 
высоких форм и типов и исчезновение наиболее низких. Это неверно по отношению к 
миру животных, где приспособленность к наличным условиям среды не всегда 
предполагает внутреннее превосходство. В социальном мире факторы подбора также 
действуют в пользу типа, наилучше приспособленного к совокупности окружающих 
условий; но эти условия еще не обеспечивают, в силу одного этого, сохранения 
типов, наиболее необходимых для высшего развития человечества; часто, напротив 
того, они допускают их истребление. Война и милитаризм, преследования, 
религиозное безбрачие, погоня за более роскошными условиями существования, 
общественное и профессиональное честолюбие, скученность населения, вот факторы, 
часто мешающие приращению элементов, высших по своим физическим, 
психологическим, и моральным качествам. Точно так же, во взаимной борьбе наций и 
цивилизаций, "грубая сила стерла с лица земли расы, представлявшие огромное 
значение для прогресса человечества" (Кольсон). Таким образом способность 
приспособляться к окружающей среде не всегда соответствует общему превосходству 
индивидуума или расы. "Нет никаких причин... чтобы в борьбе за существование 
одерживал верх наиболее высокий, красивый или лучше вооруженный. Второстепенные 
качества, как бы они ни были важны сами по себе, не составляют условия успеха в 
борьбе: решающее значение имеет лишь та очень небольшая область, в которой 
устанавливается соприкосновение с противником. Многие хорошо одаренные виды 
обязаны переживанием не своим блестящим качествам, а немного большей способности 
сопротивления яду микробов. Подобным же образом, в борьбе социальных элементов, 
успех худших из них зависит от какого-нибудь заурядного свойства, а иногда даже 
и от недостатка" (Лапуж). В настоящее время, по мнению пессимистов, общественный 
подбор, заменивший собой в значительной мере естественный, действует во вред 
высшим элементам, благоприятствуя победе и размножению" посредственности. 
Военный подбор, например, мог производить удачную сортировку у дикарей, 
обеспечивая высшее положение наиболее сильным, храбрым и ловким, но у 
цивилизованных народов война и милитаризм -- бичи, приводящие в конце концов к 
понижению расы; они ослабляют ее гибелью сражающихся, затем гибелью не 
сражающихся, но делающихся жертвами материальных последствий войны, и наконец 
уменьшением рождаемости; даже более того: подбор благоприятствует в этом случае 
слабым и дряхлым, увеличивая шансы смерти для наиболее сильных. В других 
отношениях, милитаризм выбивает крестьянина из его колеи, приучает его к 
праздности, городской жизни, дешевым удовольствиям. "Обезлюдение деревень и 
развитие городов, -- говорит Лапуж, -- ускоряется вынужденным пребыванием в 
гарнизонах большого количества молодых людей, которые, вернувшись в свои семьи, 
скоро получают отвращение к своей первоначальной жизни и возвращаются в города, 
внеся предварительно элемент дезорганизации в деревне". Политический подбор, 
играющий, быть может, еще худшую роль, является великим фактором низости и 
рабства. Прямо или косвенно, но он действует гибельным образом на народы. 
"Политика положила конец Греции и Риму, а также цветущим итальянским 
республикам. Она же погубила Польшу. Во внешних сношениях она протягивает руку 
войне, которую поддерживает... Борьба за воспроизведение всецело 
благоприятствует низшим классам, которые, не имея ничего, размножаются без числа 
и воспитывают избыток своих детей на счет общественной благотворительности. 
Будущее принадлежит не наилучшим, а разве только посредственности. По мере того 
как развивается цивилизация, благодеяния естественного подбора обращаются в 
бичи, истребляющие человечество" (Лапуж). 
Необходимо признать, что в человечестве прогресс не совершается фатально, 
действием одних "естественных законов"; нравственный прогресс требует 
индивидуальной нравственности; общественный прогресс требует, чтобы общества 
заботились сами о своих судьбах, а не полагались на животную борьбу за 
существование. Но поскольку был ненаучен оптимизм древних школ, постольку же 
малонаучен безусловный пессимизм некоторых дарвинистов, желающих свести историю 
к простому проявлению расовой жизни3. 
VII. -- Кроме того что история и социология злоупотребляли и еще злоупотребляют 
до сих пор ролью этнических факторов в вопросе о физиологии н